Жестокий век

Борис Швец
          Читаю выстроенную на документах и личных наблюдениях книгу придворного врача и писательницы Ларисы Васильевой "Кремлевские дети". В ней автор описала судьбы детей тех, кто после октябрьского переворота 1917 года был во власти или приближен к власти, а позднее  попал под молот репрессий.  Членов семей репрессированных – жен, сестер, братьев и даже дальних родственников - тоже арестовывали, ссылали, расстреливали. Доказательная база не требовалась или подменялась надуманными мотивами, в судах господствовал произвол, доказательством вины служил сам арест.

          Жертвами повсеместно становились и дети репрессированных, включая малолеток. Детей советская власть не расстреливала, но участь их была ужасной. Детей отправляли в концентрационные лагеря, где они становились товаром для обитающего там криминала. Лариса Васильева написала об этом так:

          «На ”свеженьких” накидывалась вся ”лагерная кодла”. Бандитки продавали девочек шоферам, нарядчикам и комендантам. За пайку, за банку консервов, а то и за самое ценное – глоток водки. Перед тем, как продать девочку, ощупывали ее, как куру. За девственниц брали больше.
          Мальчики становились “шестерками” у паханов…».

          В книге Ларисы Васильевой есть упоминание о Льве Эммануиловиче Разгоне, некогда штатном сотруднике НКВД. В период репрессий Льва Разгона под разными предлогами трижды арестовывали, в результате чего он провел в лагерях и тюрьмах семнадцать лет.  Позднее по всем предъявляемым обвинениям полностью реабилитирован, стал правозащитником и известным писателем.

          Однажды, будучи в очередной раз помещен в концентрационный лагерь, Лев Разгон отдал свой обед девчушке, подметавшей лагерный двор. И вот как написал об этом эпизоде он сам:

          «Ела она тихо и аккуратно. Было в ней еще много ощутимо-домашнего, воспитанного семьей… Мне почему-то казалось, что моя дочь Наташка должна быть такой… Девочка поела, аккуратно сложила на деревянный поднос посуду. Потом подняла платье, стянула с себя трусы и, держа их в руке, повернула ко мне неулыбчивое лицо:
- Мне лечь или как? – спросила она.
          Сначала не поняв, а потом испугавшись того, что со мной происходит, - я разрыдался.
          Она также без улыбки сказала:
- Меня без этого не кормят».

          Всего только одна из неисчислимых жертв жестокого века тоталитаризма… Страшно, если  о таком забудем. Истории свойственны повторения.