Три закона

Валерий Рыженко
   В хуторке Гремучем из тридцати хаток, расположенных у подножья меловых бугров с крутыми оврагами и глубокими балками на самом краю хуторка стоит хатка Матвея Ивановича Болтона, окружённая тополями, верхушки которых чуть не упираются в облака. Палисадник с густой, ветвистой сиренью. Травянистый двор, а в нём колодец с «журавлём».  Резные, деревянные ставни с узорами. Из лозы плетённая изгородь и калитка. Лавочка, покрытая целлофаном, от дождя. Словом, маленький мирок Матвея, который часто сидит на лавочке и смотрит вдаль, а вдали степь. Смотрит он вдаль, наверное, думает, что отходился по степи с её тропками, вольным воздухом и бескрайним простором, о дороге, по которой уходили батько, мать, деды, прадеды и по которой ему придётся, когда – то тоже уходить.
   Матвей – старик колоритный. С огромной, чёрной, как смоль до пояса бородой, кустистыми бровями, которые почти закрывали его глаза, неопределённого возраста.
   Вечером он идёт в бусугарню, в которой его ждут мужики. Без Матвея бусуарня не бусугарня. Водка жжёная, пиво кислое, а поговоришь с Матвеем всё тип – топ. Он мыслями богат, рассказывает интересно. Заслушаешься и пить не хочется.
- Матвеюшка, - просили бабы, - ты бы ушёл со своей хаты и жил бы в бусугарне. Мы тебе и койку поставим, и есть будем носить, ты только не уходи с бусугарни, отвлекай мужиков своими историями, а то они сопьются.
   Матвей один раз послушался. Бабы обрадовались. Диван купили, в бусугарне поставили, пуховиков натаскали, еды нанесли, хутор можно прокормить, установили дежурство, чтобы Матвеющке служить. Поворочался Матвей на пуховиках, день, два, три, мужики и взаправду пить меньше стали, а как тут попьёшь, глядя на Матвея, лежит на диване, закинув ногу за ногу, отдыхает, книжку читает, улыбается, хохочет, бабы за ним ухаживают, он им подмаргивает, чуть ли не сопли подтирают и в туалет носят, выходит, что без водки и пива жить можно, с соседних хуторов приезжали посмотреть, чтоб себе таких Матвеюшков в бусугарнях поместить, да не вытерпел Матвей. - Провонялся, - бросил он. – Боюсь бабы, что сам начну пить. Я лучше почаще стану ходить в бусугарню. Ночью и водка, и пиво снится, и черти с бутылками, кружками, стаканами, вёдрами, бочками. Сманивают. Ни один ангел не прилетел, а всё рогатые с свинячьими рылами. Один раз я с ними подрался. Навешал, думал, что не придут, а они целой кодлой привалили с какими – то одноглазыми, схватился с ними, все вторые глаза вышиб.
   Бабы не обращали внимание на то, что Матвей вышибал второй глаз у одноглазых.
   В бусугарне он садится возле окна, напротив - огромный дуб, на котором, как утверждает Матвей, его вешали всяческие человеческие разновидности, начиная с помещиков и заканчивая анти – помещиками, но он оставался жив, благодаря законам Гегеля.
 - Расскажи нам о них, - просят мужики. -   Пожить охота.
 - Это можно, - отвечает Матвей, - только нужно вначале понять, что время не существует,
- А часы?
- Так это же часы, а не время.
   Хуторяне не спорят. Матвей любое слово любого раздолбает.
   Одни говорят, что родился он после революции. Другие утверждают, что старик жил и при ихних прадедах и дедах. Матвей поддерживал это мнение.
- Так наши прадеды и деды умерли,- замечали некоторые.
- А я живой. Что вам ещё нужно. У меня нет психической установки на возраст, а у вас имеется. И живу я по трём законам немецкого философа Гегеля.
- Так он же не наш, - неслось из толпы. – Разве можно по ненашенским законам жить?
- Законы не имеют национальной принадлежности, - веско бросал Матвей. - А какие нашенские законы?
   Мужики почёсывали затылки и смотрели на дуб, на ветке которого болталась верёвочная петля. Матвей сам повесил, сказав, что нужно не только рассказывать, но и предметно показывать. Ставил даже табурет, залазил, набрасывал петлю и вешался, но трещали, ломались ветки от его увесистости.
   Особый упор Матвей делал на высказывание Гегеля, которому однажды заметили, что его идеи противоречат фактам, на что философ ответил: тем хуже для фактов.
- Ух, ты, - восхищались мужики, - какой смелый мужик, если против фактов шёл. Сейчас у нас таких нет, У нас против фактов не попрёшь.
   Мужики снова посматривали на дуб.
- Первый: закон единства и борьбы противоположностей, - начинал Матвей.
   Хуторяне не знали ни единства, ни борьбы противоположностей. Мужики утречком бежали с тормозками (бутылка молока, три яйца в крутую, ломоть хлеба) в депо, где вкалывали на токарных и фрезеровочных станках, а бабы с тяпками и лопатами тянулись в совхоз.
- Второй; переход количественных изменений в качественные.
   Этот закон тоже был непонятен, так как гроши, которые получали хуторяне, не возрастали ни в количестве, ни в качестве. Их можно было просадить за один заход в бусугарню.
- Третий; отрицания отрицания. Возьмите зерно, бросьте в почву, прорастёт колос, а в нём снова зерно. Так это или не так?
- Так, так, Матвеюшка. Живую правду говоришь, а если б неправду, то, - хуторяне разводили руками и посматривали на дуб.
- Я жил крепостным при барине, - продолжал Матвеюшка. -  Когда началась революция, был и большевиком, и меньшевиком, в гражданскую и красногвардейцем, и белогвардейцем, в отечественную солдатом, в Совдепии рабочим – коммунистом. Какие изменения произошли в нашем обществе с момента революции? Были некачественные богатые и некачественные нищие, - заливал Матвеюшка. -  революция разметала богатых, количественно уменьшила, а перестройка снова породила некачественных богатых и некачественных нищих.
- А мы какого качества?
- Формально - бестолкового.
   Хуторяне опять смотрели на дуб.
- А если рассуждать крупно, по – гегелевски, то что выходит. Был царь – зерно. Потом количество: вожди -  коммунисты накапливались и отрицания отрицания президент. Так это же царь только в другой одежде и обувке.
- Выходит тоже по законам Гегеля?
- Конечно? Всё по законам Гегеля. Вот как вы относитесь к кладбищу?
- Боимся, -  голосили.
 - А я нет, потому что кладбище – это вход в другую жизнь, где мы набираемся количественно, а потом переходим в качество. Человеками снова становимся.
   Матвей разглаживал раскидистую бороду и смотрел на хуторян. Они пожимали ему руку, говорили: мы ничего не поняли о законах, о которых ты рассказывал, но полностью согласны со сказанным тобой и хотим жить по закону отрицания отрицания.