«ВЕСЕЛИЕ РУСИ ЕСТЬ ПИТИ,
НЕ МОЖЕМ БЕЗ ТОГО БЫТИ» .
Князь новгородский и великий князь киевский
Владимир Святославович
(Владимир Красное Солнышко)
Веселящие напитки на Руси испокон веков были традиционны на пирах и иных празднествах, популярны в
быту. Со временем привычные медовуху, пиво и брагу постепенно дополнили и потеснили крепкие спиртные
напитки. Самогон и водка вошли в обиход, потребление спиртного в стране неукоснительно росло.
Производство водки было высокорентабельным и приносило бюджету огромные деньги. Советская власть,
закрывая прорехи дырявого бюджета, цены на водку неоднократно поднимала, что было несложно при
государственной монополии на ее производство и запрете самогоноварения. Подорожание 1961 года вымело
из потребления популярны и дешевый «сучок», самая дешевая водка «Московская» шла по цене 2 рубля 87
копеек. Вскоре минимальная стоимость водки поднялась до 3 рублей 62 копеек (1972 год), а затем до 5
рублей 30 копеек (1981 год). Смена руководства страной в 1982 году ознаменовалась появлением водки
«Андроповка», ставшей хитом продаж и снискавшей новому руководителю популярность в народных массах
своей сниженной на 10%, ценой. Впрочем, она существовала недолго и через два-три года с очередной
переменой власти «Андроповка» тихо исчезла с прилавков. Но независимо от стоимости водки русский народ
жил под неизменным девизом «Пили, пьем и пить будем!» Повальное пьянство было причиной колоссальных
потерь в народном хозяйстве. Стремясь ограничить потребление «горькой», власть вводила запреты и
ограничения, тоже, впрочем, малоэффективные. В семидесятые годы водку разрешили продавать только с 11
утра.(Острословы не замедлили назвать это знаковое для пьющей Руси время «ленинским», поскольку на
юбилейной монете, выпущенной к 100-летию вождя, Ленин поднятой рукой указывал ровно на то место, где на
циферблате часов размещают цифру 11). Тогда и произошла эта история.
В самом что ни на есть центре Москвы близ площади Маяковского был небольшой продуктовый магазин. Спрятанный от городской движухи и глаз прохожих за спиной тогдашней гостиницы «София», он привлекал завсегдатаев не столько скудным ассортиментом, сколько своим винным отделом. Тот тоже не блистал, зато в положенное время на стеллаже позади бдительного продавца неизменно красовались бутылки с самым ходовым в России напитком – водкой.
К одиннадцати часам у входа в магазин выстраивалась длинная очередь страждущих и истосковавшихся. Клиенты были понимающие, порядок по возможности блюли. Если же кто не удерживался от соблазна пролезть вперед, когда в положенное время дверь магазина отмыкалась, то нарушителей осаживали коллективно и безжалостно, занятые места солидарно хранили.
У винного прилавка эти покупатели вели себя предельно чинно, как слушатели высших женских курсов – это чтобы, упаси Бог, служители за прилавком чего не подумали и из магазина их не выставили без покупки, как уже приложившихся к спиртному. Только разве можно удержаться от нетерпения даже в таком священном месте? Толкотня. И как-то в тесноте помещения случилось несчастье: прошедший все испытания томительной жаждой и нескончаемой очередью мужчина, пробираясь ко входу, приобретенную заветную бутылку водки в ослабевших от почти суточного алкогольного поста руках не удержал. Как это произошло, никто в толпе не заметил, только бутылка упала. Пол каменный, бутылка вдребезги. Осколки и лужа возле ног. Как же ты, родимый?!
В магазине сразу и без команды стих гомон. Все (все!) присутствующие изнутри, из самых своих измученных глубин осознали необратимость трагедии. На пострадавшего страшно было смотреть. А он стоял, глядел под ноги и, казалось, сам не верил, не хотел верить. Брал на последнее. Это что же, конец?!
И тогда проявилась самая высокая мужская солидарность. Кто-то тихо произнес: «Мужики, кто что может...» И без лишних слов все они, забулдыги, подзаборные пьяницы и штатные алкоголики, набросали тому бедолаге пригоршню мелочи. Когда набралось на бутылку, его без очереди пропихнули с общего согласия к прилавку. Потом он с новой бутылкой возле сердца пробирался опять к выходу, и каждый, кто дотягивался, слегка хлопал его - кто по спине, кто (осторожно) по плечу - и что-то говорил по-свойски, по-дружески. А в маленьком, грязном магазинчике как будто стало светлее и даже не так тесно. И всякого наглядевшиеся продавцы были уже не столь суровы, и улыбались немногие случайные покупатели других отделов.