Я не знаю, как я сюда попал, но Георг, вестовой треугольник, говорит мне, что я засиделся. Он прав, и я прекрасно понимаю его - чай почти кончился, а послеобеденный сон или развлечения с его женой сегодня и не думали начинаться, поскольку жена ушла, а спать не хотелось.
Я смотрю на Георга, он губами высказывает предположение, что, может быть, он скоро получит повышение и станет имманентным кругом. Как по мне, геометрических фигур на свете великое множество, так что его могли назначить хоть трансцендентным октаэдром, и все равно наша жизнь от этого бы не улучшилась. Пожалуй, стоит его об этом спросить.
- А ты не думаешь, что круг излишне прямолинеен?
- Круг в первую очередь обтекаем. По идее, беды и неприятности не могут зацепиться за его условную поверхность.
- Как и удачи.
- Иногда я думаю, что отсутствие неприятностей компенсирует отсутствие удач.
Вот как, значит. Мне трудно понять его логику, ведь я - не замкнутая фигура. Я не успел бы ей стать при всем желании - за те два с половиной месяца, что я провел здесь. Раньше тоже нельзя, ведь раньше меня не существовало.
- А ещё, подумай только, ведь круг - это крещендо угловатости, максимальное число возможных граней! Передо мной откроются двери.
- Боюсь, что и тогда тебе придется открывать их самому. У нищих слуг нет.
- Ну, хорда мне полагается.
- Хорда! Дадут какую-нибудь дуру, или, того хуже, студентку. Ох и взвоешь тогда!
- Да перестань.
- Что перестань, она же не замкнутая фигура.
- Как и ты.
Это было обидно. Вернее, это должно было быть обидно, но Георг сказал это не подумав, так что я повременил обижаться.
- Как и я. Но вопрос не в этом, а в том, на что ты будешь содержать свою роскошную жену.
- И на это у меня есть ответ.
Правая сторона лица Георга не улыбнулась.
- Уж не сорок два ли?
- Нет. Почему?
Георг затуманил глаза, пытаясь сопоставить названное мной число со статусом вестового треугольника или имманентного круга, но, как и ожидалось, связи не нашел. Я тоже не видел никакого смысла, но в этом, кажется, и состояла шутка.
- Просто шутка такая. Что ты решил?
- Ну, моя книга хорошо продается.
Я хмыкнул тихонечко, но так, чтобы он меня услышал. Мне было известно, что Георг пишет небрежно и тщательно, муторно, но понятно. У меня дома стояла одна из его книг, и, честно говоря, я немного завидовал его таланту. Но этого нельзя было показать, поэтому я сказал:
- Я страшно завидую твоему таланту.
Лучший способ скрыть от кого-то правду - это открыто признать её. Никто и никогда не поверит, что вы говорите честно, поэтому все услышанное спишут на комплимент или шутку. Зато совесть в порядке.
- Пустяки. - он как и ожидалось, ничуть не поверил моему признанию - Но издатель говорит, что, если моя следующая книга будет похожа на эту, экземпляр получат Железные Пирамиды.
Вот теперь я действительно удивился.
- Вре-е-ешь! - на середине слова голос сорвался в пропасть хрипоты и мне пришлось откашляться, прежде чем повторить уже более твердо:
- Врешь. Железные Пирамиды не читают книг.
- Обычно - нет. Но некоторые книги все же доходят и до них. Самые лучшие, от самых доверенных издателей. И только после положительной рецензии усечённого конуса.
- И в твоём... м-м-м, издательстве сидит усечённый конус?
- Нет, конечно! - рассмеялся он, будто я крайне остроумно пошутил - понятное дело, конусы все в митрополии. Текст ему интеркодируется, а он потом присылает ответ. Но какая разница, ты просто представь: твой текст ложится на стол Железной Пирамиды!
- Мало радости - мне начинал надоедать этот разговор - все равно ничего не изменится. Пирамиды как давили тебя основаниями, так и будут давить, сколько книжек ни пиши.
- Конусы свободны.
- В конусы невозможно пробиться.
Я знал это почти наверняка: ещё недавно писал статью в журнал. "От хорды до усечённого конуса" называется, номер за апрель в третьем сверху ящике моего стола. Полистайте, если будет желание, хорошо написано.
- Возможно. Никто не родился совершенным, даже Железные Пирамиды.
- Ну, Пирамидой ты уже не станешь - мне хотелось поддеть его - у тебя основание - треугольник.
- А скоро будет круг! Самое то для карьеры. К тому же, я не лидер, я художник, в большую политику не полезу. Так, глава литотдела, может, заведующий агитацией и пропагандой.
- Ишь ты!
- А что? Нельзя?
- Заведовать пропагандой может только тот, кто сам горит идеями Неэвклида. А ты всегда был безыдейным.
- Перестань. Ты же не думаешь, что они там, наверху, сами во все это верят? Так, сказки для народа.
- Думаю, что верят. Иначе не могут не понимать, что мы-то в это давно не верим.
- Неэвклид часто говорит мудрые вещи.
- Неэвклид противоречит сам себе. Основание Пирамид совершеннее основания конусов, но при этом круг совершеннее квадрата. Это глупо.
- Это основа нашего строя. Весь мир держится на том, что Железные Пирамиды совершенны.
Я постарался придать лицу выражение кислого молока:
- И что, мир обрушится, если главными станут додекаэдры?
Отец Георга был додекаэдром, репрессированным после восстания выпуклых фигур, и я знал это. Я также знал, что всякий намек на судьбу его отца - предателя и врага, по мнению Георга - приводил моего приятеля в бешенство, и специально спустил с языка эту колкость.
Он вспыхнул, налился кровью, угрожающе зашипел и начал раздуваться, втягивая воздух носом и ртом - прямо настоящий имманентный круг.
Но в ту секунду, когда его праведный гнев готов был обрушиться на мою не в меру язвительную голову, из коридора, минуя неплотно закрытую кухонную дверь, донёсся характерный звук поворачиваемого в замке ключа. Когда я вновь перевел взгляд на Георга, он уже вернул себе нормальный облик, будто бы ничего и не происходило между нами.
- Мне, пожалуй, пора - пробормотал мой друг голосом повседневности - оставлю вас наедине.
Он направился к входной двери. Я слышал, как он поздоровался с женой, поцеловал ее и вышел на лестничную клетку.
Я встал, встречая Миранду в проходе, обнял её. Она уткнулась теплым носом в мою шею.
Этот строй несовершенен - подумал я. И, хотя я не знаю, как попал сюда, хотя ещё недавно меня не существовало, сейчас у меня была она, ее тело, сочное, молодое тело южанки, и ее взгляд, говорящий мне о любви. Вы, может быть, осудите меня, мои мысли и поступки, мою излишнюю чёрствость к ближнему. Что ж, я как строй - ужасно несовершенен, но и вы - не Железные Пирамиды.