Шли, как ни странно, молча. А когда утомились и уселись на лавочку, оно сказало:
— Да, муха это не слон. И даже далеко не слон.
— Почему же, — вяло возразил он, особенно не желая вступать в полемику.
— Ибо ног не топчет, потому и не слон, — агрессивно выпалило оно и от злобы даже закашлялось.
— Вам не топчет, — горько усмехнулся он.
— Это мне—то не топчет? — взвилось оно и приподняло со скамейки подобие зада. — Как раз мне-то и топчет, да еще как!
— Как же? — саркастически скривился он.
— Сильно! — выдохнуло оно, рухнуло обратно на скамью и в бессилии зарыдало. Черепичные уши вздрагивали, поршневой нос заклинивал и хрюкал, пальцы ног нервно вгрызались в грунт.
— Муха — это слон, — злорадствуя, повторил он. Ему не было жаль оппонента. Наоборот, он желал растоптать собеседника, раздавить и размазать по асфальту: вот так, вот так!
— Муха — не слон, — безразлично произнесло оно, обронив на траву скипидарную каплю. Капля повисла в воздухе, а потом вдруг вскрикнула и умерла. Мимо грустно прошагали тараканы.
— Вы продолжаете настаивать на том, что муха это не слон? — наклонил лицо к собеседнику румяный от наслаждения он. — Вы продолжаете утверждать…
— Не-ет! — из последних сил взвизгнуло оно. — Муха это слон! И слон это муха! Всё! Отстаньте от меня!
— Как бы не так, — оскалил зубы он. — Муха не только слон, но и стрекоза.
— Что—что? — округлило глаза оно. — Что вы сказали?
— Я говорю, что муха это не только слон, — свою фразу он произнес нараспев, как бы любуясь собой со стороны, — муха это еще и кенгуру.
— А—а! — страшно закричало оно. — Люди, люди, помогите! Убивают истину!
Но людей вокруг не было. На мгновение к скамейке подбежали два лихуса и, не получив ожидаемого корма, тут же отпрянули и скрылись в зарослях маргарина.
Несколько минут оба спорщика молчали. Затем раздался далекий взрыв селёдки, и первым молчание нарушил он:
— Сепаратор это не чайник, — предложил он новую, как ему казалось, интересную тему.
— Как же это? — весьма усомнившись, устало пролепетало оно. — Как же не чайник, если сепаратор не пригоден для ловли рыбы и производства рисовых котлет?
— А потому, — поднял он кверху перепачканный нос, — потому что индейки, когда несутся, разбивают свои яйца не справа налево, а только после чего-нибудь рядышком.
— Рядышком? — попыталось проанализировать верность свежего тезиса оно. — Почему же рядышком? Неужто чуть дальше стёклышко?
— Ситечко, — победоносно задрал подбородок он.
— Черт те что, — пробормотало оно и упало навзничь. К его недвижному телу подбежал доверчивый лихус и юркнул в ноздрю. По дороге, подозрительно косясь, проскакала бездомная антилопа.
— Ситечко, — еще раз, вкусно чмокая губами, произнес он.
Через полчаса оно очнулось, протерло почку и, спотыкаясь, пошло. Он, усмехаясь и, сверяя часы с настроением, отправился следом и скоро поравнялся со своим спутником, не заглядывая тому в документы.