Глубокие реки снов. Часть 1. 1-3 (Аля Галина) / Проза.ру

            Пролог

«Я вижу сны.
Иногда мне кажется,
что это единственное
правильное занятие на свете».
Харуки Мураками

   Извечный вопрос: «Что есть жизнь?». Тысячу элементарных и еще больше не элементарных ответов. У каждого свой. Сколько людей столько и мнений.
   «Что эта жизнь?» - возглас одинокого на краю бездны. Эта? Значит, есть и та. А бездна, не внутри ли себя? Не боимся ли мы стоять на ее краю? Край – это начало или конец? С берега к берегу, с отмели к отмели, с края на край…, бездонная река».
   «Бездонная река – бездна. Загляни в свою бездну, что там увидишь?»
   «Ничего, или все. Больше помним печали, чем радости».
   «Разве? Попробуй, вспомни, когда тебе было хорошо, когда ты была счастлива, хотя бы на мгновение».
   «Трудно».
   «А что же тебе помниться?»
   «Я почти не помню счастливых мгновений, но помню когда мне было плохо. Когда мне было больно. Когда я мучилась и страдала. И что странно, чаще помниться боль душевная, чем физическая. Я не помню, как болела моя нога, обожженная глушителем мотоцикла, но я помню, как мне было обидно оттого, что никто меня не пожалел. Моя щека не помнит боль пощечины, но эта пощечина осталась на моем сердце – рубец обиды. Как и многие другие пощечины, которые я получала, все равно чем, рукой или словами. Я не знаю, что он чувствовал, когда я ушла, но мои последние слова «мне лучше без тебя» тоже рубец на моем сердце – это моя вина».
   «Какое сладкое чувство - винить себя виноватого, а еще слаще винить себя невиновного? И взор только назад, туда где все давным-давно прошло. Что видно в тумане прошлого?»
   «Только тени. Кто явился, когда мне было хуже всего? Тот, кого я обидела, кого не простила, кого пыталась забыть. Пытались ли они меня утешить? Нет, они разбередили мои раны, насмехаясь над моей памятью. Это боль воспоминаний, кошмар моих снов».
   «Сны – пеною полны. Послечувствие или предчувствие?»
   «Я не знаю, что впереди, но я помню, что оставила. Помню и тех, кто меня оставил. Иногда сны – пустая попытка что-то исправить. Я проживаю сны, а жизнь проходит мимо. Мне хотелось бы быть бабочкой, которой снится, что она женщина, потому что мне никогда не сниться, что я беззаботно порхаю. Однажды мне приснилось, что я могу летать. Просто усилие воли и я лечу, куда хочу. Не порхаю, лечу. Проснувшись, я поняла, что могу быть относительно свободной, хотя бы во сне. Я пытаюсь создавать себе сон, потому что создать себе жизнь не могу».
   «А может, не хочешь? Кто-то сказал: «Расскажи мне свои сны, и я скажу – кто ты!» Враки! Скорее, наоборот, скажи мне - кто ты, и расскажу тебе твои сны».
   «Я не верю даже жизни, так верить ли снам? Ведь там все вымысел, порой не мой, но и не знаю чей. В жизни у каждого свои роли, для исполнения которых существуют определенные правила. Кто во сне распределяет роли? Безумный режиссер, который не ведает, что творит, а мы безумные актеры в театре теней? Или есть все же замысел, хотя и такой причудливый? Там все возможно».
   «Сон – это то, что у тебя есть, неотъемлемое и только твое, как имя. Во сне ты наедине сама с собой, сон это – зеркало твоей сути. Есть просто сон, а есть Сон Жизни – это роман о тебе написанный тобою, но возможно, что отдельные сны просто незавершенные главы».
   «Сон Жизни! Полная чушь! Придет же такое в голову! Хотя… Что если вы заснули и увидели сон, и что если в этом сне вы сорвали аленький цветок, а когда проснулись, рядом с вами спало Чудовище? Что тогда?»
   О чем думает одинокая женщина, уставившись в окно вагона, за которым снежная ночь? Взошла луна. За окном фантазия цвета: черного и белого, которые переходят в полутона и оттенки серого. И все сразу в голубой дымке. Виновата ли в этом луна, или оконное стекло, а может, просто воображенье добавляет голубизны серому цвету. Серый цвет, словно грань между белым и черным, таит в себе некую сдержанность чувств, стремление к покою. Это цвет одиночества и смирения в ожидание чего-то.
   Мерный перестук колес, уже далеко за полночь, поэтому в вагоне тихо. Это последний вагон, и его кидает по рельсам с края на край. Она не спит, как ее попутчики, смотрит в окно и ведет длинный разговор со своим внутренним голосом, одним из тех, кто живет внутри нее. Их много: здравый смысл, ехидное «я», любопытное «я» и много других тоже «я». А еще там живет зверек, который может быть забавной зверушкой, а может вымахать до Зверя. Но сейчас она беседует с тем, кого Кастанеда назвал, кажется, нагвалем. Пока она этого не знала, у него не было имени, оно было просто мудрым «я». Он, нагваль (мудрое «я» не имело принадлежности к полу), знает ответы, но чаще задает вопросы. Обычно он не высовывался, зажатый рамками реального мира и повседневной суеты, но когда она осталась одна в целом мире и за окном плыли пейзажи в лунном неверном свете, он вдруг сам напросился на диалог. Пусть болтает, она все равно не спит. А может, уже заснула, и этот нагваль со своими менторскими замашками ей только сниться? Она его плохо знает, обычно он скромно дожидается, когда умолкнут другие «я», и уж тогда выдает умную мысль. Наверное, он долго ее придумывал, пока сидел как мышка. Вообще-то, почему «он»? Она не помнит, у женщин нагваль «она» или все же «он». Пусть будет «он», как будто мужчина, беседа получается более интересной. Хотя с тех пор, как он стал «нагвалем», он часто принимает личину то здравого смысла, то ехидного «я».
   Куда она едет? Кто его знает, куда? Пока нагваль молчал, она ехала, как будто домой. Возможно, он сдвинул рельсы в бесконечность грядущего, а может, поезд дал задний ход, и они летят в начало начал - точку отсчета. Ему нравится ставить ее в тупик.
   Но стражник ткнул ее в бок своим железным кулаком: «Не дремли!». Она с трудом открыла глаза, под веками словно песок, так и режет. За окном уже чернота: луна скрылась за облаками, и в этой черноте она увидела себя, словно на черно-белой фотографии за толстым немытым стеклом. Собственное лицо показалось вдруг чужим. Мелькнула странная мысль: «Почему я сижу? Может, лечь?».
   «Ты скоро приедешь, уже почти утро», - это сказал здравый смысл или все-таки стражник?
   «А почему же так темно, как ночью?» - пискнуло, неожиданно проснувшись, любопытное «я», иногда оно задавало глупые вопросы.
   «Перед рассветом всегда темно», - буркнул нагваль, он не любил выступать в хоре голосов.
   «Не дремли, не спи. Сны - двери», - канючил стражник.
   «Это старо, уже было у Кунца. А не могли бы вы все заткнуться? – предложила она. – Спать не дали, а теперь голова болит. Перед рассветом не только темно, еще и спать хочется смертельно».
   Последнюю фразу она адресовала нагвалю, пусть не умничает.
   «Кто-нибудь меня встретит или нет? Почему у поездов и самолетов навязчивое стремление останавливаться или приземляться ночью, или рано утром? Кто придумывает идиотские расписания? Никому же неудобно, а пассажирам особенно!»
   Голоса притихли, наверное, соображали, что сказать. Выдержав паузу, ответил за всех нагваль: «Все стали слишком часто ездить, не сидится людям. И раньше тоже не сиделось…».
   «Ищите приключений на свою…», - хихикнуло ехидное «я».
   «Какие приключения? Села в ночной поезд и сижу одна одинешенька! Тоска смертная! И спать хочется».
   «А вдруг что-то случится! - подало голос любопытное «я» и продолжило уже слегка возбужденно. – Было бы здорово!»
   «Никаких вдруг! - шикнул на него здравый смысл. – Мы – женщина серьезная и здравомыслящая».
   Нагваль философски хмыкнул, а ехидное «я» снова хихикнуло, любопытное «я» обиженно сопело.
   «Болтайте, болтайте! Это здесь я добренькая, скучно, одна, сознание почти спит, а вы и рады стараться».
   Она закрыла глаза, может, они сами закрылись.
   «Не дремли, - сделал попытку стражник, - сны…».
   «Отстань!»

            Глава 1. Все снилось или было …

Да, сном, и только сном, должны его назвать!
И в этом мне пришлось сегодня убедиться:
Мир – только сон…
А я-то думал – явь,
Я думал – это жизнь, а это снится…
            Цураюки

            1

   Снег сыпал не переставая. Казалось, небеса разверзлись излишками замерзшей влаги. Мотор натужно работал, старенький «пазик» с трудом преодолевал завалы и заносы на дороге. Среди деревьев в тайге снег падал еще равномерно, но на дороге снежные хлопья уже кружили метелью.
   «Март, а здесь настоящая зима. Снег… Холодно…» - вяло думала Виена, пытаясь рассмотреть что-либо в замерзшее окно. Она безуспешно сжимала и разжимала пальцы рук, кончики пальцев совсем замерзли. Тоскливо оглядела пассажиров. Все одеты были тепло и основательно – полушубки, шубы, валенки…. «Чего же это я оделась не по сезону? Вернее не к месту…». Ее красивая длинная шуба из чернобурки, к сожалению, не имела теплой подкладки. Маленькая норковая шляпка была верх элегантности, но тоже почти не грела. Пальцы рук и ног замерзли почти до бесчувствия.
   Виена поежилась, этот автобус, кажется, совсем не обогревался. Температура была чуть выше, чем на улице. В застывшие окна ничего не было видно, и только в лобовое окно видны были бесконечные сугробы по обе стороны от дороги. Порывами ветра с сугробов сметало рыхло ложившийся снег, и он более плотными наносами волнообразно покрывал дорогу. После каждого такого наноса, казалось, что они не смогут двинуться дальше.
   Остановились в небольшом поселке. Шофер объявил, что дальше до утра не поедет, дорогу замело, а уже вечерело. Пришлось пассажирам искать себе ночлег у местных жителей. Виену и еще нескольких пассажиров согласился пустить переночевать хозяин небольшого магазинчика.
   В доме, куда проводили пассажиров, было тепло. Хозяин разместил их по разным комнатам, дом был большой, и места всем хватило. Правда, кому-то досталось место на диване, кому-то на раскладушке. Среди пассажиров Виена была единственной одинокой женщиной, и ее отвели в небольшую комнату. Она осталась одна в темноте, свет сюда едва проникал через прихожую, которая одновременно была и кухней, как во многих сибирских домах. Не найдя выключатель, Виена пыталась освоиться в полутьме, остановилась у ближней кровати, размышляя, куда бы пристроить шубу и сумку. Сумку она затолкала под кровать, а шубу решила набросить поверх одеяла, оно показалось ей не очень толстым. Она достала из сумочки флакончик с ингалятором и положила в карман кофты, чтобы был под рукой. Сумочку сунула под подушку, и уже собралась снять сапоги и забраться в постель, как откуда-то снизу услышала негромкий мужской голос.
   - Вы надеетесь, что все это будет в сохранности?
   - Кто это? – Виена опустила голову, силясь, что-нибудь разглядеть внизу.
   Другая кровать стояла у дальней стены, на полу возле кровати на груде какой-то ветоши, накрывшись полушубком, кто-то лежал. Голос был явно оттуда. Как она могла не заметить, что здесь не одна?
   - В сумочке, наверное, полно денег, не так ли? Да и шубка ничего, – продолжил незнакомец также негромко.
   - Кто вы, черт возьми! – Виена не на шутку разозлилась. – Вы что обворовать меня собрались?
   - Совсем наоборот, я вас предостерегаю. И даже буду охранять, если вы мне поможете.
   - Что за ерунда? Я сейчас закричу или позову хозяина.
   Ей стало немного не по себе: незнакомый дом, неизвестные люди, ночь …
   - Тсс! Не шумите, госпожа. Вообще-то я здесь служу или, если точнее выразиться, пребываю в рабстве, - из-под полушубка показалась темная лохматая голова.
   Внизу между кроватями было темно, и разглядеть лица говорившего было невозможно. Однако голос, несмотря на смысл слов, был приятным и как будто с чуть заметным акцентом.
   - В рабстве? Это, в каком же смысле? - поразилась Виена.
   - О! В самом прямом, - незнакомец странно выражался, вроде бы и по-русски, но с какими-то непривычными интонациями, или ей так показалось.
   «Какой-нибудь кавказец, - подумала она, - хотя акцент непохож».
   - Вы хотите сказать, что хозяин магазина – рабовладелец? – спросила она уже насмешливо.
   - Это действительно так, по-моему, ничего смешного здесь нет, скорее это грустно. Вы мне не верите, а про сумку и шубу поверили сразу. - голос мужчины прозвучал укоризненно и с некоторой обидой. – Я смутил вас, госпожа?
   - Ну, знаете ли! – рассердилась Виена. - А вообще, что вы от меня хотите, кроме сумки и шубы, разумеется?
   - Вы могли бы мне помочь, - повторил мужчина.
   - И как это вы себе представляете?
   - Выкупите меня у моего хозяина, – это была не просто просьба, в голосе мужчины слышалась как будто мольба.
   Он замолчал в ожидании.
   - Выкупить? – опешила Виена от неожиданности, потом в запальчивости воскликнула. – Да, я пойду и просто поговорю с ним, если, конечно, вы не врете. Ерунда какая-то! Трудно поверить, что все это правда.
   - Нет-нет! Он-то отпустит меня, только я не могу просто так уйти. Ему нужно обязательно за меня заплатить…
   - А не начитались ли вы Стивенсона на ночь глядя? Или придумать чего получше не смогли? – язвительно спросила она, вдруг ей в голову пришла мысль. - Слушайте, а вы не сумасшедший?
   - Нет, я не сумасшедший, - его голос вдруг обрел твердость. – Меня должен кто-нибудь выкупить, например, вы.
   - Однако, - с сарказмом произнесла Виена, разговор ее все более забавлял. – По-вашему, я, похожа на идиотку?
   Такого наглого заигрыания и вымогательства она еще ни разу не испытывала. Ей внезапно расхотелось спать, но возникло безумное желание поглядеть на этого «раба» при свете.
   - Вовсе нет, - голос незнакомца был спокоен, ни какой агрессивности в нем не чувствовалось, но чувствовалось некоторое нетерпение. – Я не могу уйти по договору от того, кто меня купил, если меня не купит кто-нибудь другой, - он говорил о таких невероятных вещах совершенно обыденно, как будто время сместилось лет на триста назад.
   - Но почему я? Или в ваши сказки больше никто не поверит?
   - Я больше никого не просил. Мне показалось, что вы могли бы это сделать.
   - Вот как? – ее несколько покоробила его самоуверенность, и она предложила самый разумный выход. - Давайте-ка, выберемся на свет и спросим у вашего хозяина или, как там его. Что-то мне не нравится происходящее.
   Она решительно поднялась с кровати и направилась к двери. Мужчина отбросил полушубок, резво вскочил и бросился за нею. На кухне горел свет, и от резкого перехода из полутьмы Виене пришлось зажмуриться. Открыв глаза, она увидела идиллическую картину. Хозяин дома сидел за столом в обществе двух бородатых мужиков внушительного вида и довольно прилично одетых, и, несмотря на ситуацию, на алкоголиков не походивших. На столе была бутылка водки, стаканы и какая-то обильная закуска.
   - Извините, милейший, - обратилась Виена к хозяину, и обернулась, - но тут ваш человек несет какую-то чушь.
   Мужчина, стоявший за ней, был прямо-таки жалок. Он оказался довольно высоким, но непонятного телосложения из-за плохо сидевшей одежды. Кошмарного вида и цвета штаны и балахоном сидящая темная фланелевая рубашка, делали его похожим на чучело. Белые носки, вязанные из домашней шерсти, видневшиеся из-под брючин, резко контрастировали с одеждой. Длинные спутанные волосы темного цвета закрывали верхнюю часть лица, а нижняя часть представляла собою небритый подбородок.
   - Гаврюшка! Ты чего пристаешь к женщине? – хозяин был явно навеселе.
   - Он не пристает… - начала было объяснять Виена.
   - Как, не пристает? Ни какого внимания женщинам?
   - Да дайте же объяснить! – Виена начала выходить из себя. – Вот он говорит, что вы его держите в рабстве и …
   - Ну, держу! – сознался хозяин, наливая в стаканы водку.
   - То есть, как это держите? Вы, что серьезно? – Виена повернулась к парню.
   - Я же говорил, - сказал он, убирая волосы со лба.
   Виене показалось, что он не мылся лет двести, однако глаза на этой грязной заросшей физиономии были поистине как жемчуга в куче навоза. Очень красивые глаза, карие с золотистой искрой, он так на нее посмотрел, что внутри нее что-то дрогнуло, и она решилась на эту сумасбродную сделку. Этот странный разговор о рабстве и вид молодого человека пошатнули ее представления о справедливости в этом мире. Такие вещи могли иметь место, например, где-нибудь в Африке, но чтобы здесь в Сибири…. Еще один взгляд, брошенный на парня, породил в ее душе то ли жалость, то ли что-то похожее, и от этого возникло непреодолимое желание помочь, может, даже в ущерб себе.
   - Я хочу его выкупить, - во рту внезапно все пересохло, нервно облизнув губы, она добавила, - у вас. Сколько?
   - Двести! – хозяин как будто обрадовался, стукнул стаканом по столу и расплескал водку.
   - Двести!? Двести чего? – уточнила Виена.
   - Золотых! - радостно воскликнул «рабовладелец».
   - Золотых…, - Виена нерешительно посмотрела на парня.
   - Может, он имеет в виду доллары, или евро. - предположил он, его глаза печально блеснули под волосами, снова упавшими на лоб. - Много?
   Но Виена уже разозлилась, она бросилась в комнату, и через несколько секунд вернулась с сумочкой, на ходу вынимая кошелек. Достала две сто долларовые бумажки, протянула хозяину.
   - Берите деньги! И немедленно освободите его!
   - Ишь ты, как быстро! И торговаться не будешь? Лишаешь меня удовольствия! – он явно не ожидал такой поспешности, потом достал из ящика в столе два листа бумаги, ручку.
   - Это же человек, а не мешок муки! – возмутилась Виена, ее уже начала разбирать досада на происходящее.
   - Значит, сильно нужен! Тогда будем писать расписку, - сделал вывод хозяин, отодвинул в сторону закуску, положил бумагу на стол.
   Виена взглянула на парня, тот стоял безучастно, как будто не его судьба решалась.
   Хозяин покусал кончик ручки, и написал расписку со стороны продавца корявыми буквами, но грамотно. Виена на другом листе тоже написала расписку, но уже со стороны покупателя, небрежным почерком и, кажется, не очень грамотно. Внизу каждого листа поставили свои подписи сидящие рядом мужики, как свидетели сделки. Виену несколько удивила серьезность этого мероприятия. Хозяин аккуратно свернул ее бумагу и сунул в карман.
   - Вот возьми, - бывший «рабовладелец» снял с руки кольцо, - владей, теперь ты – хозяйка.
   - «Раб кольца», что ли? – Виене вдруг все показалось сплошным надувательством.
   Она обвела взглядом находившихся здесь мужчин, но не заметила на их лицах никакого лукавства, как будто она купила не раба, а стог сена.
   - Обмоем сделку! – предложил сотоварищ бывшего «рабовладельца». - Наливай Петрович! Грех не выпить за это.
   - Нет-нет! – запротестовала Виена, но хозяин уже выудил откуда-то еще два стакана.
   - Гаврюшка, хороший парень, работящий, - доверительно сообщил он ей, протягивая стакан с водкой, - но с норовом, ты его не обижай. Пей, а то счастья не будет.
   - По-моему, вы все чокнутые! И я с вами вместе! – заключила Виена, понюхала стакан и залпом выпила водку, обернулась к своему «приобретению». - Пошли спать, «хороший парень». Надеюсь, что теперь я могу спать спокойно?
   Он ничего не ответил, повертел стакан, понюхал, но пить не стал, поставил стакан на стол и пошел в комнату вслед за Виеной.
   - Не пьет, подлец! Никогда не пьет! – воодушевлено сообщил собутыльникам хозяин.

            2
   Виена села на край кровати и попыталась снять сапоги, на одном ей удалось расстегнуть молнию, когда услышала рядом знакомый голос.
   - Я помогу, госпожа! – парень опустился на колени и очень бережно освободил ее от сапог.
   - Да не называйте вы меня так! – поморщилась Виена.
   - А как? – он посмотрелт на нее недоуменно.
   - Да никак! – разозлилась Виена.
   - Вы спите, я утром вас разбужу. Я знаю, вам надо на автобус.
   - С кольцом этот фокус, правда?
      Виена повертела на пальце кольцо, оно было великоватым и тяжелым, по ободу его украшал орнамент не то из стилизованных цветов, не то какие-то письмена.
   - Да как сказать, – парень неопределенно пожал плечами.
   - Да? Я так и думала.
   Она кое-как закуталась в одеяло прямо в одежде и отвернулась к стене, водка действовала как снотворное.
   Утром он ее действительно разбудил, и даже помог одеться. Виена спросонья не сопротивлялась, предоставила молодому человеку поухаживать за собой. Выпитая вчера водка, оставила какие-то туманные соображения в ее голове, теперь утром вечернее происшествие казалось нереальным. Как права была поговорка: «Утро вечера мудренее». Она смотрела на парня, с трудом осознавая свои вчерашние действия. Закрыла глаза: «Я сплю. Надо проснуться, и все». Она открыла глаза: ничего не изменилось, он стоял рядом и как будто ожидал приказаний. Виена смотрела на него пристально, на мгновенье показалось, что в его глазах мелькнуло любопытство. У нее вдруг закрались подозрения, все ли действительно так, как представили ей вчера «раб» и его «рабовладелец». Она решила проверить вещественные доказательства вчерашнего безумства. Кольцо было на пальце, а в сумочке лежала расписка. Она снова взглянула на парня, он молча ждал. Виена нагнулась за сумкой, но «раб», теперь ее «раб», подхватил сумку, опередив ее. Она молча приняла помощь, и пошла к двери.
   На дворе уже рассвело, ветер стих, было немного пасмурно и морозно. Автобус ждал пассажиров как раз напротив магазина. Виена шла впереди по уже протоптанной тропинке, парень нес за ней следом сумку. У автобуса она остановилась, обернулась.
   - Э-э! Вы тоже поедите?
   Она запомнила, как его зовут, но язык не поворачивался назвать его «Гаврюшкой», в этом было что-то домашнее, телячье. Несмотря на свой потрепанный вид, молодой человек на теленка никак не походил. Как к нему еще можно было обратиться, она не могла сообразить.
   - Меня зовут Габриэль. – помог ей парень, и быстро добавил. - Разумеется, поеду. На это я и надеялся, когда просил вас помочь, мне нужно отсюда выбраться.
   При дневном свете он выглядел похуже, чем вчера. Потертый полушубок неопределенного цвета и видавшая виды вязаная спортивная шапка, надвинутая до самых глаз, никак не украшали молодого человека, делая его похожим на бомжа. Его, кажется, совсем не смущала такая одежда. Он глядел на нее выжидающе, но голос звучал так убедительно и проникновенно, и гораздо увереннее, чем вчера, что у Виены не хватило духу ему отказать. «Ладно, пусть едет, там видно будет, что с ним делать», - подумала она.
   В автобусе было только два пустых места. Ее прежнее и то, которое рядом. Женщина, сидевшая здесь вчера, пересела вперед. Виена пропустила молодого человека к окну, сама расположилась у прохода. Пассажиры с интересом на них поглядывали. Парочку они собой представляли еще ту. Виена оглядела парня еще раз, вздохнула.
   - Габриэлем говоришь, зовут. Француз что ли? И говоришь с акцентом, - она пристально на него посмотрела.
   Он как будто смутился и опустил голову.
   - Нет, не француз, хотя знаю по-французски. И по-английски, - добавил он, и стянул с головы шапку.
   - Привет! А что же ты тогда тут делаешь?
   Парень повернул голову. Глаза блеснули из-под завесы спутанных волос. Он улыбнулся, обнажая белые как фарфор зубы, два передних зуба вверху чуть-чуть выступали из общего ряда, и эта небольшая неровность придавала его улыбке необыкновенную обаятельность.
   - Се ля ви!
   - А может «шерше ля фам»?
   Он еще раз улыбнулся, и как будто хотел что-то добавить, но осекся и рассмеялся.
   - Нет-нет, женщина тут не причем, в этом смысле, конечно. Хотя, кто знает…. Можно узнать ваше имя, госпожа?
   - Хм, у меня такое странное имя, даже, пожалуй, еще более странное, чем твое, - она вдруг поймала себя на слове, вроде вчера она обращалась к нему на «вы», да и говорить «ты» человеку, которого зовут «Габриэль» было как-то неуместно, - простите, ваше. Можете называть меня Виена. По крайней мере, в автобусе не называйте меня госпожой, люди, бог знает, что подумают. И не могли бы вы что-нибудь сделать с вашими волосами, как-то неудобно разговаривать с человеком, когда не видно его лица.
      - Хорошо, - парень запустил пальцы в волосы и попытался пристроить их за уши, - так лучше? - он повернул к ней лицо, вопросительно глядя.
      - Пожалуй, - Виена судорожно сглотнула.
   «Что за взгляд! С ума можно сойти, - мелькнуло в голове. – Ничего себе, приобретение!»
   Пока они разговаривали появился шофер, заглянул в салон, крикнул: «Есть новенькие? Рассчитайтесь!». Габриэль взглянул на Виену смущенно, она поняла его и молча поднялась. Он приподнялся, как будто хотел последовать за ней, но потом снова опустился на сиденье. Расплатившись, Виена вернулась на место. Автобус тронулся, а она сидела и удивлялась самой себе: как-то легко расставалась с деньгами и не чувствовала большого сожаления. Усмехнувшись своим мыслям, Виена повернулась к своему спутнику. Он сидел, снова опустив голову.
   - Чем вы занимались у Петровича? Надеюсь, он не слишком перетруждал вас работой? – спросила она, стараясь не замечать неловкости создавшегося положения.
Личность парня оставалась для нее загадкой, и она решила выяснить хоть что-нибудь.
   - Я? – Габриэль поднял голову и удивленно посмотрел на нее. – Занимался тем, чем обычно занимаются в деревне. У Петровича большое хозяйство, работы хватало.
   - Вы с коровами по-французски говорили или по-английски? - ей вдруг захотелось пошутить.
   - По-голландски, у него все коровы голландской породы. – он с явным удовольствием подхватил шутку.
   - В деревне зимой, наверное, скучно? – предположила Виена, она не знала, о чем его еще можно спросить, деревенская жизнь ей была незнакома.
   - Немного, - согласился он.
   - А вчера вы были красноречивее!
   - Правда? Мне показалось, что вначале я вас напугал. – он поправил волосы, непослушные пряди снова упали на его лицо.
   - Еще бы! Зато потом вы так задурили мне голову, что у меня не осталось пути к отступлению. Я до сих пор удивляюсь своему сумасбродству.
   - Сумасбродству? Вы считаете, что все это выглядело глупо? – в его голосе послышалось сомнение.
   - Скорее странно. Все это с трудом укладывается в голове, согласитесь?
   - Возможно, но у меня почти не было выбора. – уверенно сказал он и снова обаятельно улыбнулся. – Вы показались мне достойной доверия.
   - Вот как? Вы не помните вашу первую фразу? – с иронией напомнила ему Виена.
   - О! Надо же было с чего-то начать. Представляете, если бы я сразу же попросил вас выкупить меня, то, как бы вы отреагировали?
   - Да также, наверное, только вам потребовалось бы больше времени, чтобы меня убедить. Меня удивляет тот факт, что ваш хозяин как будто не знал о вашем местонахождении. Почему в эту комнату он отправил только меня, ведь там была еще одна кровать? Кое-кому пришлось спать на раскладушке, кстати, и вы почему-то не заняли вторую кровать? – она смотрела на него, пытаясь уловить малейшее изменение в выражении его лица.
   Вопреки ее ожиданию на его лице не появилось ни чего подозрительного, он смотрел на нее немного удивленно и внимательно слушал.
   - Спать на кровати мне по статусу не полагалось. Вы хотите сказать, что я заранее договорился с Петровичем? Нет, ничего такого не было. Я видел, как вы приехали, и сообразил, что Петрович отправит вас именно в эту комнату.
   - Поразительная проницательность! - Виена покачала головой. – Может, вы предвидели, чем это закончится? И поэтому вели себя так уверенно.
   - Не предвидел, а предположил. – в его голосе почувствовалось недовольство. – Вы были лучше всех одеты, в смысле богаче, а Петрович не дурак.
   - По-моему, дурой вы выставили меня. Я не жалуюсь, все было добровольно, но чувство розыгрыша меня все-таки не покидает.
   - Вы были искренни и милосердны. Просто я оказался в такой ситуации, когда без помощи не обойтись. – он говорил так, словно пытался оправдаться. – Правда, вы мне очень помогли.
   - Однако, не бескорыстно. Вы забываете, что являетесь теперь моей собственностью. Хотя думаю, никакой юрист не подтвердит законность этой сделки, несмотря на расписку. Может, вы как джин из сказки, подчиняетесь тому, у кого кольцо? Кстати, почему кольцо, а не лампа? – в ее голосе чувствовалась насмешка.
   - Разве я похож на джина? – удивился Габриэль, и сказал уже серьезно. – Это, как долг чести, такой долг сильнее закона. Я обязан вам своим освобождением, если хотите, можете воспринимать это так.
   - Что мне еще остается, - примирительно сказала Виена.
Разговор как-то сошел на нет, они замолчали. Габриэль пытался что-то разглядеть в окно, Виена смотрела прямо перед собой, стараясь ни о чем не думать. Как это обычно бывает в автобусе, ее укачало, и она задремала. Такой сон очень странный, не слышится шум мотора, не чувствуется тряска. Она, как будто провалилась в эту яму сна, неосознанно приоткрывала глаза, но ничего вокруг не видела. Голова клонилась вперед, шляпа съехала на лоб, сумочка начала выскальзывать из рук. Виена даже не почувствовала, как Габриэль забрал у нее сумочку и сунул ее между ними на сиденье. Поправил на ней шляпу, привалив ее к себе на плечо. Она и очнулась в таком положении, села прямо, недоуменно посмотрела на него. Он спал, упершись одной рукой в спинку переднего сиденья. Некоторое время, она тупо смотрела на его руку, что-то ее насторожило. Его рука, не очень чистая, была красивой формы и сильной, так и чувствовалось, что такая рука могла и больно ударить и нежно приласкать. Такая рука могла сжимать рукоять меча, руль автомобиля, наконец, ласкать женскую грудь, но черенок лопаты не очень вписывался в эту ладонь. Размышляя об этом, Виена обнаружила отсутствие сумочки в руках, в испуге стала ее искать. Габриэль проснулся от ее движений, ничего не понимая, смотрел на нее. И только, когда она нашла сумочку, он заговорил, опять как будто оправдываясь.
   - Вы заснули, и я убрал ее сюда, чтобы она не упала. Сидя неудобно спать.
– сбивчиво пояснил он.
   - А к вам я сама прислонилась? – с подозрением спросила Виена.
   Он сначала растерялся, потом снова стал оправдываться.
   - Мне показалось, что вам так будет удобнее.
   - А вам?
   - Я привык. И потом я все-таки мужчина.
   Почему-то этот последний довод странным образом подействовал на Виену. Она глядела на него, только сейчас осознав, что это действительно так. До этого момента она и в самом деле даже не задумывалась над этим. Вдруг до нее окончательно дошло, что она заплатила деньги за этого мужчину, попросту – купила. Было интересно, что он воспринимал это совершенно нормально, не то, что она. На мгновенье ей показалось все каким-то диким, неестественным. Она в ужасе подумала: «Издержки долгого пути, я сошла с ума». Но, взглянув на своего спутника еще раз и встретившись с ним глазами, как-то сразу успокоилась. Он улыбался, и его улыбка была просто обезоруживающей.
   - Ну, что ж, можете использовать мое плечо, если еще хотите спать. Я не против. – заверила она его.
   Он ничего не сказал, но и в самом деле опустил голову на ее плечо. Сначала она почти не чувствовала тяжести его головы, скорее всего он еще бодрствовал. Через некоторое время эта прислоненность стала ощутимой, она решила, что он все-таки заснул. Виена переваривала давно забытые ощущения. Спал Габриэль так, как будто боялся ее побеспокоить: не шевелился, не вздрагивал, она даже не слышала его дыхания. Ее же стали опять одолевать какие-то смутные соображения, она никак не могла уловить их смысл. Было такое чувство, словно она что-то забыла, а теперь безуспешно пытается вспомнить. Она искоса поглядывала на него, стараясь не двигаться, чтобы не разбудить. Виена снова удивлялась себе, появление чувства ответственности за человека, которому помогла таким странным образом, было новым для нее. Она так привыкла полагаться только на себя, отвечать только за свои действия и слова, не обременять кого-то своими проблемами, но и не взваливать на себя излишние заботы о близких, а о неблизких тем более. И теперь это вынужденное состояние ответственности и заботы о незнакомом постороннем ей человеке выбивало ее из привычного равновесия.
Думая так, она не заметила, как снова задремала. Прошло всего несколько минут, сквозь эту дрему она почувствовала, что Габриэль выпрямился, и тогда она внезапно открыла глаза, усилием воли стараясь проснуться. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и сочувственно ей улыбался.
      - Меня всегда укачивает в транспорте, когда я не вижу, что за окном. – пояснила она.
      - Просто вы не выспались. – ответил он. – И я тоже.
      - Ничего, вот доеду куда надо и там высплюсь. Эта бесконечная дорога, лишила меня чувства пространства и времени. – она взглянула на своего спутника. – А вам куда надо?
      - Туда же куда и вам, в Красноярск. – сказал он осторожно.
      - Я вроде бы не говорила, что еду в Красноярск. – Виена была в недоумении. – Или это тоже ваше предположение, или сообразительность?
      - Вы излишне недоверчивы, - улыбнулся он, но на вопрос не ответил.
      - С чего бы мне вам доверять? Вы еще ничего такого не сделали, чтобы я вам могла довериться. Пока только одни расходы.
      - Я окуплюсь, вот увидите, - он продолжал улыбаться, но улыбка была уже ироничной.
      - Посмотрим, - сказала она неопределенно, хотя на языке вертелись другие слова, произнести их не решилась, боясь показаться слишком резкой.
      По отношению к этому парню, который из одного рабства попал в другое, возможно было бы жестоко озвучить подобные мысли. Использовать его как «раба» она, конечно не собиралась. Выкупив его на таких необычных условиях, Виена не знала, что с ним делать дальше. Зачем ей «раб»? Вообще-то, она – одинокая женщина, а он все-таки мужчина…. Габриэль отнесся к условиям сделки очень серьезно, и, кажется, не собирался их нарушать. Она решила пока об этом не думать.
      - Мне кажется, вы не очень рады моему присутствию. - огорченно произнес он. – Я чувствую себя виноватым.
      - Конечно, я и не мечтала о таком попутчике, но что поделаешь, приходиться терпеть. – усмехнулась Виена, но, увидев, что это еще больше расстроило Габриэля, сказала. – Да успокойтесь же, я помогу вам добраться до Красноярска, раз уж так получилось. – и добавила, улыбнувшись. – Хотя, это ввергает меня в лишние расходы.
      - Так и думал, что вы шутите, но…
      - Обещаю, что постараюсь помочь, но только до Красноярска. Будем надеяться, что вы человек порядочный, а не какой-нибудь проходимец. Ваш вид, правда, говорит в пользу последнего, а ваша речь убеждает в обратном. Не знаю даже чему больше верить: глазам или ушам?
      - Говорят, женщины в первую очередь полагаются на слух. Что ж, вы меня утешили. Я постараюсь быть для вас полезным и докажу, что я уж точно не «проходимец». – ответил он.
      В его голосе ей послышалась ирония, особенно в этом повторении слов «постараюсь» и «проходимец».
      Енисейск появился как-то неожиданно. Виена не могла вспомнить была ли тут раньше или не была. Автовокзал оказался довольно приличным для такого небольшого городка. Виена не стала задерживаться у расписания рейсов, сразу же прошла к кассам. Она без особого труда купила два билета до Лесосибирска, автобус отправлялся через пятнадцать минут. Они даже поесть не успевали, время обеда давно прошло, и чувство голода давало о себе знать.
      В этом автобусе их места оказались где-то в конце салона, и не рядом. Уже в автобусе Габриэль уговорил мужчину, сидящего возле Виены, пересесть на его место. Она удивилась, но ничего не сказала. До Лесосибирска ехали, почти не разговаривая, и примерно через час уже были на месте. Поезд до Красноярска отправлялся через четыре часа. Став в очередь, она попросила у Габриэля паспорт. Заглянуть в него был очень любопытно, но неудобно, так как он стоял рядом. Через некоторое время Габриэль предложил постоять вместо нее. Виена постаралась отогнать мысль о том, что он исчезнет с деньгами и документами, села на скамью так, чтобы ее спутник был в поле зрения.
      В ожидании Габриэля Виена чуть не заснула, очередь была небольшой, но продвигалась довольно медленно. Он вернулся с билетами, отдал их ей вместе с паспортом и сдачей.
      - По-моему, пора перекусить, иначе мы не доедем до Красноярска. – сказала Виена, убирая деньги, билеты и паспорт в сумочку, взглянула на Габриэля, вид у него был весьма нерешительный. – Ну, что вы все время смущаетесь? Неужели вы думаете, что я стану есть, а вас оставлю голодным? Или вы предпочитаете быть голодным?
      - Нет. – он улыбнулся. – Но это снова лишние расходы.
      - Знаете, я уже столько на вас потратила, что пара сотен рублей не делает погоды. Ну?
      - Как скажите, госпожа. – он продолжал улыбаться.
      Они нашли тут же на вокзале что-то вроде кафе. Еда здесь большим разнообразием не отличалась, но, поскольку, они были очень голодны, то привередничать не имело смысла. Оказалось, что Габриэль не ел со вчерашнего вечера, а Виена вообще забыла, когда ела в последний раз.
      - Я устрою себе сегодня молочную диету – съем что-нибудь типа йогурта или кефира, не люблю вокзальную еду. А вот чем кормить вас, даже не знаю? – она вопросительно взглянула на Габриэля.
      - Все равно, - он пожал плечами, - я не прихотлив.
      - Не знаю, чем вы питались до своего «рабства», Петрович, наверное, кормил вас натуральными продуктами? Знаете, что? Выберите сами, что вам нравится, а я заплачу, только не жадничайте. – сказала она, но, глядя на его изумленную физиономию, пояснила. – В смысле, не ограничивайте себя и не жадничайте моими деньгами.
      - Понятно, - кивнул он.
      После в ожидании поезда, они сначала побродили возле вокзала, потом сидели в зале. Почти не разговаривали. Виена боялась показаться назойливой и излишне любопытной. Она решила не использовать свое «хозяйское» положение, подумав, что может ее спутнику это будет неприятно. Габриэль, скорее всего, помалкивал по той же причине, только чувствуя свое подчиненное положение. Он оставался вежливым, предупредительным, но все же она моментами замечала в его глазах любопытство. Он не казался удрученным или расстроенным, а ей думалось, что рабское положение должно вызывать именно такие чувства. Виена предположила, что, скорее всего, этот человек претерпел за свою жизнь достаточно передряг, и поэтому уравновешенность стала одним из его главных качеств. Пожалуй, он был не так молод, как ей показалось в начале. Знание языков, правильная речь, без сленговых излишеств, все это выдавало в нем образованного человека.«Опустившийся интеллигент? Наркотики, игра, пьянство? Может, бывший преступник? Странно», - думала Виена, глядя на него. Она так и не пришла ни к какому выводу, он по-прежнему оставался для нее загадкой.
      При посадке в поезд, Габриэль еще раз поразил ее своими манерами: он с сумкой поднялся первым, протянул ей руку, а, когда она оказалась в вагоне, пропустил вперед. В купе повел себя также, убрал ее сумку, помог снять шубу и сам ее повесил, разделся и скромно уселся на диван.
      - Ну, еще немного, и мы будем на месте. Вы рады? – обратилась она к Габриэлю.
      - Не знаю, пока не знаю, - сказал он задумчиво.
      Виена не стала продолжать разговор, в купе они были одни. Поезд тронулся, и оказалось, что они едут без попутчиков. Быстро темнело, за окном уже было почти ничего не видно. Габриэль помог ей управиться с постелью, потом забрался на верхнюю полку, и она его не слышала до утра. А утром оказалось, что они так и ехали вдвоем. Проводница предложила кофе и чай. Они выпили кофе и съели купленные вчера бутерброды, и снова каждый улегся на свою полку. Виена сначала спала, проснувшись, достала книгу и некоторое время читала. Габриэль спустился со своей полки только к обеду, сел напротив, смотрел в окно, иногда бросая взгляд и на нее. И хотя она лежала, уставившись в книгу, все равно чувствовала, что он на нее смотрит. Наконец, Виена не выдержала.
      - Читать будите? – спросила она довольно резко.
      - У вас еще что-то есть? – он даже вздрогнул от неожиданности. – А вы, что читаете? – взглянул на повернутую к нему обложку. - Танка, японские пятистишия. «Итак, друзья, скорей в страну Ямато…». Вам нравится японская поэзия?
   - Нравится. – сказала она. – У меня еще есть томик Хмелевской, это лучшее «чтиво» в дороге.
   - И все?
   - Еще есть карманная библия. Я же не вожу с собой библиотеку. Или вы предпочитаете смотреть в окно? Приедем только к вечеру.
   - Тогда, пожалуй, я перечту детектив. – он взял протянутую книгу.
   Читали, поглядывая друг на друга поверх книги. Виена видела, как на его губах появлялась улыбка, соображала, что его могло развеселить в приключениях пани Иоанны.
   - Мне кажется, что вы не читаете, а просто смотрите в книгу. – Габриэль внезапно опустил свою книгу на колени и уставился на нее. – Вы уже полчаса смотрите на одну и ту же страницу, не переворачивая ее. – пояснил он, когда она взглянула на него удивленно.
   - Ну и что? Может, я о чем-нибудь думаю. – возразила она.
   - Может, думаете, а может, на кого-нибудь смотрите. – сказал он, подозрительно блеснув глазами.
   - Какая самонадеянность! Если и смотрю, то непроизвольно, без всякого умысла. – усмехнулась Виена. – Что же, на вас и посмотреть нельзя?
   - Смотрите, только у меня не тот вид, чтобы меня разглядывать.
   - Ага, вам это не нравится, а на меня смотреть можно? Может, и у меня не тот вид, чтобы на меня глазеть. – раздраженно сказала она.
   - Вы хорошо выглядите. – заверил он ее.
   - Несколько дней в пути, что ж тут хорошего. Как же вы переносили ваш вид в деревне? Или там некому было на вас смотреть, кроме Петровича? – съязвила Виена.
   - Действительно некому, - согласился Габриэль, его голос прозвучал как-то грустно.
   Виена, сверкнув на него глазами, отвернулась к стенке. Упорно читала стихи, совершенно не вникая в смысл слов, не понимая, что там написано. От такого механического чтения не заметила, как заснула. Когда проснулась, увидела, что Габриэля нет в купе. Она даже испугалась, быстро поднялась, обулась, и выглянула за дверь. Он стоял напротив купе и смотрел в окно, услышав, как открывается дверь, оглянулся. Виена видела, что он обрадовался ей, но старался скрыть улыбку.
   - Вот вы где? – вырвалось у нее. – А я уж думала….
   - Что я сбежал? – он прошел в купе. – Мне пока некуда и незачем сбегать, да и поезд не останавливался, пока вы спали. Я не умею прыгать на ходу. А вы, похоже, расстроились, не обнаружив меня на месте?
   - Вот еще! – фыркнула она. – Может, я обрадовалась, что вас нет, не велика потеря.
   - Конечно, двести с лишним долларов, разве это деньги.
   - За мои же деньги, он еще будет шутить надо мной! – вспыхнула Виена.
   - Простите, госпожа, - тихо сказал Габриэль, сел, уставился в книгу, и больше не разговаривал с ней почти до самого Красноярска.
   Она молчала, думая, что как-то нехорошо получилось, надо было тоже отшутиться. Ей показалось в какой-то момент, что он пытается произвести на нее впечатление, и, может, даже старается понравиться. Такое направление собственных мыслей привело ее в раздражение. Она со злостью глянула на парня, и встретилась с ним глазами. Некоторое время они смотрели друг на друга не отрываясь, и одновременно отвели глаза. И только, подъезжая к Красноярску, вынуждены были переброситься парой фраз. Виена чувствовала себя неловко, вроде не ругались, но все равно было чувство сожаления о сказанном. Габриэль тоже виновато на нее поглядывал, но ничего не говорил и делал вид, что ему все равно. Виена видела, что он сильно расстроен, только не могла взять в толк, почему его это так разволновало. Но еще более странным было то, что и она была расстроена случившимся. Решила, что постарается как-нибудь загладить свою резкость, и только тогда облегченно вздохнула.

            3
      Красноярск встретил их сыростью. Было слякотно, снега на тротуарах почти не было, он грязными кучками лежал у бордюров и на газонах. День клонился к вечеру, везде горели фонари, и сверкали огни рекламы. На привокзальной площади толпился народ, кто-то встречал, кого-то встречали. Люди спешили к троллейбусам и автобусам, таксисты терпеливо ожидали пассажиров в разномастных автомобилях.
Виена нерешительно остановилась на крыльце вокзала. Габриэль нес сумку следом за ней.
      - У вас есть, где остановиться? – спросила она у него, обернувшись, в ответ на вопрос он остановился и покачал головой. - Понятно! Значит гостиница. Вернемся, я узнаю в справочном какая гостиница нам подойдет.
      Пока Виена ходила узнавать насчет гостиницы, Габриэль остановился у одной из мраморных колон, молча изучал табло прибытия поездов, и с любопытством наблюдал за людьми. Народ сновал взад и вперед, толпился, ожидал. На вокзале было шумно, как в улье. Виена вернулась довольно быстро.
      - Я думала, сбежите, - она многозначительно посмотрела на свою сумку.
      - Я же… - Габриэль, кажется, обиделся.
      - Ладно, проехали. Несмотря на ваше пока еще примерное поведение, мне приходят в голову вполне резонные мысли, а вдруг вы все же какой-нибудь проходимец или аферист? Вы, в сущности, о себе ничего толком не рассказали, а я выложила за вас двести долларов, не считая стоимости билетов.
      - Вам так жалко денег? Вы все время пытаетесь меня этим уколоть.
      - Нет, но я не люблю, когда меня надувают. – она опять сдерживала себя с трудом, чтобы не нагрубить.
      - Я ничего не сделал плохого.
      - Пока, приятель, пока еще. А вдруг сделаете? – с подозрением спросила Виена.
      - Например? – Габриэль сдвинул брови, и сжал губы.
      - Убьете, ограбите, ну, наконец, изнасилуете. Да мало ли что?
      - Вы меня боитесь? На этот счет успокойтесь, я ничего плохого не могу вам сделать. Я же ваша собственность. - голос Габриэля был решительным, и в нем проскальзывали нотки нетерпения, но последнюю фразу он произнес как бы с насмешкой.
      - Вы что же так и собираетесь таскаться со мной? – возразила Виена.
      - Я не могу вас оставить, - Габриэль остановился.
Виена так и чувствовала его желание сопротивляться дальше.
      - Это из-за кольца? Я его выброшу!
      - Не имеет значения!
      - Ах, вот как вы заговорили! Что же сразу не объяснили, я бы…
      Он опять остановился, и повернулся к ней, кажется, этого человека нельзя было сбить с толку совершенно ни чем. И даже назревающая ссора его, кажется, не страшила.
      - Я вам нужен. Я не предлагаю купить себя, кому попало!
      - Тоже мне принц! Вот надо было оставить вас в той глухомани, я бы посмотрела, какую еще дурочку вы бы там нашли!
      - Исключено!
      - Нет, он еще и издевается! – Виена негодовала. – Послушайте, давайте мирно расстанемся. По-моему, так будет лучше. Вы пойдете себе, я себе… Бог с ними, с двумястами долларами. Хотя, понимаю вам некуда идти, и у вас нет денег. Мне вроде тоже некуда идти, правда у меня есть деньги. Вообще-то, я не собиралась дальше заниматься благотворительностью, но я могла бы вам дать немного.
      - Позвольте все-таки остаться с вами. Если вам это не нужно, это нужно мне, я должен быть рядом с вами.
      Этот спокойный баритон уже действовал ей на нервы, а когда он говорил так проникновенно, она готова была согласиться с какими угодно доводами, дар убеждения был у него в крови. Причем убедительными были не столько слова, сколько каким тоном это было сказано, и еще, пожалуй, взгляд был таким убедительно-умаляющим. И все равно ей показалось, что он был уверен в ее отступлении.
      - Ну что же с вами делать? Тогда действуйте, ищите такси, гостиницу и так далее. – сказала Виена и удивилась, что в который раз так легко с ним соглашается.
      Сопротивление становилось просто невозможным, она сдалась, но какое-то непонятное раздражение все же осталось.
      - А какую гостиницу вам предложили? – спросил Габриэль, он выглядел вполне удовлетворенным ее сговорчивостью.
      - Разумеется дорогую, люкс номера и все такое прочее. Самые подходящие условия для измученных путешественников, как мы с вами. Цивилизация и полный комфорт. Это рядом с оперным театром.
      - А у нас хватит средств?
      Ей понравилось, как он это произнес.
      - Ха! Вы что же думаете, у меня кошелек набит сто долларовыми купюрами? – видя, как Габриэль улыбается, Виена примирительно добавила, - Ладно, на один день хватит. У меня уже нет сил, спорить с вами, я ужасно устала и хочу есть. Но еще больше хочется принять душ. Поедем в люкс.
      Габриэль, взяв дело в свои руки, повел себя весьма решительно. Виена удивленно слушала, как он на английском и ломаном русском объяснял шоферу такси, куда их нужно отвезти. Причем таксиста совершенно не смутила потрепанная одежда пассажира, он только озадаченно оглядел молчавшую Виену. Она же решила благоразумно ни во что не вмешиваться. С некоторой злостью подумала: «Пусть помучается, сам напросился». Только не могла понять, с чего бы это вдруг ее спутник решил выдать себя за иностранца. Габриэль вел себя как истинный джентльмен, распахнул заднюю дверцу для нее, жестом приглашая садиться. Сам сел рядом с шофером. Она даже бровью не повела на его «darling, please», зато пока ехали, подумала: «Как же он собирается расплачиваться? Денег у меня не попросил». У гостиницы, выходя из автомобиля, она про это совершенно забыла. Но похоже, у ее спутника этот момент не вызвал никаких затруднений. И только, когда такси отъехало, Виена спохватилась.
   - А деньги?
   Габриэль, идущий впереди, удивленно обернулся.
   - Какие деньги?
   - За такси.
   - Ах, это. У меня немного денег завалялось в кармане, - он небрежным жестом показал, что это сущая мелочь.
   - Немного – это сколько? И какими же немногими деньгами вы с ним расплачивались, английский вы аферист!
   - А какими деньгами может располагать английский джентльмен? Вот такими и расплатился! – он с вызовом посмотрел на нее.
   - Стойте! – Виена решительно направилась к мнимому англичанину и бесцеремонно запустила руки в карманы его полушубка. Ей удалось выудить из овчинных глубин несколько мелких купюр евро. - А были и покрупнее?
   На этот вопрос Габриэль не ответил, зато спокойно возразил.
   - Леди так не поступают.
   - Со своей собственностью леди поступают как им угодно! - резко сказала Виена. – Расплачиваться буду я, а вы можете продолжать в том же духе – дурить голову администратору. Может вам, как английскому джентльмену снизят плату за жилье?
   И решительным шагом направилась в гостиницу. Габриэль последовал за ней. Она почему-то вбила себе в голову, что если у ее спутника и есть какие-то деньги, то они ненастоящие. Страх попасться с фальшивыми деньгами ее буквально парализовал. Она достала из сумочки свой паспорт и протянула ему. Габриэль пожал плечами и пошел к стойке администратора. Виена даже не предполагала, чем обернется ей это попустительство. О чем он там говорил, она даже не слушала, тем более что на этот раз он вообще предпочел изъясняться только по-английски. Похоже, администратор его неплохо понимала, так как русской речи слышно не было. Наконец, он обернулся к ней, она сразу же поняла, что наступил финансовый момент. Она подошла к стойке и вопросительно на него посмотрела: «Сколько?» Однако администратор назвала цифру по-русски, от которой у Виены мурашки побежали по спине. Она молча отсчитала нужное количество купюр и так же молча протянула их девушке, та протянула ключ от номера Габриэлю и по-английски назвала этаж.
      - По-моему вы произвели на нее впечатление, - Виене хотелось кольнуть его хотя бы словами.
      - Впечатление произвели вы. Когда за английского джентльмена расплачивается дама – это нонсенс.
      - Надо было говорить по-французски, там это в порядке вещей.
Портье проводил их до номера. Уже у дверей Виена сообразила, что ключ был один, значит и номер один. Что же наговорил Габриэль администратору, и какие документы он ей предъявил? У него был русский паспорт, что там было написано, Виена не разглядывала, но что документ был российского гражданства, она помнила точно, когда покупала билеты на автобус в Енисейске. Вдруг все это показалось ей подозрительным. От этого неожиданного открытия она даже остановилась. Габриэль, кажется, понял ее умозаключения, но сделал вид, что ничего не произошло. Он привычным джентльменским жестом и своим «плиз» пропустил вперед портье, затем Виену, сам вошел последним. Разумеется, он понял, что при постороннем Виена скандалить не будет. А она, увидев двухкомнатный номер на двоих, спальню с кроватью как космодром и гостиную с кожаной мягкой мебелью, готова была растерзать «англичанина». Портье пробыл в номере как раз столько времени, проверяя, все ли в порядке, чтобы первая волна гнева у Виены прошла. Как только портье удалился, Габриэль швырнул ее сумку в спальню, и, не обращая внимания на Виену, глядевшую на него, как судебный пристав, плюхнулся на диван.
      - Ура! Я – человек! – он был не в силах подавить радостный вопль.
      Вид у него был такой, как будто он перенес долгие мытарства и, наконец, добрался до дома. Виена, глядя на него, передумала сильно скандалить по поводу тех неудобств, которые ей предвиделись, но решила хотя бы выразить свое недовольство.
      - Сволочь, ты, а не человек! А второй номер взять, ума не хватило? Будешь спать под дверью в коридоре!
      - Два номера – очень дорого. Я имею в виду, что два одноместных номера дороже, чем один двуместный. По-моему здесь места хватит. – его невозмутимость была как ведро воды на огонь ее гнева. – И потом я должен быть рядом.
      - Иди-ка, ты мыться, расчетливый британец. Смотреть на тебя не могу! – от злости Виена снова перешла на «ты».
      - Как скажите, госпожа! – Габриэль вскочил с дивана и почтительно сложил ладони на манер японского приветствия и поклонился.
   Он скинул полушубок, и некоторое время раздумывал, куда бы его пристроить. Потом бросил его на пол в прихожей, и направился к ней. Виена сняла только шляпку, и, держа ее в руках, прошла в спальню.
      - Вашу шубку, госпожа.
      Габриэль снял с нее шубу, забрал шляпку, унес все это в прихожую и повесил в шкаф. И только после этого, сбросив сапоги рядом с полушубком, отправился в ванную.
      Пока он мылся, Виена позвонила в ресторан гостиницы, заказала ужин в номер. После достала свои вещи из сумки, и разложила их в ящиках комода. Оглядела комнаты. Ужасно дорого, дороже, чем ей обошелся Габриэль. Она заплатила только за одни сутки, решив, что на следующий день найдет что-нибудь более дешевое. Гостиная и спальня были примерно одинакового размера. Окна во всю стену, бежевые портьеры, светлые однотонные обои на стенах. В спальне были только бра по обе стороны кровати, зато в гостиной с потолка свисала шикарная люстра. В спальне размещались еще длинный низкий комод, примерно такой же туалетный столик и тумбочки рядом с кроватью. Кровать стояла параллельно окну, высокой спинкой упираясь в стену, сторона без спинки была обращена в широкий проем, соединяющий спальню и гостиную. Гостиная была меблирована просторными диванами и креслами, обтянутыми кожей бежевого цвета. Довольно внушительных размеров низкий журнальный столик, тоже светлых тонов, располагался между диванами. Большой телевизор был установлен так, чтобы его можно было смотреть и из гостиной и из спальни. В небольшой прихожей были встроенные шкафы и холодильник.
      В ожидании, когда освободится ванная, Виена разложила на кровати пеньюар, в который собиралась переодеться. Потом прошла в гостиную, села на диван, достала сигареты, закурила. Ситуация была такая странная, что ей не хотелось даже попытаться ее осмыслить. «Вот так люди попадают в сумасшедший дом», - засела в голове мысль. Все мало походило на реальность, но все это было. Виена ущипнула себя за руку, больно. Обычно в книгах и фильмах реальность доказывали болью, если больно, значит существую. Она поднялась, подошла к брошенным вещам Габриэля и в задумчивости остановилась. В ванной лилась вода, и даже через закрытую дверь просачивались соблазнительные ароматы моющих средств. Она вернулась на диван. Мысли так и вертелись вокруг ее странного спутника, но она старалась изо всех сил об этом не думать. И вот в разгар ее мыслительных мучений, дверь ванной открылась, и через минуту в гостиной появился виновник этих мук. В руках он держал свою одежду, которую тут же бросил поверх сапог и полушубка. Виену он сначала не заметил, а она замерла с сигаретой в руке как жена Лота. Его, кажется, совершенно не смущал собственный вид. А вид у него был замечательный: одно белое махровое полотенце вокруг бедер и больше ничего. Виена, наконец, опомнилась, затушила сигарету в пепельнице. Габриэль сокрушенно развел руками, в ответ на ее молчание.
   - Мне не во что переодеться. И думаю, у вас вряд ли найдется что-либо подходящего размера, - он расположился на диване напротив нее. – Ванная свободна, я все убрал.
   Виена как будто не слышала, что он сказал, продолжала сидеть, задумчиво разглядывая его, барабаня пальцами по собственной коленке. Такое резкое изменение в облике человека ее просто потрясло. Она еще раньше заметила, что ее спутник отнюдь не урод, и, если его помыть и приодеть, будет даже ничего себе. Но чтобы до такой степени! Он не изменился до неузноваемости, однако, то, что скрывала раньше одежда, теперь было очень хорошо видно. Некоторая доля его «смуглости» была смыта водой, и он оказался загорелым тем изумительным загаром, который бывает только от тропического солнца. Сделать такой загар даже в солярии невозможно, либо это была натуральная смуглость, как у итальянцев, или арабов. Он был в меру мускулист, каким обычно бывает мужчина, не слишком изнуряющий себя накачкой мышц, но и не пренебрегающий физическими упражнениями. Одно движение такого обнаженного тела вызывает у многих женщин слабость в ногах. Прямые волосы длиной до плеч оказались каштанового цвета. Он зачесал мокрые волосы назад и побрился. Глаза золотисто-карего цвета под прямыми черными бровями, слегка приподнятыми к вискам, прямой нос благороднейших линий, вот только губы были, может, чуть тонковаты, но красивой формы. Короче говоря, Габриэль оказался очень красивым мужчиной. В какой-то момент ему можно было дать не больше двадцати, а то казалось, что ему за тридцать. И держался он гораздо увереннее. Теперь у Виены язык не поворачивался назвать его парнем, и некоторая доля фамильярности, с которой до этого она обращалась к нему, показалась ей неподходящей.
Виена вдруг как бы очнулась, перестала барабанить по колену, потерла пальцем переносицу.
      - Я думала, у вас глаза окажутся голубого цвета.
      - Почему? - удивился он.
      - Слишком долго вы смывали прах глубинки. Ваш бывший хозяин специально не позволял вам мыться?
      - «Среди каких миров скитался я…», - в тон Виене продекламировал Габриэль, - Нет, он устраивал баню каждую неделю.
      - Тогда откуда эта княжеская любовь к грязи?
      Габриэль недоуменно свел брови к переносице.
      - А, вы имеете в виду русскую поговорку «из князи, да в грязи» или наоборот?
      - Вот вы и выдали себя, милорд. Наш русский человек так бы никогда не выразился. Пойду и я смою бренный прах со своего изнуренного тела.
      И оба рассмеялись. Виена поднялась и направилась в спальню за пеньюаром, пока шла, заметила, что он проследил за ней взглядом. От этого вроде бы ничего не значащего факта ее настроение вконец испортилось.
      - Кстати, должны принести ужин. Соблаговолите принять его и расплатиться, если потребуется. Кошелек на тумбочке.
      - Вы снизошли до меня доверием, - Габриэлю, похоже, понравилась игра в светские любезности, – а вдруг во мне взыграют воровские наклонности?
      - Да хоть маньяческие! Не думаю, что у вас хватит ума разгуливать по гостинице в одном полотенце.
      - Я завернусь в простыню, – возразил он весело.
      - Что-то моя собственность совсем осмелела. Продам кому-нибудь, - Виена многозначительно на него посмотрела.
      А он вдруг стал совсем серьезным.
      - Для этого нужно еще и мое согласие. Я помню условия сделки.
      Виена открыла дверь в ванную, и не выдержала, обернулась, лучше бы этого не делала. Габриэль не превратился в чудовище, он продолжал сидеть, скрестив руки на обнаженной груди, но посмотрел на нее так, что у Виены едва хватило сил закрыть дверь. В его взгляде было что-то такое, что невозможно передать словами. Иногда он смотрел так, как будто что-то знал, чего не знала она, тогда казалось, что в его глазах блеск вечности, вечности кристалла, вечности звезды. А иногда это был взгляд мужчины, смотрящего на женщину, которая ему нравится.
«Чертов ублюдок, - со злостью думала Виена, настраивая ручку смесителя, струя воды была то слишком холодной, то слишком горячей. - И откуда он взялся на мою голову?» Она никак не могла вспомнить, что делала в этом поселке, названия которого не помнила, зачем вообще туда ездила. Где-то слабенько маячила мыслишка, что ей непременно нужно было быть в Красноярске. Вот только опять же, зачем? Она разделась, но боялась посмотреть в зеркало, ей показалось, что она ничего там не увидит, только стены ванной. Виена, превозмогая скользкий страх, медленно подняла голову, в зеркале мелькнул силуэт усталой темноволосой женщины. Это ее сразу вдруг успокоило. «Все глупости, вот выйду из ванной, и никакого Габриэля нет». С этой успокоительной мыслью Виена приступила к смыванию «бренного праха», благо в таких гостиницах есть все, что нужно цивилизованному человеку, вот только зубные щетки не придумали оставлять для новых жильцов. Контрастный душ совсем успокоил ее напряженные нервы. Из ванной она вышла в очень даже неплохом настроении, хотела сразу же высушить волосы, но негромкий звук телевизора ее отвлек.
      Картина, которую она увидела, заглянув в гостиную, привела ее прямо в бешенство. Габриэль с пультом в одной руке, а другой за головой, удобно расположился на одной половине кровати и преспокойно смотрел телевизор. На фоне белых подушек и бежевого покрывала он смотрелся очень живописно. Если бы ее волосы не были мокрыми, они, наверное, встали бы дыбом от душившего ее гнева.
   - Что вы себе позволяете? – она буквально задыхалась от злости.
   - Смотрю телевизор, – он был спокоен как обычно. - А что нельзя?
   - Нельзя валяться на моей кровати, здесь я буду спать! А вы, вы можете устраиваться на диване, если для вас два номера дорого.
   - Ладно, - Габриэль даже не стал спорить.
   Поднялся с кровати, поправил подушки и молча пошел в гостиную. А пока шел пристально смотрел на нее, но не взглядом вечного кристалла, а взглядом мужчины, который снисходителен к выходкам слабого пола. Его безропотное согласие ее совсем доконало. Виена без сил опустилась в стоящее рядом кресло, у нее хватило духу поднять на него глаза. Габриэль стоял у дверного косяка, прислонившись к нему плечом, и смотрел на нее так, как будто сочувствовал. Виена обвела взглядом диван. Гнев улегся, и здравый рассудок занял свое место.
   - Лишних простыней и одеял нет. Спать раздетому на коже не очень-то удобно. Вы правы, два номера действительно дорого. Да и кровать большая, как-нибудь разместимся, - она больше пыталась убедить сама себя в такой необходимости, извиниться за грубость у нее не достало решимости.
   - Ужин еще не принесли, - он постарался сменить тему.
   - Мне что-то совсем расхотелось есть, - она еще продолжала злиться, но уже потому, что опять так быстро сдалась.
   - Это пройдет.
   Габриэль прошел в прихожую, хлопнула дверца холодильника, Виена слышала, как он наливает в стакан воду. Воду он принес ей: "Выпейте".
   Она взяла протянутый стакан, сделала пару глотков. Вроде отлегло. Но чувство неискренности, причем неискренности к себе самой, все еще продолжало ее мучить. Виене не хотелось сознаться себе, что все происходящее не так уж ее удивляет. И все всплески негодования – это попытка оправдаться, что сдалась не без боя. Собственно, приступом ее никто и не брал. Так, соблазн на некотором расстоянии. Это похоже на то, когда хочется выпить, и ты знаешь, что бутылка вина стоит в шкафу, и всего-то нужно открыть дверцу, достать вино и налить его в бокал, а можно пить прямо из горлышка. И этому мешает лишь сознание того, что вдруг кто-нибудь увидит, или что-то часто стало хотеться выпить. И эти морализирующие рассуждения могут отравить не только вкус вина, но и все жизнь, как у алкоголика, которого терзают муки совести, но желание пить от этого не пропадает. В дверь позвонили, прервав ее противоречивый внутренний монолог.
      - Это ужин.
      Виена хотела подняться, но Габриэль жестом показал «сидите». Открыл дверь, о чем-то переговорил с официантом, причем оба опять говорили по-английски. По-видимому, у персонала гостиницы сложилось устойчивое мнение о том, что у них поселился иностранец. Служащие, не моргнув глазом, разговаривали с постояльцем на его языке, показывая высокий уровень обслуживания. В гостиную он вернулся с внушительным подносом, накрытым большой салфеткой.
      - Вы, случайно, не ограбили банк? – сказал он, убирая салфетку с подноса.
      - А что?
      - Обычно так тратят деньги, которые достались без особого труда.
      - Вы думаете, банк ограбить легко?
      - Значит, это правда? – он рассмеялся. – Поэтому вы тратите их на дорогие гостиницы, черную икру и мужчин. – последнее слово он произнес явно со значением.
      - Я потратила деньги только на одного мужчину, и проку большого от этого не вижу.
      - Вы судите опрометчиво, и чересчур предвзято. - за этими салонными фразами Габриэль успел все расставить на столе, и даже открыть бутылку вина. – Мне бы следовало надеть фрак ради такого ужина.
      - И я не в вечернем платье!
      - Если вы снимите верхнюю часть вашего одеяния, то нижняя вполне сойдет за вечернее платье.
      После этой фразы Виена внимательно на него посмотрела, разговор начал принимать опасное направление. Оба имели неподобающий вид для малознакомых людей. На ней был только шелковый халат с нижней сорочкой, а на нем одно полотенце. И хотя это одеяние отдавало какой-то интимностью, почему-то обоих это нисколько не смущало. Она вдруг почувствовала, что снова начала нервничать. Когда мужчина и женщина остаются на ночь в одной комнате, да еще, если им предстоит спать на одной постели, исход заранее известен, даже если они выглядят менее соблазнительно. Насчет своей соблазнительности Виена несколько сомневалась. А вот, что касается Габриэля…. Она обречено подумала, что этим все и кончится. Не сегодня, так завтра. Хотя завтра она собиралась переехать в другую гостиницу и в разные номера, по крайней мере, ей это искренне хотелось сделать. Мысль о том, чтобы избавиться от своего спутника как-то отошла на задний план и постепенно рассосалась. «Значит, сегодня», - предположила она, так и не определившись, доставляет ей это предположение удовольствие или нет.
      - По-моему вам пришла в голову какая-то интересная мысль, может, поделитесь? – ей вдруг показалось, что Габриэль понял, о чем она думает.
      - Почему бы вам, не налить мне вина?
      - Десять минут назад вы отказывались есть, - голос его стал обворожительным и насмешливым одновременно, если такое сочетание вообще было возможным.
      Он налил вино в бокалы ровно на одну треть, потом посмотрел на нее и добавил еще столько же.
      - Я собираюсь напиться, как свинья, буду дебоширить и мешать вам спать.
      Ей внезапно захотелось казаться вульгарнее, чем это было на самом деле. Мелькнула мысль, что Габриэль не осознает опасности ситуации, в которой они находятся, в отличие от нее.
      - Как будто вы знаете, как надо дебоширить, - он опять рассмеялся. - Что-то на вас это не похоже.
      - Будто вы знаете, вы даже и не пьете.
      - С чего вы взяли?
      - Ваш бывший «египтянин» сказал, что вы не пьете, никогда. - ей вдруг захотелось бесконечно с ним спорить и попытаться его разозлить.
      Виена вспомнила, что за все время пока она его знает, он ни разу не разозлился. Ей так хотелось поколебать его самоуверенность.
      - Какой «египтянин»?
      - Знаете, Габриэль, разговор с вами похож на игру в шахматы. Мы как будто пытаемся предугадать ход своего противника. Наверное, поэтому разговор с вами похож на поединок.
   Она протянулась за бокалом с вином, он тут же его ей подал, соприкоснулись только кончики пальцев, током их не убило, но Виене показалось, что в атмосфере над столом что-то произошло и даже вроде запахло озоном.
      - У вас входит в привычку игнорировать мои вопросы. И разве я ваш противник? Я и в шахматы-то играть не умею, кажется.
      - Все! Пьем, иначе за разговорами, я не осуществлю своего намерения напиться. – сказала она и залпом осушила бокал.
      Ей подумалось, что в данном случае состояние опьянения хороший выход из сложившейся обстановки. Или сгладит все шероховатости, и успокоит ее женскую гордость, или позволит забыться. И тогда либо сон, либо….
      - Вам так хочется напиться? А других намерений у вас нет? – сказал
Габриэль и последовал ее примеру, но сделал это более изящно, как человек, который знает, как надо пить.
      - Есть. Мне ужасно хочется вас поколотить. – она повертела пустой бокал между пальцами.
      - Мне тоже хочется…, - он не успел договорить.
      Виена вдруг испугалась, что все произойдет прямо здесь на кожаном диване, вперемешку с черной икрой и чинзано. Она резко поднялась, не дав ему сказать.
      - Я иду спать. Уберете все со стола. И ради бога, когда будете спать, не храпите, не переношу органически.
      - Я не храплю, вы должны бы это помнить. Вы ничего не ели почти целые сутки. – он недоуменно посмотрел на нее.
      - Правда? Завтра поем, не последний день живу, - беспечно бросила Виена.
      Реакция Габриэля на эти слова ее удивила, он вздрогнул и как будто замер на мгновение. Потом тихо сказал: «Хорошо». Но Виена уже его не слышала. Она была уже в спальне, скинула халат и забралась под левую половину одеяла, повернулась на левый бок и закрыла глаза, и старалась заснуть как можно быстрее. И ей это вполне удалось, она даже не услышала, и не почувствовала как ее спутник расположился на другой половине кровати. Наверное, так было запланировано судьбой, что вначале пребывание под одним одеялом не предвещало ни каких совместных действий. Но что-то должно было случиться. И это что-то случилось. Виена улеглась спать поспешно, забыла достать из своей сумочки ингалятор и поставить его на тумбочке в зоне досягаемости, чтобы найти его без просыпания. Обычно она так и делала, чаще всего, положив ингалятор под подушку. Днем она им почти не пользовалась. Габриэль скорей всего не обратил особого внимания на эти обстоятельства или не предал большого значения тому, что иногда ее мучают приступы удушья. Теперь ингалятор преспокойно лежал на дне сумочки, а сумочка валялась рядом с кроватью. Виена, ложась спать, бра не стала включать, довольствуясь светом, проникающим из гостиной, смахнула сумку с тумбочки и не заметила. Обычно приступы астмы ее мучили через час-другой после засыпания, и под утро. Сейчас этот момент наступил быстрее, по-видимому, из-за нервного напряжения. Сначала она только тяжело дышала, потом дыхание перешло в хрип, она продолжала спать, ища правой рукой спасительный флакончик по привычке. Габриэль еще не успел заснуть, он был раздосадован быстрым уходом Виены. Ее судорожные движения заставили его приподняться. Он включил бра со своей стороны, и при свете увидел не очень-то приглядную картину – Виена с закрытыми глазами и открытым ртом, и руками, вцепившимися в собственное горло, безуспешно пыталась вдохнуть в свои легкие хоть глоток воздуха. Она уже даже не хрипела. Он склонился над ней, пытаясь ее разбудить.
      - Ви, что? Что надо сделать?
      И вдруг сообразил, что ей нужно, это должно было лежать в ее сумке, вроде там он видел ингалятор. Он поискал глазами, но сумки поблизости нигде не было видно, и не было времени ее искать. Виена внезапно открыла глаза – одни черные зрачки. Габриэль понял, что еще немного и возможно будет поздно. И сделал нечто совсем немыслимое, совершенно противоположное тому действию, которое вроде бы требовалось в данном случае. Он осторожно разжал ее пальцы и убрал руки от горла. А потом наклонился и поцеловал в приоткрытые губы, не слегка, а самым настоящим образом. Сначала ей показалось, что остановилось сердце, что она совсем перестала дышать. Оттолкнуть его не было сил, и она перестала противиться. Мелькнула мысль, что если уж суждено умереть, то лучше так. Он продолжал крепко обнимать ее за плечи и целовать. И вот она уже смогла дышать носом, и через пару минут и ртом, в промежутках между поцелуями. Она машинально обняла его за шею, прикрыла глаза. Его глаза были так близко и тоже полузакрыты. Дышать стало легче. Наконец Габриэль оторвался от ее губ и чуть-чуть приподнялся над ней, но рук с плеч не убрал. Руки Виены так и остались лежать сцепленными на его шее. Теперь его глаза были широко открыты. Они были как расплавленный шоколад, в котором растворили золотой порошок, такие же бархатистые горько-сладкие. Эти глаза были как будто знакомы ей, она уже где-то видела эти глаза, но не могла вспомнить где, и было в них что-то завораживающее. Когда она глядела в эти глаза, где-то в мозгу всплывала картина: скалистый берег и бирюзовая гладь моря до самого горизонта. Показалось даже, что в комнате повеяло солоноватым морским бризом.
      - Как ты? – почему-то шепотом спросил он.
      - Что ты сделал? – так же прошептала она, с трудом приходя в себя.
      - Ничего, - произнес он и снова поцеловал ее.
      Наверное, было бы романтичней, если бы ей приснился кошмар, и она, испугавшись во сне, стала звать его на помощь. Или ей бы приснился эротический сон, и она, запутавшись, где сон, где действительность, заключила бы его в свои объятья. Но все произошло так, как произошло. Нужен же был какой-то толчок, который запустил бы все в движение. Не могли же они, лежа на разных концах кровати вдруг ни с того, ни с сего броситься в объятья друг друга. Хотя, в сложившихся обстоятельствах, это был бы самый благоразумный вариант. Противиться происходящему больше не хотелось, и Виена расслабилась, подумала: «Ну и пусть!». Теперь ей казалось, что Габриэль с самого начала их знакомства осторожно подводил ее к этому. Где-то в глубине сознания мелькнуло ощущение игрушки в чьих-то руках. Но это ощущение было таким мимолетным и неопределенным, что не хотелось его задерживать. Она вдруг сообразила, что на нем ничего нет, и, что этот мужчина лежит рядом с ней обнаженный. Но каждый дюйм ее тела уже пребывал в блаженстве от его прикосновений. Ей хотелось бесконечно ощущать эти губы и эти руки. Он не торопился снять с нее сорочку, и как будто вообще никуда не торопился, как будто знал, что это может продолжаться вечно и не ограничится только поцелуями. Виена нежно водила кончиками пальцев по его лицу, тая от наслаждения. В приглушенном свете бра он казался еще более соблазнительным. В его движениях не чувствовалось опытности мужчины «знатока дела», это были ласки мужчины, который страстно желает эту женщину и не держит под контролем свои действия. Женщине всегда хочется, чтобы каждый новый мужчина в ее интимной жизни был как открытие. Хочется быть немного распущенной, немного безумной, только чувствовать и ощущать, пренебрегая рассудком, отключив разум, уступив место страсти. Хочется, чтобы все было не так как всегда, и подчинятся только велению сердца. Когда тело в полном единении с душою будто парит над действительностью. Когда происходит не физический акт удовлетворения страстей, а полное растворение друг в друге. Когда ощущаешь только того, кто рядом, того единственного желанного, все остальное куда-то уходит, перестает существовать. Когда вся жизнь сопоставима с одним мгновением, а мгновение растягивается длиною в жизнь. И тогда удивишься вдруг, как же ты жила, когда этого не было, когда не было его. Как вообще можно было жить, и все, что было раньше, перестает иметь значение. И чувства рвутся наружу словами, и не хватает слов, чтобы их выразить.
      - Я хочу, чтобы ты был всегда, - Виена губами ощущала, как бьется жилка на его шее.
      - Я и есть всегда, - он чуть отстранился и смотрел теперь на нее восторженно и одновременно ошеломленно, как будто, что-то знакомое и известное внезапно приобрело другие качества.
      И это, что-то новое вдруг пробудило чувства, которые, быть может, дремали, а может быть, даже умерли, о которых он даже и не подозревал, что они вообще могут быть. И было удивление и растерянность перед этой неизвестностью.
      - Если бы я не ушла, если бы мы продолжили ужин, это случилось бы?
      - А ты как думаешь?
      - Мне стало казаться, как только я переступила порог этого номера, что это случится рано или поздно. Что это как неизбежность, что бы я ни сделала, все равно приду к этому, это как судьба.
      - И ты разочарована, что это случилось? Еще не поздно остановиться…
      - Нет. Я теперь думаю, ну, где ты был раньше? И был ли ты вообще?
      - Я и раньше был, - в его глазах как будто промелькнул отблеск далекой звезды, ровно одно мгновение, и опять стал прежним. - Просто ты об этом не знала, или не думала. Я тоже не знал и не думал.
      - Ты есть, значит, и я существую.
      Он улыбнулся ее умозаключению.
      - Обоюдно. Воистину так.
      И он снова поцеловал ее, поцеловал так, что стало понятно – слова больше не нужны. И все, что в ней было нерастраченного, копившегося, может быть, годами, вдруг выплеснулось наружу жгучим желанием и бесконечной нежностью. И все было принято, впитано с благодарностью и ответной влюбленностью. Вот так, там, где недавно ничего не было всего из нескольких слов, объятий и поцелуев, вырастает это хрупкое чувство. Оно может зачахнуть, а может пройтись ураганом по твоей жизни, сметая все на своем пути. Как часто мы боимся его, и ждем, не узнаем и ошибаемся. И каждый раз надеемся, а вдруг это оно? Потому что не знаем, каким оно должно быть. Кто может объяснить, что такое любовь?