Я написал стих о диалектике. Хотел зарифмовать Гегеля с «кеглями» (так и по смыслу хорошо подходило), но в последний момент устрашился своей дерзости и сочетал магистра философии с «коллегами» (среди подобных не так робеешь перед авторитетом). А с чем я зарифмовал Канта уже не помню. Ну, да не о нем речь.
Я принес стих Александрине, которая, как назло, в тот момент занималась уборкой и обиделась на вопиющую несправедливость: мол, я, профан, о высоком, а она, без пяти кандидат филологических наук, – со шваброй, тряпкой, и прочим инструментарием санитарии.
– Я, – поставила меня на место Александрина, – тоже разбираюсь в диалектике!
А разве я был против? По Гегелю, что против, что за – результат один: синтез.
– Например, – пояснила она, – только в одном месте мусор уберешь, глядишь, в другом грязи прибавилось...
Мне эта формулировка не понравилась. Диалектика и мусор?
– Ты, Александрина, бесхозяйственная, – отмел я ее аргумент, – не умеешь порядок навести, а только грязь в доме веником по кругу гоняешь. Хорошая хозяйка умеет вымести сор из избы и одновременно пустить пыль в глаза. А пример твой из области физики: закон сохранения мусора в пространстве бытия.
Своим возражением я Александрину не столько образумил, как раззадорил.
– Если Вы такой любитель чистоты, – сменила она тактику на стратегию, – получите взамен безукоризненный силлогизм: для порядка в доме нужны шкафы, но чем они просторнее, тем больше появляется в доме вещей, в результате чего, энтропия катастрофически возрастает.
Этот аргумент поставил меня в тупик и заставил задуматься, хотя я рассчитывал, что с написанием стиха думать в тот день мне больше не придется, а только показывать свой опус и выслушивать заслуженные комплименты. Вроде в силлогизме Александрины имелась диалектика, но какая-то изнаночная: женская – со шкафами, до отказа набитыми шмотками. Нам с Гегелем стало не по себе.
– Всё ты, Александрина, перепутала, – пошел я ва-банк, еще не предвидя, куда заведет меня спонтанный мыслительный процесс, основным посылом которого был эмоциональный протест. – Это уже из оперы математики. Поезда А и Б одновременно выходят из города N. Поезд А старый и едет медленно, но, будучи экспрессом, останавливается реже. А Б – новый и шустрый. Какой из них прибудет на кольцевую раньше?
– Вы мелете чушь, Шура, – оперлась на швабру Александрина и грозно нахмурилась. – Почему под экспресс выделен худший из двух поездов?
– Я не мелю, Александрина, а рассуждаю вслух. Потому что у нас – бардак! Хорошо, воспользуемся лучше известным парадоксом «Ахиллес и черепаха». Ахиллес (шкаф) никогда не догонит черепаху (вещи), поскольку он хромой на пятку и озабочен назревающей троянской войной, а вещей много, и они расползаются в разные стороны...
К сожалению, Александрина разбиралась и в математике.
– Это дешевый парадокс для первоклашек, – осудила она меня. – А шкаф и вещи вступают в бесконечный, хотя и ограниченный жилплощадью, диалектический процесс.
– В диалектике должен быть конфликт – антагонистичная борьба противоположностей. А шкаф заодно с вещами. Просто он вводит хозяев в заблуждение ложными посулами дополнительного пространства, из чего возникает несоответствие желания накоплять и возможности хранить. Это вообще психология и прагматика!
– Тогда, – снова с показным усердием возобновила уборку Александрину, и я испугался, что она может сломать швабру или даже выкорчевать паркет, доведя уровень энтропии до необратимых показателей, – приведите Ваше объяснение, умник.
– В диалектике должны быть теза, антитеза и синтез. Ну, например, к жене приходит любовник, а тут, как положено, домой возвращается муж, и жена прячет любовника в шкаф.
А сам подумал: опять шкаф! Плохо дело.
– Это же заурядный и пошлый треугольник! – возмутилась Александрина.
– Не просто треугольник: муж – теза; любовник – антитеза; любовник в шкафу у мужа – синтез (с точки зрения жены).
– И это диалектика?!
Александрина снова прервала уборку, и ее глаза наполнились слезами. Она была убежденной феминисткой и не терпела унизительных для женщин метафор.
– Гнусная она у Вас какая-то...
– Что поделаешь, – развел я руками. – Гегель – это повседневная жизнь без прикрас.
– В таком случае, я предпочитаю Канта!
– Но Кант здесь каким боком? Свой Категорический императив он носил с собой, в нагрудном кармане, а швабру брал в руки лишь для наглядной критики чистого разума.
– Во внутреннем кармане дельцы и торгаши держат бумажник. А Кант – это чистое небо над головой и моральный закон внутри! Но с Вами, Шура, – беда: Вы настолько аморальная личность, что даже если надеть розовые очки и посмотреть на мир сквозь пальцы, вы останетесь в поле зрения черным пятном!
Резкий переход со столбовой дороги исторических процессов на сырую почву этики встревожил меня. Сквозь игольное ушко диалектики любой проходимец может бочком протиснуться в царствие небесное. Но моральный закон (где бы он ни находился) – вещь в себе и без прибавочной стоимости: за что его купил, за то и продашь (если, конечно, сохранится спрос).
– Ты уже разучила сонату для траверс флейты Генделя, опус HWV 362? – отвлек я внимание Александрины, которая была не только высоконравственным диалектиком и непризнанной повелительницей метел и совков, но и флейтисткой.
И с того момента мы долго говорили о Генделе и Бахе.
19-21 февраля, 2023 г.