Дорога вилась серпантином вокруг плюшевой горы, огибая ее, и поднимаясь по южному склону в фиолетовую высь. Зной усиливался. Я быстро и уверенно шагала по тропинке, чтобы успеть засветло дойти до вершины, а к вечеру - спуститься на ночлег в долину Горного озера.
И снова, на очередном повороте тропы, уже во второй раз за время путешествия, наткнулась на разбросанные клочки рваной, по углам обожженной ткани. Правда, на ней не было следов крови или отметин зубов. Она выглядела, как те обрывки, которые в моей деревне кумушки называли «остатками ночи».
Последние годы эти печальные сюрпризы появлялись то тут, то там. Люди могли неожиданно найти их возле дверей своих домов, в палисадниках, прямо посреди корней кустов вечно-цветущей розовой скинии. Складывалось впечатление, будто кто-то из путешествующих не успел нажать сигнальную панель на двери, чтобы попроситься на ночлег, да так и сгинул в последние минуты уходящего дня. Моя бабушка каждый раз сильно огорчалась, когда слышала тревожные известия о «странниках ночи». Она говорила, что даже в древности такого не случалось. Никто из женщин не мог припомнить ни одного предания рода о похожих случаях исчезновения людей. Элуа сама поддерживала равновесие двух реальностей, не связанных друг с другом. Правда, старейшины на школьных занятиях напоминали нам о коридоре безвременья, который делил планету на два мира - дня и ночи. Но проникновение из одного в другой считали предвестником великой беды. Поговаривали, что по неизвестной причине нарушилась целостность пространства. А вот почему? Никто не знал. Моя мать, служившая при дворе королевы, с печалью рассказывала, как эта грозная тайна лишает покоя нашу возлюбленную правительницу.
Однажды утром жители деревни вышли из своих домов по обычным делам и вдруг увидели, что вся улица сплошь усыпана клочками чьей-то грязной разорванной одежды. Люди ходили и с растерянными лицами смотрели на случившееся. Они недоумевали, откуда пришла такая беда? Общение с ночью было навсегда закрыто для жителей солнечной реальности. Правда, в последние месяцы изменения все-таки происходили: их сны темнели. Люди видели в них нечто безрадостное и удручающее. Это были странные и непривычные образы, темными сгустками плавающие в сером мареве, навевая тоску или боль. Тяжесть и печаль снов усугублялись тем, что никто не мог самостоятельно прервать кошмар и проснуться. Только первые лучи солнц освобождали жителей от ночного морока.
Вот тогда бабушка и решилась отправить меня во дворец с известием к королеве. Она плакала, посылая внучку-малолетку одну в заболевший мир. Но я была старшей из всех детей в деревне и потому никем не заменимой. А взрослые, по неведомым нам причинам, в попытках добраться до дворца уходили, да так и не возвращались. Пропало пятеро мужчин и две молодые женщины, оставив детей-сирот без попечения.
Было ли мне страшно? И да, и нет. Самостоятельное путешествие манило приключениями, а о бедах и болезнях я знала только по рассказам. Народ на Элуа славился крепким здоровьем. Болезни случались крайне редко. Наш мир давал каждому столько здоровья, продуктов и одежды, сколько было необходимо для жизни. Планета заботилась о нас, а мы – о ней. И потом, кто из молодых людей не знает, насколько изумительным и беззаботным бывает время позднего отрочества или ранней юности? Сердце открыто навстречу познанию жизни и многим радостям, а опыт страха еще не успел отравить душу. Вот юность и сохраняет беспечность. Друга, который бы разделил со мной жизнь и смерть, у меня к моменту прощания с домом не было. Я одна уходила в неизвестность, в самую глубь страны гор. И, может быть, в награду за храбрость Элуа подарила мне смелого маленького крога? Зверек теперь путешествовал в мягкой плетенной корзинке, которую я на ремнях, сплетенных из водорослей, несла за спиной. Он тщательно расчесывал когтистыми лапками белоснежную шерстку, фырчал, пыхтел и возился на плаще Атара. Стрекозы пели давно выученные песни и запах цветов, вкрапленных в пушистый мох, перелетал с места на место вместе с легким ветерком, разнося свои нехитрые ароматы.
Я легко поднималась по крутой тропе все выше и выше, обдумывая тревожные события последнего времени и, конечно, вспоминала о маме. Ее бледное и нежное лицо с удивительными глазами цвета лиловой скинии смотрело на меня из прозрачного мира далекого детства. Я слышала молодой, тихий и ровный голос, вспоминала неторопливо-плавные движения ласковых рук, и порой мне чудилось, что, если постараюсь, то смогу ощутить, как чудесно пахли ягодами ореи ее тяжелые и длинные белые косы, которые она каждое утро укладывала в замысловатую прическу. В реальности же я не видела маму очень давно. Служба у королевы занимала все ее время. За эту почетную должность соседи деревни относились к нашей семье с особым уважением. Женщины любили посудачить о том, что мы с мамой похожи друг на друга, как сестры-близнецы, что нас можно было бы перепутать, окажись мы в одном возрасте. Но я не обращала внимания на эти разговоры. Мама виделась мне недосягаемо красивой. Я скучала… Бабушка говорила, что женщина непременно должна стать душой дома. Мама такой и была. А я? Всегда покрытая загаром, с короткими белесыми волосами, которые едва-едва укрывали спину до поясницы, не грациозная, не таинственная, не плавная, а напротив, торопливая в движениях с пронзительно звонким голосом... Нет! Я не могла собой портить чудесный портрет мамы. Разве что глаза? Глаза были её. Густо-густо лиловые, обрамленные пушистыми белыми ресницами.
Если в королевстве рождалась девочка с подобным цветом глаз, это означало только одно: по достижении ею пятнадцати лет она передавалась на службу во дворец, где и жила до конца своих дней. Так было заведено с Начала Времен. Никто не объяснял - почему. Может, этой страшной тайной владела только одна королева? Люди, конечно, перешептывались меж собой. Но разговоры на эту тему строго пресекались. В этом сезоне мне исполнилось четырнадцать. Оставался год до совершеннолетия. А что дальше?
Поглощенная думами, я не заметила, как прошла подъем. Солнца играли друг с другом в догонялки, дневной зной горел огнем, но мои быстрые ноги не просили отдыха. Крог иногда выпрыгивал из корзинки, семенил рядом на всех своих шести лапках, а когда уставал, вновь забирался в корзинку. Там он отдыхал и снова бесстрашно и неутомимо предпринимал самостоятельные походы. Я не беспокоилась. Даже если зверек уходил от тропинки в сторону, чтобы поохотиться, я знала: до наступления ночи он обязательно вернется, чтобы вместе со мной укрыться под плащом Атара и заснуть до утра. На Элуа никто не предлагает дружбу на время – только навсегда.
Вдоль тропинки, по которой шагали мы с крогом, в ровную линию выстроились низкорослые кустарники. И я снова заметила необъяснимую странность: между ними образовался разрыв, будто кто-то специально искрошил в муку целый островок веток и листьев. По краям полянки, на земле возле мертвых кустов, неровными клочками валялись и висели на сухих ветках клочки «остатков ночи». Мне стало не по себе. Как они сюда попали? Что бы это значило? Еще в школе нам говорили, что в здешних местах тропы двух миров никогда не пересекаются. Горы – самая безопасная зона на Элуа. Так почему же ночь заглянула и сюда?
Думай – не думай, нужно идти дальше. За следующие несколько часов быстрой ходьбы мне не попались другие следы вневременья и поэтому я немного успокоилась.
Позже, голод и жажда напомнили о себе легкой усталостью, и мы с крогом решили передохнуть. Тени на тропе в это время дня не отыскать, пришлось располагаться на самом солнцепеке . Я разложила нехитрую трапезу, мы быстро поели и с наслаждением глотнули последние капли нагретой солнцами, но не утратившей вкуса воды из нашего деревенского колодца. Фляжка опустела. Я не грустила: к вечеру мы дойдем до Горного озера и пополним запасы драгоценной влаги.
На какое-то мгновение мне показалось, что за нами наблюдают. Но Крог вел себя спокойно. Слух у этих существ намного тоньше, чем у человека. И на него вполне можно было положиться. Вслушиваться в свое сердце я пока не умела. Мне только предстояло научиться доверять тому внутреннему чутью, с которым рождались все девочки с лиловыми глазами. Оно заменяло им самый тонкий слух и самые зоркие глаза. Но иметь дар, не означает им пользоваться. Предстояло обучение сложным навыкам после совершеннолетия. Я решила не обращать внимания на свои тревоги, быстро успокоилась и мы продолжили путешествие.
Опускались сумерки. И вот, наконец, перед глазами появилось Горное озеро во всей своей мистической красоте. Его фиолетовые глубокие воды покрывали поверхность ровной гладью. Ни ряби на воде, ни волны, ни всплеска. Озеро обрамляли бело-розовые деревья римны, на которых круглый год зрели сочные и сладкие плоды. Сорвав несколько штук на ужин, напившись прохладной, не подвластной зною, воды, я искупалась и прополоскала пыльную одежду. Крог пыхтел рядом, можно сказать – путался под ногами. Зверек не любил спускающийся мрак. Мы нашли небольшую пещерку у южного склона и стали устраиваться на ночлег. Завтра, надеюсь, наше путешествие окончится и мы прибудем во дворец.
Продолжение следует...