- Привет сосед.
- Здравствуй Маша.
- Всё колотишься?
- Не дома же сидеть; погода такая стоит, – добив гвоздь, Валера следующий вбивать не стал. Отложив молоток, добавил – задумка одна появилась…
…. Ею была теплица. Не обычная: решил – во всём на удивление. Материал типичный – поликарбонат. Изюминка крылась – как он её сделает и, что высадит в ней. В двускатной крыше запланировал гидравлику, которая будет поднимать вентиляционные окна: три – с одной, и три – с другой стороны. В самой теплице решил высадить грецкий орех и черешню, по стенам – вьющийся виноград, а под деревьями размечтался про арбузы и дыни….
- Других мужиков держи, чтоб не улизнули на свои рыбалки или пивка попить с друзьями.
- Твой Коля, кажется, тоже не особо охоч до этого.
- Ничего про своего такого сказать не могу. Только он больше любит то, что только любит. Его, что-то нужное попросить сейчас по дому сделать, то из мастерской выкуривать приходится. Раз двадцать пообещает. Всегда с руганью выталкиваешь.
- Да, Коле живётся неспокойно.
- Нормально живётся. Женская узда для мужика, что ошейник для кобеля: дом бережёт и жизни радуется, особенно когда ошейник иногда снимаешь. Только надо ненадолго, а то вкус почувствует, или какая сучка хвостом вильнёт. Ты сам-то по хомуту ещё не соскучился?
- Нет, Машенька, не соскучился. Давно ли с Зиной расстались…
… То, как они расставались, если не весь посёлок, то их дом знал – это точно. Детей у них не было. Может в этом причина… Когда обоим перевалило за сорок стали всё чаще ссориться; окружающие отчётливо слышали крики из их квартиры. Вернее, женские крики. Валера, все знали, не пил, не курил и, казалось, вообще ни на кого, тем более на жену, не мог голос повысить. Впрочем, тонкости семейного конфликта так никто и не узнал, супруги об этом не делились даже с близкими. Надо сказать, что близких друзей у Валеры всего-то Степаныч и тот такой же: что Валеру оторвать от дела, то и того также вытащить из гаража. Соединялись они, когда кому-то в чём-то помочь надо было. По этому поводу угощались пивом, но Валера лишь безалкогольным, а Степаныч, в отличии от него, ещё и покуривал. Зину, после этого развода, осуждали, а симпатизировала Валере не только молва: ещё и тёща. Пусть и бывшая, но до сих пор зятя не забывает, по всяким поводам настойчиво приглашает. Дочь свою, и не только она, не стесняясь, называла и называет дурой....
- Давно, не давно, уж год, наверное, прошёл.
- Надо же?.... Не заметил.
- Смотри, так не заметишь, что и на пенсию в холостяках выскочишь.
- Уже.
- Что уже?
- На этой неделе вышел.
- Что-то никакого веселья не было слышно….?
- Зачем? Со Степанычем посидели немного.
- Неправильно Валера. Надо много. Это я тебе как кандидат говорю. Тоже к долгожданной черте подхожу. На следующей неделе. Вот в конце неё и предлагаю обмыть обоих пенсионеров. Глядишь, заодно и окольцуем.
- Навряд ли. Так как женщины привыкли, я не хочу. Как мне нравится, то, либо мозги не те у дам пошли – помолчать любят – либо: то там болит, то там колит; а я ведь, без лишней скромности скажу, человек темпераментный.
- Посмотрим, посмотрим, Валерочка, какой ты неприступный. Плавает в моём окружении одна рыбка; такой же вулкан выжидающего действия. В общем – в армии служил?
- Офицер запаса.
- Тогда руку под лоб и говори: Есть прибыть на пенсионную обмывку.
- Слушаюсь – озорно произнёс Валера в такой же, заданной смешливой тональности, поднося правую руку к козырьку мыслимой фуражки.
Маша постаралась. Много было не гостей – всего их, не считая хозяев, прибыло с Валерой пять человек. Многообразие виделось в разнообразии всевозможных явств-лукавст на столе. Отчётливо проглядывалось желание хозяйки удивить. Валера тоже попытался искренне угодить. Постольку поскольку в этом празднестве он тоже был по-своему замешан, то, улучив момент, который оказался на кухне, Валера принялся настойчиво впихивать Маше свою денежную лепту, дабы хоть как-то компенсировать явно «золотой» стол.
- Валерочка, соседушка ты мой, на пенсию я выхожу один раз. Во-вторых, это «золотое», как ты говоришь, удовольствие, моя мечта: перешагнуть своё долгожданное несчастие «широкой ногой», чтобы с шумом и весело. Где это можно сделать, как не в своём доме и не в кругу близких и желанных друзей. Поэтому я и решила всех удивить и сделать приятное. Так что убери своё материальное состояние.
- Что ж, Машенька, коли ты от денег отказываешься, но я тоже попытаюсь удивить. Ты когда начало планируешь? Минут тридцать у меня есть?
- Скорее всего, даже больше. Танечка напросилась голову помыть: причёску у неё растрепало, под какую-то пыль попала. Всё это в порядок привести, как минимум полчаса и будет, а, зная её капризы с головой минут за сорок управилась бы. ……..
…… Враз возникшие «головные» проблемы истекали, отчасти, от самой Маши. Разумеется, никому не известно и, естественно, никогда никто не узнает, что сначала она положила «глаз» на Таню: замыслила познакомить её с Валерой. Как-то, оставшись вдвоём в отделе, где она работала заместителем начальника, а Таня ведущим технологом, Маша, их пустопорожний разговор, как будто случайно перевела на щекотливую тему, зная, что Танечке, недавней «разведёнке», и хочется и колется.
- Да что ты говоришь!? – охотно переметнулась та на волнующую проблему – Где они? Мужиком более-менее пахнет после свадьбы и лет до сорока, а после – поголовные разочарования: работа-диван, пиво, водка. Животы отпустят и живут как бабы на сохранении. Ты заметила, Маша, что «кобели» вырождаются? Как эпидемия какая идёт – равнодушие давит; гендерный интерес тает. Как ни странно, это сейчас наблюдается даже среди молодёжи, а если кто постарше, лет так после пятидесяти, так и вовсе апатия.
- Танечка, не все такие. Скоро я познакомлю тебя с одним ископаемым. При этом, мне кажется, что он, всё-таки, не последний из могикан.
Таня не стала для бравады говорить, что, дескать, она разуверилась, что ей никого не надо, что уж лучше одной, просто отмолчалась, и они перешли на рабочие разговоры.
В конце смены, минут за пятнадцать до выхода с завода, они с Татьяной снова оказались в отделе вдвоём. Молча копошились в каких-то рабочих бумагах.
- После пятидесяти – вдруг, ни с того ни с сего, сказала Маша – я стала как-то иначе смотреть на половые различия. В целом вся наша жизнь разбита на какие-то бесконечные рамки приличия. Находясь в них, мы должны соответствующим образом вести себя с мужем, с другими мужчинами. Вообще вся наша жизнь пронизана нормами: везде и всюду смотреть надо так-то, говорить надо то-то, выглядеть тоже подобающе. Понятно, что нормы – это ни хорошо, ни плохо, без них никуда. Но внутри зреет протест. Человек-то, собственно, где? Мне кажется в любви. Не к детям, вот к ним-то как раз любовь и должна быть по норме – они выросли, уехали и, по сути, забыли родителей. А вот к мужчине должна быть любовь безудержной, но с пристрастным удержанием. Хорошо если муж есть, а если нет и тебе надо, и ты увидела что-то стоящее: хватай и присваивай; пусть та не зевает, если он чей-то, и потом переделывай под себя. – Тут сделала паузу, показно вздохнула и добавила – Услышали бы меня сейчас бабы – прибили бы точно.…….
…… - Всё понял. Бегу. Пока никто не слышит, вдруг не так поймут: Маша, ты сегодня выглядишь великолепно. Почему Колька такой дурак: тебя, мне кажется, он как-то спокойно любит.
- Он любит материально: материальные приспособления делает. Наверное, с намёком на то, чтобы я с кухни совсем не уходила. Если бы не только руки, а ещё и язык был бы такой же золотой, то не в мастерской ему – в музее быть, как шедевру мужского состояния. Впрочем, я согласна, что бабам не угодишь: хоть какой он будь, всё равно «пилить» мужика будут.
- Это точно. Про Зину знал, но до сегодняшнего дня не предполагал, что оказывается все женщины…….
- Я тоже про всех сомневаюсь – перебила его на полуслове. – Сегодня, надеюсь, ты познакомишься с одной, которая также считает, что семейные проблемы от несхожести, что у каждого есть половинка и эту болванку самому обрабатывать надо. Но можешь и не познакомиться, если стоять будешь.
Валера улыбнулся, попросил приготовить в морозилке кубики льда, потом фужеры, либо большие стаканы, и побежал.
Удивить он решил коктейлем. Расщедрился, купил четыре бутылки дорогущего рома. К ним четыре литровых пакета апельсинового сока, пачку пластмассовых соломинок. На обратном пути красивый букет цветов для Маши.
Прибежал, Таня волосы досушивала. Несмотря на то, что был уверен, что коктейль придётся по вкусу, спешить не стал: использовал для начала две бутылки рома и два литра апельсинового сока. Приспособив под шейкер какую-то нержавеющую посудину – не то большую кружку, не то маленькую кастрюлю, – перемешал в ней и готовый коктейль перелил в пластиковые полторашки. Маша подготовила семь больших бокалов. К подходящей ситуации в морозилке дозревал лёд.
В подоспевший момент Маша всех рассадила. Себя в центре: понятно – она «гвоздь»; потом, чтобы никому не мешать – всё равно на кухню постоянно бегать придётся. По флангам двух мужчин в окружении четырёх подруг. Слева от Валеры сидела та самая Татьяна. Дама около пятидесяти. В полном расцвете своей очередной молодости. Страстный мужской взгляд её сразу бы обозначил дамочкой «аппетитной» и, к тому же, привлекательной. От всей неё исходил шарм соблазна. Она источала сладостные, неосознанные ферромоны; одни её многочисленные кудряшки на голове, что губительно-желательные сети: наверняка обволокут жаждущий взгляд; попробуй, мужичонка, выпутайся из них. Валера в них попался сходу. Однако, справа от него сидела Эля, которой было, очевидно, за тридцать; она тоже не лишена была красоты и не уступающей внешности, имея ещё дополнительный плюс – молодость. Искусительная спасительница, (или хищница), «кинула» Валере круг, намереваясь его вытащить из Таниных силков с явным намерением перетащить в свои: стала «строить» ему соблазнительные глазки, отражающие неприкрытые намёки. Настолько, что её начальница впёрла в неё свой взгляд с явным недвусмысленным осуждением, мол, «молода ещё, угомонись; ты себе ещё найдёшь». Впрочем, взгляд оказался лишним: Валера был ориентации традиционной и молодые чары сам попросту проигнорировал, оставаясь в добровольном пленении избранного очарования и выказывая откровенные симпатии: сладостные – к Татьяне и дружеские – к Маше.
Отодвигай не отодвигай, торжество наступило. Начало, как и положено, было положено самым близким. Муж Коля был совсем не мастер говорить: подарил цветы и что-то пролепетал про любовь, и пообещал ей ещё более улучшить кухонный быт какими-то новыми электромеханическими нововведениями, отчего её пребывание на кухне вовсе окажется в радость и будет она готовить и кормить его вкуснее… Молодец Коля, обрадовал жену – варить ей не переварить. Две подруги – ровесница Люда и Нина Павловна – поднялись до уровня не лучшего: безыскусно, на «скорую руку», пропели заготовку, подарили цветы, какой-то совместный подарок, и быстрёхонько вперились в свои стулья, словно боясь аплодисментов на бис. Речь Танечки оказалась не такой косной. Она изобретательно вкрапила какую-то выдумку про разнообразную любовь, которая, и с этим она тоже согласна, с неба не падает…
- И вообще, Машенька, ты у меня самая-самая молодчинка…! – воскликнула она, после чего, как-то у неё так славно получилось, великолепно хихикнула, растянув пухленькие губки, и всем своим видом выражая, прямо таки, искрящуюся душевную радость, и потом добавила, что она очень счастлива, что у неё такая подруга, и она её очень любит, ею дорожит, и берёт с неё всякие примеры.
Элечка сказала хуже всех. Лучше бы к тем двум присоединилась, чем сольно выступать. Её глупая двусмысленность выглядела как «ложка дёгтя…». Наговорив вновь испечённой пенсионерке всякое: какой она человек – сколько у неё доброты, теплоты, чуткости, потом какой она руководитель – опытный, умный и заботливый, после чего "сморозила":
- ….. Вы воспитали достойную смену. Спасибо Вам – уж не на покой ли отправила? Тут, Элечка сообразила, что не то сказанула и, очевидно, решив исправиться, добавила пожелания здоровья, счастья, успехов, и каких-то там всяких благ, которые подпорченное настроение не улучшили. Видимо, осадок, что называется, остался.
Приняв цветы, Мария Игнатьевна, тактично поблагодарила свою молодую коллегу, наверное, опрометчиво, по крайней мере, преждевременно записанную в подруги, взглядом, в отместку, давая понять: «Не дождёшься».
Валера уж себя подзуживал, с нетерпением ждал свой очереди. Его хватил несомненный и, кажется, всем очевидный, удар красноречия:
- По праву старшего, ибо был рождён на целый месяц раньше, кстати, рождён был дважды, второй мой день рождения был в рубашке и состоится на следующей неделе в среду, так что милости прошу, буду искренне рад, кто меня осчастливит своим приходом. Так вот, как старший должен спросить – тут он откинул обе руки назад, сам наклонился чуть вперёд – Маша! – обратился он к юбилярше с неподдельной серьёзностью, даже сердитостью и такой искренней, что эта Маша, было видно, слегка оторопела, никак не ожидая такой строгости – Что ты наделала?! – Потом сделал паузу и, резко изменившись в лице, выдохнул в печальном сокрушении – Ко мне приблизилась. Пенсионеркой стала. Но я так рад – приятно, доброжелательно улыбнулся и вмиг на душе у неё и, наверное, у всех отлегло. – И, в то же время, мне печально – лицо стало вновь грустным. – Была бы моя воля – вечно бы юными женщины жили. Впрочем, видно, года тебя не касаются и, желаю, чтобы не коснулись никогда. Желаю тебе, Машенька, всегда оставаться тем, кто ты есть: родником, маяком, магнитом и цветком. Ты нас собою питаешь, ты наш окоём освещаешь, ты нашу округу сплачиваешь, ты собою радуешь. Поэтому – воскликнул Валера и стал декламировать стихи:
- Ты не думай, что напрасно
Проходит жизнь – она прекрасна.
А с ней и ты
И эти милые цветы,
Что греют душу и таят
Мечту пленительного счастья
И, несомненно, оградят
Тебя от всякого несчастья.
И все зааплодировали. Валера подошёл к Маше протянул ей букет цветов и поцеловал её в щёку.
- Валерочка, – ответно воскликнула Маша – соседушко мой, ты оказывается, мы и не знали, романтик и поэт. Спасибо за красивые слова.
Они, произнесённые пусть и с пиететом, и звучали даже слегка витиевато, но в этом виделось их очарование – потому как оказались по случаю, вполне уместны, и заслуженно стали особенным украшением застолья.
- Вы нас так удивили, так это было трогательно и красиво… – первой заговорила Татьяна в первом танце. Он был вставлен в первый же подходящий момент по настоятельному пожеланию юбилярши, после первых тостов и вкушений тех самых явств-лукавств.
За ними тотчас последовали отнюдь не лукавые восклицания:
- Машенька – вырвалось от Нины Павловны – что за салатик! Не могу сообразить из чего?
- И хорошо – парировала юбилярша. – Вы думаете, ваша начальница только в железках толк понимает?
- Маша, – в пику ей вставила Люда – мы думаем о тебе гораздо лучше, чем ты даже с усилием можешь о нас нафантазировать.
- Правда, правда – с налётом юношеского восторгания, выраженной в искренней улыбчивой физиономии и в таком же неподдельном тоне, выпалила Эля и после этого выплеска вмиг стало понятно почему она вписалась в круг подруг, и как-то сразу ей простился поздравительный ляп – как там в «Иронии…» говорили: «Вот это у вас не заливная рыба…». Так вот это что, Мария Игнатьевна у тебя: и заливное и не заливное, и не фарш, и не мясо? Но вкуснятина! Мария Игнатьевна открой секрет, не прячь науку.
- И эта туда же… – нарочито пробурчала та в ответ – и этой тайну раскрой. Ладно, Элечка, про это блюдо расскажу. Сначала говядину пробиваешь отбивным молотком и в духовку минут на пятнадцать, затем вынимаешь, соединяешь её с жирной свининой, снова пробиваешь и опять в духовку на это же время. Достаёшь, соединяешь с какой-нибудь птицей, у меня гусятина. Все три мяса, перемешивая, пробиваешь опять молотком, кладёшь в ту же силиконовую форму на пергаментную бумагу, заливаешь специально приготовленным соусом и опять в духовку на полчаса. После этого даёшь остыть и в морозилку. Вынимаешь оттуда за час перед подачей на стол.
«Да» – оценила публика – «Это ж сколько трудов!». Потом ещё раза два тостонулись, того и этого испробовав с чмоканием, цоканием, восклицанием, а Таня повторно решительно заявила многое повторить. Тут-то Маша и заметила «лазейку» в пиршестве, и повелела вставить танцевальную паузу. Однако, в начале неё, возникла пауза замешательства: Коля танцует с Машей, муж с женой – это понятно, но как второго – одного мужика делить? Люда самая подходящая к Валере по возрасту. Элины преференции – моложе всех – кто как не она королева?! Получилось – всем на удивление: делить не пришлось. Таня, внешне никак не выпячиваясь, но психологически так резко выделилась, что – только она. От неё истекало преобладающее повеление Валере. Он и исполнил то негласное указание, выразив его в якобы своей добровольной фразе:
- Разрешите – чуть поворотившись корпусом, слегка тронул Таню под локоть.
Она сейчас, топчась с ним в танце и делая ему комплимент за его красноречие, еле ощутимо потёрлась об него своими грудями. Инстинктивно его левая рука спустилась чуть ниже по правому полушарию бедра. Вместе с этим, или вслед за этим, Валера вдруг ощутил мощный прилив сил, вдохновения. Он, можно сказать, воспрял; у него словно крылья выросли. Татьяна это заметила и, вспомнив высказывание Маши, невольно, едва заметно, улыбнулась: «…Мужчина – это как мощный тягач, ты его вовремя смазывай, потакай его мужскому началу – он тебе горы воротить будет…». В самом деле, Валере действительно хотелось делать какие-то большие поступки. В данный момент вся его приливная энергия выразилась в танце. Вместо блёклого топтания на месте, еле смахивающего на танец, он неожиданно для партнёрши, начал вальсировать. Причём делал это очень тактично, даже изящно и, естественно, приятно. Татьяна, разлив на лице нежную полуулыбку, откинула голову назад, расслабившись, подалась вперёд, и, безропотно подчиняясь своему избраннику, стала мастерски исполнять нужные танцевальные узоры. Очевидно, и у окружающих поведение Валеры вызвало нежный восторг – все смотрели на кружащуюся пару. Коля с Машей сначала отошли топтаться в уголок, а потом и вовсе прекратили своё вялое танцевание. Музыка закончилась и им стали аплодировать и говорить какие они были, и как классно выглядели.
- Всё Танечка, без возражений – с металлом в голосе заявила Людмила. – Валерий, следующий танец со мной.
- Слушаюсь – смутившись и слегка улыбнувшись, ответил Валера.
Люда хитра. Она загодя продумала: до этого отозвав Колю в сторонку, попросила его найти музыку под танго. Тот, покопавшись в своей огромной компьютерной аудиотеке, отыскал нужный мотив.
После вальса хотели сесть за стол, но Люда капризно настояла это сделать после следующего танца. Ей подчинились. Людмила с Валерой пошли выписывать пируэты, Коля пригласил Нину Павловну.
Люда думала, если не сразит, то, по крайней мере, всех удивит: она танго любила и неплохо его танцевала. Какое там. Валера, оказалось, его танцевал даже лучше, чем вальс. Так он мастерски закручивал её тело, что восхищённая улыбочная гримаса не слезала с Людиного лица. В конце танца Валера разве что не бросил Людмилу, как актёр Миронов Любовь Полищук в известном эпизоде прославленного фильма «Двенадцать стульев». Вновь покорил Валера. Тут женскому щебетанию не было конца. За столом, наряду с продолжающимися комплиментами Маше-человеку, Маше-руководителю, Маше-кулинару, Маше-подруге, немало хвалебных отзывов услышал в свой адрес и Валера. Маша вообще заявила, что заново «открыла» своего соседа и, получается, почти его не знала, несмотря на то, что видела регулярно. Таня не говорила ничего – она торжественно смотрела как будто сверху, наблюдая и давая возможность окружающим любоваться и дивиться теперь ей принадлежащему изыску. Однако, при этом обозрении, она, нет-нет, да улавливала иные смыслы в искосых проникновенных взглядах Людмилы, буквально, впивающихся в Валерины глаза. В них ей виделась претензия на то, что она поспешила себе присвоить.
- Коля, – обратилась Маша к мужу – а почему ты даже в такой день не хочешь мне сделать приятное. Или ты тоже жену по возрасту списал, на станках и паяльниках женился?
- Что ты Марусенька. Я, можно сказать, только тобой и дышу.
- Почему ты мне на баяне перестал играть. Раньше целые вечера под него проводили.
- Хорошая мысль, Марусечка. Сейчас я его реанимирую. Пальцы бы слушались; деревянными, может, сделались от долгого застоя.
Это стало слышно невооружённым ухом. Видать Коля и в самом деле долго не прикасался к инструменту. От напряжения он вспотел, глаза его прилипли к правой руке, пальцы которой натужно ползали по кнопкам. Мелодии, хоть и смахивали на себя, но слышались, как неживые – без чувства, без малейшей красоты. Сыграв «Одинокую гармонь…», потом ещё два коротких произведения, Колин вид стал плачевным.
- Отдохни, Коляша – пожалела жена – потом, гляди, с духом соберёшься и «Калину-малину» сыграешь.
Муж с удовольствием отложил баян.
- Коля, ты пока отдыхаешь, может я попробую – все разом перевели взгляд на Валеру. Неужели и на баяне….?
Оказалось, в самом деле. Причём не ахти как. Первые же высыпавшиеся из баяна звуки создали ярко красочные захватывающие импровизации.
- Валерий, – обратилась Людмила – подыграть сможете?
- Попробую. Только не судите строго. У меня музыкального образования никакого. Самоучка, но играть люблю, но чаще для себя или в узком кругу. Вы начните, а я попытаюсь подхватить.
- Ой кали-и-и-на-а-а-а, ой мали-и-и-на-а-а-а – начала Людмила красивым бархатным тенором очевидно ею знаемую любимую песню своей начальницы – в речке талая ва-а-да…
Со второй фразы подхватила Татьяна более высоким, но не менее приятным голосом:
- Расскажи как нам мали-и-и-на-а – пропели они дуэтом – как попала ты сюда….
Валера робко, сначала без басов, стал напиликивать нужный мотив. Очевидно, подхватил, уловил нужную тональность, затем поймал строй мелодии и дальше, раз от разу, более и более удачно, стал неплохо аккомпанировать. Судя по довольным переглядам Людмилы и Татьяны, игра у Валерия слышалась им вполне удовлетворительной. Вот уже сыгрались и спелись. Своё трио они все почувствовали как единый, слитный организм; в пении женщины между собой обменивались достаточно короткими переглядами; сосредоточенный, серьёзный, взгляд Валеры ни разу не упал, ни на Татьяну, ни на Людмилу – не смотря на внешнюю отрешённость, весь его вид отражал с ними слияние, мужественную готовность единения; обе пары женских глаз, упершись в Валеру, наполнялись нежностью и обаянием. Проникновенное исполнение стало настолько захватывающим, что скоро привело Машу в состояние эмоционального перенапряжения; вот она уже не выдержала и полились слёзы. Не выдержала и Татьяна:
- Ой, Валера, не могу. Аж дух захватывает – непроизвольно вырвалась из неё импульсивная фраза в кратком промежутке певческого исполнения.
Эля с Колей сидели, почему-то, съёжившись, не шелохнувшись. Кстати, Коля в начале песни пытался к ним влезть, но, к счастью, очень скоро понял, что его голос неуместен и перестал мешать.
В понедельник, в отделе, разговор, назревший невмоготу, выплёскивающийся через край, первой завела Маша; обстановка сложилась самая, что ни на есть, подходящая – Пал Никитич, как всегда на утреннем совещании, Эля, отпросившись, по каким-то своим делам, задерживалась:
- Ой, подруги, что вы со мной наделали! Думала, взорвусь: так чувства от «...Калины...» переполнились….
- Девочки, а я то, а я то…. – быстрой речью, перебив Машу, в горящем нетерпении затараторила Людмила – на больше ста была уверена: вот танго никто лучше меня, а он смотри что… Ну и Валера….!
- Машенька, стол у тебя был объедение, заглядение – едва выждав Людмилино окончание, в такой же жажде высказаться, поспешила Татьяна. – Тот мясной рецепт ты мне напиши, что-то я как-то не всё запомнила, когда ты Эльке говорила. Нет, но как он сходу песню поймал!…
- Чего там писать? – буркнула та в ответ – Мне никто не записывал, всё сама придумала. Три мяса поочерёдно соединяешь, свинина, чтобы жирная была, поочерёдно пробиваешь, поочерёдно запекаешь, соусом проливаешь, остужаешь, замораживаешь, подаёшь. Делов то. Основное знаешь, тонкости сама придумаешь. — Потом, после приостановки, добавила — Девочки, а коктейль какой был! Когда второй бокал соломинкой дотягивала – так похорошело. Сроду ничего лучше не пила. Знал, ведь что делал. Ну и соседушко…
Неожиданно дверь открылась и просунулась голова мужчины в кепке, очевидно, рабочего:
- Людмила Сергеевна, деталь опять не идёт…
- Как не идёт...?! Федя, мы же с тобой в пятницу всё до ума довели. В выходные вы не работали, сейчас смена только началась. Что там могло случиться?
- Кто его знает. Станок включил, настройки те же самые. Не идёт зараза, хоть тресни.
- Люда, сходи, пока он не запорол – обратилась к ней Маша. – Всё равно придётся разбираться.
- Пойдём, Корольков. Горе с тобой – Люда встала и направилась к выходу.
- Ну что Тань? – сразу же полетел волнующий вопрос, как только закрылась дверь за Людмилой.
- Ничего такого. Наверное, из-за времени. Его и так было так себе, и то Нина Павловна укоротила – рано такси заказала.
- Телефон….?
- Записал. Вчера звонил. Напомнил про день рождения. Сказал, что будет рад приходу. — Здесь чуть остановилась и дополнила с сожалением — Кажется, Маша, что Люда на него тоже вид имеет.
- Если так, то плохо. Валера – интеллигент, интеллигентность у него в крови, а такая порода, как правило, подкаблучники, все ведомые; охмурить такого и ума большого не надо. Ты, Танечка, имей ввиду: другого шанса у тебя не будет. Он хоть и интеллигент, но не размазня – это неогранённый экземпляр высшей пробы. Чтобы из него бриллиант сделать тебе, как ювелиру, надо над каждой огранкой поработать. Могу сказать не сомневаясь, что он, как настоящий алмаз, безошибочно почувствует к какому маслу прилипнуть. Что он любит – основное у тебя есть: язык подвешен и гормоны не усохли.
Сделала паузу. Обе молчали. Через затяжной промежуток, очевидно, в глубоком раздумье, добавила:
- Мой тебе совет, Танечка: как бы ни случилось, в любом случае не теряй.
Валера ждал гостей. Этот второй день рождения отмечался по-настоящему. Не потому, что суеверие или какая иная похожая вера, а, скорее, святое – мама в детстве, как раз после того случая наказала:
- Валерочка, ты, видать, в рубашке родился. Под знаком жить будешь. Помни этот день.
Он помнил, точно также, как и хорошо запомнил сам случай.
То, что у сына Валеры была тяга к музыке, виделось всем: и в школе, и, разумеется, домашним. Когда ещё в детсадиковском возрасте отец купил ему ксилофон, хоть и игрушечный, но, всё равно, издающий какие никакие музыкальные звуки, Валера был в восторге – забросил все свои машинки, кубики и не выпускал из рук палочек – без устали настукивал ими по металлическим пластинам. Удивительно, но вскоре родителям стали слышаться, наряду с бессвязными звуками, и приемлемые, и, даже, приятные музыкальные мотивы. В школе, в начальных классах по предмету «Пение», он всегда получал пятёрки и учительница его хвалила. В пятом классе Валере наконец-то купили давно обещаемое, желаемое и жданное пианино. Куплено оно было «с рук». Отец, невесть, где и как, раздобыл лошадь с телегой-санями и по первозимнему снежку с каким-то другом привёз его домой. Занесли в большую комнату.
- Пусть пока здесь постоит, – сказал отец – а завтра перевезём его в детскую.
Потом взрослые пошли его обмывать, но почему-то на кухню. «Как они его там обмывать будут?» – недоумённо подумал Валера и поспешил к пианино.
Приставив стул, открыл крышку и принялся с восторгом нажимать разные клавиши.
На следующий день, когда отец взялся за перемещение пианино, рассмотрев его, позвал жену:
- Полина, посмотри сюда.
Оказалось, что у инструмента были серьёзно надломлены две передние ножки и если бы Валера, во время игры на пианино, с какой никакой силой потянул его на себя, или облокотился на него, оно бы обязательно свалилось на мальчика, и …. несложно догадаться о плачевных последствиях. Вот после этого мама и сказала сыну, что он «родился в рубашке» и завещала помнить вчерашнее как второй День рождения. За несколько десятков лет его ни разу не забыл, правда, отмечал по-разному, иногда очень скромно, зачастую в одиночестве, что называется – чисто символически.
Сейчас представился случай особый: отметить своё «рождение в рубашке», как повод пригласить к себе понравившуюся ему Татьяну. Однако, как-то так получилось, что он объявил об этом во всеуслышание во время застолья. Впрочем, навряд ли кто придёт без специального приглашения. Такое он озвучил только своему Степанычу, Татьяне и сестре Лене, которая сходу засомневалась в возможности прийти, сославшись на какие-то накопившиеся дела.
Вот и первый звонок. Как-то рановато: до семи ещё более получаса. Степаныч, скорее всего. Поспешил в прихожую, открыл дверь.
…. На пороге стояла Людмила.
- Здравствуйте Валерий – первой сказала она и решительно вошла в дом, не дожидаясь приглашения.
- Здравствуйте Люда – ему ничего не оставалось, как взять из её рук дамскую сумочку, полиэтиленовый пакет и снимаемую ею лёгкую куртку, повесив это всё на вешалку.
- Вы, вижу, смущены. Чтобы я не подумала, что Вы мне не рады, говорите быстрее, что Вы мне рады.
- Конечно, конечно – без промедления естественно и искренне отреагировал Валера – только вот не совсем успел….
- Да, я догадалась, – догадалась она про то, что он «не успел подготовиться», но сказала – что раньше пришла. Домой заходить не стала; если бы зашла – опоздала. Насколько возможно долго прошлась по магазинам, но всё равно запас времени остался. Так что меня, как виновницу, можете послать на фронт. На какой – на кухню, или стол готовить?
- Стол готовить; посуда уже вся выставлена. На кухне я заканчиваю, там у меня свои придумки.
- Валера, где у тебя салфетки? – громко спросила Люда.
- Справа от телевизора – ответил он ей с кухни.
- Ты ориентируешься на пять человек?
- И то один под большим вопросом. Поэтому расставляй на шестерых…
- Два прибора на всякий случай – как бы продолжил Валера, заходя в комнату с большой тарелкой, заполненной каким-то салатом – Маша позвонила: они с Колей не придут. Точно будут Таня и Степаныч. Эля и сестричка Леночка – «тёмные лошадки».
- Валера, почему музыки нет?
- Правильное замечание. Сам без фона не люблю. Компьютер включён, остальное – минутное дело. Люда носи с кухни, расставляй на стол.
Только сейчас, сидя за компьютером, до него дошло насколько стремительно вжилась Люда: переход на «ты»; расторопное, деловитое хозяйничание – всё произошло органично и незаметно. Даже взять с «вы» на «ты»: обычно это через какой-то психологический барьер, а многие его и вовсе преодолеть не могут – пожизненно «выкают». С Людой же легко – раз и дальше всё пошло, как само собой разумеющееся. Также и деятельное участие по подготовке стола – мгновенно. Кто сейчас посмотрит на них со стороны, точно скажет, что они ….
- Валер, должна сказать, что ты меня преодолел – задиристо ляпнула Люда, заворачивая очередную салфетку под пирамидку.
- В чём, интересно?
- По секрету: с «Танго» я специально организовала. Думала, удивлю, ведь я же этот танец раньше разучивала и, как мне говорили, неплохо его танцую. Но так как ты его стал заворачивать…! Миронов из «Двенадцати стульев» с тобой близко не танцевал. До сих пор не могу понять, как ты тот разворот со мной на триста шестьдесят со степом сделал, и как я, при этом, не плюхнулась…!? Такое, кажется, никому, и тебе, наверное, снова, не сделать.
- Давай повторим, пока гости не нагрянули?
- Думаешь, откажусь…
Валера подошёл, подчёркнуто обнял её за талию правой рукой. В его левой руке, высоко поднятой кверху, лежала Людина правая. Сделав два широких шага вперёд, Валера, приподняв Люду от пола, в мелком степе, сделал поворот на триста шестьдесят градусов.
- Классно – выдохнула Люда и поцеловала Валеру в губы. Его правая рука инстинктивно сползла на её левое полушарие. Ощутив у него выпирающее напряжение, Люда, вместо того, чтобы отпрянуть, чуть сильнее прижалась и ещё раз поцеловала, но уже в щёку.
Прозвенел звонок.
- Кто-то из гостей.
- Иди, открывай – Люда отодвинулась, подошла к столу и принялась доделывать оставшиеся салфеточные пирамидки.
К удивлению – Степаныч и Татьяна пришли одновременно. Они случайно повстречались при подходе к дому. Вернее, когда Таня уже открывала калитку, Степаныч был недалеко и уверенно окликнул её по имени. Он уже знал, кто должен был прийти и не сомневался, что это именно она; с Машей, Колей и сестрой Леной, он был знаком.
- Вот, Валерик, привёл я тебе красавицу – расплываясь в улыбке, первым заговорил Степаныч.
- У меня уже есть одна, а сейчас будет полный комплект – с тем же добрым юмором ответил Валера, лёгким поцелуем поприветствовав Татьяну, принимая от неё снятую короткую куртку и пакет, затем без промедления представил Людмилу Степанычу, который посмотрев, или, скорее, осмотрев её, тотчас воскликнул:
- Валерик, я не затрудняюсь, я не смогу…, да нет – это просто невозможно выбрать: одна другой слаще. Ты правильно сказал – комплект. Синхронная пара. Я тебе не завидую – надвигается на тебя испытание. Ждёт тебя, Валерочка, ...участь осла. Девушки, про осла притчу не слышали? – обратился он к женщинам.
«Не слышали» – ответили те.
- В философии есть парадокс Буриданова осла. Осёл стоит между двух совершенно одинаковых охапок сена. Охапка справа и охапка слева тянут его одновременно с одинаковой силой, и он не решается к какой из них подойти в первую очередь, и …умирает с голоду. Вот, Валерик, светит тебе ослиная судьба. Но ты не переживай – ты заново воскреснешь. Ты разрешишь это противоречие. Он сможет – опять обратился к дамам. – Знаете, какой он умный?! Он даже меня умнее. Он найдёт нетрадиционный ключ, а всякое противоречие решается нетрадиционно. Так что, Валерик, второй день рождения станет твоим третьим. Жаль, только, что я его целиком не увижу.
- Степаныч, ты это на что намекаешь?
- Я не намекаешь, Валерочка, а сожалеешь, что не придется засидеться, как обычно. Сын с семейством приезжает, встречать надо. Так что я уйду пораньше. Несмотря на это я успею отпраздновать начало твоего третичного периода.
После этого каламбура стало понятно какое Валерино пришествие ожидается. Однако, будет ли пришествие оставшихся женщин до сих пор было неизвестно: таились те две «тёмные лошадки», упомянутые Валерой – Лена и Эля, которые могут подойти с небольшим опозданием. Вот это возможно допустимое время и решили выждать.
Валера отвёл Степаныча в соседнюю маленькую комнату, давая женщинам поколдовать над своей внешностью.
В ванной Таня принялась чего-то опять накручивать на своей причёске, у Люды, по случаю, вдруг возникли проблемы с кофточкой.
- Люд, ты чего не сказала? Вместе бы пошли.
- Я даже когда с завода выходила, планов не было. Потом, ещё перед автобусом, позвонила мама. Сказала, что к ней собираются в гости её две подруги: у них сегодня какой-то день, и они бы хотели посидеть, намекая мне пойти куда-нибудь и им не мешать. Тут и вспомнила про Валерино приглашение. Походила по магазинам, купила подарок и пошла сюда. Правда, пришла заметно раньше, Валера ещё на кухне возился. Зато мы уже на «ты» перешли.
- Ой, Людка, сдаётся мне, что ты и без маминого звонка помнила, и ноги тебя сюда сами несли.
- Танька, ты как Машка, вам рентген не нужен, вы всё нутро сами разглядите.
- И что?
- И ничего. Тань, я никому не хочу сделать плохо. Как получится.
- Уважаемые гости, – пафосно воскликнул Валера, открывая праздничное застолье – в начале нашего, по поводу чего мы здесь, позвольте, собственно, представить виновника. Вот он, оно и она: пианино «Ласточка». Ему, или ей я обязан своим вторым Днём рождения. Родитель этот, должен вам сказать – оригинал: он оказался моим ровесником. Несмотря на то, что отпрыск его при его открывании особых музыкальных талантов не открыл, но зато создал привязанность, которая, как мне кажется, переросла во взаимную любовь. В свою очередь в результате этого появился плод совместной любви, своего рода – духовный сиамский близнец…
- Валера, – с искрящимися глазами перебила его Людмила – а ты не допускаешь, что у этого сиамского новообразования ещё одна голова вырастет, или прирастёт?
- Интересный поворот – быстро нашёлся Валерий. – Каким же это путём?
- Тем же: открытием. Если публика не против – она может прямо сейчас лицезреть эти любовные отношения после которых и появится на свет третья голова?
- Публика не против – почти одновременно с искренними радостными улыбками подключились Степаныч и Татьяна….
- Более того – кинул Степаныч – публика имеет предположение, что этим не кончится…
- Степаныч – воскликнул Валера переполненным от смеха ртом – не интригуй: выкладывай.
- Ещё одной головой, Валерочка. Трио уже светит.
- А почему не квартет? – в той же залихватской тональности вошла в унисон Татьяна – Вижу появление пятиголового змея.
- Здорово, Танечка – поддакнула Людмилка, быстро направилась к пианино, открыв крышку, усевшись на табурет, без подготовки, сразу же, очевидно, боясь утерять бравурную бурлящую атмосферу, начала очень даже неплохо играть лёгкую быструю музыку в темпе и жанре то ли «Кадрили», то ли «Польки».
Валера со Степанычем, словно сговорившись, направились в ту маленькую комнату и скоро, в такт весёлым пианинным звукам, донеслась пробная игра баяна и струнный перебор балалайки. Это точно, а вот баян оказался аккордеоном, как только Валера показался в дверном проёме. Выйдя из комнаты он остался на ногах, пристроившись справа от Людмилы, дабы не загораживать собою остальных; Степаныч сел на стул.
Только поднастроились под единый лад, как вдруг поднялся Степаныч. Выпятившись вперёд, явно увеличив звук, мастерски завёл изумительную трель, тем самым чуть затмив аккордеон и пианино. Сольное исполнение было выполнено с таким изяществом, что инстинктивно вызвало у всех восторженное одобрение, отпечатавшееся в восхищённых гримассах. Впоследствии, оказалось, его соло вызвало ещё и дух соперничества. Тактично выбрав паузу, теперь уже на передовую выдался Валера со своим аккордеоном, слегка задвинув Степаныча. Его импровизация также летела в том же мотиве, разбрызгивая не меньше, если не больше, музыкальных искр. Однако, Людмила тоже не сдавалась. Усилив звук своей игры на пианино, она смогла-таки одолеть балалайку с аккордеоном. По правде сказать, такая победа произошла по большей части от джентльменского притухания Валеры и Степаныча. Думали на этом всё. Какое там. Дальше удивила Татьяна. Приблизившись к Люде она высоким голосом завела такое красивое «Ля-ля-ля-ля….» по мотивам песен Менестреля из кинофильма «Ученик лекаря», что все вновь впали в очередной восторг. Он инстинктивно подвигнул Валеру и тот пристроился сбоку от Татьяны, что подтолкнуло в свою очередь Степаныча, заставив его встать рядом с Людмилой и тут заигралось и запелось, как будто долго репетировалось и тщательно готовилось, настолько великолепно всё получилось. Все впали в раж. Всех обуяло такое чувство: вот-вот взлетят.
Доведя до высшего напряжения свою мелодичную трель первым приутих Степаныч. Вслед за ним сник голосовой полёт «ля...»-напевов у Татьяны. Звуки пианино стали приглушённее, вскоре и они затихли. Валера, отключив басы, выдавал тихие нежные высокие ноты.
- Удивительно — сказал он, окончив игру, не снимая аккордеона с плеч, — но этот день рождения, по крайней мере его начало, оказался совершенно иным. Это не День рождения — это похоже на перерождение…
И стал говорить, что это произошло прежде всего благодаря его новым друзьям, с которыми, он чувствует, уже не расстанется. Потом слово взял Степаныч и напомнил Валерику, что и старых друзей забывать не стоит, впрочем, в любом случае, — «ему этого никто не позволит». После пожелал своему другу традиционных желаний и подарил набор слесарных инструментов. По очереди говорили Татьяна и Люда и тоже слово словили радость оттого, что встретили такого человека… Потом тоже желали и тоже подарили.
После первого застольного тостования…
- Уж коли я именинник — не дожидаясь доёдывания ими своих блюд, встал Валера — Таня и Люда можно вас попросить спеть дуэтом ту песню, что пели на празднике у Маши.
Таня и Люда пошептались. «Можно, но чуть позже» — ответили они, а сейчас споют по подходящему случаю и запели про одинокого «...Казака...». Валера сразу же взялся им подыгрывать. Дуэт с первых строк и нот стал выказывать неподдельное сожаление по одинокому сердцу. Дальше больше: пожар чувств принялся разгораться. Очевидное треволнение, иногда слышимое даже в треморе, охватил и Валеру. Он, незаметно для себя самого, подошёл к женщинам и уселся между ними. От этого хлынула новая волна проникновенных чувств. Таня с Людой, выражая нежность, чуть ощутимо склонили головы к Валериным плечам. Окончив пение все словно стряхнули дурманящую пелену.
- Не заметили, как и Степаныч ушёл — сказал Валера.
Женщины промолчали.
Почувствовав затяжную паузу продолжил:
- Сегодня, когда готовился и планировал свой второй День рождения, думал: как обычно и чего-то ждал. Как обычно — это как со Степанычем: скажу — отметим — мне в ответ — отметим — посидим — отметим — попоём — отметим; вот так и отметим. В глубине — надежда: чего-то будет ….. — и многозначительно вызывающе остановился.
Таня с Людой не поддались, на вызов не ответили.
- Случилось неожиданное: даже больше и, наверное, лучше …. — и снова вбросил паузу, вытягивая желанную реакцию.
Женщины, очевидно, даже как-то напряглись, кажется будто съёжились, и продолжали упорно молчать.
- Если так получилось — продолжил Валерий после затяжного раздумия — моё предложение: быть нам вместе — и снова замолчал, на этот раз с испугом, приготовившись к возмущённому негодованию. Взрыва не последовало; две пары глаз продолжали дырявить стол, каждая в своей точке.
- Сам не понимаю — явно волнуясь, заговорил он, выждав предельное время — как это всё будет происходить. Надеюсь, жизнь подскажет. Впрочем, если кто против моего предложения, может уйти.
Таня с Людой остались на месте.
24.09.2021