Один из дней

               

    Все дни нашей жизни делятся на проходящие, печальные или торжественные – праздничные. Иногда хочется забыть те, которые  приносили  скорбь, боль и грусть, да не можешь, они, как черный квадратик, в календаре, ждут своего часа, своей минуты, своего мига, чтобы остановить нас от повседневной суеты, безразличия и безрассудства. Печальные дни похожи на людей, просящих милостыню, крестясь и кланяясь, шепча молитву. Они заставляют нас бросать монеты в грязную и потрепанную шляпу, осознавая все свое бессилие или, наоборот, твердость и непримиримость к нашей судьбе. Праздничные дни всегда требуют к себе особенного внимания, они наполняют радостью и счастьем нашу жизнь, и монеты уже летят в нарядную, увенчанную цветами и воздушными шариками коробку, в надежде на счастливое окончание. Между двумя этими противоположностями находятся простые, ничем не знаменующиеся событиями будни. Пусть они будут проходящими или просто днями, которые ушли в историю нашей жизни, ни чем особым не запомнившиеся.
  Утренний подъем в пять часов утра, был обычным делом для кладовщика инструментального склада Мишки Тюнькина. Он потянулся, выключил будильник, встал с кровати и посмотрел в окно.
- Хорошее утро, - заметил хозяин дома,  осеннее зарево восхода здоровалось с ним  розовой  полосой на темно-синем небе, - в такое утро  рождаются самые спокойные и рассудительные люди, тишина и золотые березы…
 Каждое утро, несмотря на погоду, Михаил шел на работу пешком, по улице своего поселка, потом останавливался у киоска, покупал семечки и газированную воду, поворачивал на аллею, переходил по мосту речку, поднимался в гору возле школы и останавливался, оглядываясь по сторонам. На площадке у транспортных ворот  его всегда встречал голубь, и Тюнькин сыпал на асфальт пару горстей семечек. Сегодня голубя не было:
- Ну и где у меня, Кеша? – спросил сам себя кладовщик, из-за куста появился прогульщик, - давай быстрее, а то я на работу опоздаю, - упрекал его Михаил. Кеша семенил, переваливаясь с боку на бок, как утка. Рядом проходила молодая девушка, она наблюдала всю эту ситуацию и широко улыбалась, обходя двух уже давно знакомых друзей. Накормив голубя,  Мишка продолжил свой путь в сторону работы.
 На складе находился Владимир, помощник Михаила, молодой парнишка лет двадцати. Он сидел на диване у стола и читал вслух, держа папку в руках, когда в помещение зашел Тюнькин:
- Убедитесь, что противоскользящие башмачки у нее плотно примыкают к горизонтальной поверхности…
- Привет, Вовка-Кладовка, - поздоровался Михаил, подошел к шифоньеру и стал переодеваться. Владимир продолжал:
- После чего раздвиньте ноги, и не торопясь влезайте на нее всем телом, держа равновесие. Соблюдайте осторожность, упираясь обеими руками на правую и левую…
- Камасутру читаешь с утра?- спросил Михаил, включая чайник.
- Нет, инструкцию по эксплуатации лесенок-стремянок, - остановился Вовка.
- Чувствуется в тексте озабоченность, кто автор?
Владимир открыл последний лист инструкции и прочитал:
- Разработчик инструкции – инженер по технике безопасности К.Л.Подмахнула.
- Ну, с такой фамилией и не такое можно исполнять. Чай пить будешь?
- Да,- ответил помощник и достал из тумбочки кружку, положил в нее кусочки рафинада и пакетик с заваркой.
 В окне для выдачи инструмента появилось лицо мастера столярного участка Сиканчук Петра:
- Привет, фрезу для токарного,  для черенков на тридцать  два.
- На тридцать два? – уточнил Вовка и вопросительно взглянул на Михаила.
- Третья полка четвертого стеллажа, справа, второй ряд, - ответил кладовщик.
- Так, - подходя к стеллажу, почесывая затылок, произнес молодой, потом поднял голову к потолку, - высоковато, Камасутру нужно применить!
 - Применяй, - размешивая сахар в кружке, предложил Тюнькин.
- Можно побыстрее, - торопил их мастер.
- Можно, у нас сегодня все можно, у нас сегодня экзамен по технике безопасности, -вытаскивая из угла стремянку, заметил помощник, - вначале нужно раздвинуть ей ноги, потом медленно на нее залезть, соблюдая равновесие…
- Давай быстрее, извращенец! – торопился мастер.
- Потом, зафиксировать верхней бретелькой правую и левую…, чтобы не соскользнула, - Владимир поднялся по стремянке на уровень третьей полки.
- Справа, - подходя к стеллажу, заметил Михаил, продолжая  мешать сахар в кружке.
- Да, вижу, - дергая ящик на себя, ответил помощник, - нашел!
  В этот неподходящий момент ступень стремянки с хрустом сломалась, и со стеллажа на Тюнькина стали падать помощник, ящик с различными фрезами, гаечные ключи и слесарные тиски, которые поставили жирную точку во всей этой истории. Матершинные слова, которыми Михаил обрисовал всю обстановку на рабочем месте, слышали через стенку работницы материальных складов, старший кладовщик и даже рабочие, складывающие обрезные доски в стеллажи на улице.
  Скорая помощь увезла Михаила в больницу. На место несчастного случая прибыли заместитель начальника цеха Вдувайло Сан Саныч, инженер Подмахнула и профсоюзный лидер Наливайко. Комиссия работала достаточно долго, пока Вовка-Кладовка не устал бегать в магазин за водкой. Развозила комиссию по домам аварийная машина, находящаяся в штате цеха, в аварийном состоянии все члены комиссии были доставлены в целости и сохранности по адресу их регистрации.
  В больничной палате, кроме Михаила, лежали еще два пациента.
- Мне завтра операцию будут делать, - заявил один из них, белокурый старик с худым вытянутым лицом, - а у  тебя что?
Второй лежал молча, видимо спал.
- Сотрясение, - ответил Михаил, - тиски на голову упали.
- Да, в жизни на наши головы, что только не валится:   и войны, и голод, и коллективизация, и индустриализация, и …
- Инвентаризация, - перебил его Михаил, - а что с соседом?
- Петрович завтра домой, врачи сказали,  дома пусть умирает…
- Как умирает? – встревожился Михаил.
- Как, как? – возмутился худой, - санитарка говорит вырезали у него что-то не то… Ну,  как бы здоровый орган, перепутали… Говорят бывает, у них у врачей…Вначале сказали нужно больше пить. Он к сестре, - давай, тащи… Та принесла целую сумку Зубровки, на операцию поехал с песнями…Про Сеньку Разина пел. Пошли, покурим, - обратился к Михаилу худой.
- Я не курю, - заметил Тюнькин, а сам задумался… Как так вырезали, что-то нужное???
В палату привезли ужин.
- Встаем, мальчики! – обратилась к больным санитарка, - ужин, встаем!
Спящий, что после операции, открыл глаза, энергично поднялся с кровати, принял все тарелки и стаканы, что передала санитарка, и расставил их  аккуратно  на палатном столе.
- Ужин! – приглашая всех к столу,  повторил Петрович.
Больные  уселись за стол и приступили к приему пищи.
- Петрович, у тебя осталось? – спросил худой.
- Осталось.
- Ну, наливай, тогда, за встречу…
- Сам наливай, - доставая из сумки бутылку с вином, ответил Петрович.
Худой налил полный стакан и предложил Мишке, тот отказался.
- Ну и дурак, - заметил худой, выпил целый стакан вина залпом, закусил  жареным минтаем, вместе с костями, хрюкнул и продолжил, - вот Цезарь, тоже своих больных легионеров вином лечил, когда они в Греции с Помпеем сражались.
- С каким Помпеем? – спросил Петрович.
- С зятем своим, - наливая второй стакан, ответил знаток истории, - два медведя в одной берлоге  не уживутся. Один славою своей хвастался - без головы остался, другой -  Клеопатру тарантасил по полной программе, - пришел, увидел, засадил!
После ужина все устраивались спать. Худой допивал вино:
- Вот Мишка, завтра операция, вырежут мне, что ненужно, зашьют дыру обратно и все… Все, что в жизни моей было, все зашьют…
- Ложись спать, а то Клеопатра  с клизмой придет, - шутил Петрович.
- Эх, мужики, царицу Египта…и ко мне в палату, - допивая вино, мечтал рассказчик, - а вы? Вы же мешаться только нам будете…
- Спи, Юлий Цезарь, завтра обрезание у тебя, -  поворачиваясь на левый бок, произнес Петрович.
  Ночью Михаил проснулся от шума и громкого разговора. В палате было много дыма.
- Где этот полудурок? – кричала санитарка и хлопала горящую подушку худого.
- Поберегись! – залетел в палату мужик в белом халате с огнетушителем в руках, - поберегись!
 Санитарка вывела Михаила в коридор, в палате послышалось шипение и громкий мужской кашель:
- Вызывай пожарных, - крикнул мужик из горящей палаты, - кровать с тумбочкой горят!
- Где, где этот полудурок, -  расспрашивала Петровича санитарка.  Тот сидел на кресле- коляске, с закопченным лицом, белая майка напоминала грязно-пятнистый половик из мужского общежития, хлопая удивленными глазами, он тихо бормотал себе под нос:
- Сука, сука вербованная, сука, сука вербованная…
- Да, - тихо произнес Михаил, посмотрел на часы и направился в кабинет заведующего отделением, - домой пора, здесь или зарежут, или сожгут заживо…
  Свежий вечерний сумрак заволакивал весь город. Ярко-розовая полоса заката протянулась на  темнеющем небе, тишь и золотые березы…  Из открытого окна палаты валил густой дым, с проблесками и сиреной приближалась к больнице машина пожарной службы:
- Хороший вечер, - подумал Тюнькин, -  в такой вечер, наверно, рождаются самые нервные и бестолковые люди, не дай, Бог…