Попутчица поневоле 18

Мельников Сергей
   Очередной жаркий день уходил в историю. Солнце плавно катилось к горизонту и почти начало тонуть в ребристой глади воды, рисуя под собой длинную оранжевую полоску на голубом море и раскрашивая все вокруг алым. Многочисленные прибрежные кафе, бары и ресторанчики тут и там, как по команде, начали покрываться тысячей разноцветных фонариков, ярких огней и мерцающих вывесок. 
   Теплый летний бриз развивал чуть кудрявые от большой влажности и сильно выгоревшие на солнце русые волосы молодой девушки и несколько приглушал агрессивную навязчивую музыку, которая практически не представляла возможности говорить друг с другом, сидя за одним столиком. Приятно пахло соленым морем, корицей и манго, а с кухни по всей террасе разносился тонкой струйкой аромат мяса на гриле и запах карри. За столиком с девушкой сидел мужчина средних лет, он с отрешенным видом рассматривал пальмы у берега, верхушки которых гнулись под напором сухих порывов дыхания океана.
   Их совместный отпуск подходил к концу, но они так и не обсудили ту единственную, самую важную для девушки тему, ради которой она и приехала, собственно, почти на край света. И отсутствие этого самого разговора ее, безусловно, не могло не волновать. Мужчина же умело делал вид, что все идет как положено и что не стоит ничего усложнять какими-то там пустыми разговорами.
   Звонко брякнул мобильник. Эсэмэска. Следом вторая. Еще одна. Он поднял телефон со стола, глянул на экран и снова положил экраном вниз, так и не прочитав послание. «Наверняка Она» - подумала девушка и попыталась улыбнуться, всем видом показывая: меня это совсем не парит. Но улыбка получилась кривой, натянутой и точно выдала ее волнение, поэтому она лишь заправила улетевшую по ветру челку за ухо и преданно посмотрела ему в глаза. Он в ответ только дежурно улыбнулся, хлебнул из кружки свой эспрессо и снова стал смотреть на море, куда-то вдаль мимо нее. Он чувствовал на себе взгляд влюбленной без остатка девушки, но его мужественная, почти квадратная челюсть и не шелохнулась. Шумная попсовая песня в динамиках, висящих с двух сторон от барной стойки, наконец сменилась спокойной композицией, и это был тот самый шанс поговорить.
   - Паш, это ведь от нее сообщение? - Робко спросила девушка, решившись наконец начать тот самый разговор, который она мысленно уже тысячу раз разыгрывала в своем воображении. И в её фантазиях диалог этот всегда развивался по-разному, но всегда был один, очень понятный и безумно приятный финал.
   Паша исподлобья посмотрел на свою спутницу, явно дав понять своим взглядом, что говорить по душам и тем более обсуждать отношения, желания у него нет никакого. Но наивный, мягкий, почти щенячий, полный надежд взгляд напротив портил все планы. Мужчина нервно, почти гневно выдохнул, надвинул солнечные очки на нос, спрятав глаза, и повернулся к своей собеседнице.
   - Что ты спросила, Лен? - Он попытался сделать вид, что не расслышал вопрос. Он со школы так всегда делал, чтобы выиграть время и придумать более правдоподобную отговорку.
   - Паш, ну серьезно, - она улыбнулась уголками рта и нежно посмотрела в глаза, почти не моргая. - Я спросила, это от нее сообщение?
   - Не, это по работе. Просто отвечать не собираюсь. Задрали уже, отдохнуть нормально не дают. И ведь предупредил всех заранее, чтобы с пятого по двадцатое все забыли мой номер.
   Он принялся быстро тараторить, стараясь свести тему к работе, но слова эти беспорядочно пулеметной очередью летели мимо Лены, рикошетя от зарослей кустарника за ее спиной и утопая в волнах. «По работе. В субботу. Ага. Верю» - вертелось в ее голове. И лишь когда он наконец закончил, она уперлась своими острыми локтями в деревянную столешницу, максимально приблизилась к центру стола и сказала так громко, чтобы он больше не смог свернуть разговор в другую сторону.
   - Ты ведь уже ей все рассказал, Паш? Рассказал о нас? Ты ведь обещал это сделать еще после Нового года.
   К такой прямоте он был явно не готов. Ну точно не сегодня! Может после отпуска. Или через пару месяцев. А еще лучше - никогда. Ни-ко-гда!
   Лена в принципе никогда особенно ни на чем не настаивала, все держала в себе, была практически идеальной молчаливой партией, поэтому уходить от любых тем ему всегда было проще простого. Но тут Паша явно начал нервничать, предвкушая чьи-то слезы. Очередное нытье очередной разочарованной влюбленной девушки. Он снова глотнул остывший кофе, пригладил свои и без того короткие волосы, громко почесал жесткую седую щетину на щеке, прокашлялся с чувством и стал подбирать слова, хоть и говорил их далеко не в первый раз.
   - Лен, ты пойми, зайка, мы же с ней почти двадцать лет вместе, пятнадцать в браке. Да, в плохом, местами ужасном, но у нас двое детей, - в этот момент его обычно властный, твердый и уверенный голос стал местами срываться и мешаться с хрипотой. - Я обещал рассказать - расскажу. Обязательно расскажу. Просто не сейчас, пойми. Тут самое попадалово - я ведь только-только все на нее переписал, блин, когда к нам тогда налоговая нагрянула. И машину, и квартиру, и ввел её в состав учредителей фирмы…
   Он говорил и говорил, врал и путал, и в какой-то момент этого лживого и неприятного монолога она почти сорвалась. Слезы готовы были хлестнуть наружу проливным дождем, но она мужественно сдержалась в последнюю секунду, коротко и тихо пробубнила «я сейчас вернусь» и быстро пошла прочь.
   - Неужели это и есть мой предел и моя роль в этой жизни - быть хорошенькой любовницей пятидесятилетнего начальника? - Спрашивала она у собственного отражения в зеркале, стоя посреди замызганного туалета недорогого прибрежного ресторана. - У всех уже нормальные мужики, отношения, планы, цели, а у меня что? Сиди и жди, когда он снова из дома свалит, чтобы провести у тебя вечер без ночевки и украдкой отпуск под виом коммандировки раз в год? Как же это все уже достало, Лена! Возьми ты себя в руки, твою мать! Лохушка!
   Она уже практически перешла на крик, когда из кабинки вышла пожилая иностранка, которая напугано посмотрела на зареванную молодую девушку, кричащую на свое отражение в зеркале, и поспешила уйти.
   Умыв лицо и немного успокоившись, Лена приняла для себя лучшее, как ей тогда казалось, решение: к Паше она сейчас не вернётся. Впереди ещё два дня отпуска, так что пусть до завтра поволнуется, пусть локти покусает немного. И, выйдя из туалета, отправилась прямиком на улицу, которая быстро погружалась в темноту ночи, превращая спокойную днем курортную набережную в один большой ночной клуб.
 
   Лена шла вдоль пульсирующей набережной по кромке дороги, жадно вдыхая теплый морской воздух вперемешку со сладким запахом пряностей, парфюма и манго из небольших магазинчиков вперемешку с вонью загнивающих в течение дня под палящим солнцем улиц, мусорных баков магазинов и кафе. Ещё час назад, когда они с Пашей шли ужинать, она этого контраста даже не замечала. Мимо с дребезжанием проезжали байки, едва не задевая зевающих туристов. Пьяные и обкуренные прохожие галдели, перекрикивая зазывал и общий шум. Пару раз толкали плечами, проходя навстречу, наступали на ноги и даже не думали извиняться.
   Из каждого заведения громко звучала разнообразная музыка, но девушка практически ничего не слышала, так глубоко она погрузилась в собственные мысли и переживания. Только что рухнуло полное надежд и приятных переживаний будущее, которое она так долго рисовала в своих фантазиях. Будущее, в котором у них с Пашей есть шанс. Был шанс. Будущее, в котором не приходится прятать отношения с боссом и встречаться украдкой. Будущее, в котором можно позвонить своему любимому не тогда, когда тот разрешает, предварительно отправив кодовое сообщение, а тогда, когда самой захочется. Ее сердце разбивалось вдребезги также беззвучно, как и наполнялось любовью несколько лет назад.
   Слезы текли по щекам, не в силах остановиться. Лена то и дело давала волю своей истерике. Толпа вокруг ликовала, радовалась жизни и совсем не замечала разрушенную жизнь рядом с собой, чем еще больше приводила ее к той беспомощности, которая связывала руки и не давала вдохнуть полной грудью. И, в конце концов, она без сил опустилась на тротуар, накрыла голову руками и полностью отдалась эмоциям, заорав в голос.
   Шли минуты, опустошая ее без остатка. Эмоции иссякли, осталась лишь давящая изнутри пустота, разрывающая сердце и уничтожающая душу. Слезы продолжали крупными каплями катиться по щекам, но сил и эмоций уже не осталось, они сыпались из глаз по инерции. Лена их уже не замечала. Это лишь декорации. Бутафория. Обман.
   - Девушка, вам плохо? - Раздался вдруг приятный бархатный голос откуда-то из глубины кишащей разношерстным народом и бурлящей ночной жизнью  набережной.
   Лена подняла уставший взгляд в сторону голоса, но от слез все расплывалось, картинка перед глазами стала разноцветным пульсирующим пятном.
   - Почему вы плачете? Вам нужна помощь? – настойчиво повторил голос.
   Она вытерла опухшие глаза тыльной стороной ладоней и наконец смогла рассмотреть говорящего. Это был совсем молодой парень, от силы лет двадцати, моложавый и почти подростковый внешний вид которого явно не сочетался с мужским взрослым голосом. Парень был одет в молодежные шорты ниже колена и в белую майку размеров на пять больше, чем ему бы стоило носить. Но он улыбался так ослепительно и так открыто, что ей даже в этом откровенно ужасном эмоциональном состоянии захотелось улыбнуться ему в ответ.
   - Спасибо, все нормально. Я справлюсь.
   Она и не думала кокетничать, но эта ее реплика даже ей самой показалась чересчур наигранной. Улыбка и голос парня сделали свое дело.
   - Тогда разрешите угостить вас коктейлем, раз все нормально? Мы тут с другом отдыхаем в баре, скоро поедем в Арамбол. Ну, либо в Анджуну. Как пойдет. Составьте нам компанию, будьте так добры.
   «От одного коктейля хуже уже точно не будет, ведь так? - Спросила она сама у себя мысленно, - тем более все равно решила Пашку заставить нервничать, пусть знает!». И она согласилась, наконец широко улыбнувшись парню и кивнув в ответ.
   Парня того звали Костя, но в местной тусовке его все знали как Кэмерона, это Лена узнала уже в ходе разговора. Два года назад он приехал сюда из Иркутска в небольшой отпуск без особых планов, но океан и курортная жизнь так затянули, что он решил остаться тут насовсем.
   С ними в компании был Ваня, друг Кости из Украины, с которым он познакомился уже в Гоа, высокий худощавый брюнет лет тридцати, который на общем фоне выделялся не только своими габаритами, но и татуировками, покрывавшими руки, шею и ноги - собственно, все видимые части тела, кроме головы.
   - Блин, я  похоже сумочку свою в ресторане оставила! Блин! Блин! - Громко раздосадовалась Лена, когда они расположились на барной стойке и стали заказывать выпить.
   - Да не парься, мы угощаем! - рассмеялся Костя, снова обнажив белоснежные зубы.
   - Да не в этом дело. У меня там все: паспорт, телефон, ключи от гостиницы - вообще все! Вся моя жизнь! 
   - Тут это все не нужно, Ленусь! По крайней мере сегодня оно тебе точно не пригодится. Да и наверное сумочка твоя в надежных руках, так что не парься - живи здесь и сейчас! - Подмигнул Костя, шепнул что-то официанту и через мгновение протянул ей яркий разноцветный коктейль в высоком бокале. - Твоя новая жизнь в Индии только начинается, будем жечь!
   «Да пошло оно все к черту! Пошел Он к черту!» - Мысленно сказала она сама себе и взяла бокал.
   Костя долго и вдохновенно рассказывал о том, как непросто, но как в то же время кайфово живется русским в Индии. То и дело представлял Лене проходящих мимо них экспатов, которые однажды оказались тут и влюбились в местные пейзажи. Почти все они жили в Индии нелегально, не продлевали визу и зарабатывали, как придется: одни чинили байки, другие вели программы по очищению кармы, открывали духовные практики, третьи были спортивными инструкторами и экспертами по питанию, остальные же приспосабливались, кто как мог - от экскурсий для русскоговорящих туристов до торговли разными запрещенными веществами. Лена вдруг на секунду даже забыла, что еще каких-то пару часов назад она была готова разбить голову о зеркало в том ресторане. Под пьянящий аромат самого вкусного коктейля в ее жизни и ритм лучшей музыки, что она когда-либо слышала, она вдруг стала забывать и о Паше, который находился непонятно где и непонятно чем был занят. Да это уже и не имело значения. Лена забыла о своем разбитом сердце, о недавно оборванной жизни в иллюзии и о том, что еще час назад жизнь была скучна и предсказуема. Она просто отрывалась от реальности, вливая в себя коктейль за коктейлем и совершенно не думая о завтрашнем дне.
   «Новая жизнь!» - Множились и крутились на репите в голове слова Кости.
   - Новая жизнь, встречай! - Продолжала твердить она сама себе, все больше проваливаясь в глубины собственного подсознания и кружась в ритме ночи.
 
   Когда Лена попыталась разлепить глаза, вокруг все плыло. Словно в тумане или во сне, она не могла понять, что с ней происходит и где она. Да что там - Лена даже не могла сначала понять, стоит она или лежит, где небо, а где земля. Необычное, ни с чем не сравнимое ощущение. Она словно умерла и переродилась заново в виде придорожного лопуха у проселочной дороги, который с утра до ночи топчут проходящие с электрички люди.
   Запястья дико болели, все тело пронизывала ноющая непрерывная дрожь, будто она ночью отлежала не одну руку, а все тело целиком. Она приходила в себя. В нос вдруг ударил резкий запах пыли, как в тот раз в детском лагере, когда ей в лицо прилетело старой перьевой подушкой без наволочки. А еще завоняло потом и мужским одеколоном. Резким, мерзким, противным. Он пробуждал, дурманил и вызывал тошноту.
   Дикая паника вдруг охватила девушку, когда она поняла, что лежит на животе, вдавленная лицом не то в мягкий пол, не то в твердый вонючий матрац, а сверху над ней пыхтит какой-то тяжеленный мужик. Она была готова закричать, но вместо дикого вопля только выдавила из себя какое-то невразумительное бульканье, потом промямлила что-то тихо и нечленораздельно.
   - Чуп рахо! - Послышался сверху грубый возглас, после ее схватили за волосы и ударили лицом об пол. Сознание снова погрузилось во тьму.
   Сколько продолжалась эта пытка, она не могла представить. Может час, день или год - все смешалось в одно невыносимо долгое мгновение, в непроходящий дурман, кружащий на своих невидимых крыльях и то и дело тыкающий тебя головой в унитаз придорожного кафе для дальнобойщиков на трассе М-4. Это был страшный сон, от которого невозможно проснуться. Пытка без конца и края. Парализующий ужас, делающий тебя невольным сторонним зрителем своей собственной жизни. Беспомощным мышонком, попавшим по наивности и глупости в мышеловку, раздавленным поперек бездушной железной пружиной, с раздробленными костями смотрящим на вытекающие из собственного живота внутренности и ожидающим незавидной участи.
   И одно лишь желание, без конца звучащее в голове: только бы это скорей закончилось. Просто закончилось. Уже без разницы как.
   Сколько она проспала, Лена не знала. Реальность перестала существовать и превратилась в переплетение всего увиденного ею раньше с добавлением какой-то жуткой фантастики, щедро сдобренной алкогольным угаром и американскими горками. Вот ей пять лет, и она с родителями гуляет в зоопарке, папа купил сладкую вату и подвел к клетке с жирафом, который ритмично трясет довольной физиономией под какой-то хардрок и изгибает шею, как змея. А вот ей уже двадцать, и она устраивается на новую работу, где финальное собеседование проводит статный и солидный Павел Андреевич, который сразу дает понять, что берет ее только за профессиональные навыки и длинные ноги, а потом пускается в пляс, заскакивая на стол и вытанцовывая чечетку, затем сдирает с себя деловой костюм и оказывается в костюме клоуна. Корчит ей рожу и тыкает фигу в лицо.
 
   Очертания предметов стерлись, границы реальности перестали существовать в тот момент, когда в прибрежном баре она выпила второй бокал из рук того парня, имя которого уже и перестала помнить. Жизнь разделилась на до и после. Пусть и через жопу выстроенная, но прямая и понятная жизнь ДО сменилась кошмаром наяву, превратилась в одну сплошную зудящую незаживающую рану, покрывшую все тело и пронизывающую изнутри. Наверное, так себя чувствует кусок мяса, провернутый через мясорубку.
   - Девочка, просыпайся, - гулким эхом донесся как будто из загробного мира женский голос со странным восточным акцентом. - Будем приводить тебя в порядок и готовить дальше. Чало!
   Постепенно стала приходить чувствительность. Все тело, от макушки и до кончиков пальцев немело и ныло, как после долгого наркоза. Лена почувствовала, как влажная прохладная тряпка омывает ее ноги. В нос ударил запах старости, табачная горечь от рук женщины и жаркий влажный воздух, обжигающий ноздри. Следом пришла боль. Острая, как укол рапиры. Резкая. Выкручивающая каждый сантиметр измученного тела и выворачивающая наизнанку. Словно сотни тонких иголок разом вонзились в плоть и прокручивались по спирали в такт барабанным мотивам, доносящимся откуда-то издалека. И снова запах нафталина - чернота.
   Следующие несколько суток Лена оживала, ее сознание мечтало умереть, но тело оказалось куда более живучим, чем она предполагала. К ней приставили какую-то местную женщину, одну из тех, которые готовили новеньких к переправке в Афганистан транзитом через Пакистан или напрямую в Афганистан через горы - маршрут часто менялся, в зависимости от погоды, времени года и ситуации в приграничной зоне, которую никто не контролировал, кроме наркоторговцев, бандитов контрабандистов, оружейников и торговцев людьми. Большая вилла на окраине Джайлсаймера хорошо охранялась вооруженными наемниками по всему периметру и казалась неприступной крепостью из какого-нибудь низкобюджетного фильма про Пабло Эскобара.
   Исхудавшая и измученная, Лена долго отказывалась принимать пищу, но в итоге все же сдалась и жадно накинулась на плошку холодного, почти деревянного риса с карри, который уже второй день стоял рядом на полу и стал пристанищем местных мух.
   Она сутками почти без движения лежала на бетонном полу на вонючем матрасе, пропитанным потом и мочой, в тесной комнатке с голыми стенами, то и дело проваливаясь в бессознательное состояние и погружаясь в кошмары. В них она раз за разом проходила через весь тот ад, что ей пришлось терпеть в первые дни или недели. А может и месяц. Она потеряла счет времени и с трудом ориентировалась даже здесь и сейчас, почти не различала день и ночь.
   Тело, покрытое синяками, превратилось в одну сплошную болячку, а сознание потеряло веру во что-либо.
   - Не переживай, девочка. - сказала безымянная надзирательница, тучная индийская женщина, пропитанная потом и табаком, которая пусть и с акцентом, но очень хорошо говорила по-русски. - Если повезет, попадёшь в хороший красивый дом, с богатым хозяином. Родишь ему несколько сыновей. Там любят беленьких и голубоглазых. Будешь шелк носить и разные украшения. Бед не будешь знать!
   Лена молча ела отвратительный сухой рис руками и только подняла на женщину стеклянные безжизненные глаза, потом снова уткнула их в пол.
   - Ну а если не повезет (что скорее всего тебя и ждёт), то окажешься в борделе где-нибудь в Пальмире. Будешь там радовать местных работяг с утра до ночи, пока не сойдешь от болячек разных. Или пока тебя кто-нибудь из местных постояльцев не пристрелит, как бездомную собаку, если ему не понравится, как ты его обслужила. Сатти, этого знать нельзя сейчас.
   Когда пришло время отправляться в путь, Лена уже почти полностью пришла в себя, а тело ее вернуло привычную форму и цвет. Компрессы и примочки сделали свое дело, от синяков почти не осталось и следа. Лишь кое-где на внутренней части бедер никак не проходили бледно-серые разводы под кожей, от которых никак не удавалось избавиться. С тех пор, как она тут оказалась, Лена не проронила ни слова. Язык словно присох к небу и отказывался шевелиться. Она даже не была уверена, что смогла бы теперь хоть что-то произнести.
   Рано утром, когда низкое боковое солнце только заглянуло в комнату, пришла другая незнакомая тучная тетка и одела Лену в черные одеяния, закрыла хиджабом лицо и повела во внутренний двор. По пути ее перехватили два невысоких поджарых индуса, один из которых был с автоматом наперевес и не спускал с него рук. А во дворе уже ждал красный микроавтобус без номеров с белой крышей и огромной ржавчиной на капоте.
   - Джалди сэ! - Грубо процедил сквозь зубы конвоир с автоматом и щедро сплюнул себе под ноги, затем открыл боковую дверь и затолкнул Лену внутрь.
   Там уже сидели еще три такие же ряженные девушки. Судя по бледной коже, которая виднелась в щелку между платками, и светлым безжизненным стеклянным глазам - тоже славянки и примерно после того же ада, через который прошла и сама Лена. В салоне дико воняло табаком, пылью и мочой.
   - Джа! Джалди каро! - Скомандовал конвоир и, когда Лена втиснулась между двумя другими страдалицами, засунул автомат себе под сиденье.
   Девушек усадили на заднем ряду, вчетвером на одном довольно узком диване. На среднем ряду с важным видом устроился тот, что был с автоматом. Он осмотрелся, задернул все шторки на окнах пассажирского салона и жестом показал девушкам, чтобы не вздумали даже открывать их. Боковая дверь со скрипом поползла в сторону, разогналась и с жутким металлическим шумом захлопнулась.
   В салоне было невыносимо от жары. Тряпье, в которое были одеты девушки, стало мокрым от влаги, прилипло к коже. Духота поглотила тесный салон, в мгновение ока превратив его в железную консервную банку, закупоренную и бережно закопанную посреди пустыни Сахара под верхним слоем песка так, чтобы солнце максимально его нагревало. Конвоир обливался потом и сплевывал прямо на пол под ноги девушкам, постоянно бросаясь неразборчивыми ругательствами в их сторону. И без переводчика было понятно – он им угрожает, ненавидит и без тени сомнения достанет из-под своего сиденья оружие и пристрелит их всех, если они хоть вздумают дернуться. Через несколько бесконечно долгих минут в этой запертой духоте, наконец появился водитель и второй конвоир. Водила сел за руль и закурил. Салон заполнился едким серо-голубым дымом. Облако растекалось по тесному автобусу, но не успевало рассеиваться, потому что водитель добавлял и добавлял ещё дыма. Мотор со второго раза взревел, громко рыкнул, шелестя металлическими шестеренками, и автобус спокойно выехал со двора под пристальным надзором вооруженных людей на вышке у ворот, затем резко рванул по тесным улочкам, заполненным людьми, живущими своей обычной жизнью. Из-за густого табачного облака было плохо видно, что происходило впереди, за лобовым стеклом. Лишь на поворотах иногда дым рассеивался и взору девушек открывались узенькие улочки провинциального городишки.
   Вскоре машина въехала на широкую асфальтированную трассу и в лобовом стекле стало мелькать лишь дорожное полотно, а также размытые в сером облаке очертания едущих мимо и навстречу байков, легковушек и пикапов, тонущих в жарком мареве беспощадного полуденного солнца. Скорость не добавила свежести, ведь из всех печек поливал огненно горячий сухой воздух. Чем громче ревел мотор, тем сильней становилась струя раскаленного воздуха из воздуховодов.
   Лене вдруг вспомнилась ее поездка на море с отцом и мамой, когда уже в Краснодарском крае их машина начала перегреваться на жаре и отцу пришлось на полную врубить печку на самый горячий, чтобы двигатель не закипел. Та поездка казалась издевательством и мучением. Но как же она заблуждалась. В отличие от того случая из детства, тут окна были наглухо закрыты и занавешены, но главное - непонятна была финальная точка путешествия и хотя бы примерное расчетное время в пути. Лена могла лишь догадываться о том, сколько ещё придется мучиться в этом адском пекле и все ли доберутся до финиша.
   Одна из девушек вдруг начала как-то странно дергаться, уткнув подбородок в грудь, затем обмякла и плавно съехала по плечам своих невольных попутчиц, согнувшись почти пополам. А на повороте бесчувственным куском мяса свалилась в проход под ноги остальным девушкам лицом вниз. Никто даже не шелохнулся. Лена смотрела на несчастную и думала: «Хорошо, что это не я. Слава Богу, что это не я». И тут она отметила, что сидеть стало немного комфортнее, потому что появилось пространство между соседками и теперь можно было элементарно разлепиться. Конвоир повернулся, увидел тело на полу, дважды пнул его ногой, пытаясь привести в чувства, после чего рассмеялся и с чувством плюнул на несчастную, выкрикнув очередное ругательство в адрес оставшихся девушек.
 
   Через пару часов машина остановилась у одинокой забегаловки на полупустой дороге. Прихватив оружие и закрыв машину, конвоиры ушли куда-то в сторону построек, оставив пленниц одних в салоне. Куда и зачем они пошли, девушкам не было видно из-за занавешенных окон. Лена переглянулась поочередно сначала с одной соседкой, потом с другой. Зеленые, почти прозрачные глаза первой были пусты и безразличны. Вторая же на удивление довольно бодро подмигнула, даже почти с задором. Это было удивительно, особенно по сравнению с тем, какими безжизненными были ее глаза буквально пару минут назад, в присутствии конвоиров.
   - Русская? - сухим, но очень живым и бодрым голосом спросила она Лену.
   Лена попыталась ответить, но сказать ничего не получилось, во рту было сухо и язык прилип к небу так, что не отлепить. А может уже и вовсе разучилась говорить, Лена не понимала, поэтому лишь тихонько кивнула в знак согласия и зажмурила глаза.
   - Я Катя, - продолжила соседка, - из Молдовы. Не знаю как ты, я считаю, что нужно драпать отсюда поскорей, пока не поздно. Иначе доедем до финиша и такой возможности скорей всего уже не будет. 
   Лена вопросительно посмотрела на нее, беззвучно задав вопрос: «как?». Катя кивнула в сторону переднего сиденья, видимо намекая на одинокого индуса, сидящего впереди них.
   - Я пока не решила, но нужно пробовать! Ведь какая разница уже, где сдохнуть, но уж лучше умереть свободным, - совсем резво заявила Катя, но продолжить не успела, пришли конвоиры.
   Конвоиры с какими-то пакетами в руках сели на свои места, сосед впереди засунул автомат обратно под сиденье. Мотор взревел, горячий воздух снова хлынул из воздуховодов и авто со свистом тронулось. Зашелестели пакеты, по салону пошел запах мяса, отчего Лену чуть не вытошнило. Так обычно воняло у ларьков с шавермой у метро Академическая, когда она темными декабрьскими вечерами подолгу ждала автобус. Одновременно мерзкий и желанный запах недоступной еды.
   Извилистая дорога вела куда-то вверх, в горную местность. Лена пару раз пыталась встретиться взглядом с Катей, но та лишь смотрела мутными стеклянными глазами впереди себя, никак не выдавая недавней бодрости духа и трезвости сознания.
   Асфальт становился все хуже, уже и извивался, как морская змея в поисках добычи в прибрежной лагуне. Солнце опускалось за горный хребет, но в машине не становилось прохладней. Сиденье, на котором расположились пленницы, стало больше похоже на губку для мытья воды, которую не успели выжать. В салоне дико воняло потом, испарениями, немытыми телами, соусом от мяса и дешевыми сигаретами, которые одну за другой яростно уничтожал водитель. Автобус монотонно раскачивался на неровной дороге, то и дело виляя в стороны и объезжая ямы. Через какое-то время водитель резко выкрутил руль вправо и съехал на гравийную дорогу, которая больше напоминала выжженную землю после авианалета времен второй мировой. Автобус затрясло с новой силой. Девушки то подлетали к потолку, то сваливались в кучу в одну из сторон, когда водитель объезжал очередное дерево или глубокую рытвину.
 
   За окном было совсем темно, когда машина наконец остановилась. Конвоир сплюнул на лежащую на полу девушку, размазал пыльной подошвой ботинка и, громко выругавшись, открыл дверь и выбрался из автобуса вслед за двумя остальными. Салон тускло освещала единственная лампочка, горевшая в потолке. Из открытых дверей сразу потянуло прохладой и свежим воздухом, наполненным запахом цветов, зелени и такой близкой и такой далекой свободы. Каких-то два шага, казалось бы, но сделать их чертовски тяжело. Наверное, самые сложные два шага в жизни Лены.
   - Сейчас, или никогда, - тихонько сказала Катя и решительно посмотрела на Лену.
   В этом взгляде Лена прочитала все то, чего ей самой так не хватало в прежней жизни, - уверенности в собственных силах, несгибаемой твердости характера, звериной жесткости и понятной четкой цели перед собой. Она поймала себя на мысли, что будь у нее сейчас хоть десятая доля этих качеств, она бы тут не оказалась.
   Катя нырнула под сиденье впереди, перегнувшись прям через валяющееся на полу уже непонятно сколько часов без движения тело, порылась там и принялась вытаскивать автомат. Показался ствол, за который Катя стала еще активней тянуть, но автомат не поддавался - мешала валяющаяся в проходе девушка и крепление к полу переднего сиденья. Тогда Катя по узкому проходу перелезла вперед и вытащила автомат с другой стороны, где ничего не мешало. Адреналин мигом брызнул Лене в кровь, округлив зрачки и сжав кулаки от ненависти, но она сидела, не шевелись, словно боялась привлечь внимание шумом, который мог произвести ее окоченевший скелет после стольких часов без движения. Ей не было страшно. Единственное, что осталось внутри некогда хрупкой и ранимой девушки – животная ненависть ко всем и желание выбраться любой ценой.
   Катя прицелилась в темноту и нажала на курок. Тишина. Тогда она осмотрела оружие с обеих сторон и стала пытаться что-то тянуть тут и там, явно не очень разбираясь в его устройстве. И тут автомат звонко дважды щелкнул. Снаружи послышались быстрые шаги, голоса и шум. В открытой двери показался владелец оружия. Увидев в руках у Кати свою собственность, он буквально на секунду задумался, видимо прикидывая варианты, оскалился по-звериному и выбил автомат ногой из рук девушки, отбросив оружие на пол. В ту же секунду, практически без замаха, но очень точно и сильно, он засадил Кате кулаком в нос. Та плашмя опрокинулась на сиденье, взвизгнув от боли. Тогда конвоир схватил ее за волосы, выволок из салона и швырнул на землю. Подбежали еще двое. Они сыпали проклятьями, пока первый бил Катю ногами в живот, по голове и по спине - куда придется. Секунды превратились в вечность. Как в компьютерной игре, когда включается замедленное действие.
   И тут раздалась автоматная очередь. Пули со свистом врезались в стволы рядом стоящих деревьев, глухими шлепками вонзались в плоть только что яростно колотившего лежащую на земле девушку конвоира, некоторые ускользали в темноту и встречались с препятствиями уже вдалеке от автобуса. Громким хлопком шлепнулось на землю тело конвоира. Он засипел и начал булькать вместо слов. Лена отпустила курок и, прищурившись, всмотрелась в ночь. Руки её шли мелкой дрожью, но не от страха, а скорее от ненависти и напряжения от стрельбы. Сладкое ощущение мести разливалось адреналином по венам, а приближающаяся свобода добавляла сил.
   Глаза постепенно привыкали к темноте. Она слышала лишь стон Кати на земле и топот ног убегающих, даже упавший конвоир уже не издавал никаких звуков. Раздалась вторая продолжительная очередь, пули отправились вслед удаляющимся шагам. Лена и понятия не имела, попала ли она хоть в кому-нибудь из них. Она закрыла глаза и вслушалась в тишину ночи в ожидании возможных шагов возвращающихся. Было тихо. Лишь сопение уснувшей природы давило на уши.
   Лена вышла из автобуса и помогла подняться валяющейся на земле рядом со своим мучителем девушке. Хиджаб растрепался и открыл нижнюю часть лица Кати. Кровь из носа струилась сразу двумя ручьями, переносица превратилась в синевато-красный круглый шар, а левый глаз быстро налился синевой ближе к брови.
   Не говоря ни слова, девушки сели в машину и впотьмах попытались завести мотор. Ключей нигде не оказалось. Обыскав практически весь салон, они обнаружили только три бутылки с водой, небольшой походный фонарик и средних размеров нож. Лена так и не выпускала из рук автомат - боялась, что вернутся те двое, что убежали.
   Вооружившись еще и фонариком, девушки снова вышли из автобуса и пошли в ту сторону, куда убегали второй конвоир и водитель. Под ногами хрустнула сухая ветка, тут же где-то поблизости взлетела птица, нарушив тишину своим криком и хлопками крыльев. Лена от неожиданности подняла автомат перед собой и уже готова была снова открыть огонь, но Катя положила свою ладонь поверх ее руки, успокоив волнение. Было совсем прохладно, но пот лился с девушек холодным душем. Пройдя совсем немного, они увидели еле заметно шевелящуюся темную кучу впереди. Тонкий луч фонаря разрезал темноту и осветил валяющегося в пыли водителя, который с жуткой гримасой на лице корчился от боли, затыкая плечо ладонью. Между пальцев его бурлила и сочилась кровь, вязкими маслянистыми струйками тянувшаяся к земле и сливаясь там в лужицу.
   - Кунджи! Джалди сэ! - негромко и очень настойчиво скомандовала Катя и протянула руку.
 
   Автобус медленно катил по практически неразличимой в ночи горной тропке вниз по склону. Лена, севшая за руль, не была уверена в правильности направления движения, но ехать куда-то было необходимо, ведь как минимум один из сопровождающих был еще жив и мог их нагнать, так что важно было просто уехать подальше от того места, где им удалось обрести свободу. А дальше - будь как будет. Катя стянула с головы хиджаб и попыталась вытереть засохшую кровь из-под носа. Безуспешно. Тогда она смочила платок водой из бутылки, которая валялась между сидений. Над губой ее появились багровые разводы. Она смочила тряпку еще раз и вытерла их.
   Катя оказалась совсем еще молодой на вид девчушкой с очень острым и по-детски милым лицом. Озорные веснушки выдавали явно перекрашенные волосы. И даже серьезные побои не могли скрыть ее природную красоту, игривый взгляд и бьющую во все стороны внутреннюю энергию. Грязные черные волосы едва прикрывали плечи, а на шее у левого уха виднелась непонятная татуировка, выползающая из-под черного одеяния.
   - Спасибо тебе, - наконец выдавила из себя первые слова с начала их внезапного путешествия без сопровождающих Катя. - Если б ты не вмешалась, я бы там и осталась, в горах этих.
   Лена тоже стянула с головы хиджаб и лишь кивнула в ответ, не сводя глаз с дороги, которая игриво петляла под колесами автобуса. На переднем ряду ехать было куда комфортней, из открытых окон в салон со свистом врывался свежий воздух, который ласкал кожу и наполнял салон долгожданной прохладой.
   - Меня Лена зовут. Я из Питера.
   - Ого! Я уж было подумала, что ты немая, - рассмеялась Катя. - Очень приятно, Лена. Я - Катя.
   - Да, из Молдовы, я помню, ты говорила.
   И они продолжили путешествие в тишине. Впервые в жизни, оказавшись за рулем в долгой поездке, Лена вообще ни о чем не думала. Адреналин ушел, вслед ему пришло какое-то опустошение, дикая необъяснимая усталость после внезапного прилива сил. Она просто рулила, всматриваясь в еде видимую каменистую дорогу в тусклом свете пожелтевших от времени фар автобуса.
   Когда начало светать, они остановились и вышли на улицу, чтобы осмотреться и решить, что делать дальше. Вокруг, вдоль горизонта, тянулись невысокие горы, пестрящие бледной, чуть зеленоватой листвой. Природа просыпалась, сбрасывая с себя остатки сна и готовясь к новому дню. Прохлада освежала и бодрила. Разобраться, в какую сторону им ехать, было практически невозможно, горы были всюду.
   На заднем сиденье тихо сопела третья девушка. Они разбудили ее и осторожно напоили водой. Попив, девушка снова провалилась в глубокий лихорадочный сон. Она бубнила что-то несвязное себе под нос и почти не шевелилась. Тело ее горело.
   - А с этой что? - Спросила Лена, указав на все еще валяющееся тело в проходе.
   - Да, похоже, что все. Сейчас проверим.
   Катя попыталась поднять девушку, но та уже окоченела. Катя нагнулась к полу и заглянула ей в лицо.
   - А! Передоз. Я таких жмуров еще в Тирасполе насмотрелась. Видимо, слишком сильно ее накачали перед отправкой. Видишь, весь рот в пене?
   - Чем накачали? - Не поняла Лена.
   - Чем, чем - героином.
   Она подняла широкий рукав мешковатого одеяния Лены и показала на красные точки с кровоподтеками в районе предплечья.
   - Ты думаешь тебя это стороной обошло? Фигушки. Как бы не так. Тут это в порядке вещей, подруга. Главное теперь не сорваться однажды. - Она подумала и добавила: - Если выберемся, конечно.
   Глаза Лены округлились, но ужаса она почему-то не испытала. Внутри словно вообще больше не осталось места для чувств и эмоций. Только инстинкты, главный из которых - выжить любой ценой.
   - А ты? Тебя тоже накачивали?
   - Ой, лучше тебе не знать. - Катя рассмеялась, потом тут же скривилась от боли и потрогала заплывший глаз, точнее то вздувшееся багровое месиво, где раньше был ее левый глаз. - Я и сама раньше как только не накачивалась.
   Тело скинули в кусты с небольшого склона. Туда же отправился и автомат. Девушки решили, что если их вдруг остановит полиция, то с трупом и с оружием на руках им мало приятного светит, в какой бы стране они сейчас не находились. Было решено ехать в ту сторону, откуда всходило солнце. Дорога то шла резко вниз, то поднималась. Мотор работал на пределе, то и дело гневно рыча и чертыхаясь. В своей прежней жизни Лена водила разве что компактные малолитражки по ровным городским улицам и широким трассам, так что каждый метр дороги и новый ухаб давался ей очень непросто. Солнце тем временем поднялось к верхушке неба и застыло в попытке превратить в пепел все, что находится внизу на земле. Девушки не разговаривали, только смотрели впереди себя на каменистую дорогу и время от времени передавая друг другу попить. Вдруг мотор натужно закашлялся и завыл. А потом и вовсе умер.
   - Бензин видимо закончился, - констатировала Лена. - Дальше придется пешком.
   - Приехали, бл*ть! – разочарованно откинулась в кресле Катя.
   Девушки вышли на дорогу и посмотрели на свои босые грязные ноги. Земля обжигала, превратившись в раскаленную сковороду. Воды оставалось меньше бутылки. Девушка на заднем сиденье все также спала. Они попытались ее разбудить, но та словно впала в летаргический сон и никак не хотела приходить в сознание.
   - Хер с ней. С такой обузой мы далеко не уйдем и сами останемся тут, - без тени сомнения резюмировала Катя. - Доберемся до ближайшего города и отправим к ней помощь. Может не двинет кони к тому моменту.
   Оторвав рукава от своих черных одеяний, девушки обмотали их вокруг ступней, еще раз осмотрели автобус в поисках воды, бензина или припасов, но так ничего и не найдя двинулись вниз по той же дороге. Хиджабы оказались очень кстати, потому что они хоть немного спасали от беспощадного солнца, которое, казалось, направило всю свою энергию в две медленно двигающиеся черные точки под собой.
   Шаги становились все короче, а привалы в слабой тени безжизненных деревьев все длиннее. Лена уже не чувствовала ног, стопы стерлись в кровь и горели. Она была готова уже сдаться, выбросить белый флаг и лечь посреди дороги, приняв свою участь, но Катя бойко маршировала впереди, не думая сбавлять обороты. Как опытный провожатый, она постоянно подталкивала Лену вперед, по возможности не давая той останавливаться. Вода заканчивалась. На дне бутылки еще плескалось немного отвратительной горячей влаги, но и ту старались экономить, лишь время от времени смачивая рот парой капель. Бесконечный полдень и не думал заканчиваться, казалось окончательно превратив зелёные горы в беспощадную выжженную пустыню.
   Наконец вдали показалась деревушка. Лена даже сначала подумала, что это лишь мираж, что на самом деле им и дальше придется стирать ноги посреди безжизненных гор без надежды на спасение.
   Покосившиеся лачуги из камней и тростника приближались, послышались голоса людей и лай собак. Впереди по курсу была жизнь. Лена уже почти не смотрела вперед, она опустила голову и из последних сил считала камни под ногами, чтобы окончательно не сойти с ума. Один, второй, пятый. Сколько она уже изучила таких своими измученными стопами - тысячи? Десятки тысяч? Дорога под ногами вдруг превратилась в бурную реку, которая подхватила ее на волнах, покачала немного и подбросила в воздух, подержав там пару секунд и резко ударив об землю. Яркая вспышка. Тьма поглотила все вокруг.
 
   Ей снилось море. Ласковый утренний бриз. Шелест волн о песчаный берег и безмятежное безграничное счастье. Паша лежал рядом, гладил ее волосы и смотрел на нее так, как никогда в жизни не смотрел - как на свою единственную желанную женщину, центр его вселенной. Она улыбалась в ответ и шептала «я хочу, чтобы наш отпуск никогда не заканчивался». Он обнял ее, сильно-сильно прижал и заговорил на хинди.
   - Что, прости? - переспросила она у Паши.
   - Йо букхар ха, ладки, - снова сказал голос, но это был уже не голос Паши, а чей-то еще. Незнакомый, тихий и хриплый.
   Лена лежала на низкой лежанке из тростника под белой простыней. На голове - мокрая тряпка. В лачуге пахло сандалом, свежим хлебом и карри. Этот запах еще долго потом ассоциировался у нее с перерождением, с началом новой жизни, в которой не оказалось места ни для чего из той, прежней жизни. Ведь именно в тот момент та Лена перестала существовать, превратилась в песчаную пыль, которую бережно собрали с проселочной дороги и щедро развеяли утром над океаном. Очнувшись непонятно в какой стране, в заботливых руках незнакомого старца, она вдруг ясно ощутила всем нутром, каждой клеточкой своего измученного тела, что она вообще больше ничего не боится. Это всего лишь тело. Всего лишь саркофаг души, который ты вынужден носить, пока находишься на земле. Это не ты. И то, в кого ты раньше играл, кем притворялся все эти годы - это тоже не ты. Это твои страхи, комплексы и желания, облаченные в мясо и кожу.
   - А где Катя? - Едва слышно, сухим и хриплым голосом спросила она у старика.
   - Куа? Хоспашт.
   Они смотрели друг другу в глаза и не понимали ни слова. Она хотела описать Катю жестами, но сил не было ни на что.
   - Нинд, - добавил старик. - Нинд.
   Следующие несколько дней Лена только лежала, много спала, ела и набиралась сил. Доброта приютивших ее людей и забота творили чудеса, и в считанные дни Лена из тощей изнеможенной бледной копии человека снова стала девушкой, полной сил и здоровья. Кроме старика, за ней ухаживала еще и девочка лет десяти, которая трижды в день приносила ей чай и просто сидела рядом, с любопытством разглядывая белокожую диковинку.
   Когда Лена впервые смогла встать на ноги и выйти на улицу, она первым делом принялась искать Катю. Ее нигде не было. Никто не понимал Лену ни по-русски, ни по-английски. Телефонов и связи тут не было, поэтому поговорить ни с кем так ни разу и не удалось нормально. Только жесты, догадки и улыбки. Оказалось, что люди, которые жили в этой жуткой глуши, очень улыбчивые. У них не было ничего - ни денег, ни интернета, ни хорошей одежды, ни телевидения, да даже газет или нормальных продуктов, но они были безгранично добры, отзывчивы и, что особенно поражало, они были по-настоящему счастливы. Она была поражена: люди, у которых нет вообще ничего, были во много раз счастливей всех тех ее знакомых, у кого было вообще все.
   Лену проводили в Дели через две недели. Предстояло раздобыть новые документы, чтобы ни от чего уже не зависеть. Жара стояла невыносимая, как в тот день, когда она впервые оказалась в Индии и вышла из аэропорта. Небольшой пригородный автобус, больше напоминающий Питерскую маршрутку, был под завязку набит местными, которые везли в большой город разные товары на продажу. Кто-то даже куриц в клетке. Все с любопытством глазели на европейку в этой части Индии. Пот струился по загорелой коже Лены, а сари, которое ей дали в деревне, прилипло к телу. Но ей было плевать. «Какие это пустяки по сравнению с тем, что мне пришлось перенести» - думала она про себя и улыбалась.
 
   - Пал Андреич, там к вам… ээээ… Как бы так сказать, - мямлила секретарша, переминаясь с ноги на ногу. - В общем, там Елена Панина пришла к вам.
   - Какая Елена Панина? - Брови Паши взлетели к потолку. - Как Елена Панина?
   Дверь открылась и на пороге появилась Лена. Он не сразу признал её. Теперь у неё были короткие черные волосы чуть ниже плеч, непривычно свободного стиля одежда, а также огромная татуировка, которая тянулась от бедра и заканчивалась в районе левого уха. Лена бесцеремонно плюхнулась на переговорный стул напротив Паши, закинула ногу на ногу и бросила беглый пренебрежительный взгляд на секретаршу.
   - Может ты уже выйдешь, а? Или мы при тебе будем разговаривать?
   Девчушка смешно засеменила и быстро ретировалась, увидев вытянувшееся от удивления лицо начальника.
   - Как ты, Леночка? - Его голос вдруг стал слаще сахарной ваты. - Как ты тут оказалась? Я думал, ты решила в Индии остаться жить.
   Лена наклонилась вперед, поставила локти на колени и секунд двадцать, не отрываясь, сверлила Пашу глазами.
   - Ты совсем ****ько, Паш? Остаться в чужой стране без документов, денег и телефона? Хватит херню нести, ну серьезно. Я по делу.  Ты меня разочаровал. Очень сильно. Бросил девушку одну и даже не попытался выяснить, где та и что с ней. Хоть бы в полицию документы отнес, что ли. Я больше месяца потеряла, пока через консульство новые делала. Короче, я по делу. Я тут ненадолго, через неделю обратно улетаю. Мне нужен расчет по работе. Ну и компенсация твоей тупости и трусости.
   - Сколько? - Он сделал серьезный вид и откинулся в кресле.
   - Ну ты сам-то оцени, Паш. Меня два месяца насиловали мужики сутками напролет, избивали до полусмерти, чуть не посадили на героин, почти продали в бордель, я трижды чуть не сдохла в горах. Я убила человека, наверное, даже не одного. Сам-то как думаешь, сколько?
   Его лицо по мере ее монолога вытягивалось все сильнее от удивления, но он не верил тому, что она говорила. Или сделал вид, что не поверил - как всегда.
   - Пятьсот долларов хватит? - Он сделал небольшую паузу, прищурился. Подумал еще. - Ну окей, максимум штука. Просто ты пойми, Лен, у меня жена сейчас все расходы смотрит, так быстро мне не снять больше.
   Лена вдруг звонко рассмеялась, так громко и беззаботно, что на звук прибежала секретарша. Заглянула и начала водить носом по сторонам, но Паша жестом дал ей понять, чтоб убиралась.
   - Какое же ты ничтожество, Паша. И как я только могла этого не видеть раньше? Как же я была слепа, глупа и наивна.
 
   Июль в Панджабе выдался очень дождливый. Ливни сменялись короткими проблесками солнца, которое только чуть успевало подсушивать дороги, после чего снова все утопало в воде. Зато природа, прежде сухая и безжизненная, ожила и наполнилась красками. Деревья наливались зеленью, а бесчисленные цветы наполняли воздух запахами. Лена шла от автобуса в сторону деревни, прикрывая голову тем самым сари, в котором полтора года назад она уезжала отсюда.
   - Привет. Это я, - поздоровалась она на хорошем хинди с девочкой, которая вышла из дома встречать неожиданную гостью. За полтора года из юной девчушки та превратилась в прекрасную черноволосую девушку. - Ты меня узнала?
   Девочка широко улыбнулась и обняла Лену.
   - Конечно узнаю, Белоснежка, я больше в жизни ни у кого не встречала такого тяжелого глаза. Только у змеи в лесу.
   - Я приехала найти свою подругу Катю, мы с ней тогда вместе сюда пришли. Поможешь мне?
   Девочка как-то странно посмотрела на Лену, затем улыбнулась и взяла ее за руку.
   - Конечно помогу. Она все это время была тут, у нас. Пошли, я тебя к ней отведу.
   И они пошли в гору, прям под проливным дождем, который превращал землю под ногами в почти непроходимую скользкую глину. С трудом вскарабкавшись на ближайший холм, девочка подвела Лену к камням у сандалового дерева, аккуратно сложенные кучкой. Сквозь белые, практически отполированные камни уже пробивалась свежая трава.
   - Здесь она, - сказала девочка. - Мы похоронили ее на второй день. Она не смогла справиться. А ты - смогла.
   Уже позже, сидя в лачуге и пережидая непогоду, старик рассказал подробности тех дней. Он рассказал о том, как они всем семейством боролись за жизнь Кати. Поведал и о том, как беглянок потом долго искали местные бандиты. Оказалось, что через эту местность довольно часто возили девочек в Пакистан, но спастись удавалось лишь избранным. И старик добавил:
   - Ты выжила, потому что ты сильная, хоть и казалась слабой, а вторая девочка была слабой, но пыталась казаться сильной. Это ты должна была ей помочь, а не она тебе. Но ты не смогла. Тебе еще представится шанс исправиться.
   На обратной дороге Лена смотрела в окно автобуса. С интересом разглядывала неровные струйки, которые рисовали причудливые узоры на стекле. Она не расстраивалась, не грустила, а с улыбкой вспоминала ту их короткую встречу с Катей. Немного расстраивало только то, что она так и не смогла сказать Кате спасибо. И пусть невозможно никакими словами выразить благодарность человеку, который вытянул тебя с того света, но попытаться все же стоило.
   «Ладно, жизнь продолжается, - подумала Лена, выходя из автобуса в Нью-Дели. - Надо еще найти этого Костю-Кэмерона с другом, у них еще остался должок передо мной».
   Дождь снова прекратился. Автобусный вокзал наполнился ярко-красным цветом, который щедро разливало по лужам низкое круглое закатное солнце, выглянувшее внезапно из-за туч. Люди, словно муравьи, высыпались из своих автобусов и растворялись в огромном бурлящем городе, чтобы прожить еще один день своей огромной бесцельной жизни.
 
   P. S. Павел Андреевич Крылов, некогда успешный бизнесмен, сейчас работает в автосалоне Форд рядовым менеджером отдела продаж и снимает однушку в Мурино. Однажды его жена получила анонимное письмо, из которого узнала, что муж ей изменял, и не раз. К письму были приложены многочисленные фотографии, выписки и чеки из отелей, ресторанов и ювелирных магазинов, в которых он по глупости расплачивался своей именной карточкой. И муж в одночасье стал бывшим. Она получила процветающий бизнес, огромную квартиру на Крестовском острове и неплохой капитал, которого ей хватило не только на безбедную жизнь на долгие годы вперед, но и на солидный перевод в индийский банк, счет которого был указан в том письме. Паша же получил по заслугам и вернулся к тому, с чего начинал двадцать лет назад - в исходную точку ноль, но уже без финансовой поддержки своего будущего тестя, который потерял не один миллион, прежде чем непутевый зять научился наконец реализовывать щедрые государственные контракты, не спуская их по глупости в унитаз.
 
В марте 2022 года на берега Малабарского залива вынесло замученное в пытках тело молодой женщины. В ней опознали общественную активистку Хелен Панини, которая занималась спасением женщин из сексуального рабства. За пять лет своей деятельности в Индии ей удалось вызволить из неволи и спасти на этапе пересылки более сотни славянских девушек, передать правосудию пять высокопоставленных коррумпированных полицейских, участвовавших в схемах торговли людьми, а также перекрыть более десяти маршрутов нелегальной транспортировки девушек в Пакистан и Афганистан.
 
Девушки славянской внешности в Индии и по сей день продолжают пропадать бесследно.