Продолжение. Предыдущая часть http://www.proza.ru/2015/10/03/814
Кастьян
- Женщина на корабле – плохая примета, - Витька изображал из себя опытного моряка, боцмана океанского лайнера, как минимум.
Его опасения начали сбываться. Хотя волны не перехлестывали через борт, воды на дне лодки стало собираться больше, чем раньше, – приходилось то и дело орудовать ковшиком.
Шли долго, несколько часов. Обходили множество мелких совершенно плоских островов, зеленевших мелколесьем над поверхностью моря.
Женька рулил, смотрел вперед и вдруг мечтательно выдохнул:
- Касьян!
Витька с Димкой привстали, обернулись и замерли. Большущие зеленые шапки и желтые стволы сосен освещались предзакатным солнышком; густой подлесок оставался темным. Прежде, чем уйти в холодную глубину моря, теплые лучи оживляли бежевые стены камней, опоясывающих побережье. Природа уложила их в несколько ярусов. Будто рука, потемневшая от ледяной воды, с левой стороны острова к приближающейся лодке с ребятами протянулась монолитная темно серая полированная коса. Слева от нее открылся, наконец, долгожданный безбрежный морской горизонт. Этот простор манил, вызывал ощущение полета – даже запах моря стал другим, непередаваемо свежим. В широкой бухте, справа от косы на камне сидел, опустив голову, полуобнаженный мужчина. Между согнутых и сжатых колен он что-то держал левой рукой, сжатая в кулак правая рука ритмично и быстро двигалась вверх-вниз.
- Робинзон отдыхает, - не удержался от иронии Женька, - не отвлекайте.
Однако мужчина, заслышав плеск весел, встал, громко, но неразборчиво что-то произнес, жестом показал удобное место для причаливания, сам, прыгая по камням, добрался туда и принял носовой конец.
После разгрузки затащили лодку на берег, перевернули вверх дном.
- Ну, вот, - Витька с укоризной посмотрел на Женьку и показал перевязанным пальцем на щель между верхними досками у носа суденышка.
Женька сразу сообразил, откуда она взялась:
- Прилив, отлив лодку об скалы долбило, пока веревка не отвязалась, - и с возмущением добавил, - причем тут «женщина на корабле»?
- Нас сюда на моторке забросили, три недели здесь живем, - улыбаясь, с кавказским акцентом проговорил мужчина, и, показывая покрытой черной шерстью рукой в сторону тропинки, уходящей вглубь зарослей кустарника, - располагайтесь там.
Гриша представился, после рукопожатий вернулся на свое место и продолжил прерванное занятие. Садясь, он взял левой рукой с камня майонезную баночку, зажал ее между колен, в правой руке сжимая деревянный пестик, начал старательно что-то толочь.
- Без аджики мясо есть не могу, - он прервался, показал на мешочки, - киндзу, перец, чеснок с собой взял.
От содержимого баночки исходил строгий приятный запах. Стоило ехать на Север, чтобы узнать состав и даже попробовать на вкус традиционную кавказскую приправу – Гриша дал каждому лизнуть ее с кончика ножа. Обожгло.
- Что за мясо? – заинтересовался Женька.
- Зайцы, - поморщился Гриша, - полно их тут, откуда взялись…
На вытоптанной полянке все было приспособлено для длительного житья. У самого края из-под темно-синего тента желтела большая палатка с тамбуром. Рядышком выстроились двадцатилитровые канистры, видимо, с запасом питьевой воды. На веревках, протянутых между деревьев, сушилась одежда и обувь. Сбитый из досок стол заставлен стеклянными банками, наполненными черными и желтыми ягодами. Около них хлопотали две молодые женщины – сдержанная шатенка и шустрая блондинка. Заросший русыми волосами мужчина, лет двадцати пяти, сидя на дощатой скамейке, снаряжал патроны: в использованные гильзы осторожно вбивал новые капсюли; засыпал внутрь дозы пороха, дроби, перекрывал их пыжами. На сучках сосны висели две охотничьих двустволки. На соседних деревьях – рамки с растянутыми серыми заячьими шкурками. Пахло копченой рыбой.
- Мальчики! Да у вас гитара! – Синеглазая блондинка поспешила навстречу, с радостью бросив заготовительную работу, - располагайтесь, чай еще не остыл.
- Спасибо, - прервал ее Витька, с расстановкой произнося слова, - мы сами, потом, в гости придем,… а лучше вы к нам.
Метрах в ста от вытоптанной поляны Витька остановился, увидев такой же, как на «Высоком» гладкий камень с дождевой водой:
- Стоп!
Организовать стоянку – плевое дело, это умел каждый с пионерского возраста. Не прошло и двадцати минут, как из наступившей тьмы огонь высвечивал брезентовую палатку; в одном ведерке варилась каша, в другом закипала вода для чая. Потрескивающий костер огораживали ошкуренные морем, побелевшие бревнышки, приглашали присесть. Тихий плеск прибоя перекрывался звуками гитары и ребячьих голосов. Гости пришли тихо, расселись. Из двух котелков, поставленных за бревнышки, распространялся приятный гастрономический запах. Русый бородатый мужчина внимательно смотрел на Димкины неумелые переборы и, наконец, попросил:
- Можно мне?
Блондинка заказала:
- Стас, давай «Пиратскую»!
В ритме вальса зазвучало:
«Не бродяги, не пропойцы,
За столом семи морей!
Вы пропойте, вы пропойте
Славу женщине моей…»
Пока пели, шатенка неслышно успела вымыть в море миски и положить в них принесенные копченые камбалы. С материнской любовью тихонько предложила:
- Попробуйте, вкусно.
Блондинка подсела к Витьке:
- Что с пальцем?
- Порезал, - Витька боязливо отстранил левую руку.
- Болит? Дергает? – со знанием дела шептала блондинка.
Чернявый Гриша тоже присел рядышком:
- Люба, надо посмотреть, - и, обращаясь к Витьке с сочувствием, - здесь раны долго заживают, гноятся – сырость!
- Тань! Угости ребят мясом! – Стас, допев «Славу женщине», отдал гитару Димке.
К жилистой, запеченной на углях зайчатине, Гриша предлагал аджигу. Женька, облизывая пальцы, оживился:
- Возьмите меня на охоту!
Люба аккуратно разбинтовала Витькин палец:
- Ух, сколько гноя! Сейчас, - и побежала к вытоптанной поляне.
- Утром как раз собираемся, - Стас оценивающе, но вскользь, взглянул на Женьку, - на зайца дробь крупная нужна, не то, что на утку.
Оказалось, что калибры у двустволок и Женькиной одностволки совпадали, и Стас пообещал дать ему пяток патронов.
Таня подала Димке кружку с ягодой:
- Это морошка, пробовали?
Димка посмотрел на желтые ягоды, похожие на крошечный апельсин с растопыренными дольками. Попробовал. Значит, съедобная, а ведь он опасливо отстранял ее у озера, собирая чернику, думал – ядовитая.
Запахи копченой рыбы, аджиги и печеной зайчатины заглушил запах карболки, исходящей от мази Вишневского. После отмачивания в растворе марганцовки и выдавливания гноя Люба накладывала на Витькин палец толстую повязку:
- Если через два дня не пройдет, надо к врачу. Может, резать придется.
Стас показывал Димке, как нужно правильно «бить» по струнам первым и вторым пальцами правой руки и приглушать звук ребром ладони. Учеба шла успешно.
Утренняя канонада застала Димку на полированной каменной косе. Под небольшим слоем воды безвольно болтались пятиконечные дециметровые звезды. Димка вспомнил, как обожгла его медуза в Черном море. Опасаясь такого же подвоха, он боязливо прикоснулся к одной звездочке и ощутил всего лишь шероховатость, поднял тремя пальцами и положил на ладонь. Димке захотелось показать родным, знакомым в Москве, подарить Нельке – так красив был бирюзовый окрас звездочки с желтыми пятнышками.
Он взял несколько звездочек и положил на желтые прибрежные камни около лагеря. Витька, показывая в небо указательным пальцем левой руки, умывался и чистил зубы. Потом посмотрел вскользь на морских звезд. Взгляд был почти безразличным, только поигрывающие желваки на скулах выдавали скрываемые страдания.
Женька пришел возбужденный, держа за уши правой рукой застреленного зайца:
- Завтра и послезавтра еще пойдем!
Он привязал тушку к сосновому сучку за задние лапы и сделал на них надрезы, неумело работая ножом, отрезал голову, отделил шкурку от мяса.
Вечером Димка кивком головы отозвал Женьку в сторонку:
- Витьку надо к врачу.
- Что, совсем плохо?
- Посмотри на него.
- Да, что-то заскучал.
- Терпит, молчит. Когда отчаливаем.
- Давай завтра. Может за ночь рассосется.
Не рассосалось. Ночью Витька, молча, ворочался, засыпая, стонал. Так, что утром, суетливо собравшись, отправились в далекий обратный путь. Витька рулил, стараясь держать левую руку как можно выше. К вечеру подошли к проливу. Он не пустил, отбросил течением к биостанции. Там и причалили. Женька со знанием местной обстановки быстро нашел фельдшера и организовал ночлег, узнал, что Лида уже уехала в Москву. Витьку сразу отправили в медпункт.
Утром местные мастера разрешили затащить лодку в теплую мастерскую, устроили ей ускоренную просушку и помогли заделать щель между досками. К обеду появился стеснительно улыбающийся Витька. Забинтованная рука поддерживалась на груди марлевой косынкой, перекинутой через шею.
Знакомый берег встречал ребят мелким дождем. Теперь они обратили внимание, что вдоль берега тянутся заросли осоки и камыша. В рассеянном свете Димка увидел на краю этих зарослей красивых птиц на длинных ногах и с длинными клювами. Одни из них были большие, другие – поменьше. Он видел похожих птиц когда-то в зоопарке. Сестра говорила, что это цапли.
Теперь Женька настаивал, что цапли тут не водятся, а эти птицы – журавли.
- Здесь их много, - сказал он и поднял голову, показывая рукой в небо, - вон, стая улетает на Юг.
- А зачем они на Север прилетают? – глядя вслед улетающим журавлям, удивился Димка, - жили бы на Юге, там всегда тепло…
- Может, им удобней здесь птенцов высиживать, еды, наверно, здесь летом больше, - как всегда с расстановкой произнес Витька, - а теперь птенцы подросли и полетели вместе с родителями.
- А мы – взрослые? – как будто самого себя спросил Димка.
Женька, видимо, многое передумал за этот месяц и переоценил. Он уже не насмешливо, а серьезно посмотрел на Димку:
- Ну, раз без родителей смогли на краю света прожить, значит, уже что-то можем.
«Витька – настоящий друг, наверно, спортсмены все такие, - размышлял Димка, - только сообща они выигрывают, обгоняют. Сережка! Если не он, я не исполнил бы свою мечту, не научился петь под гитару. Женька тоже, ничего парень, только уж совсем взрослый, вон, с девушкой познакомился».
Себя Димка никак не оценивал – делал, что умел, для общего блага. Кусочек слюды, звезды вареные хорошо упакованы – будет, что родителям показать.
Поезд пришел точно по расписанию. Ребята как раз успели поставить лодку к причалу и расплатиться с Васильичем. Вагонная духота и почти месячное пребывание на свежем воздухе сморили троих искателей приключений почти сразу. В полумраке вагона перед Димкой опять возник образ Кирюшина.
- Жаль. Мы с Вадимом столько труда в тебя вложили, а ты исчез и даже не поблагодарил. Ну, да Бог с тобой. Хоть баритон тебе успели поставить. Вижу, пригодился!
Кирюшин снял с себя фрак и оказался в белом халате, а не в манишке. Дети смотрели на него внимательно. «Откуда взялись дети, - недоумевал Димка, не осознавая, что спит, - их так много, они такие маленькие и почти прозрачные». Владимир Викторович взял одного из них двумя пальцами и поднес к глазам, отделил от него что-то почти невидимое и положил в тоненькую книжку, как кладут осенние листья на засушку.
- Это музыка в их понимании, их музыкальные образы. Я беру образы у детей и пока складирую. У меня уже есть план. При помощи образов, моих формул и звуков я соединю два полушария.
Он откуда-то вытащил глобус размером с детскую головку, рассек его по меридиану:
- Ты за всю свою жизнь сможешь увидеть сотую часть этой половинки, - он ткнул длинным пальцем в изображение Советского Союза, - а я…
В кружечек ноты длительностью одна вторая, как в игольное ушко, он вставил длинную цепочку из образов, формул и звуков, палочкой ноты, начал протыкать и сшивать глобус, который постепенно стал приобретать черты полушарий мозга.
- Ну, да тебе не обязательно это знать. Ты уже взрослый, у тебя исчезли все образы. Твой сын в этом разберется. А я, как только окончу свое дело, отправлюсь к верхним людям: они меня ждут. Здесь ничего интересного больше нет.
Димке стало страшно. Тут пришла на помощь мама. Вытирая подолом фартука слезы, прошептала:
- Дети для матери - всегда дети…
- Молодец сынок! Гитару освоил, песенки ребятам спел и рыбкой команду накормил, - откуда-то взялся отец, - только зачем на Север? На Юге тепло, там кипарисы и пальмы.
- Передо мной откроется истина, таких личностей, как я, всего несколько человек, а узнают меня миллионы, - летая в пространстве, назидательно твердил Кирюшин, - а ты, Дима, увы, червь, твоей плотью и душей будут пользоваться большие и сильные существа.
Он взял за головку большущего морского червя и всосал его своими большими вытянутыми в трубочку губами.
Димка представил себя тем самым проглоченным червем и, проснувшись, вспомнил, что он теперь совсем взрослый и обязательно уже очень скоро наберет свою команду, с песнями под гитару поведет ее по разным интересным местам – ведь в Советской стране их так много!
Окончание: http://www.proza.ru/2022/01/18/612