Кларк поднёс перстень к губам и тёплое его дыхание наполнило все грани магического кристалла мартовской оттепелью. РелоКанты... Или, даже релоМарксы, долгие годы сидевшие в Швейцарии, стали собирать свои чемоданы. По правде говоря, к полному недоумению одного имперского и во всю душу православного национал-большевика, они были странным образом уверены, что на фронт их временное буржуазное правительство не отправит!
Проблема не в том, что они иногда возвращаются, Бог бы с ними... - Мог бы прокомментировать информацию о возврате релоМарксов какой-никакой писатель. - Но проблема в том, что вины своей большинство из них не чувствует ни перед кем. Скорей, ещё больше презирают... Да ведь покаянные исповеди должны сплошным потоком идти! Алексей Алексеевич Брусилов читал хоть одну? А Михаил Николаевич Тухачевский?
Не-е, я читал Ивана Ильина. Читал Критику чистого разума... «Был дураком, не разобрался, поверил в западный рай, но выяснил, что Россия лучше всех; сейчас еду на Юго-Западный фронт волонтером; буду в госпитале санитаром, специально курсы закончил; хочу искупить».
Не читали такого? И Кларк нет. И Арношт (Эрнест) Кольман (1892-1979) нет. Только Кларк решил, что Кольману пора собирать чемоданы! Ведь пора...
Наступила удивительная пора!
И теперь Эрнст Кольман, мог рассказывать на любом скандинавском ток-шоу о том, что еще совсем недавно "недремлющее око" не выпускало его из виду:
"Как-то весной 53-го года, в автомеханический институт, во время перерыва между лекциями, заявился полковник Путинцев, конечно в штатском. И, как давнего друга, попросил составить список иностранных ученых, которых я знал. Что же, я так и сделал. - Осторожно оглядываясь на прошлое, рассказывал о своей одиссее Кольман. - За списком к нам на квартиру зашел помощник Путинцева, капитан Кочин, разумеется, тоже в штатском. И попросил меня посетить его. От подобного приглашения не откажешься.
Это была своего рода "конспиративная квартира" на Дмитровке, комната на третьем этаже была обставлена вполне прилично, как частная. Разыгрывая радушного хозяина, Кочин предложил мне вина, ликеру, чаю, но я отказался. И не смог также удовлетворить его просьбу, сообщить какие бы то ни было компрометирующие сведения об ученых, включенных мной в список. На этом визите наш флирт с госбезопасностью окончился, по крайней мере гласный. Но я не сомневаюсь, что под негласным надзором я продолжаю оставаться, и что и поныне мой телефон подслушивается, и - не исключено - подслушивающее устройство установлено где-то в нашей квартире. Какова судьба моих бывших следователей я не смог узнать. Правда, Юрий Карпов утверждает, будто Путинцева, вместе с Абакумовым, расстреляли..."
И Кларк был за ПРАВДУ! И против СССР!
«С середины пятидесятых годов в Советском Союзе началась большая и серьезная работа по укреплению социалистической законности. - Сообщал в своей книге в одной из граней кристалла "ЦРУ против СССР" историк Николай Яковлев. - Речь шла об укреплении социалистических принципов в строительстве нового общества на пути к конечной цели - коммунизму. Забота о развитии социалистической
демократии, острая критика негативных явлений периода культа личности, естественно, нашли отражение в духовной жизни народа.
Нашлись отдельные люди, которые по ряду причин, обычно личного свойства, выбрали для себя занятие - они начали распространять слухи,
порочащие советский строй, а укрепление социалистической законности восприняли как сигнал к вседозволенности и нарушению норм жизни социалистического общества. Во всяком случае, они объявляли себя "идеологически" свободными...»
Кларк не отрывал взгляда от кристалла. Кристалл в его глазах разРОССЯ до размеров хорошего айсберга. Вершина - ОНЕ покоилась на тысяче сотрудников управления разведки плюс еще 2 тысячи человек, занятых в центральной справочной службе - секретной библиотеке ЦРУ, оборудованной компьютерами, и в различных исследовательских подразделениях!
И в этом айсберге...
Словно муха в янтаре застыла
Музыка, что за сердце брала…
Дили-дон… И я её разбила –
Просто уронила со стола…
И теперь, холодная и злая,
По следам прошедшего хожу –
Никакого звука, кроме лая,
Я вокруг себя не нахожу…
Вспомнил Елену Баринову ru Джон Кларк, пытаясь услышать, что говорит,
едва шевеля посиневшими губами неутомимый историк:
Ныне, когда от начала описываемых событий нас отделяет более двадцати лет, истоки "инакомыслия" в СССР выразители настроений этой ничтожной кучки изображают в лирических тонах освобождения от "идеологии". В 1978 году Синявский, давно отбывший наказание за антигосударственную деятельность и выехавший из СССР, затеял издание в Париже крошечного журнальчика "Синтаксис". Первый номер он посвятил Гинзбургу, который, если верить Синявскому, невинно пострадал. И в нем указал генезис "самиздата" - нелегальных пасквилей, которые "инакомыслящие" распространяли среди своих. По "Синтаксису", дело начиналось неожиданным открытием "того простого факта, что поэзия, существующая без разрешения, может быть без разрешения напечатана. Так начинался "самиздат", хотя еще и не было в ходу это слово. Книжки стихов, собранных Александром Гинзбургом, остались памятником поэтического опьянения конца пятидесятых годов... Александр Гинзбург - судьба его известна - от поэтических сборников перешел к составлению и изданию "Белой книги". "Самиздат" пророс "Хроникой". Но начинался он со стихов".
Если памятник поэтического опьянения остался, значит снос памятника Дзержинскому нужно начинать со стихов! - решил Кларк. - Всё строго по "Синтаксису".
«Стоп. - прошептал историк Яковлев. - Нужно все-таки объяснить и сделать небольшое отступление. Сборники именовались "Синтаксисом", но воспроизвести их содержание как по соображениям соблюдения нравственности, так и по причине соразмерного порнографии грязного политического содержания, хотя при этом настаивалось, что в них нет "идеологии", совершенно невозможно. Синявский примерно в те годы начал печатать на Западе свои "самиздатовские" антисоветские пасквили, спрятавшись под псевдонимом Абрам Терц... Глумление над Пушкиным Абрама Терца не самоцель, а приступ к главной цели... Бойкий Абрам Терц единым махом мазнул по всей великой русской литературе, все выброшены - Пушкин, Достоевский, Гоголь, Гончаров, Чехов, Толстой. Не выдержали, значит, "самиздатовских" критериев...
В молодости во время учёбы в Гарварде, основанном раньше Императорского Московского университета, с целью перманентной борьбы... Кларк с удовольствием посещал лекции профессоров Уильяма Джеймса, Чарльза Элиота Нортона, Джеймса Рассела Лоуэлла, Джосаи Роса, Джорджа Герберта Палмера, Баррета Уэнделла, Филипса Брукса, Фрэнсиса Пибоди. Однажды зимой на первом году обучения его пригласили на обед к президенту колледжа Чарльзу Элиоту, который преобразил Гарвард, превратив его из пансиона благородных элитных юношей в первоклассный академический университет с высококвалифицированным преподавательским составом - это были сплошь интеллектуалы - и очень подготовленными студентами. Несколько лет спустя Уолтер Липпман так написал об Элиоте: "По студенческому городку вышагивал человек, чем-то похожий на Бога, обходящего свои владения". Кларк робел перед этим великим человеком и боялся идти к нему на обед. Однако, он всё же побывал на обеде и понял что в Гарвардском университете с презрением относятся к тому делу, которому собирался посвятить себя его приятель - Джон Пирпонт «Джек» Морган (1867 - 1943).
Элиот считал, что крупный университет должен отстаивать (традиционные ценности, то есть) "приоритет интеллектуальных и духовных устремлений и культивировать у своих студентов отвращение к жажде материальных благ и роскоши", а большинство преподавателей Гарварда на коммерцию смотрели с пренебрежением. Когда один из педагогов Моргана-младшего («Джипи»), узнав, что тот после колледжа собирается служить в банке," презрительно усмехнулся". Джек с грустью тогда сказал Кларку: "Я не знаю, почему для такого большого количества людей (главным образом это преподаватели и вообще гуманитарии), бизнес - это что-то вроде КАНАЛИЗАЦИИ, где интеллигентность и всё возвышенное исчезают, превращаясь на выходе в одно лишь добывание денег. Должен признаться, что не вижу ничего плохого в том, чтобы делать деньги, разумеется честно и в разумных пределах".
В тот момент Кларк не придал особого значения переживаниям своего приятеля, мысли его были поглащены "Русской философией". Слишком своевременно русский советский философ, профессор, доктор филологических наук Алексей Лосев (1893-1988) решил кратко сформулировать общие формальные особенности русской философии и Кларк выделил для себя три пункта: 1. Русской философии, в отличие от европейской, и более всего немецкой философии, чуждо стремление к абстрактной, чисто интеллектуальной систематизации взглядов. Она представляет собой чисто внутреннее, интуитивное, чисто мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые могут быть постигнуты не посредством сведения к логическим понятиям и определениям, а только в символе, в образе посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности (Lebens Dynamik). 2. Русская философия неразрывно связана с действительной жизнью, поэтому она часто является в виде публицистики, которая берет начало в общем духе времени, со всеми его положительными и отрицательными сторонами, со всеми его радостями и страданиями, со всем его порядком и хаосом. Поэтому среди русских очень мало философов parexellence: они есть, они гениальны, но зачастую их приходится искать среди фельетонистов, литературных критиков и теоретиков отдельных партий. 3. В связи с этой «живостью» русской философской мысли находится тот факт, что художественная литература является кладезем самобытной русской философии. В прозаических сочинениях Жуковского и Гоголя, в творениях Тютчева. Фета. Льва Толстого. Достоевского, Максима Горького часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь форме. И эти проблемы разрешаются здесь таким образом, что непредубеждённый и сведущий судья назовет эти решения не просто «литературными» или «художественными», но философскими и гениальными».
Именно в этот момент у Кларка и зародилась идея подменить понятия советских граждан, живущих по понятиям русской (и не только...) философии и направить канализацию в их пролетарскую сознательность по всем законам диалектики! Ведь, что значит для Советских партийных деятелей "единым махом мазнуть по всей великой русской литературе?.." Единым махом по всему спецназу русской литературы...
И, думая о своём будущем, Кларк решил протестировать свой черновой план "Лиоте" при помощи Виссариона Белинского (1811-1848).
"Между младшими студентами самым ревностным поборником романтизма был Белинский, который отличался необыкновенной горячностью в спорах и, казалось, готов был вызвать на битву всех, кто противоречил его убеждениям. Увлекаясь пылкостью, он едко и беспощадно преследовал все пошлое и фальшивое, был жестоким гонителем всего, что отзывалось риторикою и литературным староверством. Доставалось от него иногда не только Ломоносову, но и Державину за риторические стихи и пустозвонные фразы. Вследствие особенной настроенности своего духа он никак не мог равнодушно слушать бургиевские лекции первого курса. - Писал друг Белинского, Павел Иванович Прозоров, вспоминая "Белинского и Московский университет в его время" - Не забыть мне одного забавного случая с ним на лекции риторики. Преподаватель ее, Победоносцев, в самом азарте объяснения хрий вдруг остановился и, обратившись к Белинскому, сказал: «Что ты, Белинский, сидишь так беспокойно, как будто на шиле, и ничего не слушаешь? Повтори-ка мне последние слова, на чем я остановился?» – «Вы остановились на словах, что я сижу на шиле», – отвечал спокойно и не задумавшись Белинский. При таком наивном ответе студенты разразились смехом. Преподаватель с гордым презрением отвернулся от неразумного, по его разумению, студента и продолжал свою лекцию о хриях, инверсах и автониянах, но горько потом пришлось Белинскому за его убийственно едкий ответ..."
Кларк сразу же оценил "убийственный" талант Белинского! И, благодаря своему гарвардскому образованию, он точно сумел оценить важность исторического момента. Не забыл Кларк и русского революционера-анархиста, географа Пётра Алексеевича Кропоткина (1842-1921), давшего Кларку первый толчок к исследованию тектонического строения... Российского менталитета!
В свою очередь первый толчок в развитии Петра Кропоткина дал его учитель русского языка Николай Павлович Смирнов!
"Николай Павлович Смирнов имел развитой литературный вкус. В дикую эпоху николаевщины многие совершенно невинные произведения наших лучших писателей не могли быть напечатаны. Другие вещи были так изуродованы цензурой, что теряли всякий смысл. Например, в гениальной комедии Грибоедова полковника Скалозуба пришлось назвать «господином Скалозубом», от чего пострадали и смысл, и некоторые стихи. Представить полковника в смешном виде считалось бы оскорблением армии. Вторую часть такой безобидной книги, как «Мертвые души», не разрешили вовсе, а первую часть запретили выпустить вторым изданием, когда первое разошлось.
Многие стихотворения Пушкина, Лермонтова, Алексея Толстого, Рылеева и других поэтов не были пропущены цензурой..." - рассказывал Пётр Кропоткин.
При этом Кропоткин уже не говорит Джону Кларку "про стихотворения, заключавшие какую-нибудь политическую мысль или критиковавшие существующий порядок, но даже совсем невинные стихотворения некоторых авторов не попадали в печать. Зато все эти стихотворения ходили в рукописях. Смирнов переписывал их для себя или для приятелей", и в этой работе Кропоткин иногда помогал ему. "Даже большие произведения Гоголя и Лермонтова ходили по рукам в рукописях"...
Не смотря на то, что эти рукописи не горели, тем не менее они согревали дъявольскую душу Кларка!