Часть первая. Кумпарсита
Тёплая южная ночь, как взрыв сладострастья, обрушивается на этот город всегда внезапно. Но ещё не вечер, а самая лучшая пора, когда жара уже спадает, и морской бриз ласкает за день утомлённые солнцем тела и души; а деревья, травы да цветы снова обретают способность благоухать пряными ароматами субтропиков; человек же готов к самым чувственным наслаждениям, какие и вообразить себе невозможно в этом волшебном краю.
Так обнаруживает себя гость побережья, не обременённый сейчас житейскими заботами, оставленными у себя дома, где трудные деньги составляют главное их содержание, точнее – где бы их добыть, сохранить от неизбежных трат, да накопить достаточно для того чтобы увидеть уголок земли где «у моря царствует природа, круглый год цветёт тенистый сад».
И как-то само собой ускользает от внимания то обстоятельство, что живут на этом вечном празднике безрассудств аборигены, наживаясь на каждой мелочи от щедрот пришельцев.
Вот на задворках «Светланы», известного ресторана этого побережья, стоит бочка с надписью «Квас» - кажется совершенно уж опустошенная отдыхающими за целый день жары. Молодая, красивая женщина устало готовится завершить свой трудовой день: свернуть торговую точку, подсчитать выручку, сдать её кому следует и тогда уж отправиться домой, к семейным делам. Вот же и дочурка терпеливо поджидает милую свою мамочку.
Дочурка эта ни мала, ни велика, а в самый раз чтобы помечтать обо всём и ни о чём конкретно – что первое придёт в прелестную её головку, которой шестнадцатый годик уж миновал, а семнадцатый ещё на подходе. Арифметика. Если придёт фантазия считать года, когда жизнь только начинается.
-Ну мне было семнадцать? Лет… Ох, эх!
-Семнадцать лет?
Лет семнадцать-то было. Или..? Да, семнадцать. Потому-что в восемнадцать я окончила ( школу). Это значит лето дома… Ничего не пойму… или? Мама уже уволилась из буфетчицы райкома хостинского и поступила торговать в Светлану… Так… Неужели я уже училась в ВГУ? ( воронежский государственный университет) Так…Ну где-то вот я была ещё…
…Ах, это было л е т о! Это было л е т о !!!! Это было уже… В е ч е р! Она сдавалась. Этим вечером отчёт написала. Но ведь пока всё не вымоет, всё ни приберётся… Она же никуда ни это… А я уже изны-ва-ла!
Ну, мы в конце концов дошли мы с ней до Светланы. Ну, естественно, на задворках там остановились возле бочки с квасом. Она говорит: - Ты, Леночка, тут побудь. Я сейчас быстренько побегу, сдам деньги и мы пойдём домой. Уже поедем домой.
Ну, она ушл-а-а…
А тут т и ш и н а такая как… ну там какие-то обрывки звуков, как такие настройки музыки… можно это воспринять… ну в основном тишина.
И я залезла на эту бочку. Легла. (Она тё-ё-плая. Нагрелась). И н е б о з в ё з д н о е передо мной. И вот лежу я… Вдруг как какое-то… такое …Звон литавр. И метёлочкой: - ф р ш ш ш и к И... и скрипки. Хап! :
-Тара-па-па-ра-па-ра па… (Si supieras.,Que a;n dentro de mi alma conservo aqu;l cari;o que tuve para ti. Это Кумпарсита!!! С её « не знаешь что ты всегда со мною, я жива только тобою».
Я вот так вот и застыла. Замерла. Да на протяжении всего вот этого танго, которое на летней площадке Светланы играли, так и даже и пошевелиться не могла. До того она меня… ну.. ну… всю пронизала.
И мама уже пришла под самый конец:
- Лена, пойдём, Лена пойдём!
А я не могу даже и пошевельнуться. Лежу под таким впечатлением.
И вот сколько же я живу, я н и о д н о г о р а з а не слышала больше такого исполнения этого танго кумпарсита. Ни разу!
Они всё по-разному… (Вплоть до каких-то там супер акробатических номеров.)
А это там! Чётко-чётко. Какие-то вот… оркестрик так само… самодеятельный оркестр из музыкантов простых вот таких . Они знали ч т о надо и к а к надо играть… Ни разу в жизни больше я вот т а к о г о исполнения не слышала.
Ну так и что? Не слышала, говоришь. Да мало ли кто, как и когда впечатляется от случайной мелодии: может быть у тебя нет и музыкальных способностей, и исполнительской практики, и вообще творческих потенций? Просто услышала раз ресторанный чёс - вот и возбудилось. Мудрено ли это девице в шестнадцать-то испуганных лет?
Да - говорят факты биографии той девчушки на квасной бочке - если бы чуток пораньше всыпали ей за некое самоуправство, то неизвестно ещё что получилось бы из неё.
А ведь было же…
В конце мая пятого класса я поступила в вечернюю музыкальную школу. Туда принимали детей не с первого класса, а вот уже постарше: десяти, двенадцати лет; даже может человек в двадцать лет поступить. А я вот поступила, учась в пятом классе.
Случай, который я хочу рассказать произошёл на третьем году обучения. То есть я училась уже в третьем музыкальном классе. То есть в восьмом классе общеобразовательной школы это дело было. Училась я у Обориной Натальи Сергеевны. Хорошая такая была учительница. А у нас бывают отчётные концерты (академические). Это: учишь вещи и играешь в зале, на сцене. И комиссия из учителей сидит. Выставляют такую оценку, на какую отметку ты сдашь.
Вот и у меня было, по-моему, три или четыре вещи. Причём, была такая Элегия Салютринской – вообще шикарная. Она уже за шестой класс. Хотя я вот в третьем классе училась.
Ну зашли мы на этот концерт. Ученики сидят в зале, а перед сценой- преподаватели. Вызывают по одному. Оценивают.
А передо мной сидели две какие-то девчонки. И без конца: - шу-шу-шу-шу… Я им первый раз сказала: - девчонки, перестаньте болтать.
Они опять: шу-шу –шу.
Директор. А был он такой … Инвалид. Без одной ноги. И как-то так посмотрит на меня. Раз посмотрел. Я опять: девчонки, перестаньте. Он - второй. И в третий раз говорит: -А ну-ка выйди! Вон та пусть выйдет из зала! Бляха муха! Я вне себя… Ну да что же - пришлось выйти.
Вышла, и давай реветь. Ой, ревела, ревела.
А тут - перерыв. Зал нужно было освободить для какого-то другого мероприятия. Оставшихся - в какой-то большой класс на втором этаже. Значит, там должны прослушивания продолжить.
Ко мне Наталья Сергеевна прибегает:
-Что такое? Что такое случилось?!
- Да девчонки болтали. А он на меня… Он меня… А я, вообще, сидела молчала как мышка.
Она и говорит: Пойдём, пойдём быстренько, пока он оттуда доберётся до этого второго этажа – сыграешь.
А я реву, вытираю руками лицо. У меня все руки мокрые. Кое как их вытерла о платье. Давай играть. Первую, вторую вещь. Третью играю - это элегия Салютринской - а она такая широкая, вообще. Великолепная она. И довольно таки известная.
Ещё когда я её разучивала, то всё время заглядывали в класс. Такая великолепная мелодия она.
И вот я играю. Клавиши мокрые от слёз, скользят. Как какие-то паузы … руками, раз! - по лицу. Слёзы до локтей у меня эти текут.
И на этой элегии заходит это самый. Директор!!!. А я играю!
Но всё-таки собралась и доиграла до конца.
Ну и в общем-то я получила пятёрку за этот концерт. Вот так вот.
И потом уже какая-то дурь на меня нашла. Перестала ходить в музыкальную школу. И не кому было наподдать как следует. Через несколько месяцев спохватилась… И ведь взяли бы обратно. Вот и Наталья Сергеевна говорит:-
- Кто так себе, так тянут до конца, а эти - бросают ни с того ни с сего.
Да. Взяли бы, да надо было внести плату в пятьдесят рублей.
- А где же я их возьму-то, доченька, ведь каждая копейка на счету.
Так и оборвалась для неё карьера музыканта. Но остались ещё танцы и пение. Было дело и танцевала в самодеятельности и пела в хорах от Берингова моря до Байкала. Себя тешила и людям развлечение.
- И то правда! А это кто ещё тут у нас поддакивает?
А вот кто.
Часть вторая. Случайное танго вдвоём
Именно в те дни, когда известная нам девица пребывала на бочке кваса у тёплого моря в обездвиженном состоянии, пять тысяч восемьсот километров восточнее, под жарким забайкальским солнцем - превратившем в полупустыню степь, хранящую в своих недрах огромные запасы урановой руды – весьма активно действовал хлопец да на полгода младше той сочинской девицы.
Кроме прочих там своих приключений, случалось ему проводить некоторое время во глубине старенькой шахты, где продвинутые жители маленького посёлка зарабатывали большие деньги и льготный стаж для выхода на пенсию.
Последнее это соображение упомянуто здесь тоже случайно, паренек же в свои, напомню, шестнадцать лет об этом даже и не помышлял. А всё существо своё отдавал познанию окружающей обстановки, которую находил прекрасной всюду: и в выжженной степи; и на горных хребтах в ароматах лишайников и нагретого камня; и в крошечной парной речушке под замысловатым названием Маргуцек; да даже и в сырых глубинах земли, где ещё с петровских времён добывалось руда свинца, стратегически важного в дикие времена зарождения империи.
Несмотря на юный свой возраст, хлопчик этот имел антропометрические данные, делающие не обязательными строгие правила допуска персонала к работе в подземных горных выработках.
Тут-то и находятся истоки той истории, которую автор пытается сейчас связать с кумпарситой на черноморском побережье. Не всё же время ему было сидеть в штреке и рудных камерах на горизонте.
Приходило время подниматься на-гора.
Последующим шагом на пути из мрака подземелья к свету жизни была столовая.
Хотя многие шахтеры и пренебрегали изысками общепита в пользу обыденной пищи домашнего круга, все же посетителей здесь было достаточно, чтобы сформировать медленно двигающуюся очередь.
Эта неспешность была как нельзя кстати, ибо тогда продлялась возможность постепенного приближения страждущего едока к некой красавице. Разрумянившаяся от жара горячих блюд, она всеми своими прелестями предъявляла себя удивительно просто. Глубокий взор ее восходил от кастрюль всякий раз, когда надлежало спросить нового клиента о его предпочтениях в предложенном меню. Быстролетный, но надолго запоминающийся, вопросительный взгляд, проникающий, кажется, в самую глубину души, мягкая улыбка, подтверждающая принятие заказа, - и вот уже руки её ласково вершат круговорот необходимых движений и протягиваются к просителю с предложением принять наполненную тарелку. Не шелохнется гладь питающей влаги, а сердце все-равно замирает в истоме от ниспосланной благодати.
Быстро, однако же, приходит и его очередь.
Теперь остается только вспоминать, обращенную к нему улыбку, показавшуюся , в некотором смысле, особенной.
Каким-то непостижимым образом до него дошло однажды, что в субботу предстоит встреча с этой чаровницей из столовой на танцах в местном парке.
Свидание, чисто конкретно.
Что это - небывалый для него натиск кавалера, или же результат чьей-то изощренной интриги?
Так или иначе, но встреча должна состояться! И предстояло действовать!
Как?
Что делать?
Как быть..?
В обеспечение успешного проведения предстоящего мероприятия, ввиду явного замешательства ответственного исполнителя, к подготовке были привлечены в их научно-исследовательском отряде лучшие силы теоретической, моральной и материальной поддержки.
Немедленно был придан привлекательный вид прическе его светловолосой головы. Есенинский стиль в сочетании с открытостью лица, исполненного откровенно крупных форм!
-Это неотразимо - находили отрядные эксперты.
Туфли, брюки и рубашка его были решительно отбракованы и заменены щедротами сочувствующих. Остальные составляющие комплекта скрытых средств предстоящего обольщения, видимо, находились достаточными, с учетом того, что носки и даже трусы не окажут решающего значения в самый ответственный момент.
Итак, объект к бою готов!
Так действуй же решительно и иди до победного конца!
В сопровождении группы поддержки он выдвигается на рубеж атаки. Еще издали были зафиксированы звуки музыки и отмечены какие-то перемещения поверх вершин молодых, только недавно высаженных тополей – там уже собрались поселковые завсегдатаи плановых вечеров отдыха.
В состоянии умопомрачения нашего героя-любовника - настолько интенсивного, что и у такого изощренного наблюдателя, как автор, происходит полная засветка следящего экрана –
… встреча состоялась, и теперь удивительная парочка вместе.
Словно в беспамятстве танцевали они один танец за другим, так что только едва воспринимаемая ими мелодия заставляла ноги лишь едва переступать по настилу танцплощадки. Прикосновения тела, обжигающие вначале, теперь обратились в некий спазм. Рукой он чувствовал напряжение ее спины, пояса, ладонь ее утратила теплую мягкость и, казалось, искрила разрядами скрытой энергии в его руке. Застывшим взглядом они смотрели вдаль - каждый в свою сторону - едва ли замечая, что происходит вокруг. И только близкое дыхание говорило о том, что они еще живы.
(Временами сознание возвращалось к нему, для того лишь, чтобы заметить, сколь радостны местные заводилы, сейчас собравшиеся вместе и заинтересовано следящие за танцующей парой. Задор собравшихся однозначно свидетельствовал о том, что сегодня нашего танцора, будут бить.
И правильно – нечего местных девок портить заезжей малолетке!
Но бить - это потом.)
А сейчас следовало продолжение сладкой муки в сопровождении бесконечного танго теплой ночи, под сияющими звездами сочувствующего мироздания.
Но кончился вечер танца и они пошли вдвоем в направлении ее дома - аскетичность местности не оставляла ни единого шанса возможности уединения. Словно в ярком свете софитов на выпуклом пространстве сцены суждено им сегодня играть невольную роль главных героев под восторженное внимание прихотливых зрителей.
Шутки и смех бойцов, возбужденных предстоящим продолжением праздника неслись им во след.
Неспешно дошли они до ее калитки. Постояли немного. И как-то виновато простились, каждый унося с собой многозначительность несбывшегося, гораздо более важную, чем просто факты, в которые неизбежно обращается всякий наш совершённый поступок.
Действовать теперь предстояло решительно, ведь вступали в силу совсем другие правила игры. И едва только захлопнулась дверь калитки, он применил тактику, в корне отличавшуюся от обычаев проведения рыцарских турниров. Что бы там не говорили, но теперь разыгрывать сцены из средневековой старины было бы смешно .
И потому он бежал. Но сколь изощренно!
Сначала он сделал резкую пробежку вперед по неведомой темной улице, затем свернул в первый же проулок и залег у высокого забора. Секундами позже, мимо пронеслась толпа, радостно возбужденная предчувствием близкого торжества. Как только они отдалились на некоторое расстояние, он вскочил и столь же резво отбежал назад и вновь затаился, чтобы пропустить возвращающихся преследователей, уже несколько озадаченных таким оборотом событий. После этого, конечно же, надлежало выполнить затяжной рывок. И он сделал это.
Следующая стоянка была уже на краю поселка, где он свернул на какую-то улицу и долго сидел там на лавке для посиделок у чьих-то ворот, восстанавливая дыхание, ловя крики и свист местного воинства, смещающиеся из стороны в сторону уже где-то на противоположном конце спящего селения. Было совершенно очевидно, что он потерян для них. Теперь следовало вернуться в отряд, ожидая упреки в столь явном провале миссии обольщения.
Все свои были в сборе и заинтересованно разглядывали друг на друге следы только что закончившегося боестолкновения. Обнаружив его целым и невредимым, каждый воссиял лицом и продолжил свое участие в разборе случившегося, в результате которого все легко сошлись в том мнении, что, хотя поставленная цель и не была вполне достигнута, в целом танцы удались.
Думается, что и супротивная сторона пришла к такому же выводу. А это единство мнения и есть главный трофей воссиявшей над местечком победы.
Долго еще в памяти народной будет жить эта легендарная история о совершившемся при Поселке побоище исполненных коварства пришельцев, посягнувших на честь первой красавицы и испытавших на себе сокрушительный удар возмездия от местных блюстителей нравственных устоев. Вначале эта история начнёт пополняться все более невероятными подробностями. Потом эпический накал события истает в тени новейших дел и займет свое место в череде безвозвратно канувшего в темном омуте памяти.
Что же было дальше? Да, в сущности, ничего.
Если не считать похождения танцора в последующие семь лет, о которых здесь из скромности умолчим. Однако же сосредоточив своё внимание на завершение темы, относящейся к танцам вдвоём.
Часть третья. Треугольник не совсем чтобы о танцах.
Есть в человеческих практиках такое понятие как триангуляция, обозначающая чёткую форму манипуляции реперами бытия, с помощью которых случайные, казалось бы, события выстраивают пространство общей судьбы, уж которая настолько всесильна, что остаётся только признавать её власть над собой вне зависимости от того хороша она или не очень.
И здесь речь пойдёт именно о треугольнике. Две точки вершин его уже определены у Светланы и поселковой танцплощадки. Дело за третьей. Её то мы сейчас и найдём решением предельно простой задачи.
Дано:
вершина А (бочка с квасом у ресторана Светлана) – это нуль координат;
вершина же В ( танцплощадка парка забайкальского шахтёрского посёлка) отстоит от бочки на удалении 5700 километров к востоку);
Тогда вершину С находим на северо-северо-востоке удаленнной на 3800 км от В; и замыкает наш треугольник в 7400 километрах к северо-востоку от А.
Ну и что же там нам интересного происходило контексте танго кумпарсита, и впечатлившейся ею девицы?
А вот под ногами её, уже как молодого специалиста, выпускницы южно-русского университета - вожделенный её прихотью край земли, сейчас здесь наполненный цветностью удивительных серых тонов. Даже зелень травы, даже голубизна небес отринули броскую яркость материковских своих тонов и стали мягки, но глубиной своей насыщенности как бы подстраивались под серую сущность вод, лениво плещущих, малыми - волна за волной - накатом на серый песок пляжа. На дальнем берегу залива (лимана – загодя предупреждали их знатоки этих мест) словно на большой ладони склонов возвышенности заметны были дома городка. Словно серые горошины - виделись они отсюда и казались жилищами обитателей страны сказочной, сейчас затаившейся от невразумительных ещё взоров пришельца.
Едва только внимание её отошло от игры в догонялки волны за волной на пространствах акватории, как чуть не перехватило их дыхание от красоты, сейчас вот наполняемой для наблюдательницы самой жизнью этого мира. Серые сигары огромных белух во множестве своём выходили из бездны волн, взмывали над водой и снова уходили туда, где жизнь была неявна, но повелительна. Туда бросались отвесно ослепительно белые чайки, чтобы тотчас же вознестись им в небеса с богатой добычей пищи. То тут, то там над водой едва выделялись чёрные мордочки нерп. Многие из них сейчас уставились на пришельца и долго изучали – не исходит ли от неё какая-нибудь опасность. Но нет же. Какая уж тут опасность, когда тихий восторг существа, ошеломлённо осознающего так обнаруженное само начало жизни на их планете, да сумевшей сохранить здесь миллион - о!!! - летиями свою первозданность так, что даже два или три белых корабля, стоящих на якорях посреди лимана не были чужеродны, а представлялись лишь продолжением тех чудес, которые своеобычны здесь; и среди которых пришелице предстояло жить отныне и присно и во веки веков, пусть не телом своим, но уж душой-то – однозначно.
И вот уже в один - с далеко идущими последствиями - момент та девица, когда-то впечатлившаяся танго кумпарсита под звёздным небом юга сходит с борта вертолёта на галечники какого-то ручья, не ведая о том, что приготовила ей здесь, среди обширных тундр, злодейка по фамилии Судьба.
Традиционно на звук с небес весь тамошний народ бросает все дела и выходит встречать прилетевших товарищей. Вот тут-то в дверном проёме и показалась наша девица с чемоданом в руках.
…Невыразимое обаяние юности источал весь вид пришелицы. Была, между прочими приметами обычного облика девицы - и одна существенная особенность. Красное, туго натянутое трико. Пересечение его нитей под напором упругих форм утратило свойства декартовой геометрии и теперь являло невообразимое богатство сочетаний искривленных поверхностей, присущее только высокоорганизованной белковой субстанции, в нашем случае весьма привлекательной как на вид, так и, смеем полагать, на ощупь. Это, казалось бы, и без того достаточно эффектное свойство, было, однако же, еще и усилено тем, что упоминавшийся уже полушубок - и без того не длинный - был еще и укорочен, так что светлая оторочка из подвернутого наружу края меховой полы разделяла черное и красное в таких границах, от которых у наблюдателя невольно возбуждался генератор самых прихотливых воображений. Таким вот способом крепкие её ножки, начавшись где-то близко к указанной границе, уходили - не без вызова - в ладную обувь.
Словом, однозначно являлась готовность владелицы всех этих достоинств, представленных столь явно, отстоять в любом случае свою независимость от притязаний холода ли, нескромных ли иных посягательств. Впрочем, реакция привычно озабоченной толпы встречающих вертолет на это пришествие, была сдержанной вполне естественно. Однако же рядом существовал и параллельный мир, где это пришествие обрело свой особый смысл, едва ли не вселенского масштаба.
Вихрь энергии неясного генезиса возник на месте владелицы полушубка. Возникнув же, он, бестелесно пронзая всё на своем пути, стремительно распространился вокруг. Но тут же, в некой точке пространства, свернулся вновь, готовый к боевому своему применению.
Так случилось, что координаты упомянутой точки уже занимал некий носитель души, совершенный ещё два года назад солдат, весьма измученный длящейся, казалось уже вечно, борьбой. Наваждение порока - вот вам имя его супостата - не оставляло своих позиций ни на самую малость времени. И когда бы наш герой мог бы восстановить свои силы хоть и для деяний на поприще общественной пользы? Тщетно! Коварные силы вновь и вновь обрушивали на этого юношу свои, самые изощренные, удары. Боль многих уже ран нашла в нём свое прибежище, а даже призрака победы не сулили грядущие дни. Так что флюиды пришелицы нашли свою цель уже подготовленной к растерзанию, и понятно теперь отчего включился тогда, естественный в данном случае, механизм детонации.
Свет померк в глазах бойца. Небеса, земная твердь и, предположительно, само дыхание оставили нашего героя. Только воспаленный взор его уловил исполненный коварства быстролётный взгляд, вспорхнувший от лица, в нежных чертах которого, разве могла бы ещё вчера предвидеться угроза будущих страданий…
Несмотря ни на что, жизненные показания уже приказывают парню: - Надо брать!
А между тем и девица спокойна не вполне. Хотя и здесь новые друзья не хуже других, тех что оставлены где-то там, в прошлой жизни. Только вот есть среди новых один противный парень. Этот проходу не даёт. Всё ходит и ходит. Да ещё заладил своё:
- Выходи мол за меня. Выходи да выходи!
:
-И куда только от него деваться? Вот привязался-то!
Между тем миновали дни за днями. На тесном пятачке сферы, обитаемой местным сообществом людей, пережили остаток зимы; ушла прочь всеобщая весенняя кутерьма, а летняя пора уже требовала открывшихся сезонных забот и труда. Но, однако же, оставалось достаточно времени, чтобы досужее население находило свой интерес к созерцанию, казалось бы, скрытой от всех, борьбы двух субстанций, которая все не прекращалась, а, напротив, проникала всё глубже в воспалённые недра двух существ, приобретая при этом самые изощрённые формы.
Случилось так, что в недели стремительно уходящего лета, нашим воителям приходилось всё больше и больше времени пребывать в интересах производства, не только в непосредственной близости, а даже и в тесном контакте друг с другом. Радиус безопасного расстояния - в самом начале встреч установленный было владычицей гибельных чар - всё более и более сокращался, да он и не мог далее соблюдаться, в силу – естественно! - производственной необходимости. Случалось - и не раз - так, что им вместе необходимо было не только работать, но и проводить досуг в осмотрах прилегающих пространств, и даже коротать вечера в беседах за чашкой чая.
Надо сказать, что сама природа участливо и коварно предоставила мотив столь ошеломляющего сближения – ведь ночами уже холодало, а заготовка топлива требовала мужского вмешательства. По завершении же столь неизбежной операции было бы невежливо с ее стороны просто вытурить столь внимательного джентльмена без невинного чаепития, каков ритуал имел самое обширное распространение в местном обществе, и, в известном смысле ровно ничего не означал. Но это правило действовало вне круга их интересов - у них же ни на минуту не слабела постоянная готовность и тут отразить, при малейшем на то подозрении, и самые изощренные притязания. Или же всё-таки принять их?! Кто знает, куда падет в коварный час - уже неумолимо воздымающийся над их головами – жребий неясного свойства?
Морошка, между тем, уже поспела.
Нежные её огоньки мириадами были рассыпаны по зеленеющим кочкарникам; всё чаще уходили они вдвоем стынущими вечерами, и бродили среди этих созвездий долго.
Ягода оранжево светилась в ладонях и растекалась затем во рту кисло-сладкой прохладой. Но, странное дело, от этой свежести все креп в душе так трудно сдерживаемый жар. Соприкосновение с губами сочной мякоти крупных ягод являли грезы отнюдь не гастрономические.
Эх!
Уже пройдена неширокая, пружинящая под ногами, долина ручья и начавшийся пологий склон сопки предлагает уставшим твердую почву. Сухой ягель пружинит и хрустит, а тут и там являются густые куртины зарослей кедрового стланика.
Небосвод заметно темнеет, крепнет сияние первых звёзд, и над землей величественно всплывает ослепительный диск ночного светила. Только седеющий ковер мха светится под ними. Сухой и упругий, он зовет откинуться навзничь и предаться созерцанию небесных сфер. Пьянящий запах мхов, кедровый аромат стланиковых веток, вкус ягод на губах и легкое дыхание совсем близко.
Как противостоять власти наваждения?
Как удержаться, чтобы неосторожным порывом не спугнуть то, что происходит сейчас и в тебе, и вокруг?
Почему так загадочна мягкая улыбка этой жестокой владычицы его грёз?
Рушатся последние бастионы благоразумия и, отринув прочь осторожность, его губы припадают к влекущему рту!..
…Мир, однако же, остаётся недвижим. Горы и долы, реки, ручьи и кусты бестрепетны в лунном сиянии. Только осязание упругости иного тела, только щедрый, как парное молоко, запах девичьей плоти.
Теплые и мягкие уста её вдруг напряглись, застыли, как бы в поисках выхода.
Смех!
Таков был ответ.
Но не как вызов или даже отпор. А благополучное разрешение столь многих ожиданий и тревог. Уже потом, по прошествии некоторого времени он ещё и ещё переживёт в душе эту минуту. Наверное, им обоим хотелось тогда продолжения начавшейся игры, но что-то остановило тогда дальнейшие порывы. И это что-то вошло в их внутренний мир, разрешением мучительных сомнений и утверждением открывшихся надежд.
Тогда же для ощущения счастья было достаточно и того, что уже произошло: эти блуждания вблизи друг друга, эти взгляды украдкой, этот мир вокруг, эти запахи, упругость мха и вкус испуганных губ!
А ведь увещевали же девицу добрые люди:
-Ты думай за кого выходишь. Ведь Сержант же.
Сержантом и оказался по жизни.
А как же танго?
Ну тут-то он весь мой. Уж я ему покажу каково это – быть в моей власти.
Ну и что тут можно сказать? Только сущую правду.
Часть четвёртая. Неизбежные последствия
Вообразите себе, как ваш автор настолько изощрён в своих житейских прегрешениях, что оказался как бы и женат-то на двух женщинах сразу, причём сущностно поразительно разных:
-если одна представляет собой сочинскую прелестницу из рода одесских, что называется, недорезанных буржуев – отсюда и её всегдашняя готовность блистать в обществе своими совершенствами: то, пленительно наклонив головку, распевать песенку, только вот сейчас в эту головку пришедшую из сокровищницы окружающего мира, а то сильфидой кружиться в изощрённом танце, для которой я – всего-то лишь вынужденный неуклюжий партнёр, едва ли не падающий в обморок в напряжении от попыток сохранить равновесие и не грохнуть сильфиду об пол на глазах у публики, даже и не подозревающей о нашей проблеме;
- то уж другая сама удивляет, и - бери выше! - умиляет трогательным своим стремлением угадать обычаи простонародья, и сделать так, как велят вековые те житейские установления; чтобы органично вошли они и в нашу жизнь; во глубине своей сохраняя вольность яикских казаков, их разбойную сущность, но модулированную на хитрость калмыцких красавиц, умыкнутых в своё время себе в жёны, ибо русские - они грубы и своенравны, а эти - нежны и покорны во всём. Калмычки те ловко обманули сабельных да пищальных умельцев и наплодили от них разбойников ещё более крутых. Вот и вторая ипостась моей жены под личиной слабости скрывает удаль и непреклонную командную волю – ну, чистый емелька пугачёв.
При том, что уж партнёр-то её – элементарно генетически бездонный простолюдин, что называется, от сохи валенок сибирский. Но звёзды его участи сошлись при рождении так, что, хоть и деревенщина, но по натуре своей бычара с водолеистой склонностью к неконкретным рассуждениям о том, да о сём.
Словом, не подарок как той, так и другой инкарнации своей супруги, немало претерпевших от сочинителя небылиц на своём невольничьем веку.
.
Скажу только, прежде всего в утешение самому себе, что групповое сожительство многокомпонентной той девицы с Сержантом продолжается уж не один десяток лет.
Остаётся только с долей язвительности согласиться и с её признанием о последствиях того, как она бросила в своё время музыкальную школу.
- Ну не дура ли я была? Именно с такой непосредственностью расставляет она акценты своего бытия. А ведь могла бы стать уже, может быть, добротным исполнителем, а то и знаменитостью. Да и жила бы судьбой другою, где нет места всех перипетий странствий по жизни женой т о г о забавного танцора, и матерью детей от него.
И здесь, из уважения к личности её не стану нынче спорить.
Интересно же, однако, что ещё теперь скажет нам она сама.
Вот она и говорит, впечатлённая на этот раз Кармен-сюитой:
Бизе-Щедрин... Кармен-сюита...
Я страха, жалости не знаю.
Кармен я, вольная цыганка,
Я ритм фламенко отбиваю.
Я руки к небу поднимаю,
Мои оборки, словно крылья,
Они несут меня, качая,
И всё на свете забываю.
В меня влюблён солдат. - безумец
(Не сержант ли? В. Г.)
Семью он предал и невесту.
Ради любви ко мне, сменил он
Мундир на плащ контрабандиста.
(Ну, это точно не про меня В.Г.)
Он молод, мой солдат, и честен,
Он от любви ко мне сгорает.
А мне совсем не интересно,
Что он от страсти умирает.
Вчера в Севилье, под оливой, ,
Я познакомилась с красавцем.
Он матадор, смел на арене.
Он мой кумир, он моё солнце!
Вновь отбиваю я фламенко,
Не стой преградой предо мною.
Моя любовь не птица в клетке,
Моя душа полна любовью.
Сегодня ночью под оливой
С любимым встретимся мы вновь.
Меня ничто не остановит!
Меня к нему влечёт любовь!
А ты… Ты мне совсем не нужен.
Вернись скорей в свою семью.
Твоя судьба - быть верным мужем,
А я - люблю, люблю, люблю...
Но что я, господи?.. Ах, да...
Бизе…Щедрин... Кармен-сюита!..
Меня простите, господа,
Пластинка кончилась. Забыто.
Однако, те ещё у неё фантазии…
Так ведь и это не все ещё виртуальные похождения барышни. Бывает, что и взгрустнётся ей ностальгически по родным местам:
Маленький курортный город Сочи,
Где растут магнолии цветы
Я люблю твою прохладу ночи,
Запах моря и восход зари.
Только лучик солнца озаряет
Город мой любимый, мой родной,
Все вокруг внезапно оживает,
Царственной сияет красотой.
Маленькую девочку шалунью
Бережно баюкала волна,
Нежно обнимала, лелеяла, ласкала,
О любви шептала ей она.
Лес дарил на Бытхе ей фиалки,
Море, горы, солнце – все сверкало.
Старенькая башня, по прозванью «Ресторан»
Замком ей была и там мечтала.
Только время не стоит на месте –
Девочка слезу с щеки смахнула,
В дальнюю дорогу со школьного порога
В жизнь большую девочка шагнула.
Звали вдаль таежные рассветы,
Солнце юга, севера сиянье -
Только между девочкой и городом родным
Все не сокращалось расстоянье.
Кажется недавно детство было,
Но немало лет уж пролетело.
Порой на берегу город мой грустит
О девочке, что песни звонко пела.
Милый город мой, неповторимый,
Мне не суждено с тобою быть.
Но покуда бьется мое сердце,
Буду нежно я тебя любить.
А именно о способности любить и так да этак и говорит ведь нам танго под названием Кумпарсита.
.Так уж случилось непостижимым образом , что я обрел родню, проживающую у моря, называемого в свое время разными народами, то понтом Аксинским, то морем Скифским, то снова понтом, но уже Эвксинским, то морем Русским, а то и просто Чёрным. Причём берег этого моря находился - от места, где обитали богоданные новые родственники - буквально в шаговой доступности. Четверть часа легкой прогулки - и ты уже там, где горы Кавказа стекают в пучины вод, оставляя на своих склонах густые заросли благоухающей вечнозеленой растительности. Как благостно бродить под сенью этих, случается и многовековых, дерев; вдыхать и пряные ароматы дня сегодняшнего, и настой времен, знавших и дикость, и варварство, и античность, и порядки многих империй!
Родня же, мной благоприобретённая, где-то в недрах своих тайных ожиданий, возможно и вылепила образ героя, который мог бы составить достойную партию их прелестнице, счастливо взрастившей на их глазах сад столь многих своих достоинств.
Но судьбе было угодно способом жёсткой триангуляции распорядиться так, что однажды перед их взыскательным взором предстал некий тип, несомненно, крестьянского происхождения, подернутый рыхлым налетом просвещения уж самого провинциального толка. Звезды, определенно, оказали свое влияние на формирование избранника южной красавицы, обратив его в этакого, временами, то быкастого водолея, то водолеистого бычару, в обычности своей добродушно пощипывающего травку на лугах удовольствий (как хорошо при этом думать, размышлять, анализировать) до той поры пока, вдруг, казалось бы из ничего, не вскипит это животное зевесовым гневом. Тогда уж - прочь с дороги, все недостойное его представлениям о целесообразности!
В единый миг вскипает бешенство, и вдруг
Свирепо упряжь рвём, и злобно землю роем,
И брызжет прочь слюна безумная порою…
Послушай! Равнодушие - наш бич.
Оно сильнее, чем враждебный клич
Спускает нас с цепи - будя вокруг тревогу.
Тогда спастись – да! – суждено не многим.
Но вот проходит гнев. И снова на колени
Перед судьбой своей становимся. И вновь
Наш безмятежен вид, густеет кровь,
Тяжёлый груз забот влачим к подножью поколений.
…Конечно, это так. Но вот раздвинув тишь,
К нам явится с небес простая Мышь...
Ну, Мышь эта двухкомпонентная далеко не мышка серая, а….
… но довольно талдычить об одном и том же без конца, когда она
Усядется легко на мощный наш загривок
И будет управлять, нас щекоча игриво
И сокрушаются все преграды, доступные дикому взору - мир и покой воцаряется в телесах животного, излучающих негу и сулящих райское наслаждение.
Нелегкая судьба ожидает людей, оказавшихся в сфере влияния его инстинктов, подогреваемых изощренной логикой. Всякие попытки скорректировать поведение упрямца, заведомо опасны инициаторам таковых. Что и было доказано на практике уже не раз в самом начале контактов с избранником дочери-сестры.
Тем не менее, столь причудливо разборчивая их дочь и сестра с, недостойным её талантов, благоговением относилась к своему спутнику так, что прошло совсем немного времени, и она обратилась последовательно в мамочку, маму и многодетную мамашу.
Тяжкая эта доля не сразу отразилась на способности красавицы безмятежно напевать песенки классического, народного, патриотического, студенческого, авторского, и прочего репертуара; случалось, что в её руладах угадывались дворовые, а то и совсем уж воровские мотивы. А что – у нас они тоже в авторитете. Ведь мы, всё-таки не гуманитарии, да и не технари, и, упаси боже! – не специалисты правоохранительного направления. Бродяги мы – по определению. Копатели, ходоки.
Ещё, правда значительно реже пения, она предавалась и танцу – да как уж легкокрыло! Но. Но всё это делалось во время, свободное от работ, забот и иных обязанностей, требовавших её попечения. Немыслимое это сочетание интересов было, действительно немыслимо, ибо при этом она ни в чём обыденном не оказывалась отстающей.
Бриллиант – да и только!
И всё это для того только, чтобы этот сибирский валенок был доволен!
- Не слишком ли много чести для неуклюжего танцора?
Оставим же и сегодня этот, ни разу не высказанный, меркантильный мой вопрос без ответа, ведь рассказ сегодняшний начат был на тему куда как возвышенную.
18.04.2024 9:09