МАРТА, 3-ГО ДНЯ 1917 ГОДА
(Продолжение)
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КНЯГИНИ О.В. ПАЛЕЙ:
«В четверть пятого утра 3 марта камердинер Великого князя доложил, что офицер императорского конвоя желает говорить с ним во что бы то ни стало. Быстро встав и одевшись, мы приняли офицера, который был бледен как смерть. Это был друг. Он доложил, что командир сводного полка послал его к Великому князю, чтобы сообщить, что новый комендант Царского Села безуспешно пытался дозвониться к нему по телефону и желает его немедленно видеть. Офицер рыдал. Мы поняли, что все кончено. Великий князь был бледен. Он отвечал, что готов принять нового коменданта, и пять минут спустя артиллерийский полковник по фамилии Больдескул, с огромным ярко-красным бантом на груди, явился к нам в сопровождении адъютанта, тоже с красным бантом. Отдав честь и извинившись за неурочный час (половина пятого утра), полковник прочитал нам следующий манифест:
«В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать новое тяжкое испытание России. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требует доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.
Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно с славными союзниками нашими сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России сочли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и, в согласии с Государственной думой, признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть.
Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского.
Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу во имя горячо любимой родины.
Призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему, вместе с представителями народа, вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы.
Да поможет Господь Бог России.
Николай.
Город Псков. 2 марта 1917 г. 15 часов».
Великий князь и я были ошеломлены. Очнувшись, я вся дрожала, и зубы у меня стучали. Как мы ни предугадывали это крушение всего нам дорогого, теперь мы не могли этому поверить. Однако листок пергамента был перед глазами и огненными буквами говорил нам об ужасной истине.
После ухода полковника мы даже не подумали о том, чтобы снова лечь спать. Падение империи,—так как мы великолепно понимали, что это было именно падение,—предстало перед нами во всем своем ужасе. Напрасно мы убеждали себя, что кн. Михаил продолжит традиции. Мы знали, что он был человеком бесхарактерным, всецело находившимся под дурным влиянием своей жены, г-жи Брасовой, да, кроме того, мы любили «нашего» государя, избранника и помазанника Божия, и не желали никого другого.
В тот же день 3 марта, в одиннадцать часов князь пошел к государыне. Это может показаться неправдоподобным, но бедная женщина не знала об отречении своего мужа. Никто из окружающих не имел смелости нанести ей этот удар. Все пятеро детей были больны корью; две старшие и младшая девочки уже поправлялись, но вел. кн. Мария (третья) и наследник чувствовали себя очень плохо. Великий князь тихо вошел к ней и припал долгим поцелуем к ее руке, будучи не в силах произнести ни слова. Сердце его готово было разорваться. Государыня, в простом костюме сиделки, поразила его своим спокойствием и ясностью взгляда. «Милая Алиса,—сказал наконец князь,—я хотел быть рядом с тобой в такую тяжелую для тебя минуту»… Государыня посмотрела ему в глаза. «Что с Ники?»—спросила она.—«Ники здоров,—поспешил ответить князь,—но будь мужественна, как и он: сегодня, третьего марта, в час ночи он подписал акт об отречении от престола за себя и Алексея». Государыня содрогнулась и опустила голову, как будто молилась, потом, выпрямившись, сказала: «Если Ники это сделал, значит, это было нужно. Я верю в милосердие Божие: Бог нас не оставит». Но в то же время крупные слезы текли у нее по щекам.—«Я больше не государыня—сказала она с печальной улыбкой,—но я останусь сестрой милосердия. Так как государем теперь будет Миша, я займусь своими детьми, госпиталем, мы поедем в Крым»… Великий князь оставался с ней до завтрака, почти полтора часа. Она хотела знать подробности того, что происходило в Думе, и по поводу великого князя, который самолично явился туда третьего дня, сказала по-английски: «Даже X.18, какой ужас…» Муж вернулся домой в очень нервном состоянии, и я сделала все возможное, чтобы успокоить и ободрить его.
В это время вел. кн. Михаил находился в Зимнем дворце в Петрограде. Очень немногие знают, что командующий войсками генерал Хабалов, увидев массу народа, бросившегося к Зимнему дворцу, предложил великому князю стрелять в толпу, ручаясь за некоторые полки, оставшиеся верными. Михаил решительно воспротивился этому, заявив, что он «не желает проливать ни одной капли русской крови». Он тайно покинул дворец и укрылся на Миллионной улице у своего друга кн. Путятина, двоюродного брата того самого, о котором я говорила выше.
Вот доказательство того, что эту революцию задолго предвидели и тщательно подготовили: в первый же день все частные автомобили, находившиеся в Петрограде, были реквизированы в несколько часов. Наш прекрасный автомобиль исчез одним из первых, и после того, как в нем разъезжали члены Временного правительства, именно на его долю выпала честь встретить Ленина при его прибытии на Финляндский вокзал.
К находившемуся у кн. Путятина вел. кн. Михаилу, который с часа ночи являлся царем, прибыли с визитом кн. Львов, Гучков, Родзянко, Милюков, Керенский и другие лица и убеждали его отказаться от престола в пользу народа, который впоследствии сам изберет его или кого-нибудь другого. После нескольких минут колебания этот бесхарактерный князь уступил, к великой радости изменников Отечества; а Керенский, эта марионетка, которую по ошибке приняли на минуту всерьез, бился в истерическом припадке.
<…>
Лишь много спустя мы узнали, почему государь решился на двойное отречение. Он призвал своего врача профессора Федорова и сказал ему: «В другое время я не задал бы вам подобного вопроса, но теперь момент очень серьезен, и я прошу вас ответить мне с полной откровенностью: будет ли мой сын жить и сможет ли он когда - нибудь царствовать?»—«Ваше величество,—ответил Федоров,—я должен признаться вам, что его императорское высочество наследник не доживет и до шестнадцати лет»… Получив этот удар прямо в сердце, государь принял непоколебимое решение. Тот самый монарх, который столько колебался, дать или не дать конституцию или даже ответственное министерство, одним росчерком пера подписал акт огромной важности, гибельные последствия которого для России неисчислимы. В час ночи Гучков и Шульгин увезли акт о двойном отречении в пользу Вел. кн. Михаила, отрекшегося в свою очередь под давлением революционеров. Это-то отречение и привело к несчастьям, которые мы терпим и в настоящее время и которые унесли столько невинных жертв и повергли Россию в состояние печали и разрушения.
Около шести часов вечера 3 марта командиры запасных полков, которые стояли в Царском, собрались у великого князя, чтобы поговорить о новом положении, создавшемся благодаря отречению Вел. кн. Михаила. Этот император на час обнародовал следующий манифест:
«Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне императорский всероссийский престол в годину беспримерной войны и волнений народа.
Одушевленный единой со всем народом мыслью, что выше сего благо родины нашей, принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского.
Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа.
Подписал: Михаил.
Петроград, 3 марта 1917 года».
Военные, собравшиеся на совет к Вел. кн. Павлу, предвидели, что раз монархия пала, будет чрезвычайно трудно держать войска в руках и заставить их повиноваться. Некоторые роты целиком переходили на сторону восставших. В Петрограде сформировалось Временное правительство, и у великого князя было решено следовать последним наставлениям государя, который советовал подчиняться этому правительству, помогать ему во всем и стремиться только к одной цели;—;довести войну до победного конца. Из всего этого видно, что государь не думал больше о себе, и только судьба горячо любимой России занимала его мысли.
Вечером 3 марта Вел. кн. Павел опять навестил государыню. Она была спокойна, безропотна и бесконечно прекрасна. Уже чувствовалось подобие ареста, потому что двор Александровского дворца был полон солдатами с белыми нашивками на рукавах. Они были там по приказанию Временного правительства ради так называемой безопасности государыни и детей, но на самом деле из опасения, чтобы друзья не помогли им бежать. Наконец, государыня получила сведения от мужа, уехавшего снова в Могилев, чтобы проститься с войсками и встретить государыню-мать, которая выехала из Киева, желая повидаться с сыном.
Когда великий князь, выходя от государыни, очутился на высоком подъезде, возвышавшемся над всем двором Александровского дворца, он обратился к толпе собравшихся солдат со следующими словами: «Братцы,—сказал он им,—вы уже знаете, что наш возлюбленный государь отрекся от трона своих предков за себя и сына в пользу своего брата и что этот последний отказался от власти в пользу народа. В настоящий момент во дворце, который вы охраняете, нет больше ни императрицы, ни наследника престола, а есть только женщина-сиделка, которая ухаживает за своими больными детьми. Обещайте мне, вашему старому начальнику, сохранить их здравыми и невредимыми. Не стучите и не шумите, помните, что дети еще очень больны. Обещайте же мне это». Тысячи голосов раздались в ответ: «Мы обещаем это вашему императорскому высочеству, мы обещаем это тебе, батюшка, великий князь, будь спокоен, ура!», и великий князь сел в автомобиль, немного успокоившись».
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФРЕЙЛИНЫ ИМПЕРАТОРСКОГО ДВОРА Е.А. НАРЫШКИНОЙ - КУРАКИНОЙ:
«Как всегда, партия законности и порядка устранена революционерами и демагогами. Они хотят республики, они хотят анархии! Насилие на улицах, много убитых, грабежи в домах. В Твери убит Бюнтинг, так же как и один из Вяземских. Государь подписал отречение за себя и за сына. Отчаяние».
ИЗ КНИГИ ПРЕПОДАВАТЕЛЯ ФРАНЦУЗСКОГО ЯЗЫКА ДЕТЯМ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II ПЬЕРА ЖИЛЬЯРА:
«3 марта
Поздно ночью мы узнали, что Великий Князь Михаил Александрович отказался вступить на престол и что судьба России будет решена Учредительным собранием.
На следующий день я вновь застал Государыню у Алексея Николаевича. Она была спокойна, но очень бледна. Она ужасно похудела и постарела за эти несколько дней.
Днем Ее Величество получила телеграмму от Государя, в которой он старался успокоить ее и сообщал, что ждет в Могилеве предстоящего приезда вдовствующей Императрицы».
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КОРНЕТА С.В. МАРКОВА:
«День 3 марта я никогда не забуду! По Царскому носились бесконечные слухи, панические и тяжелые... Все спряталось по домам. Магазины были закрыты. По пустынным улицам слонялись все те же оборванные, пьяные и бесчинствующие солдаты.
С быстротой молнии разнеслась весть о том, что тяжелые тракторные батареи, расквартированные в Царском, собираются обстреливать беззащитный Дворец! Я не мог себе представить, что этому кошмару и этой гнусности, может быть, суждено сбыться!..
Под вечер того же дня позвонила ко мне по телефону моя сводная сестра Нина и с рыданием в голосе сообщила, что она только что получила известие, что Государь отрекся от Престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича...
Чаша моего терпения переполнилась, нервы отказались служить, и горячие слезы, полные горечи и обиды, душили меня в продолжении долгой и мучительной ночи... Последняя надежда, что все изменится, пропала!
Мне было ясно, что Родина наша, подхваченная неудержимой лавиной, катится в пропасть.
Я пройду во Дворец и останусь при Ее Величестве... Будь что будет! На все воля Божия!
Так решил я в эту памятную для меня ночь» (Марков С. Покинутая царская семья. 1917-1918. Царское село – Тобольск – Екатеринбург. Вена, 1928).