Глава 8
Брат
Время больше не торопилось и не тянулось, оно просто равномерно шло, поры года сменяли друг друга, согласно установленных природой норм. Сегодня на улице выпал метровый слой снега, а потом вышло редкое для зимы солнце и стало слепить, отражаясь от кристально-белого земного пледа. Всё вокруг менялось. Не менялась лишь моя влюблённость. Я с каждым разом всё больше и больше погружался в неизвестные для меня новые чувства, что влекли к учительнице музыки. Она вошла в кабинет вместе с солнечным светом. Находясь возле окна кабинета, я начертил пальцем на запотевшем стекле её имя "АГНЕШКА". Поприветствовав преподавателя, класс погрузился в дремоту. Каждый занимался, чем хотел, под видом изучения материала. Лишь я один исподлобья пялился на Агнешку. В минуты затишья, она теребила прядку золото-огненных волос, гипнотизируя мой пристальный взгляд к себе.
Внезапно на всю аудиторию, Ярек завопил:
- Смотрите! Смотрите! Матеуш влюбился в панну Камински!
От такого стыда, я готов был провалиться сквозь паркет пола. Мельком глянув на Агнешку, я обратил внимание, как её щёчки покрылись легким румянцем, но она даже не подняла взгляд. Может, чтоб не смутить меня или не подыгрывать несносному братцу.
Между уроками музыки и истории, мне пришлось припомнить Яреку этот инцидент. Он сам спровоцировал на откровенный разговор. Я тогда ещё не знал, что мой брат уже расставил приоритеты по отношению ко мне. Но прежде чем во всё разобраться я спросил у него:
- Можно задать тебе вопрос?
- Ты уже его задал,- дерзнул мой сводный, якобы, двоюродный братец и начал уходить.
- Не отворачивайся, когда я с тобой говорю!- мой голос существенно повысил тон, теперь я не заикался.
- А то что? Пожалуешься своей Агнешке?- с насмешкой подстрекнул Ярек.
Я был на взводе. Последствия бессонницы не прошли бесследно. Моё сознание разделилось на ярость и субординацию. Я вот-вот был на грани того, что скорее выберу ту часть, где мой гнев наконец-то вытиснится наружу.
От возможных летальных последствий Ярека спас учитель истории, что снова пришел искать вечно опаздывающих учеников.
- Что здесь происходит?- вопросил пан Колек, увидев мои сжатые кулаки и взгляд, устремленный в сторону Ярека,- А впрочем, не объясняйте. Если хотите драться, то я вам не стану препятствовать.
Получив благословление от самого учителя, во мне как будто что-то перевернулось. В груди начал закипать гнев. На смену обиде пришла злость. Причём не обычная злость, а самая настоящая безудержная ярость.
Ярек отсекся, он явно не ожидал получить отпор. Ему пришлось стать в стойку, иначе прощай авторитет и статус задиры. Первые удары были нелепыми, мой соперник дрался не впервые и уже умел уклоняться. Но его реакция, по сравнению с моей уязвленной честью, оказалась не эффективной. Попав один раз по лицу, а точнее скользнув по его правой щеке, у меня возник ещё больший азарт и он уже не успевал за моими молнеиносными ударами по плечам, шеи, груди. И даже один раз по спине, меж лопаток. В перепалке порвался его туфель. А когда я реально хотел порвать ему щеку до самого уха, чтобы его противная улыбка исчезла навсегда, пан Колек нас разборонил.
- На сегодня хватит. Теперь все на урок. Кроме тебя Матеуш.
Когда все разошлись, учитель пристально посмотрел мне в глаза и не громко произнес:
- Молодец. Забудь о том, что главное участие, а не победа. Нет. Только победа. Первый вариант для слабаков и их оправданий.
Затем он подморгнул в знак молчания об инциденте и показал мне рукой, чтобы я следовал за ним на урок.
Синяков у Ярека не было, но порванный туфель не прошел бесследно. Не одолев меня в честной схватке, он решил пойти подлым путём, и просто сделал гнусный донос.
В школу к профессору Стефану Домбровски вызвали Войтека. Пока он шел, я пытался понять, как мне поступить. Либо сделать как Ярек и оболгать его, а там пусть разбираются, кто прав. Либо сказать правду. Но на деле, никто даже не спросил - что именно стало причиной раздора?
Кабинет профессора находился на втором этаже здания. Это была большая комната с высокими потолками, что, наверное, раньше служила гостиной. По периметру потолка шел лепной карниз, а сверкающая люстра свисала из центра огромной лепной розетки. Стены были увешаны рамками с разными видами пришпиленных бабочек. Впустив меня и Войтека в кабинет, профессор вернулся за свой большой стол, на котором, радуя глаз, громоздились кипы книг и бумаг. Кстати, пол тоже был завален книгами и бумагами. А к столу была прилажена пробковая доска, которую в три слоя покрывали бумажки с записями, сообщениями и списками неотложных дел.
Сам же профессор Домбровски, которого я видел впервые, выглядел важно. Глубоко посаженые глаза, высокий лоб, бакенбарды с редкими волосами.
Вместо того, чтобы меня отчитывать, пан Стефан принялся обвинять во всех бедах Агнешку, откинувшись на спинку стула:
- Ей Богу простите меня за нашу коллегу, мы взяли пану Камински на время пока не найдем ей замену. Она у нас девушка видная, немного протестантка и категорически не любит покрывать голову. Трудно найти мужчину-учителя на такую должность. Я на досуге займусь этим вопросом, и она больше не будет мутить головы нашим пубертатным юнцам.
- Это не справедливо! Если она женщина, значит, она теперь должна быть изгоем?! Она не виновата, что родилась в мире, где к женщинам не относятся с должным уважением!- неожиданно для себя вскипел, и тот час же об этом пожалел.
Профессор ничего не ответил и лишь загадочно приподнял правую бровь.
- Матеуш! Немедленно извинись перед профессором!- таким же тоном, приказал оторопевший Войтек.
- Извините пан Домбровски,- виновато выдавил из себя, словно под прицелом пушки.
- Вот видите, о чём я говорю. Я пока пропущу эти слова мимо. Гормоны это страшная сила и если их не направить в нужное русло, подростки могут натворить немало безумного.
На этом неуютная беседа закончилась, исчерпав все аргументы. А мои доводы, конечно же, никто не взял во внимание.
Зимой Тернополь напоминал Хмельницк. Такой же тихий и безмятежный, но никогда не утихающий. Домой по улицам заснеженного города, мы с Войтеком шли молча, я в мыслях рассуждал о поведении Ярека. Почему он так поступает? Хоть он и не родной брат, но всё же. Я почему-то вспомнил и о дяде Борисе. Мне стало интересно, как бы сложилась моя судьба, если бы он тогда не предал своего родного брата?
Прервав поток вопросов, в тотальной уличной тишине послышался шелест бумаги, и мне под ноги сквозняком потянуло брошенную кем-то на брусчатку газету с длинным заголовком. Титульная страница гласила: Адольф Гитлер объявляет о принятии "Закона о создании вооруженных сил". 16 марта. 1935 год. Мне стало не по себе, но я не мог понять почему. Может какое-то предчувствие, иль может, меня смутило слово «вооруженных»? Затем я опустил газету и увидел как недалеко от нас с тротуара погрузили тело бездомного, того самого бездомного, которого я недавно угостил сырым рисом. Они брезгливо швырнули труп на повозку, словно мешок с картошкой. Мой оправданный шок перебил голос Войтека, что уже привык к подобным зрелищам:
- Пойми Матеуш. Справедливость - это мой компас по жизни, но наше общество, ещё не достигло того уровня, когда всё будет определяться по-справедливости. И заметь, я сказал не «равноправно», а «справедливо». Это две большие существенные разницы.
Я сделал вид, что увлечён беседой и всё понимаю, а на самом деле с моей головы не выходил тот бездомный, который так нечестно распрощался с миром.
На следующий день в дом постучали с трагическими новостями. Умер от удушья брат Войтека, бывший кавалерист и бизнесмен. А также по совместительству отец Ярека. Умер неожиданно, по-глупому, но не мучительно, а во сне. Их слуга, который так же погиб, забыл на ночь отворить заслонку на печи и угарный дым распространился по всему дому. Выжил только Ярек, что по стечению обстоятельств открыл окно, так как его кровать слишком близко стояла к обогревающим стенам, и ему было очень душно. Естественно, моим названым родителям пришлось взять племянника на поруки. Похороны должны провести завтра. Начал задумываться над тем, куда делись родительские тела в Украине? Схоронили их, как полагается, или скинули в вагон с трупами общей могилы? Говорят, время лечит, но это не правда. Чем сильнее была связь при жизни, тем долговечнее скорбь.
Ярека привезли поздним вечером. Я не видел на его лице слёз, обиды или отчаяния. Он просто был хмурым. Может, потому что ему это не впервые. Однажды он уже терял мать. Смерть его родителя была смягчающим обстоятельством. Поэтому я больше не держал на него зла. Даже когда он продолжал вести себя, как и прежде, вызывающе.
- Мир?- спросил я и протянул руку для пожатия, надеясь на взаимность.
Он нехотя протянул руку, предварительно глянув на Ханну и Войтека, будто делал это скорее для них, нежели для меня.
- Ты жмешь руку слишком сильно,- проворчал братец и тут же прервал рукопожатие.
Понимая его горе не понаслышке, я снова пособолезновал:
- Ты как? Держишься? Я тебе сочувствую.
- Тебе действительно интересно или ты спросил ради приличия, для показушности перед опекунами?!- заголосил Ярек и обозлённо добавил,- Меньше всего я сейчас хочу услышать чье-то сочувствие.
В тот миг я боялся потерять контроль над собой. Ведь я всего лишь хотел проявить соболезнование, а он упрямился и не хотел иметь со мной ничего общего. И тут я задумался. Он открыл мне глаза. Зачем мне пресмыкаться перед ним? К чёрту сочувствие, если оно ему не нужно. Я не должен под него подстраиваться, как и он по отношению ко мне. Ярек просто пытался быть прямолинейным. И я стал уважать в нём это качество.
А когда Ярек демонстративно ушел прочь, Войтек подошел ко мне и дал совет:
- Если хочешь победить условного врага, сделай его своим другом.
Я опять сделал вид, будто понял его премудрости и ушел вслед за сводным братцем, и, уходя, услышал позади чуть слышные слова Ханны:
- То ни одного ребёнка, то два сразу. Наверное, Бог тешится над нами.
Когда я резко открыл дверь в свою комнату, то увидел, как Ярек шарит по моим вещам. После обыкновенной перепалки, мы погрузились в затяжное молчание. А уже вечером он меня подставил. Сказал что видел, как я раздавил очки Войтека и спрятал их в своих вещах. Ярек оказался персоной высшей степени притворства.
- Это правда?- спросил Войтек, но без каких либо подозрений и обид.
Чаша терпения переполнилась, подлитая бессонницей, и моя правда растеклась:
- Хотите правду? Я расскажу Вам правду. Несколько лет назад я разбил часы, но не сознался в этом. Зачем я это сделал? Потому что они меня пугали. А теперь вопрос. Зачем мне ломать очки? В этом нет никакой логики и смысла. Даже если бы я, чисто гипотетически, сделал это не умышленно, я бы в этом признался. Это не моих рук дело, но решать, конечно же, вам.
На лице братца изобразилось недоумение. Войтек похлопал меня по плечу и отправил в кровать. Сегодня мне пришлось спать в одной комнате с Яреком. Так решили родители под выдуманным предлогом, якобы камин временно погасили и нужно его прочистить, а вместе нам будет теплее. Сами же Ханна и Войтек понадеялись, что нас сблизит общее пребывание в четырёх стенах.
Не выдержав длительной тишины, Ярек спросил:
- Зачем ты тогда убил тех крыс?
Неожиданный вопрос заставил призадуматься. Я и сам не понимал, почему их убил. Может на тот момент мною руководила агрессия, последствия бессонницы, а может я просто не знал условий договора и сам решил что так нужно. Но Яреку сказал, что хотел доказать всем свой боевой настрой. Он был тем человеком, которому секреты рассказывать противопоказанно.
- А вообще мне плевать. Когда я стану совершеннолетним, то получу всё имущество отца и свалю отсюда,- уже дважды за вечер заговорил Ярек.
- И чем ты планируешь заниматься?
- Хочу стать изобретателем. Что именно хочу изобрести пока не решил. Либо это будет дирижабль, который достигнет самого космоса. Либо самый быстрый автомобиль в мире, который будет мчать быстрее стрелы. Я буду знаменитым на весь мир. А ты?
- А я точно не хочу быть знаменитым. Не люблю излишнее внимание. Я больше ценю уединение.
После этого разговора прошло немало дней, но братец продолжал смотреть на меня волком. Когда живёшь с человеком плечом к плечу, узнаешь многое. Я знал, в тайне Ярек надеялся на мои неудачи и не радовался моим успехам, он хотел выйти в свет на фоне моих промахов. Сам же не выносил никакой критики и не был готов даже к конструктивному обсуждению. А ещё он боялся брать на себя ответственность за неудачи. Наивный Ярек был уверен, что всё на свете знает и напрасно считал себя пупом Земли.
Как-то раз перед сном, я вспомнил совет Войтека и решился рассказать свой секрет так называемому брату. Ничто не объединит меня с ним так, как общая тайна.
- Хочешь, я поделюсь с тобой своей самой сокровенной тайной?
Уставившись на меня вопросительным взглядом, Ярек покивал головой в знак согласия. Было видно, как в его глазницах зажегся огонёк.
- Я уже несколько лет не сплю. Время будто остановилось, я перестал ощущать течение времени. Для меня оно вообще перестало существовать. Нет разницы между днём и ночью, всё это уже не разделяется.
- И что теперь, тебе пособолезновать?- неожиданно выпалил братец и добавил,- Я давно заметил, что ты какой-то странный. Но разве это секрет? Зачем ты мне это рассказываешь?
- Не ради этого я затеял разговор. Мне нужен критик, тот, кто будет меня контролировать и сдерживать от агрессии. Тот, кто будет свидетелем моих необычных аномальных способностей.
- Я соглашусь тебе помогать и держать секрет в себе, но ты тоже должен пообещать мне. Если я вдруг попрошу у тебя что-то необычное, то ты мне не откажешь.
Подыскивая вескую причину не соглашаться, я так её и не нашел. Меня не удивило, что Ярек решил выкроить выгоду с этой ситуации. А когда мне пришлось согласиться, то неожиданно для себя изрёк искренние слова:
- Теперь ты мой настоящий брат, которого у меня никогда не было, но должен был родиться.