— Ты слишком доверчив, — это была первая фраза, которой она огорошила его спозаранку. — Ночью ты спал и не следил за моими действиями. А ведь я могла бы уйти черт те знает куда, и делать там всякие разные пакости, а ты спал бы… И откуда в таком тщедушном теле столько силы для сна?
— Я читал где—то, — потягиваясь и отпивая из коленной чашки бром с кремом для бутс, отвечал он, — что чем человек ничтожнее, тем величественнее его сон. И наоборот. Очевидцы утверждали, что Александр спал, скукожившись в букашку и завернувшись в промокашку, и однажды приближенный перепутал его с предметом личной гигиены, и отдал старьевщику в обмен на лапу гиены.
— Значит, ты ничтожество, — заключила она, слишком рано торжествуя, — потому что во сне ты был настолько величественен, что я не решаюсь уйти от тебя к нему и изменить нашей бессмертной любви, ибо кары неизбежной пугаюсь, ибо скоры на расправу фигурирующие в анналах.
— В чем же выражается это мое ночное величие? — он уже встал и хотел было надеть брюки, как тут же выпал из рейтуз и затерялся где—то под каблуком ночной туфли. — Ой, где это я?
— Здесь, — сказал она, и пнула нехитрую обувку, — нашелся? Молодец. Так вот, во сне ты вырастаешь до невиданных размеров и становишься похож на мою резиночку для венепункций, только у тебя есть еще глазки.
— Моя мама так и говорила, — вдруг вспомнил он. — Сынок, ты будешь истинной находкой для своей потерянной жены.
— Что имела в виду старая ведьма?
— Мои колоссальные ночные размеры и мое дневное ничтожество. Ты ведь заметила, что в темноте я как-то шершав на ощупь, а днем гладок, как лебединый клык? Ты заметила? Скажи, что не заметила.
— Я скажу: заметила! И еще раз: заметила!
— Энтузиазм такой откуда?
— От ботокуда! Вставай на табуретку, я защелкну твой шейный позвонок.
— Он болезнен!
— Надо, надо, а то твоя голова напоминает капюшон!
— На улице осадки в виде мокрого с неба и дождя?
— Просто ветер! Опять придется привязать тебя к шнуркам, чтобы ты не уехал на подметках нашей пока просто соседки!
— Как ты думаешь, не сделать ли мне ее не просто соседкой?
— Я тебе дам! Дам, дам, дам!
Они собрались и вышли на улицу. Через пару минут его смел добросовестный дворник, а она пошла к пока просто другу, и стала жаловаться на жизнь и пенять на судьбу.
Вечером его занес знакомый почтальон и отдал вместо вечерней газеты. К счастью, внесенный был в курсе всех последних новостей. Зато у нее было плохое настроение, и она гонялась за ним с мухобойкой, после чего он выплюнул свою печень и упал в наперсток. Она не обнаружила его ни в супнице, ни верхом на мухе, поэтому всплакнула и легла спать одна. Утром у них состоялся неприятный разговор.
— Если ты будешь продолжать уменьшаться, — гремела она, — я поддамся на развод, уяснил? Нет, ты понял меня, микроб? Кстати, где ты, постучи по ближайшей вилке.
— Я отсужу себе половину мебели, — нагло заявил он, выглядывая из-за стакана, — и полный снеди холодильник. Мне на жизнь хватит!
— Ты не приносишь домой ни копейки! — зарыдала она, размешивая в рюмке его выходные ботинки.
— Я же не виноват, что страна выпускает такие тяжелые денежные знаки! — съязвил он, и от злости пнул спичку. — Ой, я, кажется, вывихнул палец!
— Погоди! — вскрикнула она испуганно, — я принесу йод!
— Не надо! — взвизгнул он, но она уже умчалась в зеленую даль гостиной. Оттуда донесся ее крик:
— Минуточку!
— Еще минуту поживу, — вздохнул он и запихал в рот крупинку сахара.
Она вбежала в кухню с пипеткой и долго шарила по столу:
— Ты где? Где ты?
— Тут, — буркнул он, не в силах разжевать сладкий кусок.
Она заметила движущуюся точку на узоре клеенки и прыснула из пипетки.
Но поздно: он уже дематериализовался.