Впервые я узнала про смерть в семь лет. Мы с двоюродными братьями и сестрам проводили лето в деревне. Обычные развлечения детей 90-х : речка, грязная, илистая, с головастиками и водомерками, но такая любимая. Другого мы не знали. Рыбалка. Но это для мальчишек, малышне ездить и ходить на рыбалку с ночевкой не разрешали. А еще мы вели исследование местности, обходя небольшую деревню вдоль и поперек. И вот однажды, я помню, что тогда была необычайно сильная жара, наверное, июль был в самом разгаре - вот тогда мы увидели на дороге воробья.
Он лежал на разгоряченном асфальте, один, и был совершенно неподвижным.
-Почему он застыл?- спросила тогда я.
-Дура, он умер,- пояснил мой двоюродный брат Денис, который был старше меня на четыре года.
-А что значит, умер?- не унималась я.
-Умер, это значит сдох. Все. Нет его больше.
-Но ведь он вот, перед нами.
Мой брат схватил палку, потыкал в воробья. Тот не пошевелился.
-Видишь,- повернулся он ко мне,- ему пофигу. И знаете? Все мы вот так сдохнем.
Я пришла тогда в неописуемый ужас, у меня было ощущение, что меня обманули, разыграли. Помню, я даже заревела.
-Как это?- рыдала я,- как так?
-А так,- развел руками мой брат,- ты что, не знала, малявка? Все люди, животные, да все живое, все в итоге умирает!
-Тогда зачем рождаться, если все равно умрешь?- разозлилась я.
-Ну вот так,- сказал мой брат,- все умрем.
Самое интересное, что другие мои сестры и братья отнеслись к этому совершенно спокойно, словно так и нужно, словно они знали это всегда, и воспринимали как должное.
-Мы должны похоронить его!- заявил брат,- смастерим для него гроб.
-А что такое гроб?- спросил пятилетний братишка Глеб, он был младше меня на два года, и видимо воспринимал все это в форме игры.
Я же вся дрожала.
-Гроб,- с гордостью сообщил брат,- это последний дом, квартира, пристанище. Как больше нравится. Ну, такая коробка, в которой труп пролежит целую вечность, пока не превратится в пепел, а потом в ничто.
День выдался для меня полный открытий, к тому же, открытий ужасных, жутких и пугающих.
-В ничто,- проговорила я.
-Да, как будто и не было тебя,- равнодушно ответил брат.
Мы нашли в сарае какую-то старую коробку, положили туда ваты. Брат нам объяснил, чтобы ему было мягко.
-Если он умер, то зачем ему мягкость?- недоумевала сестра Катя,- ты же сказал ему все равно?
Я была встревожена не на шутку, потрясенная новыми впечатлениями.
-Это традиция,- сказал брат,- так положено.
- Но зачем все-таки нужно чтобы ему было мягко?? Как живому?
- Никто не знает.
Мы закрыли коробку крышкой, для меня это был еще один кошмар.
-Зачем?
-Так надо.
-Как-то все странно,- сказала сестра Катя,- вата, крышки. А дальше что?
-Теперь мы его похороним,- заявил брат. И мы пошли к оврагу. Похоронили мы его за оврагом, брат вырыл для него небольшую ямку, поместил туда гроб, и присыпал комочками земли, потом разровнял землю палкой, и сказал, что нужно поставить крест.
- Это как опознавательный знак,- пояснил он,- а вообще еще надо писать имя, годы жизни, но это у людей так. А так как мы не знаем, как зовут воробья, и сколько лет прожил он, то мы просто поставим обычную ветку.
Мы сделали все как нужно, и потом брат велел нам четырем взяться за руки, и сказать, что нам всем очень жаль, что воробей был хорошим при жизни, и рано ушел на небеса.
-И теперь,- брат обвел нас всех взглядом,- мы не должны говорить про него ничего плохого.
-У людей, по крайней мере, так,- добавил он.
- А дальше что?- спросила я.
-Поминки,- сказал брат.
- А что такое поминки?- снова удивился пятилетний Глеб.
- Это обед за помин души,- ответил брат,- мы должны поесть, и попить, чтобы ему было хорошо на том свете.
-Какая может быть еда?- с ужасом спросила я.
С похорон мы шли все задумчивые. На душе у меня было тягостно, в горле стоял ком, мне снова хотелось плакать. Я представляла, что воробей лежит сейчас в той самой коробке, в темноте, совершенно один, и больше никогда не увидит голубого неба, не полетит, не будет клевать зернышки, он вообще никогда ничего больше не будет делать. Просто потому, что его больше нет. Мой детский мозг не мог принять это. Думаю, что и не каждый взрослый на это способен.
Подходя к дому, брат вдруг остановил меня.
-Знаешь, один плюс есть во всем этом, ну, что его, воробья-то больше нет. Ему теперь не больно. А вот нам еще всю жизнь боль терпеть.
Поминки прошли тихо, все жевали хлеб, запивая компотом, я же не ела вообще, все мне отдавало мертвечиной.
А к вечеру мне совсем стало не по себе. Мне почему-то очень захотелось посетить могилу воробья, посмотреть как он там, такой одинокий. Хоть я знала что теперь ему все равно, потому что его нет, но я то есть, и хочу его навестить.
Я подошла к брату, и спросила, можем ли мы вернуться, и посмотреть на его могилу, на что брат мне сказал еще более ужасные для меня вещи, впоследствии превратившиеся в мои ночные кошмары, а позже в мою любовь к ужасам и всему потустороннему.
-Ночью ходить нельзя,- сказал он,- воробей может стать призраком, или в него может вселиться нечистая сила. И тут я закричала от ужаса. Я уже видела ужастики по видику, только раньше не придавала им такое значение, потому что сегодня, именно сегодня, я узнала о самом страшном событии в жизни человека - о смерти.
-Тогда он набросится на тебя,- сказал брат,- и ты тоже станешь такой же. Или убьет. Так что не стоит рисковать.
Этой ночью я не спала. Ворочаясь, я то и дело в подробностях представляла, как воробей восстает из могилы, и бросается на меня, и выклевывает мне глаза. Уснула я под утро.
Я проспала до обеда, так как меня никто не будил, ребятня разбежалась, кто куда, почему-то история с воробьем сильно подействовала только на меня.
И я все-таки решила в тот день, что я во что бы то ни стало, посещу могилу воробья. Зачем? Я спрашивала себя об этом долгие годы, даже когда стала взрослой, когда мои волосы уже начали седеть.
Я не знала ответа на этот вопрос. Зато в тот день я знала что пойду туда, потому что сейчас не ночь, и воробей не станет призраком, и в него не вселится демон. И мне еще было до сих пор его жалко.
Когда я пришла на то место, за оврагом, то без труда нашла его могилу, потому что запомнила торчащую из земли ветку, которую мы воткнули, выдавая за крест.
Я какое-то время просто стояла и смотрела на могилу, а потом вытащила ветку, и принялась раскапывать землю, ища гроб, в котором мы похоронили воробья. И вот он передо мной, вернее не гроб, а простая коробка, сплошь в комьях земли, прогретой летним зноем. Я открыла ее, он все еще был там, но уже начал источать гнилостный запах, его тельце лежало на ватной подушке, которую соорудили мы.
Он не стал призраком, в него не вселился демон, он просто был…никаким. Тело. Обычное тело. И тогда я поняла, что это уже не он. Это как одежда из которой мы выросли. Как старое платье, порванное на тряпки. Оболочка. Фантик от конфеты. И когда-то я стану такой же. Я вернула воробья на место, накрыв крышкой от коробки, снова закопала его. Воткнула крест. Еще раз посмотрела на могилу.
- Я буду навещать тебя,- сказала я вслух, понимая, что ему все равно, что он меня даже не слышит. Или слышит?
Ночью мне приснился сон. Воробей выбрался из могилы, и направляется ко мне. Правда он не летел, а шел пешком. Спускался по оврагу, выходил на тропку, ведущую к нашему дому, и шел ко мне. Прыгал. Прыг-скок. Он пришел ко мне, сел мне на грудь, и посмотрел в глаза.
-Как ты выбрался?- спросила я его.
-Мне тесно там,- сказал он мне,- тесно и грустно.
-Тебе не может быть тесно и грустно,- ответила я ему,- ведь тебя больше нет.
-Приходи почаще,- сказал он мне,- и никогда не забывай.
И тут я ощутила, что кто-то или что-то давит мне не грудь, ощутила коготки на своем теле, словно что-то было материальным и царапало меня. На секунду я проснулась, и словно видела слабый силуэт того самого воробья, которого я вчера раскопала и снова закопала за оврагом.
До конца лета я навещала его могилу. От сестер и братьев я отдалилась, стала замкнутой и ушла в себя. Я стала приносить на могилу семечки, крупу, разговаривала с ним, и иногда во снах он мне отвечал. А когда лето закончилось, я должна была уехать в город, чтобы идти в школу. Я не хотела уезжать, кричала маме, что у меня здесь появился новый друг, только о нем никому нельзя знать, и что быть тут вообще важнее всякой школы и города. Конечно же меня никто не понимал, и не слушал. По ночам, лежа в кровати, в своей квартире в городе, я думала о нем, о том, что я его бросила, что сейчас скоро будет зима, все покроет снегом, могилу занесет, и на следующий год я уже не сумею ее найти.
И вот сейчас, когда я пишу эти строки, будучи уже взрослой, хотя взрослым стало только мое тело, которое продолжает стареть. Я все еще задаюсь вопросом, который так и терзает меня долгие годы - что там? Почему мы умираем? Ответа на этот вопрос у меня, конечно же нет до сих пор.
Просто иногда мне кажется, что я так и осталась той маленькой, испуганной девочкой, которая в разгар лета увидела мертвого воробья на дороге. Девочка, у которой нет ответа. Девочка с морщинами вокруг глаз и седеющими волосами. Девочка, которая похоронила двоюродного брата, который рассказал ей о смерти. И который сам прожил всего лишь тридцать лет. Его жизнь была такая же короткая, как у того воробья. И он тоже погиб на дороге, перебегая на красный свет.
И я помню его слова, когда он остановил меня, когда мы возвращались с похорон воробья, что в этом всем есть только одно хорошее - ему не больно. Я надеюсь, что и моему брату тоже не было больно, и не больно сейчас, где бы он не находился.
Какое-то время с тех летних событий, я часто видела воробья во сне, он звал меня к себе на могилу, а однажды сказал, что больше не придет, и я к нему не приду. Что он уходит, потому что у него дела.
Я потом поняла, почему он сказал, что я к нему не приду больше - деревню выкупили вскоре под коттеджные участки, и его могилу разровняли.
А потом мы переехали, и больше не возвращались. Деревни больше не было, мое детство кончилось, могила воробья покоилась под бетонными плитами коттеджей, а вскоре и брата не стало.
Когда мне сообщили о его смерти, я почему-то сразу вспомнила про того воробья, хотя не вспоминала о нем уже несколько лет.
Так и видела тогда не брата, а воробья лежащего на дороге. И как брат его палкой ткнул. Странное воспоминание конечно.
Ни брат, ни воробей мне не снились долго. Но вот накануне моего сорокалетия, снится мне сон, что на грудь мне опустилась птица, и клюет в лицо.
Я открываю глаза и вижу того самого воробья из детства.
-Привет,- сказал он мне,- не забыла меня еще?
-Нет, нет,- обрадовалась я,- как я могла тебя забыть?
Словно все воспоминания детства нахлынули на меня.
-Мы тут с твоим братом часто тебя вспоминаем,- говорит он мне.
И я вижу, как размытая фигура брата появляется передо мной. Мне удалось разглядеть его лицо, его лицо, лицо мальчика в то лето, что мы нашли воробья.
-Привет, сестренка,- говорит он мне,- вот и я сдох. Помнишь?
И я понимаю во сне, что он про тот случай с воробьем мне рассказывает, как в таинство смерти нас посвящал, а не про то, помню ли я о его смерти.
-И что говорил, что умирая, мы исчезаем, и нет нас больше.
-Помню.
-Забудь о том, что я тебе говорил. Все не так.
Воробей садится ему на плечо, и брат гладит его своей детской рукой.
- Тут все как в детстве,- говорит он мне и уходит.
Я с криком просыпаюсь, горестная тоска наполняет мое сердце детскими кошмарами. Как будто все события того лета вернулись ко мне, и я снова слышу голос брата, брата, который уже сам столкнулся со смертью.
Я стала навещать могилу брата, так часто, как могу. Сейчас для меня его могила, это как в детстве могила того воробья, когда я впервые узнала что такое смерть. Я подолгу стою возле нее, а потом иду кормить птиц, особенно воробьев, и в каждом встречном воробье, я вижу того самого воробья из детства.
-Забудь о том, что я тебе говорил. Все не так,- слышу я слова брата из сна.
Что это значит? Что то да значит. И эти слова согревают мне жизнь в долгие одинокие вечера, когда я размышляю о смерти, и верю что на самом деле все не так, как кажется.
-