Мелкий камушек

Валерий Рыженко
- А ездить в Переделкино к Вениамину Каверину и ходить к Лидии Чуковский я Вам не советую, - сказал полковник.
- А к кому же мне тогда ездить и ходить? – спросил бывший лейтенант.
   Рапорт. С него и началось.
   После окончания Высшей школы КГБ его направили за границу. Восточная Германия. Городок Риза. Танковая дивизия. Сотрудник Особого отдела: лейтенант с убеждением на оперативных совещаниях: «Это не важно шеф, что Вы майор, а я лейтенант. Важно то, что мы оба коммунисты».
   Шеф разделял коммунистическое убеждение лейтенанта, но с представлением о повышении его на старшего не спешил, ссылаясь на отсутствие свободных должностей.
   Первый год прошёл незаметно. На втором году у лейтенанта стало появляться отвращение к его убеждению и оперативной работе: конспиративные квартиры, вербовка немцев за пиво. Он чувствовал себя доносчиком. Терпел. Надеялся, что пройдёт. Не вышло.
   Отвращение возрастало и на стол шефа (уже подполковника) лёг рапорт с формулировкой: «Не могу служить в КГБ по моральным соображением. Прошу уволить по собственному желанию».
- Во как, - сказал шеф. – По моральным соображениям. Этот как? Бунт против Советской власти?
   Ответ был отрицательным. Лейтенант сослался на душу. Не вписывается в КГБ.
   Разговор закончился словами подполковника.
- Уволим, уволим. Отправим в СССР. Не волнуйся. Сажать тебя не за что. Поживёшь на гражданке.
   Образование было приличное. Юридические знания, свободное владение немецким и английском языках. Оказавшись в СССР (в Москве), он побывал во многих учреждениях ради работы, но везде был отказ.
- Меня не хотят брать на работу, - говорил он, -потому что боятся. Бывший работник КГБ. Думают; а возможно и не бывший, всё может быть, от сотрудников андроповского КГБ – бывших и не бывших лучше быть подальше.
   Несмотря на отказы, он не терял надежду устроиться юристом или переводчиком. Ему обещали: зайдите через месячишко, должна появиться свободная вакансия, он заходил, но штаты сокращались, и свободная вакансия исчезала. Ему предлагали зайти ещё через месячишко, штаты должны были пополниться, он верил, заходил, но штаты ещё больше урезались, и ему казалось, что учреждениями, в которые он заходил, командовал дьявол из здания, которое располагалось возле памятника Дзержинского.
   Он был никто и с надеждой обращался даже в свою бывшую контору, обладавшую могущественным звонком, который мог поставить по стойке смирно весь город. Перед ним разыгрывали спектакль, но он не догадывался, что это был спектакль: звонили в учреждения, где ему отказывали, но звонки не долетали до учреждений, а оседали в трубке такого же конторщика, как и звонивший, только сидевший этажом повыше.
   Однажды к нему приехал его «товарищ», с которым он работал в Восточной Германии и его друг, представившийся, как человек с Севера, предложивший ему уехать на Север и поработать. Как он понял, человек с Севера им не был. Это был действующий сотрудник КГБ, посетивший его, чтобы узнать о его моральных соображениях.
   Чтобы продержаться, он устроился грузчиком на овощную базу. Работа не тяготила. Тяжело было переносить одиночество. С ним старались не общаться.
   В то время началось гонение на диссидентов, он почувствовал, что не одинок, это и натолкнуло его на мысль: единственный выход вырваться из круга одиночества – это примкнуть к диссидентам.
   Он направился к Лидии Чуковской, но какое же было его удивление и потрясение, когда Чуковская, выслушав его, обозвала провокатором и выставила за дверь. Облом хотя и смутил его, но не остановил.
   От Чуковской он поехал в Переделкино к Каверину, который, как и Чуковская, внимательно выслушал его, посочувствовал и указал на дверь.
   После посещения Каверина ему и посоветовали не ездить в Переделкино и не ходить к Чуковской.
   Пришлось пропотеть грузчиком до перестройки. Свобода. Он вздохнул, но оказался ненужным и перестройке, потому что перестройка порождала чудовищ, а он стремился остаться человеком.
- Да, - часто говорил он. – Иногда мелкий камушек, попавший под колёса императорской кареты, меняет судьбу империи. У меня была бы другая жизнь, если б не маленький камушек в виде рапорта с моральными соображениями.