От Москвы до самых до окраин... - книга

Содержание
1. Гвоздь
2. В глубинке
3. Отчизна
4. Я милицией доволен
5. Солидарность
6. Судьба женщины
7. Путешествие молодоженов
8. Гость со свалки
9. Криминальная приватизация
10. Пожары в тайге
11. У Аллаха много забот
12. В погребке
13. Московские попрошайки
14. Через Мамисонский перевал
15. Какой вкус у кумыса
16. В Заполярье
17. Сила бюрократиии
18. Перед юбилеем
19. Старички-киборги
20. Откровение
21. Страдание по приказу
22. Вопросы без ответа
23. Честь имею
24. Мысли старого дивана
25. Прощание с вождем
26. Нам не дано предугадать
27. Переезд
28. У природы нет плохой погоды (дневник похода)
29. Кипятим воду
30. Советское братство, или было у отца три сына
31. Прихотливая судьба
32. Девичье достоинство
33. Командировка
34. Часики в голове
35. Больные люди
36. В заложниках
37. Прекрасное воспитание
38. Вопреки приговору
39. По убеждениям
40. Расстрел без суда
41. Без надежды
42. Облом
43. Мастеровые люди
44. История двустволки
45. Однажды в Узбекистане
46. Потемкинская деревня социализма
47. Находка на снегу
48. Печевой
49. Ртуть
50. В ожидании высокого гостя
51. Русский с китайцем братья навек
52. Подруга
53. Город будет расти
54. Московские троллейбусы
55. История Овды
56. По погам Карелии
57. Загадочная это страна, Россия
58. Дороги одноклассников
59. Гараж
60. Первый полет
61. Христианский фонд
62. Специфика образа
63. Комсомольские стройки
64. В поисках на Валдае
65. Мутные воды Днестра
66. Абхазская экзотика
67. Селение Калак
68. С душой широкой и щедрой
69. Детство должно быть добрым


1. ГВОЗДЬ

          Есть у русского человека некая отчаянная безоглядность без удержу. Была она исстари, сохранилась, надо полагать, и поныне. И вот то ли отголосок ее, то ли отсвет, как назовем.

          Произошла эта история с полвека назад. Отправилась на Алтай с гуманитарной миссией медицинская экспедиция из Москвы. В  Алтайский край и сейчас добраться не просто, а тогда и вовсе почти никак. Глухомань. А в глухомани какая медицина, народ умирал своей смертью, врачи не подталкивали. Непорядок. Вот и надумали светлые столичные головы послать туда в летние каникулы группу будущих врачей из московских институтов, им практика, а людям польза. Возглавил экспедицию студент-шестикурсник, почти доктор. С ним человек шесть, с бору по сосенке, но все в той или иной мере к  врачебной науке причастные и в походах тертые, бывалые.  Перемещались они по необъятным Алтайским просторам, останавливались в школах или иных приютах, куда стекался окрестный люд за посильной помощью "светил" столичной медицины.

          В очередной школе медики, как всегда,  развернули походный лазарет и принимали больных. Школа двухэтажная, на втором этаже "сам" с помощниками прием вел, а на первом этаже барышня экспедиционная сидела, пришедших на прием записывала и в очередь определяла.   Подходят к ней два мужика, один другого за плечи поддерживает. Так-то на ногах еще стоят, но видно, что приняли в себя немало. Тот, что другого вел, просит: "Дочка, посмотри друга, прихворнул малость".  "Что с ним", –  спрашивает дежурная.  "Да, понимаешь, какая история – гвоздь у него в голове".  Ну, шутники!  "Мужики, вы бы шли проспаться. Здесь народ больной, людей много, а нам скоро дальше двигать. Не до ваших забав".

          Ушли мужики, только недалеко, минут через десять опять появились. "Дочка, посмотрели бы друга. Непорядок ведь, ну, как ему с гвоздем-то ходить?"  Видит девушка, что не отстанут, поднялась наверх, к начальнику экспедиции, доложила. Спустился старший товарищ хулиганов выпроваживать.  Они ему ту же песню завели: "Помоги, мол, вынь гвоздь".  Врач объясняет, что небывальщину мужики несут, такого быть не может, а мужики на своем стоят. Делать нечего, надо убедительнее быть. Взял этот студент-старшекурсник скальпель и обратной его стороной по голове того парня, у которого якобы в голове гвоздь сидит, да  и постучал: "Вот, – мол, – какие здесь гвозди!" И вдруг обалдело слышит отчетливый металлический звук.  Тут уже ему поплохело. Мужика с гвоздем наверх под руки проводили, на голове тонзурку осторожно выстригли, а из черепа шляпка гвоздя отчетливо выпирает. Больного с предосторожностями уложили и давай у друга его выпытывать, как и что. Тот честно поведал, что побились они с тем гвоздатым мужиком на бутылку. Спорили,  можно ли кулаком с одного удара загнать в голову гвоздь длиной с палец.  Вот и проверили, получилось хорошо. А гвоздь в голове  сидит, надо вытащить, с гвоздем-то жить неправильно. 

          Оказывается, есть в голове между полушариями мозга некое мозолистое тело, сплетение нервных волокон, очень малая зона, где действительно может разместиться инородное тело без явных нарушений сознания и очевидного вреда здоровью. Упаси бог кого-то пробовать!  Это ж какое счастье надо иметь, чтобы туда гвоздь вогнать и на этом свете остаться.

          Ясно, что нужна операция. Причем здесь же, тащить некуда. Анестезия   условная, только по местным масштабам. Когда этот вопрос встал, бедолага  попросил спирта. Дали, много. Потом со всеми предосторожностями гвоздь извлекли. Больному палату в школе соорудили, в кровать уложили и круглосуточное дежурство возле палаты организовали на случай, если больному что понадобится. А больной той же ночью со второго окна втихую сиганул и до своего дома подался. Возможно, и сейчас  гуляет с друзьями по многоликому Алтаю, воздухом горным дышит и  жизни радуется.

          Есть еще в народе отчаянный замес. Жив курилка!


2. В ГЛУБИНКЕ

          В деревне я оказался впервые оказался лет в пятнадцать, на втором курсе техникума отправившись с соучениками помогать подшефному колхозу, как это было тогда принято. Картофель собирать, свеклу дергать, сено-солому сгребать. Что придется.
 
          Мари-Турекский район марийской автономии, луговая Черемисия. Марийцы, до крушения Российской империи называемые черемисами и вернувшие себе национально-историческое имя в 1918 году, относятся к финно-угорским  народам, родственны финнам, венграм, эстонцам. Языки у народов между собой схожи, но от русского отличаются чрезвычайно. В той деревне русский язык не знали, но двое немного понимали и говорили – председатель колхоза и мальчишка  лет десяти-двенадцати в избе, где нас разместили. Потому там и разместили, что паренек за переводчика был. Где уж он русский язык выучил, осталось загадкой.

          Изба была невелика, но помещалось в ней много. На широкой лавке спали хозяин с хозяйкой, на русской печи – престарелые родители хозяина. Подле лавки вповалку на полу располагались дети, трое или четверо, у двери лежала свинья с поросятами. Так они все жили, а тут еще мы, большая группа парней и девушек. Нам определили место на полу между хозяйскими детьми и свиньями. Плотно избу заселили.

          Из небольшого тамбура выход на крыльцо. Двор немощеный и деревом не застлан, глубокая грязь. С крыльца спустишься, считай, что по колено провалился. Умываются на крыльце, там для этого подвешен на трех цепях большой котел с водой. Воду на себя плеснешь, умоешься. С нашей кормежкой хозяева не заморачивались: привозили на двор свинью, тут же ее кололи и разделывали.  Части туши забрасывали в котел, заливали водой, добавляли картошку, варили, солили – готово!

         Мылись деревенские жители в банях. Топили бани редко, это было событием. С баней увязывались некоторые особенности причесок марийских женщин. Волосы у них от природы роскошные, черные, блестящие.  Женщины длинные волосы в хитрые прически закручивали, а перед тем в бане кислым молоком промывали и травами ополаскивали. Самой женщине с такими своими волосами трудно справиться, другие женщины ей помогали. Над прической вместе трудились, а чтобы не распалась прическа, ее сверху клеем мазали. Варили клей из копыт и костей домашних животных, получался он вроде столярного и пах так же, пока не засыхал.  Для красоты на прическу монеты накладывали и тоже клеем прихватывали. Надолго прическу строили, работа какая! С полгода-год прически носили, много всего под клеем разводилось. Головы, конечно, чесались, так ведь красота без жертв не бывает, всем известно.

          Одежда у марийцев своеобразная, многоцветная, что у женщин, что у мужчин. Женщины еще украшались монистами из монет, как цыганки. Переходили те монеты по наследству вроде приданного. У иных много монет, в пять-восемь рядов, и какие монеты, музейные коллекции! Идет такая женщина по деревне, как экспонат ценный, для стороннего глаза диковинный. Да откуда там сторонний наблюдатель?!


3. ОТЧИЗНА

Моя несчастная Отчизна
Земля несметного богатства,
Где вместо будущего тризна,
Где неизбывно казнокрадство,
Где год от года, век от века,
Страна не любит человека.


          Корни российского пьянства лежат помимо прочего в нашем климате. Я понял это на своем опыте, оказавшись поздней осенью на уборке картофеля в подшефном совхозе. Это так говорилось – "подшефный совхоз". В действительности разваливающееся, как многое другое, сельскохозяйственное образование. Кто будет работать в деревне, если стимула для работы никакого? Заработка нет, нет и радости труда на гниющие закрома безразличной к тебе родины. Быт не устроен, и перспектив не видно. Молодежь, едва получив подобие среднего образования в хилых сельских школах, стремительно мигрировала в города в поисках лучшей доли. В деревнях  оставались старики со старухами да горемыки-пьяницы. Вот и привозили по разнарядке для сезонной работы на полях людей из городов. Лучше всего  подходили сотрудники научно-исследовательских институтов, но вполне годились и студенты, и школьники старших классов, и работники заводов. Работали горожане на полях, естественно, бесплатно. Впрочем, назвать это работой можно было лишь с большой натяжкой, так что отсутствие платы несколько уравновешивалось отсутствием эффективного труда. Потери  были огромны: на полях терялась часть урожая, в городах студенты недоучивались, рабочие недорабатывали, ученые недоисследовали.  Так со скрежетом родное наше народное хозяйство двигалось в светлое будущее.

          Я в составе комплексной бригады научно-исследовательского института тружусь в хозяйстве Волоколамского района Московской области. Устроены мы прилично, живем в бараке комнат на десять, в каждой по восемь-двенадцать коек. Удобства на улице, но к этому привыкаешь. Кормят в столовой неподалеку, еда сносная, хватает.  На работу возят. Мы собираем в мешки картошку, извлеченную на свет копалкой на тракторе. Сезон дождей, с уборкой урожая кто-то явно затянул. С утра – дождь со снегом. Сверху льет, под сапогами раскисшая грязь, в которую проваливаешься на каждом шагу. Вначале холодно и промозгло, потом очень холодно и очень промозгло. И я, и мои спутники хрипим и кашляем. Не заболеть бы всерьез. Профилактически прикупаем водку, много водки. На поле работаем парами, по два человека на борозде. Там же, под дождем и снегом, пьем, естественно "из горла",  распивая бутылку на двоих. Бутылки хватает до обеда. Потом на работу уже не выходим, разбредаемся по комнатам и до ночи, а то и до утра играем в монопольку. Случается, пьем еще. Осень, дождь, холод, грязь. Россия.


4. Я МИЛИЦИЕЙ ДОВОЛЕН

          В таежной зоне Среднего Поволжья посреди Марийской низменности течет река Малая Кокшага, несущая воды в великую русскую реку Волгу.  С давних времен населяли те места свободолюбивые финно-угорские племена, именовавшиеся марийцами или черемисами.  В 16 веке царь и великий князь всея Руси Иван IV Грозный, дабы воспрепятствовать многократно вспыхивавшим Черемисским войнам, повелел заложить на Малой Кокшаге город-крепость, в память чего город назван Царевококшайском.  В советской действительности этот город стал столицей Марийской автономии и с конца двадцатых годов прошлого века носит имя Йошкар-Ола, что на русский язык переводится как Красный город.  Положенным образом Йошкар-Ола обрастала во времени всеми атрибутами столицы, чему немало способствовало перемещение  туда в начале Великой Отечественной войны потребных для военных нужд заводов из западных областей страны.  В то лихолетье на улицах города утонула в грязи, захлебнувшись, персональная лошадь директора одного из местных предприятий. Улицы постепенно замостили, а потом и вовсе закатали в асфальт. На провалах пешеходных дорожек воздвигли деревянные мостки на сваях. Появились кинотеатры и театр. И тогда в общем потоке всепроникающей культуры в Йошкар-Оле заработали вытрезвители.

          Как, вы не знаете, что это такое? Большой толковый словарь Д.Н. Ушакова определяет вытрезвитель как "Учреждение санитарно-медицинского характера для вытрезвления пьяных". Людей, пьяных до невменяемости, свозят в эти заведения, где они ночуют. Не могу сказать, в какой мере вытрезвители являются отечественным изобретением, но в России первый вытрезвитель под названием "Приют для опьяневших" появился в 1902 году в городе Туле в целях борьбы с вырождением населения, его экономическим разорением и нравственной порчей.  Штатный кучер вытрезвителя ездил по городу и подбирал попавших в поле зрения бесчувственных граждан, которых доставлял затем в вытрезвитель для оказания им помощи. Спустя несколько лет через вытрезвители Тулы проходили ежедневно по триста и более человек.  К тому времени во многих губернских городах страны существовали подобные заведения. На событиях 1917 года вытрезвители исчезли, чтобы возникнуть вновь через полтора десятка лет, вначале как заведения Наркомата здравоохранения, а с 1940 года – Наркомата внутренних дел.  В советское время пьяных на улицах собирали наряды милиции и народные дружинники. Существовали привилегированные категории граждан, которых запрещалось помещать в вытрезвители.  Вместе с тем сложилась целая когорта соотечественников, для которых ночь в вытрезвителе стала нормой жизни.   В 2011 году вытрезвители на территории России закрыты, что вряд ли следует рассматривать как следствие тотального сокращения алкоголизма в отечестве. Практика работы вытрезвителей при громких реляциях была довольно непривлекательной. Пришедшие в бессознательное состояние люди должны были получить там медицинскую помощь, пройти санитарную обработку и найти кров над головой и чистую постель. Услуги эти, конечно же, потом надлежало оплатить. Фактически медицинская помощь сводилась к беглому осмотру и фельдшерской помощи с приемами ускоренного отрезвления. Кров, какой-никакой, тоже был. А вот с чистыми постелями везло не всем. Нередко случались побои и ограбление беспомощных людей. 

          Но вернемся к упомянутой Йошкар-Оле. Годах в семидесятых  постоянным клиентом Йошкар-Олинского вытрезвителя стал некий марийский поэт. Любил человек выпить, ну и что? А если случалось ему многократно ложиться на улице отдохнуть, приняв свою дозу, так организм же требовал. Милицейская перевозка его добросовестно подбирала и в вытрезвитель транспортировала. Тут случился очередной юбилей доблестной милиции. Поэт, естественно, по случаю праздника выпил и опять попал в вытрезвитель. Проспался и на следующее утро бодро попросил в вытрезвителе книгу отзывов. Удивляться не следует – во всех нормальных советских учреждениях книги отзывов были. Дали нашему герою книгу отзывов. И он оставил в ней такую искреннюю запись:      
   
               "Я милицией доволен, у меня претензий нет.
               За хорошую работу шлю милиции привет.
               А пить я буду и знаю наперед –
               Моя милиция меня подберет".

          Говорят, эти стихи одна из местных газет перепечатала как пример хорошего тона для культурных жителей марийской столицы.


5. СОЛИДАРНОСТЬ

«Веселие Руси есть пити,
не можем без того быти» .
           Князь новгородский и великий князь киевский
           Владимир Святославович (Владимир Красное Солнышко)


               Веселящие напитки на Руси испокон веков были традиционны на 
               пирах и иных празднествах, популярны в быту. Со временем
               привычные медовуху, пиво и брагу постепенно дополнили и
               потеснили крепкие спиртные напитки. Самогон и водка вошли в
               обиход, потребление спиртного в стране неукоснительно росло. 
               Производство водки было высокорентабельным и  приносило
               бюджету огромные деньги. Советская власть, закрывая прорехи
               дырявого бюджета, цены на водку неоднократно поднимала, что
               было несложно при государственной монополии на ее
               производство  и запрете самогоноварения. Подорожание 1961
               года вымело из потребления популярны и дешевый «сучок»,   
               самая дешевая водка «Московская» шла по цене 2 рубля 87
               копеек. Вскоре минимальная стоимость водки поднялась  до 3
               рублей 62 копеек (1972 год), а затем до 5 рублей 30 копеек (1981
               год).  Смена руководства страной в 1982 году ознаменовалась
               появлением водки «Андроповка», ставшей хитом продаж и
               снискавшей новому руководителю популярность в народных
               массах своей сниженной на 10%, ценой. Впрочем, она
               существовала  недолго и через два-три года  с очередной
               переменой власти «Андроповка» тихо исчезла с прилавков. Но
               независимо от стоимости водки русский народ жил под
               неизменным девизом «Пили, пьем и пить будем!» Повальное
               пьянство  было причиной колоссальных потерь в народном
               хозяйстве. Стремясь ограничить потребление «горькой», власть
               вводила запреты и ограничения,  тоже, впрочем,
               малоэффективные. В семидесятые годы водку разрешили
               продавать только с 11 утра.(Острословы не замедлили назвать это
               знаковое для пьющей Руси время «ленинским», поскольку на
               юбилейной монете, выпущенной к 100-летию вождя, Ленин
               поднятой рукой указывал ровно на то место, где на циферблате
               часов размещают цифру 11). Тогда и произошла эта история.


          В самом что ни на есть центре Москвы близ площади Маяковского был небольшой продуктовый магазин. Спрятанный от городской движухи и глаз прохожих за спиной тогдашней гостиницы «София», он привлекал завсегдатаев не столько скудным ассортиментом, сколько своим винным отделом. Тот тоже не блистал, зато в положенное время на стеллаже позади бдительного продавца неизменно красовались бутылки с самым ходовым в России напитком – водкой.

          К одиннадцати часам у входа в магазин выстраивалась длинная очередь страждущих и истосковавшихся. Клиенты были понимающие, порядок по возможности блюли. Если же кто не удерживался от соблазна пролезть вперед, когда в положенное время дверь магазина отмыкалась, то нарушителей осаживали коллективно и безжалостно, занятые места солидарно хранили.

          У винного прилавка эти покупатели вели себя предельно чинно, как слушатели высших женских курсов – это чтобы, упаси Бог, служители за прилавком чего не подумали и из магазина их не выставили без покупки, как уже приложившихся к спиртному.  Только разве можно удержаться от нетерпения даже в таком священном месте? Толкотня. И как-то в тесноте помещения случилось несчастье:  прошедший все испытания томительной жаждой и нескончаемой очередью мужчина, пробираясь ко входу, приобретенную заветную бутылку водки в ослабевших от почти суточного алкогольного поста руках не удержал. Как это произошло, никто в толпе не заметил, только бутылка упала. Пол каменный, бутылка вдребезги. Осколки и лужа возле ног. Как же ты, родимый?!

          В магазине сразу и без команды стих гомон. Все (все!) присутствующие изнутри, из самых своих измученных глубин осознали необратимость трагедии. На пострадавшего страшно было смотреть. А он стоял, глядел под ноги и, казалось, сам не верил, не хотел верить. Брал на последнее. Это что же, конец?!

          И тогда проявилась самая высокая мужская солидарность. Кто-то тихо произнес: «Мужики, кто что может...» И без лишних слов все они, забулдыги, подзаборные пьяницы и штатные алкоголики, набросали тому бедолаге пригоршню мелочи. Когда набралось на бутылку, его без очереди пропихнули с общего согласия к прилавку. Потом  он с новой бутылкой возле сердца пробирался опять к выходу, и  каждый, кто дотягивался, слегка хлопал его - кто по спине, кто (осторожно) по плечу - и что-то говорил по-свойски, по-дружески. А в маленьком, грязном магазинчике как будто стало светлее и даже не так тесно. И всякого наглядевшиеся продавцы были уже не столь суровы, и улыбались немногие случайные покупатели других отделов. 
 

6. СУДЬБА ЖЕНЩИНЫ

          В тесном мирке ведомственного дома и жители, и обслуга, казалось, были хорошо знакомы. Но порой всплывающие детали по-новому освещали отдельные судьбы.

          Работала консьержем немолодая женщина. Тихая и неприметная, она несла в себе отголоски далекого трагического детства. Родилась и жила в деревне, что в средней части России. Было ей лет пять, когда умерла мать, и остались она да трехлетний брат с отцом. В деревне без хозяйки нельзя, пропадешь, так что отец вскоре женился повторно. Молодая мачеха сирот невзлюбила – отец в город на заработки, а она держит детей впроголодь, ругает, бьет, и заступиться некому. Знала маленькая девочка, что у покойной матери в городе ее брат остался, решила к нему податься.  Может, приютит? Однажды зимой взяла братишку за руку, и пошли они в сторону города. Идти далеко, дороги не знают, заплутались. Брели целиной по глубокому снегу, стали замерзать, и тут провалились под землю. Даже испугаться не успели, оказались в норе. А там - большая серая собака, и щенки повизгивают. Сразу стало тепло и интересно. Собака зубы показала, детей обнюхала… и пригрела. Чем кормила, неизвестно. Когда через несколько дней отец из города вернулся, детей отправились искать всей деревней. Нашли в логове волка, живых и вполне здоровых. Самой волчихи и волчат в норе уже не было.

          Отец детей домой привел, жену побил: "Не обижай сирот!" – и опять в город на заработки. Стало детям дома немного сытнее, да все нехорошо. Видит отец, что изведет детей мачеха, решил у брата покойной жены их пристроить, тот бездетным был. Привез. Но время-то голодное, дядьке с женой самим есть нечего. Жена дядьки к маленькому мальчику прикипела, приняла. Ну, а девчонка взрослая, шестой год пошел, лишний рот, должна помогать, работать. Поручениями и заданиями ребенка замучила. Послала однажды на рынок за покупкой, а у девочки деньги украли. Как домой вернуться? Решила утопиться. Побежала на речку, да споткнулась. Упала носом в снег и видит –  у самого лица в снег денежка вмерзла. Снег разгребла – купюра, да какая большая! В кулаке зажала, домой подалась. Рассказала все, как было, дядьке и жене его. Те говорят: "Бог, видать, не велит сироту обижать, охраняет". С того дня перестали девочку гнобить. Выросла, окончила профессиональное училище. Хорошего человека встретила, вышла замуж. Так жизнь и наладилась.


7. ПУТЕШЕСТВИЕ МОЛОДОЖЕНОВ

          Сергей, студент московского института, будущий врач-эпидемиолог, женился. Не надо смеяться, с каждым может приключиться. Это событие они с молодой женой решили отметить поездкой на теплоходе по Волге от Москвы до Астрахани. Представляете себе: отдельная каюта, предупредительные стюарды, изысканное по тому времени меню. Прекрасные волжские виды, маленькие старинные городки с базарами-развалами. Местные музеи с заблудившимися шедеврами. Несравненные волжские помидоры, ароматные арбузы, домашняя выпечка на стоянках. Представляете? Вот и они все именно так себе представляли. Только жизнь внесла коррективу:   аккуратно в день отъезда молодоженов из Москвы зафиксирована была в регионе Волги вспышка холеры, вследствие чего объявлен карантин.

          Плыли молодые до Астрахани без остановок. Еда… ну, вы понимаете. Само собой, исключились овощи-фрукты. Все прочее соответствовало ситуации, не было ни музеев, ни  прогулок вдоль резных палисадов. А в Астрахани Сергея ссадили с теплохода и забрали в инфекционную больницу. Подхватил ли он холеру или врачи подстраховались, изолировав его от общества с обычной диареей от некондиционных харчей, сказать не могу. Только провел Сергей в холерном бараке положенный срок под капельницей и на унитазе, а молодая жена его металась на свободе в попытке передать супругу записку со словами любви и материальное подкрепление своих чувств в виде недозволенных съестных припасов.

          Для будущего эпидемиолога такой взгляд на проблему изнутри был безусловно полезен. Только спустя не самое продолжительное время после той поездки Сергей развелся. Нельзя исключить, что именно поездка разочаровала его в семейном счастье.


8. ГОСТЬ СО СВАЛКИ

          Московский район "Текстильщики" возник на месте бывшей свалки. В наследство жилым домам досталось множество крыс. Большие, умные, голодные, они проникали в подъезды и, случалось, бросались на людей.

          Володя, возвращаясь домой, зашел в подъезд многоквартирного дома в Текстильщиках, ведя за руку сына Алексея трех лет.  Крыса, явно заблудившаяся в подъезде, в метаниях наткнулась на Володю и стремительно юркнула в его штанину. Это укрытие она посчитала недостаточным, а потому  полезла дальше, точнее, выше. Острые когти разрывали живую плоть ноги. Можно предположить, что в жизни Володи случались более приятные моменты.

          Что делает в подобном случае человек? Может кричать, может  молотить кулаками по супостату. Только рядом с Володей маленький сын; если закричать или ударить, ребенок будет напуган. И вообще не лучший для него пример. Со словами "Смотри, Лешка, какой чудный гость к нам пожаловал!"  Володя отпустил руку сына, расстегнул свои брюки и через верх вытащил злополучную крысу. Вытащил, невзирая на ее укусы и сопротивление. После чего не отбросил, не ударил о стенку, что было бы естественно. Свободной рукой он погладил извивающуюся тварь, открыл дверь на улицу и отпустил крысу. Застегнул брюки и поднялся с сыном домой, где, закрывшись в ванной, долго отмывал кровь и заливал раны йодом. А Лешка пошел играть, осмысливая новые впечатления.


9. КРИМИНАЛЬНАЯ ПРИВАТИЗАЦИЯ

          На поднявшейся в начале девяностых волне приватизации работники большой плодоовощной базы столицы решили акционироваться. Несколько таких баз, раскиданных по разным районам города, много лет служили для перевалки сельхозпродукции по пути в московские магазины и ее сезонного хранения. На двадцати трех гектарах базы, о которой идет речь, разместились десятка полтора хранилищ, ко времени описываемых событий частично занятых непрофильной продукцией. Чего там только не было – одежда производства  отечественных кооперативов и сработанная в Турции модельная обувь, азиатские кроссовки и голландские фруктовые чаи, невнятного происхождения станки и приспособления. А один крупный склад целиком арендовала компания "Кока-Кола", тогда только нацеливавшаяся на российский рынок; завоевывая московские высоты, она создала на этой базе свое генеральное представительство. Наверное, меньше всего на базе были представлены овощи и фрукты. Ну, не хлебом единым.

          Командовали базой два начальника – директор Евгений Михайлович и финансовый директор Владимир Николаевич. Оба профессионалы, оба в самом дееспособном возрасте, когда и сил еще много, и знаний да связей уже хватает. Работали совместно не первый год, дружили семьями, руководили слаженно. Разработку документов по приватизации базы заказали нашему многопрофильному предприятию. Специалисты предприятия, возглавляемые авторитетным в своей области доктором-профессором, отнеслись к разработке документов по акционированию ответственно. Необходимый пакет документов был в срок подготовлен и с положенными инстанциями согласован. Тогда началось самое интересное.  Выяснилось, что у Евгения Михайловича и Владимира Николаевича нет единого понимания того, кто из них получит контрольный пакет акций базы.

          Вы, полагаю, знаете российские реалии того периода: при акционировании предприятия цена его акций первоначально ниже их реальной стоимости. И если даже предприятие убыточно, последующая продажная стоимость акции, как правило, неизмеримо выше начальной цены приобретения. Собственно, по этой нехитрой стратегии возникла поросль российских скороспелых миллионеров из числа лиц, до приватизации причастных к руководству заводами, фабриками, институтами, магазинами, ателье и химчистками. Кто чем командовал, тот то и поимел. Если, конечно, сообразительности и весовой категории хватило, а мораль позволила. Что касается контрольного пакета акций предприятия, то он определял в конечном счете, кто командует судьбой предприятия и финансовыми потоками. В нашем случае это были большие, даже очень большие деньги.

          Двум котам в одном мешке тесно, и двум уважающим себя руководителям не ужиться в тесной роли хозяина. Так поссорились Евгений Михайлович с Владимиром Николаевичем. Затем появился криминальный сюжет. Квартиру Владимира Николаевича подожгли, облив бензином металлическую дверь. В тот момент в их квартире на третьем этаже были только хозяин с женой, эвакуировались еще до приезда пожарных. Жена благополучно выбралась через окно и спустилась по водосточной трубе, грузный Владимир Николаевич прорывался через дверь. Сильно обгорел и едва не лишился глаз, долго лечился.

          Заказчика и исполнителей поджога не нашли, приватизацию базы приостановили. Мы со своими специалистами от темы отошли по причине нерешенного в коллективе базы вопроса распределения собственности. Позднее я бывал на базе раз или два в гостях. Директором базы стал Владимир Николаевич, все прочее сохранялось внешне неизменным.


10. ПОЖАРЫ В ТАЙГЕ

          Зрелище последствий площадных пожаров в тайге удручает.

          Мне довелось видеть сотни гектаров выгоревшей Кокшайской тайги, что на Восточно-Европейской равнине. Обгорелые стволы корабельных сосен черными остовами смотрели в небо. Жизнь ушла из этого леса, десятилетиями будет земля затягивать раны. Поезд шел мимо, мне хотелось отвернуться. Люди виновники происшедшего, было стыдно, хотя причем здесь я? 

          А в тысяча девятьсот семьдесят пятом году я оказался на Дальнем Востоке. Стояли необычные даже для тех мест морозы, и когда в дальневосточном городе "Солнечный" оборвало высоковольтную линию электропередачи, на спасение города бросили военных. Мне повезло уехать из Солнечного часа за три до аварии на линии. Я стоял у окна поезда, и сопки Дальневосточной тайги, оголенные пожарами от костров браконьеров, виднелись на горизонте, как грудь истерзанной женщины.


11. У АЛЛАХА МНОГО ЗАБОТ

          В Киргизской части Ферганской долины, что в  Предгорье Памиро-Алая,  есть горная речка Шахимардан-сай, а на ней поселок Шахимардан, что в переводе с персидского означает "Повелитель людей" и соотносится с именем имама Хазрата Али, сподвижника и зятя мусульманского пророка Мухаммеда. Предание гласит, что Хазрат Али посещал это место, возможно, там же и похоронен.  Очень этот имам узбеками уважаем. Землю, где селение и речка, узбеки за собой издавна числили, как узбекский эксклав на территории Киргизии. На карте Советского Союза с границами республик маленькое красное пятнышко на земле Киргизии обозначало принадлежность территории Узбекистану.  Сейчас эта принадлежность сохраняется, изменились лишь названия республик, ставших  суверенными государствами.

          При Советской власти Шахимардан называли Хамзаабадом – по имени узбекского поэта и основоположника узбекской драматургии Хамзы Хакимзаде Ниязи – и был глухим селением, даром что числился городом-курортом.  По-русски жители не говорили и почти не понимали. Много стариков инвалидов, у кого руки-ноги нет, у кого  глаза. Это они в басмачах пострадали, а  советская власть их простила и жить позволила. Иначе где население взять?

          Традиционны в Хамзаабаде народные праздники. Вот вначале несколько человек на длинных, метра по полтора, трубах дудят. За ними амбал полуголый в круг выходит, из толпы двух мужиков потолще за шкирку выхватывает и на разведенных в стороны руках носит. Затем ему специальным устройством вроде катапульты двухпудовки бросают, а он эти гири загривком ловит. Люди кругом стоят, смотрит, в ладоши хлопают и деньги в подставленный ящик бросают. Возле чайханы прямо на улице мужчина в шортах хлеб печет. Там все мужчины делают, женщины не работают на людях. Сидит тот мужик на земле рядом с глиняной печью-тандыром, похожей на врытый в землю очень большой кувшин. Муку на воде замешивает, тесто кусками нарезает и ладонью уминает. Потом листы теста расшлепывает поочередно на голых своих ляжках –  "шлеп" на правую ляжку, "шлеп" на левую. Готово. И в печь заправляет, на стенку печи лепит. Через короткое время пропеченную лепешку из печи извлекает сковородой на длинной ручке. Хлеб получается удивительно вкусный. Хлеб всегда вкусный, а на мужика того голого и потного можно не смотреть.

          В горах над Хамзаабадом озера удивительные. Одно голубое, как безоблачное небо ранней весной, так его и называют "Голубое". Официальное же его имя Курбан-куль. Другое зовется "Зеленое", оно тоже свое название оправдывает: вода чистая, сквозь воду на глубине водоросли зеленеют, цвет тому озеру дают. Рядом друг с другом озера, а такие разные. Вода в озерах прохладная, видимо, подземные ключи их подпитывают. К тем высокогорным озерам мусульмане на поклонение ходят,  больных людей на руках приносят. Порой несколько дней идут. По дороге в горы горный можжевельник растет, в Киргизии его арчой называют. На ветки арчи люди лоскутки разноцветные повязывают в напоминание Аллаху о своих просьбах. Лоскуты те не полагается заранее готовить, нужно на месте от своей одежды оторвать. Некоторые лоскутки совсем истлели. Много лоскутов на деревьях, много у Аллаха забот.


12. В ПОГРЕБКЕ

          Начало 20 века, Одесса, винный погреб-кабачок. Посетители приходили туда выпить стакан-другой вина, посидеть, поговорить. Нередки были компании мелких купцов, разбогатевших на одесском Привозе. Иногда подвыпившие клиенты скандально ссорились, и тогда их приходилось успокаивать. Но случалось, что они целовались, проявляя взаимные симпатии. Выглядело это так.

          Двое толстых мужчин с традиционно большими животами вставали лицом к лицу на некотором расстоянии друг от друга. У каждого в одной руке был стакан с вином, в другой руке – солидный брус замороженного сливочного масла. Отхлебнув вино и закусив маслом, они разводили в стороны руки, переваливались через свои сдвинутые животы и, сблизив  замасленные физиономии, лобызались.


13. МОСКОВСКИЕ ПОПРОШАЙКИ

          В Москве много попрошаек. На моей памяти так было всегда, исключая короткий период Олимпийских игр 1980 года. Наряду с людьми несчастными и бездомными милостыню просят профессионалы, нашедшие  устойчивый заработок в этом занятии. Порой нищенство приобретает причудливые формы.

          Моя приятельница, проходя  мимо убогой старушки, с головы до ног укутанной в потертый плащ, положила мзду в лежащую перед той коробку. Потом, по загадочному наитию, присела и заглянула под низко нависающий капюшон. Оттуда глянуло небритое лицо мужика лет сорока с ошалевшими от ее поступка глазами.

          К другой моей подруге подошел на улице мужчина неопределенного возраста с жалостливым рассказом о своих невзгодах. Подруга разводку почуяла опытом коренной москвички, но спешила и по свойственной ей импульсивности дала попрошайке испрошенную им, кстати сказать, не самую маленькую сумму. После чего продолжила путь. Мужчина от ее стремительности несколько растерялся и порывался досказать. Тогда приятельница объяснила, что она все поняла и прониклась сочувствием, а дать больше все равно не может. Только мужчина не останавливался  в своем повествовании и еще квартала два шел по пятам, отрепетировано излагая. Потом, видимо, решил, что он честно отработал, и отстал.


14. ЧЕРЕЗ МАМИСОНСКИЙ ПЕРЕВАЛ

          В студенчестве я прошел из Северной Осетии в Грузию военно-осетинской дорогой через Мамисонский перевал. В несколько шутливом переводе осетинское "Мамисон" звучит, как "Не вспоминай меня больше", что указывает на некоторые особенности перевала. Но места вокруг красоты дивной. Приметой дороги был транспарант, неизменно цитировавший неугомонного путешественника Николая Михайловича Пржевальского: "А еще жизнь прекрасна тем, что можно путешествовать!" Этот оптимистичный лозунг приветствовал нас во всех горных приютах, куда мы, порой корячясь, добирались. 

          В осетинском селении Алагир наша группа повстречала ансамбль медицинского института города Орджоникидзе, которому сейчас вернули имя Владикавказ. Ансамбль вел агитационную компанию во имя светлого будущего. Что заставило этих ребят и девушек отправиться в маленький туристический лагерь? Наверное, это было важное плановое мероприятие, потому что сопровождал их представитель областного комитета партии, а возглавлял агитбригаду секретарь институтского комитета комсомола. Ансамбль, как положено, спел-сплясал, а потом ответный концерт дала наша оперативно сколоченная самодеятельная группа. Я принял в ней посильное участие, читал стихи, безголосо пел в квартете и вел конферанс – надо было заполнить вакуум, вот мне и припомнилось былое участие в КВН. Ну, выступили, похлопали друг другу. Дело к ночи, можно разбегаться. Тут мне руководитель институтского ансамбля и предложил: "Борис, ты не хотел бы посидеть с нами? Есть арака".  Как отказаться? Я об араке наслышан и попробовать не прочь. Арака – это местный кукурузный самогон, если встретите, не пейте. И я бы не пил, если бы знал. Только тогда не знал, а потому согласился.

          Разместились мы в большой шатровой палатке. Можно сидеть, можно стоять. Сели вначале вчетвером, а один, красивый мальчик по имени Маир, стоял за нашими спинами и нам наливал. В центре разместилась  трехлитровая бутыль с аракой. Тут же тарелка с закуской – два разрезанных на дольки помидора, мы же не есть собрались! Стакан один на всех. Пить не сразу начали, вначале тамаду выбирали. Предложили тому, кто был от обкома партии. Старый был мужик, лет сорока. Тот отказался, сказал комсомольскому секретарю: "Хасан, ты у нас самый уважаемый, будь ты тамадой". Ну, Хасан ломаться не стал, стал тамадой. Налил ему Маир в стакан  примерно на треть. Хасан стакан взял, что-то по-осетински произнес, а для меня на русский перевел –  вроде как за очаговую цепь пьем, обычай первого тоста. Хасан стакан пригубил, остаток мне передал. Сосед подсказал: "Пить надо, личный тост. Человек из уважения свое отдал". Я выпил.

          Потом опять я пил, как почетный гость. Это тогда выяснилось, что я почетный гость. Я тоже что-то сказал, перед тем, как выпить. Затем выпили и сказали другие. Со второго тоста мне осторожно заметили, что принято в каждом тосте развивать мысли тамады. Еще я обратил внимание, что Маир, подавая, держит стакан на ладони, а принимающий касается своей рукой его запястья. Спросил, и мне объяснили: "Это знак уважения к разливающему". А разливающий был у нас самым молодым и все время стоял. Один раз тамада сказал ему: "Маир, ты нам разливаешь, и ты нас уважаешь. Мы тоже уважаем тебя, выпей с нами".  Маир налил себе дозу, склонил перед нами голову и выпил. И опять только разливал.

          Пили последовательно по  кругу – тамада, я и двое других. На втором тосте меня окликнули снаружи, это моя жена забеспокоилась. Я позвал ее к нам, и она тоже пила с нами и тоже была почетным гостем. Но пила после всех, потому как женщина. Разговоры велись  по-русски. Когда кто-то заглянул в палатку и по-осетински обратился, его оборвали: "У нас в гостях русские друзья. Говори по-русски".

          Арака оказалась коварным напитком. Голова вроде ясная, а где же ноги?  Когда до своей палатки мы с женой добрались, я лег и, помню, земля подбрасывать стала, все я ухватиться пытался. Следующим утром наша группа двинулась без нас, а нам с женой отдельную комнату в домике отвели.  Гостили сутки, отсыпались, а лагерные инструкторы через окно яблоки забрасывали, угощали. Группу свою догнали мы через день.


15. КАКОЙ ВКУС У КУМЫСА?

          Кумыс, этот целебный напиток, мне довелось впервые попробовать, когда после очередной командировки возвращался из Ташкента в Москву. На место в купе денег не хватило, на плацкарт тоже не набралось, пристроился в общем вагоне. После чего у меня оставалось, помню, ровно пятьдесят копеек. Поистратился, на зарплату младшего научного сотрудника много не накатаешь. 

          Выбрал себе самую верхнюю, третью полку. Она багажная, только народу в вагон много набилось, мест не хватало, вот я и залез наверх. Лежу. Голодно. Решил на второй день прикупить поесть, по тем временам на что-нибудь да хватило бы. Дремлю, о своем лениво думаю. Временами, возможно, в голодную спячку западал. Слышу сквозь дрему: "Кому кумыс, кому кумыс?"

          Сна сразу нет. С полки скатываюсь, а за окном степь до горизонта, ветер колючки кустов перегоняет. Поезд стоит, а возле нашего вагона женщина топчется, кумыс предлагает, рядом верблюд лежит. Зажимаю в кулаке заветный полтинник, и к выходу. С подножки свешиваюсь, интересуюсь, почем продает. Не помню, какую цену женщина назвала, но по моим деньгам. Протянул монету и получил зеленого стекла полулитровую бутылку. Внутри жидкость белая просвечивает, горлышко бумажной пробкой заткнуто. Пробку я вытащил и на землю  бросил, бутылку раскрутил в манере профессионального алкаша и к горлышку приложился. Положенные такой бутылке двадцать семь булек враз я не осилил, но половину содержимого с голодухи проглотил, потом вкус почувствовал. Не очень. Главное запах, сразу вспомнил конюшню и знакомых лошадок.

          Вы знаете, как кумыс готовят? Я потом, уже в Москве, технологией поинтересовался. Помещают заквашенное молоко кобылиц в бурдюки из шкуры лошади. Из тех частей шкуры, что с ног лошади сняты, шерстью внутрь. Естественно, если лошадь была старая, то и шкура старая, лошадиным потом навечно пропитанная. Пот непередаваемый привкус и запах кумысу придает, шерсть линялая в кумысе плавает.

          Больше я тот кумыс не пил, хозяйку поблагодарил и бутылку с остатком кумыса ей вернул. Сам вглубь вагона не захожу, окрестности обозреваю, интересуюсь. Вижу мельком, что тетка долила бутылку с остатками моего кумыса до прежней метки, брошенную мной пробку с земли подняла, бутылку заткнула и к следующему вагону с той же песней:  "Кому кумыс, кому кумыс?"   Как прикинул я по вкусу-запаху, сколько народу до меня эту бутылку сосало,  мне совсем нехорошо стало. До самой Москвы ни есть, ни пить не тянуло.


16. В ЗАПОЛЯРЬЕ

            С моим другом Сергеем и его прежней, тогда всего второй по счету, женой отправились мы на Север. Собственно, туда я не собирался, намереваясь в свой законный отпуск пройти на байдарке с коллегой, тоже Сережей, по реке Великой, что на Псковщине, Пушкинские места посмотреть. Только Сережа в день отъезда свалился с высокой температурой, не идти же в одиночку. Поменял планы, решил навестить родителей, которые жили в другом городе. Согласовал планы с женой, хотя ей так и так работать, она без отпуска. Позвонил родителям, обрадовал своим близким появлением. Съездил на аэровокзал, купил билет на завтрашний самолет, вернулся, сижу дома. Звонит мой друг Сергей. "Нет ли у тебя лишнего спальника? – спрашивает. – А то мы в Заполярье податься решили, рыбку половить". "Есть, – отвечаю обреченно, – бери, что хочешь,  бери один спальник, бери два. Сам я на Великую собирался, да напарник  заболел". "А ты с нами давай, очень здорово будет", – предлагает друг. Я заинтересованно: "Поезд когда?"  А он мне: "Через два часа". Каюсь, его предложение я прокомментировал бестактно. Про спальник мы договорились, и трубки повесили. А я как раз перед этим разговором очередную книгу дочитал и новую начинать сразу не хотел. Дел нет, и предстоящему размеренному периоду явно не хватает красок.  Почему бы не на Север? Рюкзак еще не разобран. Жене позвоню, она мой билет на самолет сдаст. Перед родителями извинюсь, приеду к ним чуть позже. Курева вот почти нет, ну, уж как-нибудь. Так все и сделал. Через два часа был с друзьями в поезде. "Хорошая вещь каникулы!"

           Приехали на станцию "Полярный круг", пересели на другой поезд, едем севернее. Вышли у деревни с загадочным названием "Черная речка". Оттуда надо еще севернее, но уже по реке, другого ходу нет. Только у нас лодки нет. Пошли по деревне. Народу там осталось немного, кто помер, кто уехал. Оставшиеся занимаются сбором морской капусты, ламинарии по-научному, достают вилами со дна, сушат и сдают. Тем живут, да подножным кормом. Мужики, как водится, пьют. Мы в один дом, в другой. "Нельзя ли лодку на время получить?" Не дают лодку, говорят, что нет. А у нас спирт с собой, литра три. Начали мы по душам в избах разговор вести, здесь угостим и пригубим, там. Глядишь, подружились, где-то и сошлось, отыскали лодку. Хозяин, правда, к тому моменту не совсем в себе был, но на ногах держался. "Берите, – говорит, – мужики, только верните потом". А сам в это время к жене моего друга обращается, смотрит, не моргая. Это чтоб мужик не подумал, что он пьян – жену друга он за мужика принял, не разобрался, видать.

           Лодка нам перепала – решето, в воде по макушку. Воду мы отчерпали, щели, как могли, законопатили, и в путь, пока хозяин не протрезвел, обратно лодку не затребовал. Когда на обратном пути мы ту лодку возвращали, узнали, что мужики за нас свечку на поминание поставили. Потому что лодка эта была для плавания не пригодна, и когда мы в ней сидели, то один из нас непрерывно воду черпал, иначе потонули бы. Ну, есть Бог. Дошли до острова "Олений", что на Белом море в Чупской губе Кандалакшского залива, там неподалеку  филиал биостанции Московского университета когда-то был. Палатку поставили, на случай дождя окопали, растяжки от ветра укрепили, все, как надо. И роскошно время провели. Рыбалка по щедрым северным меркам – треска, навага, скорпена. Кто не знает: скорпена – это такая многоцветная рыба из отряда ядовитых ершей, ее еще морским ершом кличут. С виду страшненькая, но в уху хороша, навариста. Удочки не нужны, мы рыбу с лодки на закидушку брали. На палец леску толстую наматывали и два здоровущих крючка цепляли. На крючки  пескожилов насаживали – червей, которые в песке на берегу обитают, на том месте, которое отливом обнажается. То место приливно-отливной зоной или литоралью называют. Видишь на литорали конусы закрученные - это пескожил накрутил. Походишь – найдешь.

          Случалось, что мы зараз на оба крючка ловили. Хватает на один крючок треска или навага, а пока тащишь, за второй крючок скорпена уцепится, она жадная. Еще зайчик на литораль вышел, а мы со стороны леса оказались. Зайчишка от нас, а там море. Прижал зайка ушки, сжался, трясется. Ну, не трусь, малыш, не обидим!  В руки малыша брать не стали, иначе мать-зайчиха могла не принять. Отошли в сторону, свистнули, он и побежал в лес, родных искать.

          Люблю Север. Курева бы только с собой побольше.


17. СИЛА БЮРОКРАТИИ
(подлинная история)

                Предисловие
                Подавляющее большинство моих знакомых, умных и даже
                очень умных, и не слишком умных, и совсем не умных не
                представляют себе в полной мере силу документов,
                относя все свои связанные с этими документами
                издержки времени и сил к ненужным требованиям
                бюрократического аппарата. Такое тоже порой
                случается, но в основном документы необходимы. Они
                формализуют взаимоотношения сторон, вносят четкость в
                обязательства участников друг перед  другом и перед
                третьими лицами, определяют сроки и порядок
                разрешения споров и пр. Документально определенные
                отношения, в бумажной форме или в электронной, вносят
                однозначность понимания задач каждой из сторон и
                являются залогом успешного сотрудничества.

                Наверное, у каждого из нас своя дорога понимания. 
                Вот пример, ставшим для меня показательным и
                усвоенный еще в юности. Уверен, что без короткой
                истории, которой поделился со мной ее герой,
                мой путь был бы иным и, вероятно, не столь успешным.
                Привожу ниже эту историю.      



                Начало войны с Германией застало Николая Константиновича в летном училище. По окончанию учебы двадцатилетнего новоявленного офицера направили в действующий авиационный полк и сразу назначили командиром штаба. Офицеров не хватало, потери в начале войны были огромными. Среднее время жизни самолета в воздухе не превышало двух часов, с самолетами гибли летчики. Вскоре полк лишился и летчиков, и самолетов, остались лишь  командир полка, начальник штаба Николай Константинович и машинистка с пишущей машинкой. Но сохранилось полковое знамя. В подобных случаях по закону полк признают расформированным, знамя сдают. Командир полка, однако, был мужик бывалый и ушлый. Поручив своему юному начальнику штаба  писать рапорты и ходатайства, он отправился по инстанциям. А Николай Константинович прилежно писал письмо за письмом. И что скрывать – это были немного лукавые письма. В один адрес сообщал, что полк испытывает недостаток в летном составе, потому самолеты не могут быть использованы. В другой адрес докладывал, что летный состав лишен возможности летать из-за отсутствия самолетов. В третий адрес - что есть и самолеты, и летчики, но нужны авиационные техники.

                Машинистка печатала, почта письма уносила. Постепенно из разных мест стали прибывать самолеты, и летчики, и техники. Произошло невозможное: полк ожил и продолжил воевать. Позднее дошел до Берлина, стал гвардейским.

 
18. ПЕРЕД ЮБИЛЕЕМ

          Как не вспомнить мудрую, как народ, русскую пословицу "Робкого и в церкви бьют"? Илья Петрович был типичным ученым слегка карикатурного образа – интеллигентным до робости, любознательным до наивности, аналитичным до самозабвения. Перейдя пенсионный рубеж, продолжал трудиться на благо родной космической отрасли, на пенсию прожить трудно.

          Случилось это в сентябре, в первый год двадцать первого века. Накануне своего семидесятилетия вознамерился Илья Петрович купить себе зонтик, для чего отправился  после работы на ближайший рынок. Так неоправданно громко именовали обычную московскую барахолку, стихийно возникшую вокруг станции метро "Улица 1905 года".  Безрезультатно пройдя по ряду рыночных палаток, Илья Петрович потешил себя лоточным пирожком с луком и возобновил поиски. Тут навстречу милицейский патруль. Походил ли пенсионер на какого-нибудь разыскиваемого террориста или обликом своим напомнил патрульным о существовании бомжей, но только привлек он внимание бдительных стражей.  Его остановили и документы потребовали.  Илья Петрович безропотно протянул всегда носимый при себе паспорт:
                – Пожалуйста!
                – Что это от тебя так воняет? – повел носом слуга закона, учуяв луковый дух. - Пьян, наверное.
                – Что Вы, - несмело возразил Илья Петрович, – я вообще почти не пью.
                – Точно, пьян, - определили милиционеры, – вишь, какой строптивый. Ну, пойдем.          
                – Куда? – испугался Илья Петрович.
                – В вытрезвитель, на освидетельствование, – деликатно пояснили работники правопорядка.
 
          После чего запихнули несчастного в автозак и транспортировали в расположенный вблизи  Краснопресненских бань вытрезвитель. В приемнике этого славного заведения Илья Петрович с трепетом ждал обследования. За свою семидесятилетнее честное прошлое он впервые оказался в такой ситуации. Ну, везде жизнь. Случился рядом товарищ по несчастью, пребывавший в хорошем расположении духа соответственно своему легкому подпитию. Незамедлительно узрев в Илье Петровиче родную душу, по-свойски откровенно поведал, что привозят его сюда не впервой. Что удобно, потому что живет он совсем рядом с этим вытрезвителем. Мест в вытрезвителе обычно не хватает, так его, подержав недолго, попросту отпускают. И выходит, что родная милиция человека бесплатно домой доставляет. Вот ведь везение! Илья Петрович даже слегка позавидовал. 

          Специалиста для освидетельствования ждали часа полтора. Затем возник некто с лицом строгим и озабоченным. Надел белый халат, стало понятно – врач, будет объективно оценивать степень опьянения задержанного. Алкотестера не оказалось. Возможно, теоретически он был, но в наличии его точно не нашлось. Специалист предложил свой метод, не менее точный и, главное, доступный. Протянув Илье Петровичу чайную чашку, дал установку: "Дыхни!" Тот прилежно дыхнул. Врач понюхал из чашки, поморщился. Затем заставил Илью Петровича  дыхнуть еще разок и опять понюхал.  Вердикт гласил: "Вроде и не пьян". На этом интерес служителей к Илье Петровичу  иссяк. Со словами: "Вали, мужик. Нечего тебе здесь делать" они выпихнули его на улицу. И Илья Петрович счастливо отправился домой, праздновать  свой юбилей. Зонтик так и не купил. Да бог с ним, с зонтиком!


         19. СТАРИЧКИ-КИБОРГИ

          Заступив в девятый десяток, Илья Петрович оказался в госпитале, куда "скорая помощь" доставила его с переломом шейки бедра. Заслуженному ветерану поставили импортный эндопротез последней спортивной модели с ресурсом на пятьдесят последующих лет. Протез прижился с явным намерением оправдать свое назначение. А года через три незадачливый герой ухитрился сломать шейку другого бедра. В том же госпитале его приняли как родного и установили бедренный эндопротез на второй ноге.

          Вскоре выйдя на свободу и временно приноровившись к костылям,  Илья Петрович шествовал по круговому променаду садово-дачного кооператива, в очередной раз совершая предписанный для набора формы регулярный марш-бросок. Навстречу женщина почтенного возраста и тоже с явными проблемами передвижения.  Незнакомка участливо поинтересовалась:
                – Что, милок, ножки не ходят?
                – Нет, – парировал Илья Петрович, – у меня протез шейки бедра.
                – Да, да, – оживилась дама. – У моего мужа тоже протез шейки бедра, и даже на обеих ногах.
                – И у меня такие протезы на обеих ногах.
                – А вот у моей подруги, –  не сдавалась женщина, –  так той протез на колено поставили. Теперь ходит, а раньше очень она жаловалась.
                – Да, колено – это ужасно больно.  И у меня колено стало болеть, придется, наверное, и его протезировать.       
          Тогда собеседница гордо выложила свой козырь: 
                – А мне год назад позвоночник оперировали, какую-то железку вставили и сто тыщ взяли. Вот, видишь, бегаю. – Приветливо кивнула и заковыляла дальше. 

          А Илья Петрович пошкандыбал своей дорогой, размышляя об этом сумасшедшем диалоге, немыслимом всего несколько лет назад.


20. ОТКРОВЕНИЕ

          Этот случай произошел немало лет тому назад. К Екатерине заехала подруга со своим приятелем Филиппом Эндрюсом, двадцати шести лет, ирландцем, католиком и миссионером. Служил Филипп в Бразилии и направлен оттуда в Китай. Летел через Москву, где по делам задержался. За чашкой чая Филипп поделился с девушками своими наблюдениями. Заметил он, что в русском языке, которым сносно владел, похожи два слова – веровать и воровать. А поскольку в тоталитарном государстве до распада Советского Союза верить следовало только в идеалы партии и в мудрость вождей, вопросы веры не были близки сознанию  обывателя. Отсюда возможная подмена понятий.

          Дня за три-четыре до того чаепития встретил Филипп нищего, каких и сейчас немало на московских улицах. Верный миссионерскому призванию, Филипп не только деньгами поделился, но в беседу вступил, дабы слово о милосердии божьем до человека донести. Спрашивает: "Веруете?"  Акцент ли помешал или нищий слышал плохо, но переспросил он. Филипп повторил вопрос. Нищий закивал в  откровении: "Воруем помаленьку".


21. СТРАДАНИЕ ПО ПРИКАЗУ

          Есть такая профессия –эксперт по органолептике. Это профессиональный дегустатор, тот, кто определяет качество чего-либо исключительно посредством своих органов чувств. Органолептической экспертизе подвергают главным образом продукты питания. Квалификация эксперта-органолептика редкая,  требующая природных данных, знаний и навыков.

          Работа органолептиков нелегка в оценке качества любых продуктов. Непросто по обязанности регулярно пробовать шоколад или конфеты. И дегустация вина напрягает, если нельзя его проглотить. Но только самые закаленные могут дегустировать спирты.

          Александр Сергеевич был самым-самым. Фронтовик, дошедший до Берлина, крепкий и остроумный, знающий и честный. Образцовый начальник отдела пищевой промышленности крупного НИИ. Вместе с коллегами из числа ведущих специалистов приказом Министра пищевой промышленности его назначили в комиссию по качеству спиртов. Естественно, без ущерба для основной работы. Собирались эксперты вместе раз или два в месяц. К их появлению накрывали стол. А на нем! Нежнейший балык, рыба красная и белая, икра черная и красная. Колбасы и ветчины, масло сливочное вологодское. Ну, все то, чем потчуют праведников на том свете, потому что на этом свете такой стол мог быть только у грешников.

          Члены комиссии рассаживались вокруг стола, и начиналось священнодействие. В зал торжественным косячком вплывали  опрятные девушки с колбами в руках. На колбах – этикетки с номерами пробы, на каждый заплыв у всех девушек номер одинаковый. Девушки быстро и ловко наливали спирт в стоящую перед каждым членом комиссии стопочку размером с наперсток. Члены комиссии забрасывали содержимое стопочек в рот, чмокали… и глотали. Да, спирт полагается при дегустации глотать, без этого какие-то его свойства не определишь. Затем они закусывали, записывали свои оценки в имеющийся у каждого протокол, и процедура повторялась, только номера на колбах менялись. В безмолвии дегустировали лишь в первый раз, потом решили, что тихушничество приведет к алкоголизму. И договорились говорить по очереди  тосты. Дело пошло живее.

          Эта комиссия определяла качество спиртов всей нашей большой страны, а потому после каждого заседания "на входе" у специалиста набиралась приличная доза спирта. Под хорошую закуску да на халяву чего не выпить, но какая нагрузка! "Самое трудное было, – делился с друзьями Александр Сергеевич, - добраться домой. Спускаюсь в метро, ноги не держат. Пожилой человек и вида вроде приличного, а набрался. Стыдно. Ну, как объяснить людям, что работа у меня такая?!"


22. ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТА

          Бабушка Аня ждала с войны сыновей – старшего Ефима и младшего Григория. Третий, Леонид, вернулся. Пусть израненный, с осколками в теле, но жив. Часть осколков со временем удалили, часть сама вышла, а самый большой, под сердцем, трогать было нельзя, с ним и умер.  Но бабушку Аню пережил и смог отдать ей последний сыновний долг.

          Дочери у бабушки Ани тоже были. Старшая, самая удачливая, двух детей родила. Муж у нее человек хороший, надежный. Другая дочка хоть инвалидом в войну стала, но живет, дышит. Вот только что с Фимой и с Гришей, почему мать оставили? В присланной официальной повестке написано "Пропал без вести". А как это "без вести"?  В иных странах, говорят, иногда пишут "Пропал в бою". Ну, это горе какое, но все понятнее, погиб человек. Светлая память, помнить его и любить вечно. А как пропасть-то можно? Человек не иголка. Не понимала бабушка, куда страна сыновей ее пристроила. Запросы писали, посылали, один ответ – нет сведений. Были люди, и пропали.

          Пенсию  бабушка Аня не получала. Тоже понять трудно было. Как это – пятерых детей подняла, всю жизнь работала, и нет пенсии. Хорошо, дочь-зять есть, а то куда деваться? После назначили бабушке пенсию по статье "потеря кормильца", по тарифам того времени рублей двадцать в месяц выходило. Примерно столько или больше стоили лекарства, которыми ее искалеченные работой ноги мазали. 

          Нет уже бабушки Ани, ее тепла и заботы. Любила бабушка близких, как может любить добрый хороший человек, и всё ждала не вернувшихся с войны сыновей. До самой своей смерти.


23. ЧЕСТЬ ИМЕЮ!

          Эта история моего друга Саши Л., рассказанная им самим. Внося
          небольшую правку, я пытался сохранить стиль рассказчика и не
          посягать на подлинность деталей. Текст изложен от имени Саши.    


          Восьмидесятые годы. Я окончил Университет Дружбы народов и до призыва в армию четыре месяца проработал научным сотрудником Музея истории войск Московского военного округа. Потому, наверное, после призыва оставлен в родной Москве для полуторагодовой  службы в одном из подразделений этого музея в роли прислуги "за все". Водил экскурсии   по Музею истории, гонял с мелкими поручениями, на пару с сослуживцем Сережей С. чистил и мыл помещения Музея. Сережа  — удивительно хороший человек  старше меня: его призвали за месяц до того возраста, когда уже нельзя призывать. Сейчас он кинорежиссёр, сценарист и продюсер, а тогда мы вместе столы таскали и подружились. С того времени дружим, сорок с лишним лет. Когда встречаемся, ни слова о работе — пьем водку, говорим о жизни, читаем  стихи. Чаще всего у меня дома, под соленья, картошечку и лучок.

          А в той, армейской, жизни, когда служить оставалось месяца полтора, мой непосредственный командир подполковник П. поручил мне доставить служебное письмо начальнику Центрального Дома Советской армии полковнику М.  Вид у меня был бравый. Форма  ушита по фигуре, бывалого солдата отличали по ушитым штанам и ушитой гимнастерке. Юфтевые сапоги начищены, а для солидности фуражка. Не пилотка, а фуражка. Незапятнанную медалями грудь украшал университетский ромбик.

          В здании ЦДСА на Суворовской площади много больших и маленьких помещений и огромный зал для торжественных собраний, гражданских панихид и прощаний с усопшими военачальниками и генералами. Прибыв, прохожу в приемную начальника, отдаю адъютанту пакет и выхожу. А выход там тамбурного типа. И аккуратно в тот момент, когда я оказываюсь в тамбуре, в него с другой стороны заходит Министр обороны Советского Союза, Маршал Советского Союза Дмитрий Федорович Устинов. По-видимому, в тот день в ЦДСА что-то намечалось. Сообразно моменту Министр-Маршал был в полной выкладке, в маршальском мундире и при иконостасе орденов-медалей.

          Маршала вживую до того я никогда не видел, но знал по фотографиям. Соображаю, как быть. Вроде я одет по форме, в этом ничего особенно не нарушил. Гимнастерка хотя и линялая, многократно стираная, но по фигуре подогнана. А что на голове фуражка, так это обычная привилегия бывалого солдата. В Уставе нет, но дозволяется.  И стрелочка  там, где положено. Еще, конечно, у бывалого солдата ремень висит на яйцах. Ну, так я, когда заходил в Дом офицеров, ремень подтянул. К тому же выгляжу старше своего возраста, возможно, из-за очков. Вроде все в порядке.

          Всякий солдат знает, что старшему по званию надо отдавать честь.  Что я и сделал при виде Маршала, лихо вытянувшись и держа руку у виска. То ли потому, что рука военного механически привычно вскидывается в ответ на отданную ему честь, то ли мой университетский поплавок с советским гербом привлек внимание Маршала, но проходя мимо меня, и Маршал отдал честь. Я его поприветствовал, и он в ответ честь отдал и пошел дальше, не останавливаясь. Секундное дело!  Но ведь цепная реакция – Маршал отдал честь, значит нижестоящие чины тоже должны честь отдать.

          За последующие двадцать восемь минут мимо меня прошла составлявшая в тот момент его многочисленную свиту верхушка Советской армии. Я единолично принимал у них парад, держа руку у виска и не решаясь ее опустить. Мимо меня шли Маршалы родов войск, шли генералы армии и генерал-полковники. Шли генерал-лейтенанты и генерал-майоры. С ненавистью глядя на меня, они отдавали мне честь.

          Вначале я стоял по стойке смирно, потом, когда после генералов пошли старшие офицеры, всякие там полковники и подполковники, я немного расслабился и стоял уже вот так вот (Саша показывает), а они все шли и шли мимо меня. Потом шествие стало иссякать. Последними шли особисты, замыкавшие колонну. Единственно, чего я тогда опасался, так того, что они меня  прихватят за наглость. Расстрелять не расстреляли бы, но отправить в Афган на передовую могли. Но обошлось. Вот такая абсолютно правдивая история.
 

24. МЫСЛИ СТАРОГО ДИВАНА 
      
          «Надо понимать, любить, уважать человеческий зад,
          чтобы сделать хорошее кресло»
                Алексей Николаевич Толстой
                «Похождения Невзорова, или Ибикус»


          Кхе-кхе-кхе…
          Вот сладили меня хоть давно, а хорошо: крепок, и память не подводит. Как начну перебирать, что было – столько посыплется!

          Сотворен я фабричными умельцами при прежней власти, про которую всем говорили, что она народная и зажигает солнце социализма. Совсем юным привезли меня в казенное учреждение, которое чем-то заведовало. И со всем уважением определили в кабинет к начальнику, вроде как в помощники вопросы решать. Дел у нас было немеряно, работников много – кого послушать, кому подписать, кому указание дать. А тут еще просителей сторонних тьма-тьмущая,   то жить тесно, то с дитем помочь, то зачем-то ветеран с медалями. Ну, одних секретарша начальника сразу разворачивала – мол, не туда пришли. Других мой начальствующий напарник за стол к себе располагал, объяснял, почему помогать не станет или не может. А иных, особых, на меня сажал, сам подсаживался, секретарша им чай-кофе приносила. Бывало даже, что начальник из шкафа пузатую бутылку доставал, они с гостем пили и ласковое говорили. А уж как доверял мне начальник, особенно когда после работы в кабинете они с секретаршей закрывались и на мне размещались.  Ну, да это уже служебная тайна, я ведь по тому времени был государственным диваном.  Хорошее было время. 

          А потом строить заново начали – видимо, не зажглось солнце социализма. Только не говорили, что строят новое, а назвали стройку перестройкой. Я тогда не понял, да и сейчас не понимаю, что можно перестраивать, если еще и не построили. И что они опять строят, тоже не понял. Мой начальник себе кооператив сделал, а наше казенное здание и имущество этому кооперативу отдал, вроде как подарил. Меня, конечно, как особо ценный инвентарь, не забыл. Работники кто разбежался, кто остался, а разговоры пошли другие, всё больше о деньгах и о крышах. Ну, это и понятно – если строить, то какое строительство без денег, какое здание без крыши? 

          Чем кооператив ведал или промышлял, не знаю, хотя народ по-прежнему заходил и на меня садился. Раньше были все больше пожилые, а тут зачастили  молодые парни, все в кожаных куртках, с виду крепкие, а на разговор вялые. Я и речь их не всегда понимал, вроде по-русски, да не по-русски. Были и другие, те продавали или покупали, но как-то необычно – валенки вагонами или повидло фурами, а то еще страннее. Да повторяли, как заклинали: «Нал, Нал». Кто он такой, этот Нал?   

          Наверное, эта стройка удалась, потому что начальник мой, который теперь хозяином кооператива был, банк сделал и меня туда работать перевел. Вначале у начальника сомнение было, не стар ли я для новой работы. Только разобрался, оценил, какой я хороший работник, возраст не помеха, забрал с собой. Что с тем кооперативом стало, не знаю, новая работа увлекла. Впрочем, почему новая? Работа та же, но в другом заведении. Сидели на мне поначалу посетители в приемной начальника, который здесь уже банком командовал. Народ другой, и разговоры другие. Слова знакомые и незнакомые часто повторяли – лимоны, грины, баксы, деревянные. А еще сиф, фоб, офшор, кредиты, форекс… нет, уже не тяну, всё же время память выветривает, это я раньше все помнил. А в остальном как в моей юности – сотрудники, посетители, подарки гостей начальнику и подарки начальника гостям, разговоры за закрытыми дверями начальника с секретаршей, или с другой секретаршей, или сразу с двумя секретаршами. Потом банк переехал в новое здание, побольше, а там другой начальник сидел в кабинете.  Вначале я разместился в его приемной, но уже скоро меня направили работать в какой-то орган местной власти,  наверное, повысили.

          Нет, точно повысили, потому что теперь мы с начальником опять занимали один кабинет. Только начальником уже другой был, но такой же деловой. А работа стала очень походить на прежнюю в том казенном учреждении, которое солнце социализма зажигало – отчетность и планы. Еще разговоры о том, как укрепиться в должности, кого уважить. От посетителей подношения, которые, со слов коллег, откуда-то откатывали. Признаюсь, понимал я не все. Вот еще, к примеру, начальник решал про оборону каких-то граждан (он про нее смешно говорил: "гражданская"). Как, думаю, мог он решать эту самую оборону, когда был  ветеринаром и пока в начальство его не определили, занимался разведением кроликов? Если даже я это знаю, неужели другим неведомо?

          Уединения начальника с секретаршей стали реже, хотя, может, это я стал менее сподручен для их бесед?  Наверное, так, потому что меня определили из кабинета начальника на работу в его приемную. И здесь у меня открылось второе дыхание. Сам никогда не поверил бы, но начал я различать мысли тех, кто на меня садился. А до того еще научился понимать, с чем человек пришел. Если сел на меня плотно, значит солиден, в себе уверен, пришел за своим. А ежели на краешек присел, едва меня коснулся – этот проситель, такой уйдет ни с чем. Сколько мыслей мной было прочитано, сколько человеческого горя и забот! Рассказывать о том не могу, это только между мной и ими, как тайна исповеди. И вот так было у меня день за днем. Сколько их, горемык, на мне пересидело!   

          Шли годы. Начальник старел, старели и менялись секретарши, уходили на пенсию работники. Старел и я. Однажды услышал, что начальника отправляют на пенсию, потому что он не подмазал кого надо. А как можно человека подмазать или отправить, ведь не машина, не вещь? Только через малое время начальник собрал возле меня работников и сказал, что уходит на заслуженный отдых. Добавил, что будет скучать и что выходит на пенсию со слезами на глазах. А чтоб всех помнить, на память о коллективе возьмет к себе на дачу несколько памятных предметов. Как же я был горд, когда он выбрал и меня.

          Так что сейчас живем мы на даче. Начальник мой уже не начальник, и оба мы не у дел. Теперь мы с ним вроде как просто сожители. Он поначалу все по дому ходил, бухтел про себя, что надо было ему больше брать, тогда бы он и давать мог больше, и в начальниках сидел дольше, и имел на зубок не как сейчас. Все поминал какого-то Ван Ваныча, который из бюджета немеряно сливал и потому у своего начальства любимчиком был, а сейчас кайфует на виле в канарах. Ничего я не понял – что за бюджет такой, какая вила, что за нары? Умный все же у меня подельник, тьфу ты, сожитель! Нынче он приутих, теперь мы все больше телевизор смотрим, а он взял за моду со мной вроде как беседовать. Хотя что со мной ему говорить, я ведь про себя думу думаю, ему не отвечаю. Да и не стал бы я разговаривать, когда он ко мне все только задом разворачивается. А я, может, старше его, где ко мне уважение?

          Чего только он мне не наговорил? И что какой-то большой генерал убег далече с казенными деньгами, а за им вослед бегут и бегут такие же защитники и избранники. Добром народным свои карманы набивают и управы на них нет, а народ в нищете мается. Еще помянул иноземную хворобу, страшную на вид.  Народ от нее мрет, не приведи Господь! Да все больше старые. Сожитель сказал, что помер уже мильон пенсинеров. «Ну, людей жаль, – говорит, – зато государству послабление, пенсию не платить. Шутка ли, такую прорву кормить!» А я вот про себя подумал: «Так ведь старики и старухи эти всю жизнь свою на государство работали, кто же теперь о них, беспомощных, позаботится?»  Я-то диван, вещь неученая, пусть бы кто умный мне растолковал. А про вакцинацию от этой хвори сожитель сам не понял. Вроде  она необязательная, выбирай: хочешь – вакцинируйся, не хочешь – ходи так. Только не вакцинированных до их работы не допустят. А к другой  работе не вакцинированные не подстроены. А без работы нет денег. А без денег кто этих людей и дитев их кормить станет? Опять не складывается. А еще говорено, что шибко цены в магазинах растут. А чего им-то еще расти, взрослые давно, небось?  И всюду, по словам сожителя, сплошные проблемы. Хорошо, что я всего только диван, мое дело служить людям. Надо жить. Глядишь, и покряхтим еще. 


25. ПРОЩАНИЕ С ВОЖДЕМ

          Смерть Брежнева. По всем программам телевидения классическая музыка и балет "Лебединое озеро". Прямо перед моими окнами на центральной московской улице Горького возникли блоки из  тяжелых военных машин ЗИЛ-157, поставленных на дороге поперек движения. Автомобили сблокированы по два и подперты колодками – так труднее смести заграждение танками и невозможно пробить колесными машинами в случае попытки мятежа для захвата власти. Естественно, в обоих направлениях оставлены узкие проезды, необходимые для жизни города.

          Страна в трауре. Мало кто занимается делами. Кулуарные  обсуждения, опасливые догадки и прогнозы. Крупные предприятия столицы срочно формируют делегации на церемонию прощания. Из нашей организации командирован каждый десятый сотрудник, я тоже в числе делегатов. 

          Прощание в Колонном зале Дома Союзов. Наша колонна строится вдалеке часа за три до отведенного времени прощания. Идем с сопровождением четко по расписанию. Колонны разных районов  постепенно сливаются и по мере приближения к Колонному залу образуют единую непрерывную ленту. На протяжении всего маршрута по сторонам дороги с интервалами метра полтора стоят общевойсковые и милицейские офицеры званием не ниже капитана. Через каждые несколько сотен метров – машины скорой помощи и туалеты. Все прочее обеспечение безопасности скрыто от взглядов, можем только догадываться. Людской поток медленно протягивается через Колонный зал. Непрерывная траурная музыка, приглушенное освещение. На постаменте гроб с телом, венки, цветы. Почетный караул сменяется каждые десять-пятнадцать минут. Проходя, вижу в почетном карауле  руководителя нашей организации  Александра Владимировича Г.   

          На выходе из Колонного зала людей направляют в метро. Мой дом недалеко, да и нужные мне станции по случаю прощания закрыты, иду пешком. Улица Горького пустынна и перекрыта шеренгами милиции. Прохожу, демонстрируя паспорт с пропиской. За двадцать минут хода от Колонного зала пересек милицейские кордоны двенадцать раз. Окончание церемонии прощания смотрел по телевизору.


26. НАМ НЕ ДАНО ПРЕДУГАДАТЬ...
(по следу реальных событий)

          "Нам не дано предугадать,
          Как слово наше отзовется..."
                Федор ИвановичТютчев


                Эта невероятная история произошла в семидесятых годах
                прошлого века и несколько лет назад поведана мне
                приятельницей, врачом-гинекологом с большим стажем. Я не
                поверил бы рассказу, если бы не два обстоятельства.
                Во-первых, мы с этой приятельницей знакомы со школы, и
                многие годы нашего знакомства позволяют мне отнестись
                к ее словам с полным доверием. Ну, а во-вторых, личное
                общение с людьми своеобразных представлений
                о мироустройстве лишило меня иллюзий о здравомыслии
                человеческого рода, что заставляет без скепсиса допускать
                любые проявления даже самого экзотического невежества. Итак,
                вот рассказ моей приятельницы, а вы уж судите сами.



          Когда стихают отзвуки свадебных речей, суета праздничного застолья остается позади, а гости расходятся по домам, отношения двоих вступают в самую чудесную фазу. Двери спальни новобрачных закрываются, скрывая  от нескромных глаз упоительные таинства и нежность открытий в откровениях новизны.

          Медовый месяц – само это сочетание слов ласкает слух и будит воображение. Только как же он краток, миг радости! Приходят будни, в заботах бегут дни.  И наступает время, когда мысли и действия двоих сливаются в едином желании воплотиться в своем ребенке. Так и было у Глеба и Наташи.

          Опять пошли дни, быстрые и неуловимые. А результата нет. Месяц нет, два нет, год нет. В ожидании, в исследованиях здоровья обоих пробежали лет пять. Молодые совсем не так молоды, а у сверстников  дети почти уже школьники и скоро сами на крыло встанут. Наташа несколько раз полечилась в санатории, Глеб к какому только врачу не обращался. Анализы у обоих хорошие, а ребенка зачать пара не в силах. "Бывает, - сказали специалисты, - случаи генетической несовместимости. Тогда лечить бесполезно, для решения вопроса рекомендуем либо развестись и каждому найти себе другого партнера, либо взять ребенка на воспитание".

          Совсем было отчаялись наши герои, когда Наташа оказалась, как пациентка, у моей приятельницы. Обратилась совсем по другому незначительному поводу. Отвечая на вопросы, сообщила о своей бездетности.  То ли что-то в ее рассказе доктора насторожило, то ли интуиция опытного врача зацепилась за проскользнувшую интонацию, только задала моя приятельница пациентке вопрос не совсем по теме ее обращения:  "Часто ли у вас с мужем интимная близость и много ли спермы попадает в Вас?" Смутилась Наташа, но удар держала и откровенно поведала: "Мы близки два-три раза в неделю. Спермы достаточно, и попадает она куда следует. Как предписано, всегда в пупок!  Муж попадает, за этим мы следим."

          Оказалось, что перед свадьбой кто-то из тогдашних друзей жениха дал ему этот шутливый совет, не предполагая, чем шутка обернется для молодоженов. Глеб и Наташа до женитьбы в начале семидесятых годов жили в небольшом провинциальном городке с добродетельно-ханжеской моралью тех лет,  сексуального опыта оба не имели. Интернета еще не было, знаний в биологии они не получили, и умных книг под рукой не оказалось. Когда же проблема встала во весь рост, горе-доктора от гинекологии, урологии, сексопатологии и психологии передавали эту семейную пару c возникшей у нее проблемой, как эстафетную палочку,  пока не повезло Наташе встретиться с реальным врачом-специалистом.

          Через десять месяцев после встречи с моей приятельницей Наташа родила прекрасную девочку. Назвали ребенка Радой.


27. ПЕРЕЕЗД
(реальная история)

          Перевозили на другую квартиру старого ученого. Позади активная жизнь в науке, почести и награды, президиумы и конференции. Были талантливые ученики, была  любимая жена и большая семья, только это все в прошлом. Ученики сами стали учеными знаменитостями. Жены уже нет, дети обзавелись собственными семьями и разъехались по свету, да и внуки успели подрасти и тоже теперь далеко. Годы берут свое, впереди пенсионная старость. Большая квартира опустела, к чему все эти комнаты одинокому старику? Обменял жилье на меньшее. И вот переезд.

          Походили грузчики по квартире, потоптались. А брать, грузить почти нечего, в доме в основном книги. Много книг, и убогая обстановка аскета. Подошел старший грузчик  к хозяину и по-простецки посочувствовал: «Что же, ты, отец, жизнь прожил, а добра не нажил?» Обвел рукой комнату, явно имея в виду и все остальные, заполненные лишь книгами. Хозяин, помедлив, посмотрел собеседнику в глаза: «Вы правы, голубчик, не пришлось. Я, видите ли, всю жизнь занимался меблировкой чердака», - и постучал себя пальцем по лбу.


28. «У ПРИРОДЫ НЕТ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ…»
(дневник похода)

Вместо предисловия
          Впервые я оказался в Башкирии много лет назад поздней весной, отправившись  в конный поход по горам Южного Урала.  Короткий курс верховой езды для новичков в высокогорном приюте Шушпа, и вот мы отбираем себе лошадей из полудикого табуна голов в двести. Объезжаем, как можем, и в путь. Маршрут плановый, в группе девять туристов, два инструктора-проводника и сопровождающий из Москвы. Дисциплина строгая, поход суровый, даже немного опасный.

          Народ в нашей случайной компании подобен экспонатам в кунсткамере. Сергей, сотрудник КГБ, уволенный за пьянку. Галя, не отошедшая после потери ребенка. Дина, чудесный товарищ и жуткая матерщиница, отдыхающая от обязанностей главного бухгалтера крупного предприятия. Саша, досрочно освободившийся уголовник с Камчатки.  Марина, реанимационная медсестра с незадавшейся личной жизнью. Лидочка, сотрудница внешнеполитического ведомства, кричащая по ночам. И симпатичная девчушка Катя, однажды подбросившая колючки в общий котел каши. Плохо бы нам пришлось, не заметь мы вовремя. Оказался у нашей спутницы приступ шизофрении. Населенных пунктов на маршруте нет, тайга. В тайге Катю не оставишь, путешествовали, приглядывая. Группу сопровождал представитель туристического агентства Софа, бывалая туристка, опытная наездница и просто милая дама. Но что она могла сделать?   

          Украшением группы стал крановщик Леша из Поволжья. Он получал путевку бесплатно по профсоюзной линии, а поскольку бесплатно, решил не промахнуться,  халява, как-никак! Самой дорогой путевкой оказался наш туристический маршрут. На второй день пребывания в лагере Леша пожелал вернуться и поменять путевку. Не удалось. На четвертый день, когда мы уже арканили отбитых коней, Леша готов был вернуть путевку и вообще не отдыхать. Тоже не получилось. Через неделю похода Леша признался, что предпочел бы лишиться квартальной премии, но оказаться дома.

          По возвращению в Москву все неприятное забылось, оставив радость от полученных впечатлений. Еще несколько лет мы дружески перезванивались и даже эпизодически встречались своей маленькой группой, нам было что вспомнить. Забудешь ли ночи у костра? А ночные дежурства, чтобы охранять от случайных хищников лошадей,  раз или два за ночь меняя их диспозицию для кормежки. Это мужское занятие, а чтобы дежурный не уснул и не скучал, с ним дежурила у огня одна из женщин группы по его выбору - все на жестких условиях личной неприкосновенности избранницы по обычаям гор. Или вот чудесные моменты просветления неба, когда ненастье сменялось солнышком, а воздух, казалось, кричал о весне. Однажды, помнится, мы качались в своих седлах на рыси по таежной прогалине, когда услышали курлыканье - это прямо над нами летели журавли. И никогда больше не слышал я таких соловьиных распевов, какие были в конце того мая на берегах Агидели.
 

«К черту будни и заботы…»

          Наша дорога в дивную уральскую тайгу легла через  столицу Башкирии Уфу и город башкирских металлургов Белорецк. По-праздничному легко пролетели экскурсионные дни в городах Башкирии, и вот уже на пришедшем за нами небольшом автобусе едем в туристический лагерь «Арский камень», расположенный километрах в двадцати от Белорецка в красивейшей излучине реки Белой, которую здесь знают как Агидель.

          Знакомимся с нашими проводниками-инструкторами. Первый из них, Иван (Ванечка – назовут его наши девчата) из местных. Ивану лет двадцать пять, но он уже опытный путешественник и ловкий наездник. Второй инструктор, Алик - ещё стажер,  но походная жизнь и эти горы ему знакомы тоже.
 
          Получаем снаряжение и продовольствие. И того, и другого много, готовимся серьёзно. Продовольствие делим на две части: большую - с собой, а меньшую  нам доставят машиной в условленное место.

          В сборах пролетают два дня. И опять автобус, по макушку заваленный нашими рюкзаками, везёт нас в Белорецк на станцию. Крохотный поезд из двух вагончиков, влекомый музейный «кукушкой», ходит по узкоколейке в поселок Тирлян. Недалеко от Тирлян - горный приют Шушпа. Здесь мы получим лошадей и начальные навыки верховой езды. Здесь - начало похода.

          В Шушпе нас ждали. Грузим вещи на подошедшую к нам тракторную тележку, идем следом.  По симпатичному лагерному обычаю для встречи вновь прибывших выстроилась ранее пришедшая группа. Мы подтягиваемся, принимаем бывалый вид, строимся в шеренгу. Звучат дружные приветствия нам и импровизированные слова ответной благодарности. Распиливаем символический шлагбаум – «переходим Рубикон», теперь мы тоже хозяева лагеря. Нам дарят на удачу в походе умело сделанные из подручных материалов забавные сувениры. В заключение веселой церемонии угощают «напитком конников» - пряным  огуречным рассолом.  Разгружаем свои вещи. Мы на месте.


«Только кони мне попались привередливые…»

          Наконец-то мы добрались до коней. Их в Шушпе много, около двухсот. Резвые, помесь башкирской породы с буденновской. Первое знакомство - в день нашего приезда. Едва пристроив рюкзаки, бежим к загону для пригнанных с пастбища лошадей.  Несколько из них уже выведены к коновязи, у идущей перед нами группы сегодня пробный однодневный поход. Подходим с опаской,  некоторые из нас не видели лошадь вблизи. Тем временем ребята из уходящий группа продолжает отлавливать коней в загоне. Осмелев, наши Саша и Сергей пытаются помогать им.

          В последующие два дня мы осваиваем это своеобразное родео. Вначале отлавливаем наиболее смирных из указанных нам лошадей. Лавируя  в гуще неспокойного табуна и ласково приговаривая, стараемся подобраться близко и надеть уздечку.  Обычно необходимо предварительно ухватить  лошадь за гриву или обнять за шею.  Затем наступает черед более строптивых лошадок.  Приносим аркан… и начинается погоня, нужную лошадь  стремимся отделить от остальных, оттеснить. Нам с Сашей и Сергеем повезло – штатные конюхи заняты, и наши инструкторы берут нас на подмогу. Иван, как самый опытный, набрасывает на шею лошади аркан. Общими усилиями удерживаем лошадь на месте, взнуздываем  и выводим из загона.

          В первый же день пребывания в Шушпе нам показали, как обращаться с седлом, уздечкой, арканом. Остаток дня  учимся вязать узлы – башкирский, калмыцкий, коновязь. Как это просто, когда делает инструктор!

          На следующий день с утра - мелкий дождь. Потратив немало усилий на поимку дюжины «своих» коней и получив каждый (!) по лошади, пройдя через все трудности первого общения, мы седлаем лошадей и оказываемся, наконец, в седле. Диковинное,  ни с чем не сравнимое чувство.

          Отрабатываем устойчивую посадку и умение держать строй в движении по кругу. Затем упражнения посложнее, учимся двигаться рысью, обходиться без стремян. Отпустив поводья, выполняем в седле глубокие наклоны вперёд и назад с касанием лошади лбом и затылком, повороты туловища, берём в руки на ходу стремена… После такой тренировки чувствуем себя джигитами. А когда позже наиболее подготовленным из нас Иван позволил садится в седло без стремени, прыжком с земли - гордости нашей не было предела. Тело ныло, но впечатлений и разговоров о качестве той или иной лошади хватило до ночи.

          Третьим днем пребывания в Шушпе завершилась наша кавалерийская подготовка. В тот  день мы проделали однодневный реальный поход. Более ловко и смело, чем накануне, сели в седла и налегке, без поклажи, отправились в путешествие по окрестностям. Дождь накрыл нас почти тотчас после выхода из лагеря, но что нам было до  погоды - под нами играли кони! Тёплые тела их источали какую-то добрую силу и готовность нести хоть на край света. Воздух был пропитан крепким сосновым духом, вокруг неумолчно пророчествовали кукушки. Совсем близко закурлыкал журавль, и два чётких длиннокрылых силуэта вписали в серое небо уверенную дугу. Чередой двигались мы по просекам, по распадкам и склонам, и дорога извивистыми таежными тропинками выстилалась серпантином под копытами наших лошадей.

          В дальнейшем нормой наших переходов на маршруте был шаг: под вьюками лошадь не должна идти вскачь, чтобы не сбить себе спину. Но иногда, на дневках, мы устраивали короткие радиальная прогулки без груза. Какая же радость быстрый аллюр!  Все мы теперь увереннее держались в седлах и лучше чувствовали  лошадей. А наши Галя, Софа и Марина, предварительно обучавшиеся на ипподроме, быстро стали совсем заправкими наездницами.

          Одно из наиболее ярких впечатлений осталось у нас от большого радиального выезда за продуктами во второй половине похода. В тот день мы прошли около 50 км.  Как передать ощущения стремительно бега лошади, с которой ты сливаешься в этом порыве, пронизываемый желанием прибавить к ее грациозной мощи и свои несоразмерно более слабые, но  мятежно рвущиеся силы?! И ты побуждаешь ее к этому упоительному бегу, за разворот дороги, сквозь несущиеся навстречу ветки деревьев, вперёд! И какая признательность  к этому большому и умному, сильному и красивому животному переполняет тебя!

          Нашей группе достались две молодые лошади, недавно поставленные под седло. В коротком походе они быстро обвыкли и выделялись разве что личностными особенностями, которые проявлялись не только во внешности и физических возможностях, но и в характерах. За дни похода мы ближе узнали наших лошадей, их полюбили и сдружились с ними.

          Привязанность лошади к человеку особенно ощущалась таежными ночами, когда, дежуря,  мы проверяли лошадей.  Идёшь по лесу или поляне, подсвечивая под ноги фонариком. А лошадь спешит к тебе издали, выдвигается  навстречу и доверчиво утыкается мордой в плечо.  Она видит в тебе друга и в этом сумрачном лесу ищет твоей защиты и ласки. Каждый такой эпизод пробуждает в тебе неведомые ранее источники доброты и душевной чуткости. И мир видится радостней и шире.


«Дорога с порога зовет на Восток…»

          Ночь перед выходом в поход была еще холоднее предыдущих. Ранним утром выглянув из палатки, мы поразились чистоте ландшафта: на всем лежал не то иней, не то снег. Горы скрыл серебрящийся туман, и наш лагерь, разбитый в котловине, был накрыт им, как шапкой, так что казался нереально зависшим в облаках. Постепенно туман рассеялся, и только хребты прятались за поднимающейся кверху серой пеленой.

          «Если туман ложится на горы - погода улучшится, - пояснил Иван. – Если  же он поднимается, как сейчас, жди устойчивого ненастья».

          Местная примета, увы, оказалась верной. Не прошло часа, как  полил дождь, холодный, неутомимый. И хотя, по поверью, дождь в дорогу на счастье, перспектива паковать под дождем вещи, а затем идти наперерез падающим с неба жестким струям не вдохновляла.

          Приказа о выступлении между тем все не было. Дежурные наши исправно функционировали - завтрак, обед. Остальные томились в палатках в ожидании запаздывающей команды инструктора. Ситуация прояснилась тревожным известием: в конной группе, вышедшей  накануне, в ночь пропала девушка.  Предположительно заблудилась, но предпринятые ночные поиски остались безрезультатными. Из Уфы срочно вызван особый  спасательный отряд.  Пока же наш выход задерживается.

          Дождь продолжался, и росли  опасения за незнакомого человека, на месте которого мог быть каждый из нас. Наконец мы с Сергеем не выдерживаем собственного бездействия и подходим к инструктору: «Собирай добровольцев и поедем искать!» «Повременим! - остужает наш порыв Иван, - подождем сообщений от спасателей».

          Ожидать пришлось недолго, девушка отыскалась. Отойдя от места привала за валежником, она потеряла направление, наткнулась на стожок и укрылась в нем от сильного дождя.  Что ж,  улиц в тайге нет.  А девушка все же молодец, не растерялась!

          Настроение сразу повышается, звучат шутки. Похоже, что общая тревога способствовала сплочению малознакомых людей.

          Выход в поход перенесён на завтра. С рассветом укладываем рюкзаки. Связываем их попарно заплечными ремнями, так что они преображаются в большие переметные сумки. Вяжем прочно, страхуя многими узлами. В оба рюкзака «под спину» закладываем мягкие вещи,  стараясь сделать рюкзаки плоскими и равного веса. Спальные мешки и палатки, надувные матрасы и одеяла, одежду и фотоаппараты, некоторые продукты упрятываем от сырости в пеналы из купленного в Уфе полиэтилена. Пеналы свариваем здесь же, грея на костре ножовочное полотно. Предосторожность не лишняя, уже со второго дня похода рюкзаки промокли насквозь и до конца похода практически не просыхали.

          Но вот поклажа собрана, кони навьючены, и мы в седлах.  Спускаемся к Белой.  И тотчас  препятствие - разлив реки из-за дождей  сделал брод через неё непроходимым. Идем в обход вдоль по косогору, протянувшемуся на полтора-два километра. Сразу чувствуем, что нам не хватает навыка верховой езды: вьюки цепляются за деревья, грозя завалить лошадь вместе со всадником. Одна из лошадей, заупрямившись, пошла резко вверх, остальные норовят за ней, Софа не удерживается в седле… Однако все заканчивается благополучно, и крутолобый косогор позади. Но даже в самый напряженный момент на круче не гаснет радостная мысль: «Наконец-то мы в походе».  Нас ожидают горы и конные тропы, лес и костры. Впереди дорога.


«Ты посмотри, вокруг тебя тайга…»

          Поход с первых километров занимает все мысли и чувства, в напряжении проходят дни.  Непривычные к лишениям горожане, порой мы определяли себя и свое пребывание здесь не в самых лестных выражениях. Но растворялась в минутах тепла и отдыха преходящая наша слабость,  и все более отчетливо формировалась в нас представление о радости и красоте этого кочевого бытия.

          Один из наиболее тяжелых дней похода пришелся на его начало. Молодой норовистый жеребец Кентавр повредил себе ногу, идти на нем дальше было нельзя. Иван решил заменить лошадь, отвести Кентавра назад. Отправился на закате,  взяв с собой Сергея.

          Всю ночь лил дождь. Наши ребята вернулись часов в десять утра на измученных лошадях, уставшие и продрогшие. Предлагаем им отдохнуть, в полдень будим, поим  крепким горячим чаем и сворачиваем лагерь. Дождь в это время пропускает. Как мы не спешим, выступаем только часа в два. Дует резкий ветер, особенно  неприятный под холодным дождём. С комбинизонов вода сочится в сапоги. Через час-полтора промокаем наскозь – брезентовые комбинезоны, свитеры, белье. Под нами намокшие седла, а придорожные деревья колючими лапами бьют по лицу и плечам, стряхивая на нас стылую влагу.

          Вначале пытаемся переговариваться и шутить. Постепенно разговоры смолкают, каждый едет обособленно, стараяясь выдерживать строй и сохраняя в себе маленький мирок, частицу тепла.  Только Иван сидит по-прежнему прямо, слегка покачиваясь в седле. Похоже, над ним  не каплет. Глядя на инструктора, бодримся и мы.

          Часа через три короткий привал. Лошадей привязываем, подпруги ослабляем. Наскоро перекусываем консервами. Едим стоя под непрекращающимся дождем. Садиться в мокрой одежде на мокрую землю не хочется, укрыться негде.

          И опять в путь, надо дойти до условленного места к сроку заброски нам продуктов. Идём до сумерек, и только в одиннадцатом часу вечера достигаем намеченного рубежа. На последних километрах дорога выходит из леса.  Мы двигаемся в колонне попарно, и окрестности разносят наши песни.

          Главное требование бивака в подобном конном походе  – обилие корма для лошадей. Выбираем место посуше, в прикрытой от ветров выемке на вершине пригорка. Вырубив в ближайшем лесу колья, загоняем их в землю, привязываем лошадей. Они будут ходить по кругу, выедая траву. Раз или два за ночь их нужно будет переставлять, вытаскивая и перемещая колья. 

          Пора подумать о себе. От усталости и холода нет, кажется, ни сил, ни мыслей. Очень тянет привалиться к чему-нибудь и забыться. А вокруг на многие километры под распахнутым небом раскисшая земля.

          Сухостоя поблизости нет, но возле нашего привала сохранился остов полуразрушенной избушки, решаем разобрать его на дрова. Пока один из нас возится с мокрыми поленьями, остальные - и ребята, и девушки - пилят, колют и носят дрова, ставят палатки. Сейчас наше спасение в движении. Наконец все мы сгруживаемся у живительного огня. Дождик продолжается, но уже мелкий, моросящий. Слегка прожарившись, достаем из рюкзаков сохранившиеся сухими одежду и белье, наскоро переодеваемся. Дежурные начинают готовить не то обед, не то ужин, не то завтрак, а все остальные продолжают оборудовать бивак. Туристской практики многим из нас не хватает, а потому получается не слишком быстро и умело.

          Наутро, после короткого отдыха, снова в путь. Переходы сменяются дневками, дневки – переходами. Экзотика конного похода становится нашими буднями, а привычный утомленный мир, полный городской суеты и множества обыденных забот, смещается вглубь сознания, расплывается и пригасает. А это значит, что поход удался.      


«Нам разлука с тобой знакома…»

          Близилось окончание похода, позади более двухсот тридцати километров. Последний переход мы совершили, как и следовало ожидать при нашей незадачливости, под дождем. Он застиг нас в дороге и лил без перерыва оставшиеся четыре часа пути. Слабый дождик сменила гроза. Раскаты грома заставляли лошадей шарахаться, так что нам приходилось все время быть начеку. Воды в Белой еще больше прибыло, и опять отсутствие бродов заставило нас двигаться кружным путем по злополучному косогору. Природа напоследок, казалось, решила выдать весь запас своих каверз.  В этот раз на самом опасном участке мы спешились и вели лошадей в поводу. Когда спустились к  узкоколейке, из-за поворота  показался паровозик, ходивший всего-то раза два в сутки. Знакомая нам «кукушка» галантно посвистела, приближаясь, отчего и без того напуганные лошади совсем ошалели.

          Но вот и приют. Столь бодро, сколь можем, въезжаем на его территорию. Нас встречают. Построившаяся дежурная группа, с сочувствием глядя на наши лица и мокрую одежду, преподносит нам по большой кружке горячего компота. Становится теплее. Греет  и сознание, что мы дома. Расседлываем коней и проводим их через строгий контроль – нет ли потертостей, повреждений. До полного отдыха еще предстоит сдать седла, арканы, уздечки. Но самое главное – попрощаться с лошадьми. Каждый находит для своей лошади доброе слово и сбереженное лакомство. Под дождем фотографируемся с нашими конями – на память.  Последние ласки, снимаем уздечки.  Дорогие четвероногие друзья, спасибо! Мы будем помнить вас. Не хотим прощаться, до свидания!


29. КИПЯТИМ ВОДУ

          В одном из регионов Казахстана сложилась к семидесятым годам нехорошая ситуация: сбросы завода, известного только под номером, загрязнили радиоактивными отходами единственный водоем. Негде взять воду, а без воды как жить? Пили,  что было.

          Командированные, когда там оказывались, спрашивали у местных: "Как же вы  живете?" А те: "Воду кипятим, как нам сказали". Образованные люди верили безграмотной и преступной пропаганде.


30. СОВЕТСКОЕ БРАТСТВО, ИЛИ БЫЛО У ОТЦА ТРИ СЫНА
(По следам реальных событий)
 
         
          Отец их был евреем на три четверти, мать – наполовину. Во всем, кроме свидетельств о рождении, братья  были русскими, но кто станет разбираться, видя запись в графе о национальности. А братьям так не хотелось числиться  на своей родине «безродными космополитами»! И когда подросшему старшему брату пришло время получать паспорт, юноша решил действовать. Придя в компетентную службу дальневосточного Магадана в суровом Колымском крае, где родился и вырос, он честно сказал, что чувствует себя русским человеком и просит таким его числить и оформить. При этом, опираясь на унаследованный опыт выживания в социалистической экономике, он сопроводил свое заявление готовностью материально усилить озвученный аргумент, для чего располагал притаившимися в кармане ста пятьюдесятью рублями. Капитал был выкроен любящей мамой из семейного бюджета и представлен купюрами по пятьдесят рублей.

          Намерение сообразительного молодого человека оценили благосклонно. Сторговались на тридцати рублях, в то время эта сумма еще имела покупательную способность. Благодарный юноша извлек пятидесятирублевую банкноту и наивно попросил сдачу. Двадцати рублей для сдачи не нашлось, но выход проситель  быстро нашел сам, предложив зачесть их в пользу брата-погодка, которому вскоре тоже предстояло получение паспорта. Незыблемость советской власти и вера в постоянство советского аппарата позволяли рассчитывать на эту сделку. В итоге молодой человек стал по паспорту русским, что соответственно увеличило численность титульной нации к вящей славе государства.

          Через год в те же стены пришел второй брат с той же просьбой. Ситуацию вспомнили, обещание зачесть долг тоже. И даже таксу приняли, как должное. Только у второго брата не оказалось при себе недостающих десяти рублей, а за двадцать рублей ему могли предложить принадлежность только к украинской нации. Конечно, украинцы братья русским, но младшие, здесь и цена поменьше. Так второй брат стал украинцем.

          Вскоре вся семья переехала из магаданской области в центральную часть России, а еще через несколько лет третьему, младшему  брату настала пора получать паспорт. К тому времени  условия изменились, и он стал по паспорту евреем.

          Вот и живут на свете еврей, русский и украинец, трое родных братьев из советской семьи братских народов. 
 

31. ПРИХОТЛИВАЯ СУДЬБА

          В конце восьмидесятых годов страну захлестнул бурный поток кооперативного движения. Получившие право свободного предпринимательства инициативные наши сограждане пекли пирожки и шили джинсы, водили экскурсии и доставляли на дом продукты. Больше всего, конечно, перепродавали что придется.

          На поднятой деловой волне в поволжском городе Тольятти появился торговый кооператив, один из многих подобных. Среди его учредителей был инженер Анатолий Николаевич К.  Что-то они купили и выгодно продали, затем еще купили и еще продали. Дело пошло успешно, прибыль отправляли на развитие, кооператив развивался. Совсем было встали на ноги, а тут  приключилась с Анатолием Николаевичем беда, автомобильная авария. Раздробленную ногу его пришлось ампутировать. Калека.

          Какой из калеки работник и муж?   Первыми отвернулись товарищи, с которыми заладил кооператив, исчезли, как не были. С ними пропала его доля в кооперативе, пропали вложенные деньги и возможные доходы. Немногим позднее ушла  жена, прихватив их маленького ребенка. Никому не нужен.

          Человек слабый на этом бы кончился. Да и Анатолий Николаевич по первому времени был здорово не в себе. Из больницы выписали на костылях, культя кровоточила, ни пойти, ни поползти. Начал пить. А потом поймал себя: "Стой!"  Подхватил случайного знакомого со старенькими "Жигулями": "Помоги, –  мол, – повози. Отслужу, расплачусь, не забуду".   И ведь поверил случайный знакомый, начал возить Анатолия Николаевича. Тот зубы сжал и в новые авантюры бросился. Одно начинание, другое – пошло! С сердечным водителем расплатился, постепенно стал обороты набирать. Появились деньги, опять окружили люди. Культя немного окрепла, врачи протез заграничный подобрали, смог сам ходить.

          Мне довелось познакомиться с Анатолием Николаевичем через несколько лет после этих событий. Приехал в Тольятти со своим партнером, с которым у Анатолия Николаевича тоже был бизнес. Принял нас Анатолий Николаевич во Дворце культуры, что в центре Тольятти. К тому времени этот дворец уже ему принадлежал, а Анатолий Николаевич много всего имел и многим владел. Семью новую построил, с молодой женой ребенка произвел. Энергичный был человек, масштабный.

          Могла бы история иметь счастливый конец, но нет. Звонил он мне позднее в Москву по случайным вопросам, и порой как-то странно разговаривал – опять пить начал. Возможно, понесло его на больших деньгах. Потом с одной из местных криминальных группировок влияние или деньги не поделил, автомобиль его взорвали. Водитель погиб, а Анатолию Николаевичу оторвало еще и руку, да тяжело контузило. Похоже было, что не последнее покушение. Срочно вывезли тогда Анатолия Николаевича на носилках под вооруженной охраной за рубеж. Только несколько лет спустя тот же мой партнер сообщил, что Анатолий Николаевич поправился, насколько это возможно, и вернулся в Россию опять делать бизнес.


32. ДЕВИЧЬЕ ДОСТОИНСТВО

          Лариса с детства поняла "как правильно". Училась отлично, была скромна, прилежна, послушна. Ладная, симпатичная девчушка, каких всегда ставят в пример. Когда перешла в пятый класс, шла середина семидесятых. В школах тогда были приняты уроки труда, раздельные для мальчиков и для девочек – девочки кроили, мальчики строгали.

          Классную руководительницу, по совместительству проводившую уроки труда у девочек, посетила однажды хорошая идея: рассказать ученицам, какой должна быть скромная  женщина-труженица. И вообще, что такое девичья честь и девичье достоинство. По замыслу учительницы, это должен был сделать кто-либо сторонний. Например, мама одной из учениц. Лучше всего для этого подходила мама скромной ученицы. Ну, а кто скромнее Ларисы?

          Лариса передала просьбу классной руководительницы своей маме Маргарите Борисовне, продвинутому архитектору-дизайнеру.  Та охотно согласилась и в условленное время появилась в классе. На голове у Маргариты Борисовны был длинный черный парик, камзол канареечного цвета переходил в  зеленые короткие брючки. Наряд довершали высокие сапоги-чулки, грудь украсило большое колье. Понятия не имею, что говорила девочкам Маргарита Борисовна, хотя, уверен, говорила она умно и искренне, как ей свойственно. Только встреча прошла совсем не в том русле, которое наметила классная руководительница, а Лариса даже впала в отчаяние.

          Эта история прозвучала на восьмидесятилетии Маргариты Борисовны. Лариса, ставшая известным журналистом, автором книг и сотрудником престижных изданий, созналась, что с этой школьной встречи началась ее внутренняя свобода,  ее подлинная личность. А Маргарита Борисовна до последних ее дней была верна себе – ни на кого не похожая, творческая, обаятельная. Настоящая.


33. КОМАНДИРОВКА

          В 70-е годы прошлого века в центре Москвы жила молодая семейная пара, художники. Только поженились, как послали их работать года на два в Румынию.

          После положенных собеседований собрали вещи и документы, прошли диспансеризацию. Попрощались с друзьями и близкими и отправились. А в Румынии у главы семьи обнаружился на ноге синяк. Ну, синяк так синяк, не болит. А синяк стал увеличиваться, расползаться. На другой ноге появились синяки, и на руках. Потом синяки пошли по всему телу. Что странно – ничего не болит, а силы у парня стремительно убывают, уже и ходить не в силах. Пытались его лечить-обследовать в поликлинике при  нашем посольстве, да без толку, не найдут врачи причину болезни, помочь не могут. Собрались уже в Москву парня отправить, обездвиженного, на носилках. Но вмешались местные его коллеги-художники, привели своего доктора. Старый профессор, мудрый. Осмотрел больного, во все места заглянул, все послушал-пощупал, да и поинтересовался: "Скажите-ка мне, голубчик, как вы время перед отъездом к нам провели?"   Бедняга угасающим голосом рассказал, не забыв упомянуть про диспансеризацию. Когда профессор про лечение зубов услышал, парня на рентген повез. Просветили больному челюсти, а в зубе под пломбой – осколок иголки,  обломился при лечении и остался незамеченным. Кусок иглы под пломбой давил на какой-то нерв, через него сигнал в мозг пошел,  а тот стал со всем парнишкиным телом расправляться. И расправился бы, если б не старый профессор.

          Зуб вскрыли, иголку вытащили, пломбу на место вернули. Ожил парень, через малое время встал и пошел. В Москву через пару лет вернулся с женой и маленьким сыном. Вот такая случилась командировка.


34. ЧАСИКИ В ГОЛОВЕ

          Это случилось в начале прошлого века. Жена богатого одесского купца вдруг обнаружила у себя в голове… часы. Вы скажете, что так не бывает? Все так говорили, только та дама с ними не соглашалась. И вот по совету умных людей ее муж сделал ловкий ход: даму поместили в лечебницу якобы для обследования, усыпили, кожу головы надрезали и зашили. Когда же дама от легкого наркоза очнулась, у постели возник муж с изящными золотыми дамскими часиками и словами покаяния: "Вот, – де, – медики не поняли, мы не поверили, а ты, милая, права была. Наука объяснить не может, но факт приходится признать, часики в голове были".  Вам, конечно, понятно, что муж эти часики заранее купил. И что Вы думаете – исцелилась дама. Тиканье в голове прекратилось, жизнь наладилась. Только года через три, в разгар домашней женской перепалки мужнина сестра возьми да брякни: "Была ты сумасшедшей, ей и осталась. Часики себе в голове придумала, так не было их, разыграли тебя". Дама несчастная – в обморок. Когда в себя пришла, опять часики в голове застучали. Позднее врач-психиатр ту даму гипнозом пользовал. На сей раз окончательно вылечил.

          Аналогичная история с голубиным гнездом в голове у польского вельможи описана в воспоминаниях Вольфа Григорьевича Мессинга. С той еще разницей, что Вольф Григорьевич сразу использовал гипноз в лечении, и когда излеченный пациент длительное время спустя также узнал правду, повторить лечение оказалось невозможным.


35. БОЛЬНЫЕ ЛЮДИ

          Григорий Яковлевич, ученый, доктор наук, профессор, лауреат, лежал в больнице после проведенной ему операции. Несколько его учеников  отправились учителя проведать, поддержать и ободрить.

          Помещен был Григорий Яковлевич в палату с двумя другими больными того же профиля. Придя, застали ученики необычное волнение и выслушали рассказ: сосед Григория Яковлевича по палате взял с его тумбочки бутылку кефира, вылил в больничную утку третьего коллеги по несчастью и выпил. Оказался сосед шизофреником, у него приступ произошел, больной же человек. А у того больного, утку которого так необычно использовали, с сердцем плохо стало. Больные люди!


36. В ЗАЛОЖНИКАХ

          Александр Борисович, профессиональный военный в звании полковника, оказался в заложниках по собственному простодушию. В армии занимал должность, обещавшую в близкой перспективе генеральское звание, но уволился в  запас, чтобы заняться бизнесом. Умный, энергичный и контактный, ростом под два метра и могучего телосложения, он имел шансы на успех. Действительность не подвела, дело свое построил быстро.  Бизнес набирал обороты, появились серьезные деньги, Александр Борисович обрастал знакомствами. Как-то один из новоявленных приятелей, обратив внимание на потрепанные Сашины "Жигули", предложил ему свой не новый, но респектабельный "Мерседес". "Стоит машина без пользы, а тебе по рангу впору".  Александр Борисович "Мерседес"  взял, дружеская же услуга. Катался некоторое время, удовольствие получал. Только однажды пришел к нему владелец "Мерседеса", новый друг, и спросил, какая его доля в бизнесе Александра. Очень Александр Борисович удивился и хотел тот "Мерседес" вернуть, да поздно. По понятиям уголовного мира привязан он был подарком. Новый друг авторитетным "вором в законе" оказался. Не помогли Александру ни персональная охрана, ни спортивная закалка. Отвезли его за город, в подвал поместили, на стул посадили. Руки закованы, ноги привязаны. Для начала стали над его головой бутылки бить.

          Выкупили Александра Борисовича друзья, тоже из уголовного мира, порядки знали. Бизнес Александр Борисович не бросил, но постепенно свернул. Сначала смотреть на него страшно было, с год от пережитого отходил. Сейчас полностью жизнь свою перестроил. Опять уважаемый человек, высокий чиновник.


37. ПРЕКРАСНОЕ ВОСПИТАНИЕ

          Вадим был человеком неординарным, эстетом и интеллектуалом, но имел большие причуды. Лет пятнадцать он трудился над кандидатской диссертацией. Работая старшим научным сотрудником, имел большую самостоятельную тему, собрал значительный материал. Вроде даже  написал саму диссертацию, да остался недоволен ей, сменил тему. И ту тоже бросил ради другой, новой. Так несколько раз.

          Преданный сын мамы-актрисы, Вадим как-то особенно относился к женщинам. Работа его была связана с далеким украинским городом Горловкой, где Вадик проводил в командировках длительное время. Неудивительно, что там он и находил себе спутницу жизни. Не раз и не одну. Подбирал, как утверждала всезнающая молва, "по случаю". Привозил в Москву, женился. После недолгого медового периода понимал, что ошибся. Разводился и, оставив жене свою квартиру, переезжал к маме. Делал очередное изобретение и получал за него немалые деньги. Покупал кооперативную квартиру и начинал сначала – привозил из командировки женщину, женился, разводился, уезжал к маме. Не соврать бы, но на моей памяти за пять лет происходило это раза три. С бывшими женами сохранялись у Вадика прекрасные отношения. Если они болели, он носил им апельсины и цветы. И они относились к Вадиму трепетно и нежно. Если доверять молве, Вадик время от времени обновлял воспоминания об интимной стороне отношений с каждой из них. Прекрасное воспитание было у человека, правильное.


38. ВОПРЕКИ ПРИГОВОРУ

          Иосифа Давыдовича доктора приговорили. Врожденное заболевание сердца обернулось со временем тяжелой стенокардией и резко повышенным давлением. Болезнь прогрессировала, и даже несколько шагов стали проблемой.  Врачи определили на инвалидность по первой группе и пообещали, что он еще поживет. Недолго и при условии строгого постельного режима.

          Обидно умирать, если тебе всего-то лет пятьдесят. Умирать не ко времени, если сын еще подросток, а жена красавица. А жена, Сара Давидовна, тетя Суля, как называла ее близкая молодая поросль, была в молодости изумительно хороша. Работала провизором в одной из одесских аптек, и, по дошедшей до нас легенде, люди приезжали с другого конца города, чтобы просто взглянуть на нее.

          Многие, выслушав приговор врачей, смирились бы с неизбежным, послушно исполняли медицинские предписания и в положенный срок угасли. Наверное, было такое искушение и у Иосифа Давыдовича, который стремительно терял силы, едва перемещался и уже с трудом мог себя обслужить. Но в этом милом, добром и обаятельном человеке оказалось неистовое желание жить, невзирая на приговоры.  Он стал бороться и начал с малого – двигался вопреки медицине. Вначале с трудом по комнате, потом вышел на улицу, начал понемногу гулять.

          Человек не может без дела и без обязанностей. Жена работала, сын рос, а Иосиф Давыдович принял на себя домашние заботы – готовил обеды, стирал белье. Втянулся, постепенно окреп. Прожил еще немало лет и ушел во сне, в возрасте восьмидесяти четырех лет. Изначально жизнь ему дали родители, вторично он подарил ее себе сам.


39. ПО УБЕЖДЕНИЯМ

          Иван Андреевич, генерал-майор в отставке, работал в НИИ заместителем директора по хозяйственной части. В прошлом большой начальник, то ли чем значительным командовал, то ли что-то грандиозное строил. А потом с благословения батюшки Сталина арестован, осужден и сослан. Отсидев и отработав полтора десятка лет, после смерти любимого вождя освобожден и полностью реабилитирован. Жив остался, домой вернулся, и жена жива. Квартиру в центре Москвы вернули, живи и радуйся. Дело к старости, вот и дети выросли, женились, поразъехались. Тут вызывают Ивана Андреевича в районный комитет партии.
          – Не велика ли Вам, Иван Андреевич, Ваша трехкомнатная квартира? Вы там   вдвоем живете, а у нас народ мыкается. Что Вы скажете, как член нашей великой партии?
          – Понимаю, – сказал Иван Андреевич, и переехали они с женой в малогабаритную однушку на окраине города. Там жили-доживали. 
   
          Был Иван Андреевич одним тех людей, к которому можно было обратиться и знать при этом, что они попытаются понять и помочь. Но имел свои причуды. А, может, и не причуды? Идет Иван Андреевич по большому институтскому двору и видит – гвоздь лежит. Бесхозный, но ведь народное же добро. Иван Андреевич наклоняется кряхтя, – ссылка сказывается, да и годы – гвоздь поднимает и идет в ближайший институтский цех.  Первого попавшегося работягу останавливает: "На, возьми гвоздь. Сгодится". Очень радел за народное.


40. РАССТРЕЛ БЕЗ СУДА

          Леонид Асташкевич в начале войны командовал группой разведки при штабе народного ополчения Ленинграда. Затем окончил ускоренные курсы летчиков и прикрывал сверху "Дорогу жизни" по льду Ладожского озера. Рассказывал о том времени. 

          Голод в осажденном Ленинграде был неописуемый. Собак и кошек съели, мышей и тех уже не было. Хоронить умерших от голода, холода, болезней не успевали, на улицах лежали трупы. Женские – порой с вырезанными грудями, а на рынках темные личности продавали за золото или антиквариат сладкие котлеты, якобы из собачьего мяса.

          Единственный путь в город лежал через замерзшее Ладожское озеро. Продовольствие везли на грузовиках по провешенной ледовой дороге под почти непрерывными бомбежками. Случалось, машины уходили под лед и тонули. Действовал приказ возглавлявшего оборону Ленинграда Жданова – за утрату даже одной банки консервов из перевозимого груза шофер подлежал расстрелу без суда и следствия с последующим ущемлением в правах его родных. Если  машина проваливалась, многие водители предпочитали утонуть вместе с ней.


41. БЕЗ НАДЕЖДЫ

          Даже прочная броня летающего танка не устоит при прямом попадания американского "Стингера". Тяжелый российский вертолет огневой поддержки Ми-24, по-свойски именуемый нашими ребятами "Крокодилом", кружа и дымясь, грузно осел в сдавленную горными грядами афганскую долину. Из распахнувшейся двери вертолета вывалились три человека в летных комбинезонах с автоматами в руках. Пока весь экипаж жив. Огляделись. Спасения не было – по горам к вертолету неспешно спускались две группы душманов, человек не меньше двадцати. На расстоянии разглядеть трудно, но советские АК в их руках просматривались, у иных, похоже, даже с подствольниками.  Не уйдешь и не отобьёшься. Спрятаться, укрыться  негде, на помощь рассчитывать тоже не приходится. Ладно, уйдем с шумом. Генка, старший по званию, прикинул расстояние – есть с полчаса. Сели спина к спине, и потянулись томительные минуты. "Духи" приближаются, сколько осталось жить?

          Вдруг вдалеке запылило, неужели наш БТР?  Невозможно, так быстро никто сюда не доберется.  Пылевое облако стремительно приблизилось, и ребята с удивлением разглядели обычное городское такси, перемещающееся по лощинной дороге. Генка вытянул руку, голосуя. Только бы было свободно!  Машина остановилась возле накренившегося у дороги вертолета.  Водитель-афганец, если чему и удивился, то виду не подал, позволил парням сесть в автомобиль. После чего такси спокойно покатило дальше, увозя наших ребят.  Чудеса случаются, даже если их не ждешь.


42. ОБЛОМ

          Виктору с детства предрекали большое будущее. Незаурядная память позволяла  способному ребенку легко запоминать длинные тексты, с одного прочтения повторять стихи. Школьные годы промелькнули незаметно, мальчик в осознании собственной одаренности учебой особо не утруждался. В итоге аттестат расцветили тройки, по причине чего в институт юношу не приняли. Армия способствовала прилежанию, но с некоторым опозданием. Непрочные школьные знания за годы армейской службы выветрились из бедовой головы, да и родителей следовало поберечь,  так что пошел работать. Что может предложить обществу молодой человек без квалификации? Знаний нет, только руки и обучаемость. Устроился официантом, и здесь парню повезло. Ресторан "Петрович" в тихом московском закоулке, взявший его на работу, был клубным местом, одним из тех, куда стекалась ностальгирующая  интеллектуальная элита. В созвездии громких имен и знакомых лиц из телевизионной кассеты Виктор воспрял, навыками официанта успешно овладел. И несколько неожиданно для себя стал своего рода достопримечательностью учреждения благодаря уникальной способности лихо принимать заказы "на память". Этот дар у молодого человека заметили быстро, и вот уже проинформированные и заинтересованные посетители наперебой заказывали ему по длинным спискам. Безукоризненное исполнение и четкость работы все больше укрепляли репутацию официанта к чести заведения.

          Тут в Москву наведался любимый сценарист и близкий  друг Федерико Феллини – Тонино Гуэрра, поэт и скульптор, обладатель четырех "Оскаров".  Гуэрра был женат на россиянке, и они с женой нередко навещали нашу страну. Ко времени этой истории возраст Тонино Гуэрра перевалил за восемь десятков лет. Ну, где было принять почтенного маэстро? Неформальный "Петрович" с домашней кухней подходил как нельзя лучше. Привезли, усадили, предварительно проведя уважительной экскурсией по залам в стиле "советского ретро". Предложили сориентироваться в меню, и в дивертисменте отрекламировали, как звезду ресторана,  Виктора, приставленного к дорогому гостю. Гуэрра талантом официанта восхитился и сделал заказ. Виктор в точности повторил наизусть все заказанное маэстро и его спутниками.  И отправился исполнять. В интересных разговорах потекло время. Принесли заказанное спутникам дорогого гостя.  Поужинали и стали расходиться посетители из-за соседних столиков.  А маэстро Гуэрра все ждал заказанной им еды.

          Еда не прихоть, если человек, как  Тонино Гуэрра, страдает диабетом, требующим своевременного питания. Иначе беда. Светская беседа прервалась неожиданно: терпеливо дожидавшийся Гуэрра стал заваливаться, теряя сознание. Конечно, помогли. Конечно, тут же обратили внимание на задержку. И выяснили: в этот день было много посетителей, и хваленый дар Виктора, обращенный к приезжей знаменитости, от волнения официанта дал осечку. Попросту говоря, Виктор напрочь забыл о Гуэрра.
      

43. МАСТЕРОВЫЕ ЛЮДИ

          Интересный остров Кижи. С ударением на первом слоге. Название  переводится с вепсского языка то ли как "игрище, место для игр", то ли как "мох, растущий на дне водоемов". Неповторимый музей деревянной архитектуры с образцами северных домов "глаголь", "кошель", "брус".  Глядя, понимаешь, как природа севера диктует свои законы в архитектуре жилища.

          Украшение Кижей – Покровский собор с крышей, покрытой лемехом. Лемех – это осиновые пластины, перекрывающие одна другую, как чешуя у рыб. У них, наверное, и подсмотрели предки. Почему из осины? Потому, что это единственное в тех краях дерево, которое слоится без извивов, можно прямые дощечки скалывать. Не случайно только из осины раньше спички делали, не пилили, а кололи – и экономнее, и технологичней. Осина – дешевое дерево, доступное. Под дождем изделие из осины стоит, не гниет. На солнце осиновый лемех золотом играет, в пасмурную погоду темным смотрится. Если же небо светлое, а солнца нет, лемех серебром отдает. Ведь как умело собран большой собор, без гвоздей, только на плотном прилегании деталей да на деревянных вставках-шпунтах. Из инструментов главные топор да тесло. Мастеровые были люди!


44. ИСТОРИЯ ДВУСТВОЛКИ

          Когда много лет назад мои родственники-дипломаты работали за рубежом, их дети оставались в Москве, учились, кто в аспирантуре, кто в школе. Тут в московской квартире тараканы появились. Как известно, тараканов извести нельзя,  хотя усложнить для них существование мы можем. Эффективных средств борьбы с тараканами в описываемое время отечество не производило, а за границей был хороший инсектицид под названием "Пиф-паф". И вот взрослый сын в очередном письме родителям попросил прислать ему этот "Пиф-паф". Без объяснений, просто "Пиф-паф".

          Кто другой так бы и сделал, но ведь дипломаты читают невысказанное, и через короткое время просителю передали от заботливых родителей великолепную тульскую двустволку. Ружье это со временем перепало мне. Какое это было оружие! Прицельная планка, один ствол – цилиндр с напором, другой ствол – получок. В Беломорской тайге, где мне довелось бродить,  двустволка вселяла в меня мужество, самим фактом своего существования наполняя уверенностью в будущем.

          Расстался я с ней прозаично и буднично: к летним Олимпийским играм  1980-ого года Москву чистили от всего криминального и угрожающего, незарегистрированное оружие предлагалось сдать. Охотником я не был, жил в центре города, решил не рисковать. Обратился в отделение милиции: куда, мол, податься с этим ружьем? "Есть, – сказали,  – три варианта. Хочешь сохранить как сувенир – вот тебе бумага. Тащи ружье в металлоремонт, там ему ствол засверлят. Принесешь засверленное ружье к нам, дадим разрешение хранить, вешай на ковер, любуйся.  Можешь ружье не портить:  вступи в общество охотников и принеси нам охотничий билет. Вот только охотники предварительно потребуют год желуди собирать. Проверят, значит, тебя на прочность. Ну, и третий вариант: бери у нас направление, неси свою пушку в комиссионку". Мне тогда деньги нужны были, так что выбрал я вариант номер три и отнес двустволку в магазин. Была на всю столицу единственная комиссионка ружей, спрятанная от глаз подальше на окраину с удивительным названием "Улица Соломенной сторожки". Пришел я туда, как в музей попал. Какое только оружие москвичи не сдали в преддверии Олимпиады! Глаз не отведешь, но и купить не купишь. И не покупали, да и кто бы мог,  Москва перед Олимпиадой пустая стояла, стерильная. За мою замечательную двустволку выдали мне тринадцать рублей ноль-ноль копеек и отправили ружье на металлолом, в переплав. Хотя кто знает, куда отправили? 


45. ОДНАЖДЫ В УЗБЕКИСТАНЕ

          Мне представляется, что в городах народ лицемерней, чем сельские жители, обычно более простодушные и открытые. В начале семидесятых оказался я по работе в Узбекистане. Перемещаясь по Ферганской долине, в случайном маленьком поселении сообразил, что оброс и разлохматился. Почему бы здесь же не постричься, не обогатиться впечатлениями? Полуоткрытая кабинка мастера прямо на улице, когда парикмахер пришедшего до меня клиента обслужил, я зашел. Стрижет меня парикмахер, сам радио слушает. По радио на русском языке последние известия, и вдруг сообщение о трагической гибели наших космонавтов Добровольского, Волкова и Пацаева. Достриг меня мастер, отряхнул, причесал, а деньги взять отказался. Это он так солидарность со всем российским народом проявил в постигшем нас горе.


46. ПОТЕМКИНСКАЯ ДЕРЕВНЯ СОЦИАЛИЗМА

          Середина семидесятых, Подмосковье.  На С-й опытный завод я приехал на служебной, специально оборудованной машине за баллоном необходимого для моих исследований газа. Завод серьезный, номерной, у меня предписание и справка о допуске к государственным секретам.

          Вот и заводская проходная – строгая охрана, четкая схема оформления пропусков через несколько инстанций. Пока нам документы на въезд-выезд выправляли, я решил погулять, местность оглядеть, иду вдоль забора. Стена высотой метра четыре, наверху колючая проволока, перед стеной зона отчуждения, не подойдешь. Прошел еще метров сто, завернул за угол – что такое? Уже не стена, а забор хлипкий, и местами повален. Совсем открыта территория, иди, смотри, бери. Ни ограждения, ни охраны, ни наблюдения. Вот она, потемкинская деревня социализма.


47. НАХОДКА НА СНЕГУ

          Заснеженная тропинка через двор вела к подъезду большого жилого дома на севере Москвы. Шли последние месяцы разваливающейся советской империи, полные неопределенности и трагического оптимизма.  В пустынных сумерках опередивший меня метров на пять мужчина шагнул в сторону от дорожки, наклонился и что-то поднял. Отряхнув с находки снег, с радостным возгласом обернулся: "Нет, Вы только посмотрите, что мы с Вами нашли!"

          Пакет в его руках  оказался толстой  пачкой вдвое сложенных зеленых банкнот. Доллары. Двор безлюден, в пределах видимости только он да я. А счастливчик не унимается: "Давайте быстро поделим". И  принимается считать купюры. Я прерываю: "Поздравляю. Но это Ваша находка, я к ней отношения не имею".  Мужчина явно озадачен: "Ну, как же, здесь только мы с Вами. Значит, пополам, чтоб было честно".  "Нет, – говорю, – честно – это Вам. Или хозяину, если он отыщется". Не успел пройти, как с другой стороны двора стремительно возникает троица явно криминального вида.  Сразу ко мне: "Мы здесь деньги сейчас обронили. Где они?"  Ну, понятно – классическая разводка. Тот мужик, естественно, их партнер, он сразу станет честным, возвратит свою часть и скажет, что остальные деньги  у меня. И возьми я предложенные деньги, капкан захлопнулся бы. Взятые деньги должен буду вернуть, а потом мне заявят, что денег было много больше, и выгребут у меня все ценное. В такой ситуации я и возразить не мог бы. Только я деньги не брал. Надо было видеть лица тех мужиков, когда они поняли, что я не взял предложенную долю и предъявить мне нечего. А если пытаться забрать мои вещи силой, то это грабеж, уголовная статья. С тем мы разошлись.


48. ПЕЧЕВОЙ

          На Среднеуральском медеплавильном заводе в городе Ревде случай произошел – в отражательную печь прыгнул мужчина, печевой. Это должность такая – "печевой".  Есть в производстве меди передел, дразнением называемый, когда в печь березовые бревна забрасывают, тем самым добавляя восстановитель для нормализации медного расплава. Из того расплава черновую медь производят, а ее потом уже в чистовую медь переделывают. В ходе этого дразнения мужчина и прыгнул. Со слов очевидцев – шипенье короткое послышалось и дымок нехарактерный поднялся. Не стало человека, даже пепла не осталось. Следователи объяснили, что по семейным причинам человек жизни себя лишил.

          Если Вам не приходилось бывать на своде отражательной печи в медном производстве, то представьте себе большое огороженное пространство, в центре которого провал, там кипит огонь, прорываются газы. Увидеть это не просто, потому что все закрывает сизо-серая пелена удушливого сернистого газа, разъедающего легкие и глаза. Дышать приходится  через противогаз. Для этого с него маску скручивают, а освободившийся конец шланга заворачивают, "соску" делают. Дышат только ртом, зажав "соску" зубами. А  глаза не прикрыть, с маской на лице много не наработаешь. Вот тело защищаешь – костюм войлочный и шляпа  войлочная. На лице темные очки, не от газа, от выбросов. Такая картина характерна для всей нашей пирометаллургии. Много лет назад на этих производствах работникам соки бесплатно выдавали, без нормы, сколько хочешь. Потом только газированную воду оставили. Стоят установки для производства газированной воды, сатураторные тележки, на каждой баллон с углекислым газом через редуктор подключен, и вода подведена. Открыл кран, вода потекла, газом насыщенная – пей. Чтобы забористей вода была, соль в нее можно добавить,  блюдца с солью на тележках стоят. Бросишь щепоть соли в стакан, пузырьки углекислого газа укрупнятся, ученые говорят "коалесцируют". Вода вспучится пузырями, как кипит, тогда ее пьют. Выпил воды, и дышать вроде легче. Если производство побогаче, там еще молоко рабочим полагается. Правда, так было. Сейчас, вероятно, хуже, лучше вряд ли.

         Вблизи заводов, которые сернистый газ сбрасывают,  всегда  тяжелая атмосфера. Когда дожди идут, у женщин колготки расползаются. Колготки сернистый газ впитывают, газ на колготках  с влагой  взаимодействует и сернистую кислоту образует, она-то колготки  и разъедает. У людей в тех местах дерматиты, экзема и аллергия. Но живут и работают, куда же податься.


49. РТУТЬ

          Спрятался в горах Киргизии Хайдарканский ртутный комбинат.  Там, как название указывает, производят ртуть. Вначале из ртутьсодержащего минерала киновари путем механических, физических и химических воздействий готовят ступпу, некий полупродукт, тонкодисперсную смесь мельчайших капелек ртути и мелкой пыли сложного химического состава. Затем для выделения ртути ступпу тщательно перемешивают с известью, как говорят специалисты, "отбивают". Эта операция проводится в большом чане: загружают ступпу, засыпают известь, и мешают, долго-долго. Все просто и понятно, если не принять во внимание три обстоятельства.
          Во-первых, чан стоит на улице под открытым небом, а температура воздуха летом в тени доходит в тех краях до сорока двух-сорока пяти градусов.
          Во-вторых, пары ртути испаряются, и тем интенсивней, чем выше температура окружающей среды.
          В-третьих, ртуть и ее соединения накапливаются в организме. Накапливаются в костях, но более в головном мозге. Следствием этого является то ли распад связей между нейронами в мозгу, то ли нарушение проводимости сигнала. В любом случае в короткий срок утрачивают люди способность мыслить.  Через год-два такой работы переводят их в лаборанты, и тогда они растворяются в большом заводском коллективе. Не любит  страна такое понятие "профессиональная вредность", а потому не хочет признавать инвалидность людей.
          Вот эта женщина как раз такой работник – имя свое помнит, счет до ста знает, таблицу умножения до десяти не путает. Пожалуй, все. Лет ей около  сорока. Отбирает пробы из печи. Справляется.


50. В ОЖИДАНИИ ВЫСОКОГО ГОСТЯ

          В уральскую шахту, известную как Дегтярский медный рудник, я спустился просто из интереса. Хотелось посмотреть, как там, на шестистах метрах под землей. Дали мне шахтерскую куртку и каску с фонарем, на пояс нацепили аккумулятор, диспетчера в провожатые назначили. Зашли мы с ним в клеть, она больше грузового лифта в жилых домах, двери у клети решетчатые, сквозь них на спуске-подъеме стены видны. Спускались долго. Потом в тоннеле оказались, по нему пошли. И все, как в книгах пишут – штольни, штреки, забои. Вагонетки с рудой по тоннелю ходят, их в лифт закатывают, наверх поднимают. Вода по центру тоннеля стекает, специальное для нее русло организовано.

          По всем параметрам образцово-показательное хозяйство. Когда Президент США Ричард Никсон к нам в страну приезжал, его сюда привезли. Диспетчер, который мне рудник показывал, и Никсона должен был сопровождать. В одном из забоев шурф подготовили, до половины пробили и остановились, ждали, когда Президент появится. День ждали, другой, Никсон на третий день приехал. Принимал не мой сопровождающий, сменщик его, они поочередно Никсона караулили. Позже сменщику дали Орден Октябрьской революции, а моему сопровождающему орден "Знак Почета", пониже статусом, не он же принял высокого гостя.


51. РУССКИЙ С КИТАЙЦЕМ БРАТЬЯ НАВЕК

          Неприметное кафе-стекляшка в рядовом московском районе "Марьина Роща".  Из тех безликих малобюджетных строений, каких в изобилии понастроили по всей нашей стране в стремлении догнать и перегнать по красоте Париж и прочие подобные ему города. С развалом Союза и переходом к массовому прихвату собственности это кафе было кем-то приватизировано, а затем то ли продано, то ли сдано в аренду чете китайцев. Те сотворили там китайский ресторан: повесили несколько бумажных фонарей и наладили китайскую кухню. Ни антуража, ни вывески. Это место мне показали друзья, привезли туда вкусно поесть и посмотреть. И вот что они рассказали.

          В конце пятидесятых годов в дружественный нам тогда Китай выехала на работу молодая семейная пара. Только поженились, и сразу небывалая удача, работа за границей.  Быстро образовался ребенок, сын. Жили, радовались. За работой и семейными удовольствиями подошел год одна тысяча девятьсот шестидесятый, и семья отправилась в месячный отпуск на родину. Только не вся семья, поскольку ребенок был еще очень мал для длинной поездки на короткий срок. Оставили ненадолго мальчика в китайской семье, с которой познакомились и сблизились на чужбине. Между тем отношения между СССР и Китаем накалялись после доклада Хрущева о культе личности на прошедшем в 1956 году съезде КПСС. Доклад и последовавшие в Советском Союзе преобразования вызвали недовольство в руководстве Китая. И в 1960 году, аккуратно когда семья разъединилась, упал железный занавес между странами – ни туда, ни обратно. Родители в СССР, ребенок в Китае, и даже выяснить о ребенке что-либо молодые родители не смогли. Трагедия, с ней в душе и жили.

          Жизнь между тем продолжалась и плавно перешла в наши дни. С распадом Советского Союза стало возможно общение через границу. К тому времени состарившиеся, но дожившие родители брошенного ребенка,  наконец, узнали о его судьбе. Радость – жив, здоров, воспитан приемышем в китайской семье.  Женат, есть дети. Внешность русская, а все прочее китайское – язык, сознание, привычки. Семья, где парень вырос, тоже сохранилась. И решили биологические и фактические родители общему их сыну бизнес в России совместно построить. Вскладчину выкупили или арендовали для него это самое кафе-стекляшку. Работала там вся его семья – сам, жена и подросшие их дети.  Кормили вкусно и добротно. Вы ведь знаете китайскую кухню: что готовят, не всегда поймешь, но аппетитно, разнообразно и без ущерба для здоровья. Потом этот ресторанчик исчез, не то переехал, не указав нового адреса, не то наши герои на свою китайскую родину подались.


52. ПОДРУГА

          Первые два года после войны наша страна жила по "продовольственным карточкам". Так красиво называли талоны на нормированное право приобретения продуктов. Распределяли это право по дифференцированным меркам, которые различались по месту человека в обществе, кому больше, кому меньше. Больше работникам, еще больше большим начальникам, остальным – чтобы с голоду не умерли. Продовольственные карточки выдавали ежемесячно на целый месяц вперед, и ценились они людьми дороже золота. Была в тех талонах жизнь людей, потому что без них еду не купить. На рынке, правда, удалось бы, но кормиться с рынка стоило невероятно дорого, почти нереально.

          Мне исполнился год, когда у моих родителей пропали продовольственные карточки. Лежали дома, и вот их нет.  В семье, кроме родителей и меня, еще бабушка, тетя и моя сестра восьми лет. Запасов еды никаких, и продать почти нечего, впереди месяц голода. Некоторая помощь пришла от маминой подруги, инженера-кадровика оборонного завода. Невероятными усилиями, отмобилизовав все свои ресурсы и связи, она изыскала для ребенка, то есть для меня, продовольственную карточку на детское питание. Для меня это было спасением, поскольку ел я тогда еще и свою маму. Но что есть маме? А папе и всем остальным?  Выжить удалось, но с трудом, вещи из дома ушли на рынок, взрослые  перебивались на частичном пайке. Спустя несколько месяцев вора нашли, он был уличен и сознался. Оказался той самой маминой подругой.  Хотели судить, могла она по тому суровому времени из тюрьмы не выйти. Родители мои рассудили иначе, претензии к воровке не предъявили, дело по их просьбе закрыли. С глаз своих родители воровку прогнали и наказали близко не подходить.

          Не знал я этой истории многие годы, щадили родители мою веру в хороших людей. А по окончанию техникума на распределении мне были предложены на выбор несколько заводов. На одном я преддипломную практику проходил, понравился. На другом заводе диплом делал, так мой руководитель, главный конструктор завода, тоже меня затребовал. А третье предприятие откуда? Оказалось, на меня дала запрос присутствовавшая  на распределении элегантная дама, начальник отдела кадров большого оборонного комплекса. Завод тот крупный, работников тысячи, почему я? Когда родителям рассказал, открылось. Она это была, бывшая подруга моей мамы. Общий облик той женщины помню, а глаза не представлю. Возможно, глаз на меня она так и не подняла.


53. ГОРОД БУДЕТ РАСТИ

          В конце семидесятых годов оказался я в Комсомольске-на-Амуре. Город меня поразил. Едешь трамваем, вдруг постройки обрываются, и минут семь-десять идет трамвай по пустырю. Потом опять дома, фонари, люди. Изначально оставлено место для развития города, верят люди в его будущее. Значит, будет город расти.


54. МОСКОВСКИЕ ТРОЛЛЕЙБУСЫ

          На бульварном кольце в районе Неглинной улицы Галина стояла в ожидании троллейбуса. Подошел номер тридцать первый, на котором висела надпись "По маршруту пятнадцатого". Галя хотела сесть, но следом подошел другой троллейбус номер пятнадцать, на котором висела надпись "По маршруту тридцать первого". От смеха она пропустила оба.


55. ИСТОРИЯ ОВДЫ

          Марийская республика справляла юбилей. Пятьдесят лет – большая дата, встретить нужно достойно.

          К участию в подготовке привлекли предприятия края. Одному из заводов перепала честь изготовить юбилейный значок, прославляющий историю марийского народа. Выбирая тематику, углубились в историю и нашли подходящий персонаж – Овда, почти что революционерка из средних веков, героиня, местная Жанна д`Арк. Утвердили эскиз, изготовили штамп. Сделали десяток опытных значков: голая девушка на коне скачет, волосы девушки развеваются, конь в галопе завис. Красиво и детали хорошо проработаны.

          В Москву значок повезли, перед массовым выпуском в торгово-промышленной палате положенное согласование получить. Тут возникла проблема: кто-то раскопал в архивах Ленинской библиотеки, что эта самая Овда вовсе не героиня. Да, реальная личность, в письменных источниках значится. Мужиков совращала, так, может, любила, кто не грешен. Лошадей воровала, за что битой была. Кого-то еще отравила... Ну, а дальше – больше: оказалось, что слово "Овда" на марийском языке означает "ведьма".

          Словом, не утвердили значок, так без памятных значков республика юбилей свой справила. Штамп, для производства значка приготовленный, на заводе уничтожили, вроде как судилище над Овдой совершили спустя века. Те несколько значков, что сделаны были как демонстрационные образцы, разошлись среди участников подготовки на память о допущенной глупости.


56. ПО ПОРОГАМ КАРЕЛИИ

          Путешествуя по Карелии, мы с другом и нашими женами забрались далеко на север. Идем на двух байдарках по порогам стремительной реки Воньги. Интересны реки Карелии многими поворотами, порогами и шиверой. Шивера – это мелководный участок реки с беспорядочным разбросом камней, утопленных или выступающих из воды. Течение быстрое, вода камни обтекает, и ты должен между камнями  лавировать. Как раз для экстремалов-самоучек. Дико и безлюдно, людей нет в радиусе сотни километров. Исключая, впрочем,  беглых заключенных, о которых нас предупредили еще в Москве и которые могут оказаться опаснее зверя. Остерегаясь, байдарки на ночь затаскиваем под растяжки палатки, спим головами к пологу. Мы с другом кладем, каждый себе под бок, заряженные ружья стволами ко входу.

          На шивере лодку крутит и к камням прижимает, может сломать, так что надо выворачивать. Однажды пришлось байдарку развернуть и проходить шиверу кормой вперед, сидя верхом на кокпите. Обошлось.

          Река извилиста, за излучинами не просматривается. Пока одна байдарка проходит очередной порог, вторая ждет своей очереди, так мы страхуемся от одновременной их поломки. Первая байдарка после прохождения порога прижимается к берегу, с нее стреляем вверх, подаем знак второй байдарке. Она тоже проходит порог, мы воссоединяемся. Десяток порогов и ветхую плотину прошли, а впереди непроходимый порог, его можно только обнести. Но берег топкий, байдарки не пронесешь. И наше время отмерено, должны вернуться к сроку. Решаем выходить через болота на брошенный разъезд, там переночевать и дождаться скорого поезда "Арктика-Москва". А дальше как сложится.

          Выбираемся в две ходки. Вначале, оставив жен, мы с другом выносим байдарку и два рюкзака. Пенал с байдаркой и тем, что туда доложили, весит килограммов шестьдесят, и килограммов по сорок весят наши рюкзаки. Байдарку несем по очереди – на спине байдарка, на животе рюкзак. Идти далеко. На ногах болотные сапоги до бедер, лица прикрыты самодельными масками Павловского – марлей, пропитанной репеллентом и заправленной под кепку; гнуса и мошки немерено, ощущение живого облака вокруг.  В руках у нас жерди, которые, ухватив за середину, стараемся нести горизонтально, чтобы, провалившись, иметь опору в болоте. Время от времени проваливаемся, бывает и по пояс. Если проваливается тот, кто в этот момент несет байдарку, самому ему не выбраться. В таких случаях другой снимает свой рюкзак и помогает. Эпизодически попадаются вросшие в болото гранитные валуны, следы давних ледников, морена. Мы шутливо называем эти плоские камни танцплощадками ведьм и на них отдыхаем. На полустанке байдарку и рюкзаки бросаем, и обратно, за второй байдаркой, другими рюкзаками и нашими девочками. Все вместе на полустанке оказываемся уже к ночи, уставшие до изнеможения. Здание станции брошено и разрушено, укрыться можно только условно. Палатку не разбиваем, складываем конвертом на полу, забираемся внутрь и отрубаемся.

          Ранним утром караулим поезд, который проскакивает без остановки раз в сутки. Ближайшая станция километрах в ста, иначе, как на поезде, нам не выбраться. Когда показывается поезд, вчетвером стоим шеренгой по краю платформы, изображая страстное желание уехать. Вероятно, с отчаяния нам удается передать свои чувства, потому что машинист сбавляет скорость, позволяя на ходу забросить вещи и запрыгнуть самим. Спасибо хорошим людям!


57. ЗАГАДОЧНАЯ ЭТО СТРАНА, РОССИЯ

          Вите пошел десятый год, когда родители решили показать ему Испанию. Почему Испанию? Так ведь Витя начал учить испанский язык и в нем продвинулся, пусть теперь услышит этот язык вживую. Наметили маршрут, заказали отели.  Успели побывать в нескольких городах, когда оказались в Сиджесе.  Вы там не были?  Вот и они тоже, и заранее ничего о нем не выяснили. И неожиданно для себя попали в излюбленное место отдыха европейских геев, приехав со своим подрастающим и любознательным сыном.

          Сиджес  понравился. Типично испанский приморский городок,  хранящий старину и несущий современность,  элегантный, приятный, чистый. Как одна из примет места, на улицах нередки пары ухоженных старичков. Старички выгуливали расфранченных маленьких собачек и  держались за руки. Витя, естественно, обратил на них внимание, пришлось родителям как-то объяснять. Захотелось переключить внимание ребенка. Вот, например, магазин этнических товаров. Зайдем? Зашли.

          Торговый зал заполнен всевозможными индийскими вещами, в основном скульптурами и скульптурками богов из цветастой индуистской мифологии. А Витя с первого класса учился в хорошей московской школе, где детям наряду с прочим преподавали мировую культуру. И как раз незадолго до  поездки их познакомили с культурой Индии.  Милые старички на улицах Сиджеса сразу забылись, Витю привлекла знакомая тематика. Бегал от экспоната к экспонату, узнавая и оживленно комментируя.

          Работник магазина, в котором угадывался индиец, обратив внимание на интерес ребенка, подошел, улыбнулся и на испанском языке предложил помощь. Витя поблагодарил и тоже на испанском объяснил, что помощь не нужна, но эта статуэтка Рамы очень необычна.  Вот Вишну  и Шива здесь такие, какими их изображают. А это, наверное, Парвати?  Ее он видит впервые, хотя знает… и так далее.  Короче, они пошли по магазину, и Витя очень неплохо вел экскурсию. К тому моменту рядом дефилировали уже три работника магазина, весь наличный персонал. Когда один из них, попытавшись встрять в Витин монолог, затруднился в испанском и продолжил свою мысль на английском, Витя незамедлительно "врубился" и тоже перескочил на английский, который знал не хуже испанского – ну, не лыком шиты!

          Представьте себе радостное изумление  индийцев, узнавших, что в далекой Испании люди знакомы с их  родной культурой. Поинтересовались, откуда здесь этот малолетний эрудит и полиглот. И очень удивились, узнав, что он россиянин. Загадочная эта страна – Россия!
 

58. ДОРОГИ ОДНОКЛАССНИКОВ

          С осени пятьдесят третьего начались мои школьные годы. Мальчиков и девочек обучали раздельно, «мужская» школа занимала деревянное двухэтажное здание со скрипучими полами, неуютными классами, большим и темным общим залом. Быстро образовались новые друзья-приятели Леня и Саша, вместе играли,  вместе шли из школы. Дорога проходила в полутьме по деревянным мосткам над провалами глубиной много больше роста любого из нас, мимо бревенчатых домишек, мимо рычащих и рвущихся с цепей за заборами псов. Страшно и весело! Зимой грели кровь, с мальчишеским задором сталкивая друг друга с мостков в снежные ямы. Чаще всего доставалось Сашке.

          Я вспомнил эти забавы позднее, восемнадцатилетним. Обстановка в нашем городе, как в стране в целом, сложилась тогда неспокойной, грабежи, убийства, кражи. Милиция с волной преступности не справлялась,  добровольные народные дружины решали другие задачи. В порядке эксперимента придумали создавать из продвинутых комсомольцев оперативные отряды по борьбе с бандитизмом. В один из таких отрядов я пришел по комсомольский путевке. В свободное время мы патрулировали криминогенные зоны, выезжали с милицией на задержания. На очередном оперативном мероприятии арестовали Сашу, к тому времени он стал матерым уголовником, имел несколько ходок.  Молча обменялись мы  взглядами, что тут скажешь? А Леня еще до того погиб в дорожной аварии.


59. ГАРАЖ

          Зимой 1995 года я надумал построить в Москве многоэтажный гараж. Подал заявку и получил в аренду для строительства земельный участок, тогда еще можно было. Оформил исходно-разрешительные документы,  аж сто двадцать подписей и виз. Теперь бы строить, да своими деньгами никак не справиться. Безуспешно походил по банкам в поисках кредита, никто рисковать не хочет, вдруг кредит не верну. Залогового имущества нет, чем отвечу перед кредитором в случае невозврата? Ищу за границей, может зарубежные инвесторы будут благосклонней? Мадрид, Анкара, Тель-Авив – все впустую. Бизнес-план признают отличным, прибыль гарантированной, только ведь риск. Российское законодательство не защищало тогда ни кредитора, ни заемщика. Предлагаю проект инвестиционному консультанту из Австралии, очень они финансировать проекты в России стремились. Все хорошо, но опять же риск непредсказуемости.

          Снова ищу деньги на родине. Пью коньяк с высоким чиновником от экономики. Разговор доверительный, на троих. "Не могу, – говорит, – дать. Нужные тебе пара миллионов долларов не деньги, только непрофильный для меня бизнес, партнеры не поймут". Договорился я было о кредите с управляющим небольшого банка, так он прежде у меня самого некоторый заем попросил для своего сына. Тот ломбард затевал, начальный капитал ему потребовался из частного источника. Я дал, что мог, под расписку управляющего, а банк у него возьми да лопни. Вот не везет мне.

          Но, как говорят на Востоке, в семь дверей нужно постучать, чтобы одна отворилась.  Достучался и я, свет не без добрых людей. Поверил мне случайный знакомый Владимир Алексеевич Х. из финансовых верхов, когда-то мы в совместной деловой поездке сдружились. Повел меня в солидный российский банк, где был он по совместительству Председателем Совета директоров. Поручился, и дали мне кредит на строительство гаража. Условия кредитования в том частном банке оказались, мягко говоря, очень жесткими. Обязался я платить за валютный кредит двадцать семь процентов годовых с ежемесячными авансовыми выплатами. Прибыль по завершению работ поделить с банком поровну. Предприятие свое отдать банку в залог до полного погашения кредита. Счет открыть в том банке и оформить по указанию его хозяина бухгалтером моей компании доверенное лицо, вроде смотрящего за расходами. Все условия я принял, потому что хотел построить. Отойти от замысла уже не мог, репутация дороже прибыли.

          И вот, наконец, началось само строительство. Незамедлительно вскрылось много проблем. Участок  строительства по исходным документам города был обременен несколькими плоскостными гаражами-времянками инвалидов, которые нам надлежало перенести. На деле таких гаражей оказалось в четыре раза больше, двадцать шесть, и все без  инвалидов. Был раньше один инвалид войны, но скончался, а гараж остался в семье. Это святое, о семье надо позаботиться. Еще инвалид с детства числился, только никто его не видел. Остальные владельцы гаражей сбоку прилепились, но и их понять можно. Перенесли мы все эти гаражи. Новое место для них вблизи старой площадки подобрали, земельную аренду оформили, площадку забетонировали, дорогу подвели. Живи и радуйся. 

          А на стройке многоэтажки проблем не убавляется. Рос на участке старый яблоневый сад, о котором при  отводе земли власти скромно умолчали. Оформили мы право на вырубку яблонь, их так и так убирать надо было, перерождаются плодовые деревья вблизи автострады. А вот из-за  росших в том месте берез пришлось нам корректировать посадку гаража. 

          Совсем было согласовали проект, да споткнулись о подземный водовод под территорией стройки. Когда-то пробили его под землей, не закончили и заглушили для будущего развития.  Водовод стратегический, должен снабжать водой полмиллиона жителей столицы. Нигде водовод не был обозначен, никто о нем не знал, и я узнал лишь случайно. Подвинули здание еще немного.
 
          В центре участка обнаружилась самовольно возведенная голубятня. Длина восемь метров, ширина шесть. Этажей два – наверху голуби, внизу куры. Снести бы,  да только хозяин, заслуженный голубятник России, обязался к 850-летию Москвы вывести новую породу голубей. Кто бы нам позволил ему воспрепятствовать? И для него приобрели площадку, разобрали и перенесли голубятню вместе с его курами и голубями.

          Гараж мы построили за шесть месяцев, в рекордный для Москвы срок. На триста четырнадцать машиномест, с сервисным центром, как обещали. Кредит банку я вернул досрочно, до окончания строительства. Мне и нужны были не банковские деньги, а лишь возможность их получить. Кредитная линия банка позволила мне принять на себя финансовую ответственность перед привлекаемыми дольщиками строительства в случае задержки окончания работ.  Я страховался: не хватит на каком-то этапе денег дольщиков – возьму кредит из банковских закромов. Фактически использовал лишь треть запрошенного кредита. А банк с моей подачи построил ипотечную схему, кредитовал дольщиков из выделенной мне  кредитной линии под залог будущих машиномест строящегося гаража. Выгодно всем: я уменьшал свою кредитную нагрузку, люди получали малоизвестный тогда ипотечный кредит, а банк без головной боли имел свои кредитные проценты с двойной гарантией возврата. В итоге почти все машиноместа раскупили до окончания строительства. Хозяин банка З. предложил мне тогда большие деньги в управление. Я отказался. 
   

60. ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ

          Летать мне довелось немало. По длинным маршрутам и по коротким, на больших самолетах и на маленьких, на пассажирских местах и даже в кабине пилотов. С течением времени полеты стали привычными и слились между собой. Кроме одного.
 
          В семнадцать лет я полетел впервые. Это был местный маршрут в Среднем Поволжье. В небольшой "АН" с двумя рядами скамеек вдоль бортов загрузились человек десять. По приставленной лестнице забрались в самолет, сели. Рядом со мной старушка сжимала в руке веревку с привязанной к ней козой. Между скамейками люк, накрытый вместо крышки  брезентом. Тряский разбег, мы в воздухе. Самолет болтало неимоверно. Временами он проваливался на воздушных ямах, прикрывавший люк брезент полоскался, и в образующемся просвете люка виднелась земля. Тогда коза рядом со мной говорила этой далекой земле "бе-е-е", я ее понимал.  Обратный путь проделал на автобусе.


61. ХРИСТИАНСКИЙ ФОНД

          Международный Христианский Фонд поддержки гуманитарных инициатив был создан усилиями пяти учредителей. Учредители, кроме меня, были солидными. Основными задачами этой организации мы видели подготовку медицинских сестер и организацию патронажа, налаживание врачебной помощи, открытие детских домов и приютов, помощь обездоленным, гуманитарную помощь и благотворительность. Находился Фонд под благословением Патриарха и под эгидой православной церкви. Как всякая серьезная организация, имел  эмблему – свеча на ладони на фоне земного шара.

          По программе развития Фонда московская Пятая городская больница стала Центральной клиникой русской православной церкви. Директор клиники Валентина Алексеевна Д., по совместительству Генеральный директор Фонда, была женщиной энергичной. Контактная, деловая и знающая, Валентина Алексеевна числилась одновременном личным референтом Патриарха по вопросам медицины. Сперва все шло хорошо. Аккумулировали на счетах фонда спонсорские взносы. Организовали курсы подготовки медсестер и провели первый выпуск, поздравив девочек и друг друга и облобызавшись с Владыкой Сергием, в то время Управляющим делами патриархии. Установили контакты с рядом учреждений и начали развивать работу по предмету деятельности Фонда.

          Закончилось все стремительно – трения в верхах РПЦ и разногласия в руководстве. Жаль, гуманное было начинание.


62. СПЕЦИФИКА ОБРАЗА

          В любительской студии при московском театре имени Моссовета ставили классику – Чехов, Лермонтов, Гольдони. Я бывал на репетициях и однажды оказался свидетелем того, как ветеран сцены удивительно доходчиво объяснил ученикам специфику создания образа, процитировав Немировича-Данченко. "Предположим, – сказал руководитель, – вам нужно создать на сцене сельскую обстановку. Вы ставите плетень, а на него вешаете валенок. Но один валенок, не два. Потому что один валенок – это образ, а два валенка – это обувь".


63. КОМСОМОЛЬСКИЕ СТРОЙКИ

          После третьего курса я командовал объединением студенческих строительных отрядов на Всесоюзной Ударной комсомольской стройке. В обкоме комсомола Татарстана познакомился с секретарями комитетов комсомола Нурекской ГЭС и Яванского электрохимического комбината. Оба эти объекта тоже были Всесоюзными комсомольскими стройками. Их комсомольские вожаки ездили по стране, перенимая чужой опыт и передавая свой. Передавать и перенимать было нечего. Мы опыт такого масштаба не наработали, а у наших гостей трудились, как правило, уголовные кадры. То есть комсомольцы тоже были, но не много, небольшое интернациональное ополчение. Работали они, как рассказывали наши гости, не слишком хорошо. К примеру, туркмены – они прирожденные наездники, лихие и умелые с пеленок. А лопату держать не могут, крутится лопата в руках, не удержать. Кисть генетически заточена под уздечку или  нагайку, к лопате не приспособлена,  как тут копать? Эти подробности гости приватно рассказали, а в широком общении марку свою комсомольскую держали гордо.


64. В ПОИСКАХ НА ВАЛДАЕ
 
          Извилистая береговая линия и подводные течения озера Валдай делают поиски в нем непредсказуемыми. Мы искали там утопленника. Мы – это несколько крепких и тертых мужиков, откомандированных на поиски. Утонул научный сотрудник нашего института Андрей С.  Строго говоря, я не имею права называть его так фамильярно, по имени. Знакомы мы не были, он утонул в первую неделю моей работы в этом институте.  Меня с другими парнями вызвали в местком и попросили срочно выехать на Валдай.

          Андрей утонул, плавая на байдарке. Перевернулся в нескольких метрах от берега на глазах у своей жены, работавшей в одной с ним лаборатории. На руках у жены был их сын шести месяцев, и могла она лишь беспомощно наблюдать. Рядом больше никого не оказалось, Андрей был пьян и не выплыл. Теперь мы ищем,  пять мужиков и вдова. Для нее трагическая гибель мужа обернулась и материальными проблемами: нет трупа – нет пенсии по потере кормильца, а у нее, лаборантки, зарплата мизерная. Как ребенка поднять? Ситуацию мы знали и старались, как могли. Бороздили по озеру на лодке, тралили дно, поднимали водоросли. Ныряли. Привлекли местных рыбаков и вместе опять тралили. Встав в цепь, шли шеренгой по дну в мелких местах, кто наступит. Страшное ощущение ожидания.

          Искали неделю, обросли и отощали. Предполагалось исходно, что вдова Андрея будет нам готовить, но напомнить ей об этом никто не решился. Перед отъездом из Москвы купили хлеба да корейки, тем кормились, чай пили. Через неделю должны были признать, что найти тело не можем. Вероятно, утянуло его течение в одно из многочисленных озерных ответвлений и там под берегом или корягой схоронило.


65. МУТНЫЕ ВОДЫ ДНЕСТРА

          С женой и семейной парой друзей мы путешествуем по Прикарпатью. Кишинев и Тирасполь, Львов, Черновцы и множество  неведомых поселений по берегам Днестра, по которому мы перемещаемся на двух байдарках.  Мутные волны в нескольких метрах от байдарки покачивают то сапог, то доску, то коровью отрубленную голову.  Точно не то соседство, которое мы выбрали бы, зато какое местное вино можно прикупить в пути за сущие копейки!

          Пройдя верховьем реки, отправляем байдарки багажом домой в Москву и на рейсовых автобусах перебираемся в Одессу. Что для нас лишние несколько сотен километров, если мы в брезенте, молоды и жадны до жизни? За старинным Овидиополем у самой кромки Днестровского лимана ставим палатку. Когда утренний прилив подгоняет к палатке воду, можем, откинув полог, окунуть ноги. Ничего, что с деньгами напряженно, и что ожидают в Москве будничные заботы, и незавершенная диссертация, и недописанные статьи. Это утро наше!


66.   АБХАСКАЯ ЭКЗОТИКА

          В первой половине девяностых я неоднократно бывал по делам в Абхазии. Однажды сразу с самолета привезли меня на озеро Рица отдохнуть с дороги. Со мной товарищ, коллега с Урала. Встретились в самолете, поговорить толком не успели, и пока для нас форель ловили и шашлык готовили, пошли мы с ним погулять, ноги размять и  дела обсудить.  Вокруг красота дивная. Идем по берегу вокруг озера, разговариваем, время не замечаем. Слышим, стреляют, одна автоматная очередь, другая. Поворачиваем назад. Навстречу  туристы бегут, кричат: "Абреки, абреки!", Лермонтова начитались. А это нас на шашлык звали – готов, значит.

          В Абхазии в то время принято было оружие использовать по поводу и без него. Вот свадьбу празднуют, мчится кавалькада  автомобилей. Мимо поста дорожно-постовой службы первая машина пролетает, из нее что-то кричат. Второй автомобиль несется, там джигит через окно из автомата вверх стреляет. Когда третий автомобиль приближается, милиционеры на обочине уже лежат и руками головы прикрывают: "Не приведи Господь, гранатой шарахнут!"


67. СЕЛЕНИЕ КАЛАК

          Местечко Калак, где мы остановились на несколько часов перед подъемом, было последним селением перед перевалом. Воздух в горах свежий, аппетит отменный, есть хотелось всегда. Пошли к ближайшей сакле купить съестного. Я, моя жена и еще две девушки. Подошли, а там  мужичок в колоритной меховой шапке как раз ишака привязывает. Я к нему: "Байрай! (Здравствуйте!) Нельзя ли купить сыру и хлеба?" Тот отвечает приветливо: "Дабон хорз! (Доброго дня!) Сейчас спросим, я здесь тоже гость из Грузии". Нашли хозяйку. Передал  ей новый знакомый нашу просьбу, она кивнула  и отошла обмыть для нас от рассола головку сыра. Пока она это проделывала, мужчина показал мне на хозяйку: "Она осетинка, я грузин, а ты русский". И бросился меня обнимать. Мне было приятно, люблю встречать людей открытых и приветливых.


68. С ДУШОЙ ШИРОКОЙ И ЩЕДРОЙ

          На Север я попал впервые в двадцать три года. К тому времени женился, в поход отправились мы с женой и семейная пара наших друзей. Решили пройти на байдарках по таежной Карелии. Карт тех мест не было, то есть они были, но не у нас. Засекречены карты, не купишь. Но в московском туристическом клубе энтузиасты архив создали,  там мы кроки, какие обнаружить смогли, скопировали на кальку. Записали словесные описания маршрута. Собрались, и в путь.

          На конечную станцию к ночи приехали. Сезон белых ночей, можно байдарки собирать. У нас два "Салюта-3м", испытанной конструкции, надежной, вот только собирать их дольше, чем популярную тогда чешскую "RZ" или нашу родную "Колибри". Вначале стрингеры со шпангоутами сложить, срастить, это самое сложное. Получившуюся конструкцию в брезентовую оболочку  поместить, кильсоном распереть. Румпель установить, рулевые шнуры подвязать. Руль подъемный подвесить, отрегулировать, кокпит оформить. Ну, и готово, можно плыть.

          "Ровно было на бумаге". В описании быстро, а на практике мы провозились с двумя байдарками всю ночь. Тогда я понял, как замерзают насмерть при плюсовой температуре. Пять-семь градусов тепла, деревня, ночь. Мы нацепили на себя всю, что имели,  теплую одежду. Холодно, очень холодно. Разжечь костер в деревне нельзя, да вроде и не из чего. Отойти за околицу от полусобранных байдарок не решались. Попроситься на обогрев не можем, люди спят.  Было у нас с собой немного спирта, но пить его по молодости еще не умели. Словом, молодо-зелено, сейчас я назвал бы пяток способов преодоления возникшей проблемы, но тогда… Единственный выход – собрать байдарки и на них отойти от деревни. Только к моменту, когда мы закончили сборку, руки и ноги не слушались и почти не ощущались.

          Шел пятый час утра. Робко постучались в ближайшую избу – не откликаются. Постучались в другую, и там нам открыли, на пороге женщина лет сорока. Просим разрешить погреться нашим девочкам. "Заходите все".  Зашли. Замечательно оказаться в тепле и начать чувствовать свое тело. Хозяйка, посмотрев на нас, предложила вчерашние щи. Очень великодушно, спасибо! Похлебали, разговорились. Живет без мужа, с сыном лет десяти. Где мужик, мы не спросили. Но, обнаглев, поинтересовались возможностью купить у нее какие-нибудь перчатки для одной из  девчонок, та забыла свои в сборах. Получили старые перчатки бесплатно. Потом хозяйка собралась на работу, а парнишку своего отправила в школу. Нам предложила оставаться, сколько захотим. "А когда уходить будете, дверь подоприте. Вон жердь стоит".

          Это Север с душой широкой и щедрой. Есть ли такая открытость где-нибудь еще?!

          Мы идем на двух байдарках по порогам стремительной реки Воньги. Интересны реки Карелии многими поворотами, порогами и шиверой. Шивера – это мелководный участок реки с беспорядочным разбросом камней, утопленных или выступающих из воды. Течение быстрое, вода камни обтекает, и ты должен между камнями  лавировать. Как раз для экстремалов-самоучек. Дико и безлюдно, людей нет в радиусе сотни километров. Исключая, впрочем,  беглых заключенных, о которых нас предупредили еще в Москве и которые могут оказаться опаснее зверя. Остерегаясь, байдарки на ночь затаскиваем под растяжки палатки, спим головами к пологу. Мы с другом кладем, каждый себе под бок, заряженные ружья стволами ко входу.

          На шивере лодку крутит и к камням прижимает, может сломать, так что надо выворачивать. Однажды пришлось байдарку развернуть и проходить шиверу кормой вперед, сидя верхом на кокпите. Обошлось. В другом случае, когда байдарку едва не опрокинуло на отраженной от подводного валуна боковой волне, мне пришлось скомандовать своей жене прыгнуть за борт, благо она прекрасно ныряла и плавала. Стоит упомянуть, что мы все были в спасательных жилетах, без которых по таким рекам лучше не ходить. Жилеты с вложенными в них надувными резиновыми подушками сшили себе еще в Москве. Тогда же, готовя байдарки к походу, наклеили на их корпуса по стрингерам резиновые бинты для защиты брезента оболочки от повреждений камнями при прохождении шиверы.

          Река извилиста, за излучинами не просматривается. Пока одна байдарка проходит очередной порог, вторая ждет своей очереди, так мы страхуемся от одновременной их поломки. Первая байдарка после прохождения порога прижимается к берегу, с нее стреляем вверх, подаем знак второй байдарке. Она тоже проходит порог, мы воссоединяемся. Десяток порогов и ветхую плотину прошли, а впереди непроходимый порог, его можно только обнести. Но берег топкий, байдарки не пронесешь. И наше время отмерено, должны вернуться к сроку. Решаем выходить через болота на брошенный разъезд, там переночевать и дождаться скорого поезда "Арктика-Москва". А дальше как сложится.

          Выбираемся в две ходки. Вначале, оставив жен, мы с другом выносим байдарку и два рюкзака. Пенал с байдаркой и тем, что туда доложили, весит килограммов шестьдесят, и килограммов по сорок весят наши рюкзаки. Байдарку несем по очереди – на спине байдарка, на животе рюкзак. Идти далеко. На ногах болотные сапоги до бедер, лица прикрыты самодельными масками Павловского – марлей, пропитанной репеллентом и заправленной под кепку; гнуса и мошки немерено, ощущение живого облака вокруг.  В руках у нас жерди, которые, ухватив за середину, стараемся нести горизонтально, чтобы, провалившись, иметь опору в болоте. Время от времени проваливаемся, бывает и по пояс. Если проваливается тот, кто в этот момент несет байдарку, самому ему не выбраться. В таких случаях другой снимает свой рюкзак и помогает. Эпизодически попадаются вросшие в болото гранитные валуны, следы давних ледников, морена. Мы шутливо называем эти плоские камни танцплощадками ведьм и на них отдыхаем. На полустанке байдарку и рюкзаки бросаем, и обратно, за второй байдаркой, другими рюкзаками и нашими девочками. Все вместе на полустанке оказываемся уже к ночи, уставшие до изнеможения. Здание станции брошено и разрушено, укрыться можно только условно. Палатку не разбиваем, складываем конвертом на полу, забираемся внутрь и отрубаемся.

          Ранним утром караулим поезд, который проскакивает без остановки раз в сутки. Ближайшая станция километрах в ста, иначе, как на поезде, нам не выбраться. Когда показывается поезд, вчетвером стоим шеренгой по краю платформы, изображая страстное желание уехать. Вероятно, с отчаяния нам удается передать свои чувства, потому что машинист сбавляет скорость, позволяя на ходу забросить вещи и запрыгнуть самим. Спасибо хорошим людям!


69. ДЕТСТВО ДОЛЖНО БЫТЬ ДОБРЫМ

          За окном панорама столицы, вдалеке по железной дороге пробегают поезда. Вагоны, синие и зеленые, совсем как в моем детстве. Мне нравилось путешествовать, нравилось, приникнув к вагонному окошку, наблюдать мир с промелькивающими сценками чужой жизни. Из калейдоскопа увиденного рождались вопросы, которые я тут же озвучивал взрослым. Став старше, оккупировал в поездках  верхнюю полку, глядя в окно, фантазировал. Позднее, под убегавшие пейзажи, осмысливал жизнь и строил планы, писал научные статьи.

          Сейчас при взгляде на проносящиеся составы представляю себе в них детишек и словно ощущаю устремленные из вагонов пытливые и доверчивые детские взгляды. Хотел  бы и я из собственного детства снова почувствовать необъятность мира, тепло и любовь родителей и свою защищенность этой любовью. И пусть в прошлое не вернуться, но из случайного проходящего мимо поезда нам нет-нет да и помашет приветливо рукой далекий мир нашего детства.

2010–2021 годы