В Советском Союзе (а вы что подумали про "СС"?) все национальности жили между собой дружно. Я вырос в Киргизии, в нашем посёлке преобладали европейцы. Аборигенское население в посёлке было продвинутым в русском языке и не только. В столице Фрунзе, где я потом стал студентом тоже жили «обрусевшие» киргизы. Тогда слово «абориген» мы не употребляли, оно считалось оскорбительным. В дальних горных аулах, куда нас студентами гоняли на сельхозработы, европейцы встречались крайне редко. Там преобладали такие, даже среди молодых, которые с трудом, или вообще не могли говорить по-русски. Мы говорили о таких местах, что ещё советская власть туда не добралась, имея ввиду, что это плохо (дураки). Потом молодёжь из этих мест становилась студентами в столице их родины, где обучение велось на русском языке и им приходилось трудно. Существовали квоты на процентное соотношение местных и остальтных, поэтому те могли поступать в ВУЗы, не зная русского языка путём. Квоты были повсюду, в том числе и для руководящих работников, всех уровней, и для любых портфелей, поэтому столько некомпетентных болванов руководили, больше во вред, чем на пользу.
Партия заботилась о гражданах страны и держала политику цен под контролем. На продукты цены явно занижались, техникой колхозы владели допотопной, производительность труда и урожайность была соответственной. Сельское хозяйство никак не могло обходиться без бесплатной рабочей силы. Не только студентов, но и школьников, а также рабочих с предприятий отправляли в колхозы на помощь. Весной на прополку, в частности свёклы — чуть ли не монокультуры, а осенью на уборку урожая. Свёкла в первое время давала небывалые урожаи, благодаря киргизскому солнцу и обильному поливу. Сахарных заводов понастроили в каждом районном центре. Однако почвы быстро истощились, а до подкармливания, удобрения земель агрономы не додумались. Советская власть стала закупать сахар-сырец из тростника в дружественной социалистической Кубе. Сахарные заводы два раза в год становились на ремонт то есть перепрофилировались от свёклы на кубинский сахар, и потом снова обратно. Более шести месяцев каждый год ремонтировались, то есть не зарабатывали деньги, а тратили заработанные, а в остальное время делали их, видимо пачками, потому как хватало на последующие ремонты. Это типично для советской техники, не только для заводов, но и для бульдозеров, экскаваторов и прочего. Так или иначе килограмм сахара стоил стабильно 78 копеек и в расцвете социализма всегда был в наличии. Из него гнали самогон, но самогоноварение пресекали. Белый хлеб стоил 25 копеек, серый — 16. ещё существовал чёрный хлеб по 14 копеек, который больше шести булок (!) в одни руки не давали. Им кормили свиней и прочую живность.
В горных аулах свёклу не сажали, за то там росли великолепные травы, которые надо было убирать для корма животным.
В колхозах во главе стояли ставленники компартии, чаще всего бестолковые агрономы и тупые зоотехники, поэтому там дело шло из рук вон. На уборке сена, будучи студентом, типичный случай имел место. Скошенное сено сразу же тюковал специальный комбайн, не дав подсохнуть. Мы должны были неподъёмные тюки поднимать вилами на тракторный прицеп. По три-четыре человека с трудом справлялись с каждым отдельным тюком. В то время как сухой тюк под силу одному. Тюки складывали в огромную скирду, где трава начала «гореть». То есть интенсивно гнить, отчего у неё поднялась температура.
И в других направлениях сельского хозяйства партия, устами малокомпетентных начальников, как-то: секретарей райкомов, председателей исполкомов и прочих проходимцев, давала указания когда сажать и когда убирать урожай.
Но не всё было так плохо на селе при советской власти, как теперь в России, в отсутствие оной. Существовали образцовые сёла и колхозы, но, к сожалению, они являли собой исключения из правил.
В Киргизии все национальности жили дружно, инциденты происходили редко, а если — то это ничто по сравнению с тем, что началось с развалом СССР. Всё сводилось к тому, что молодёжь по нац.признаку разбивала друг другу носы, или какой-нибудь распоясавшийся киргиз, приняв огненной воды, в атобусе дебоширил: «...орус, кеттык отсюда — я хозяин страна!»
Не знание киргизского языка никак не влияло на повседневную жизнь. Тогда это было нормой, а теперь удивляет.
В другой части страны, в европейской, я оказался спустя несколько лет. По теме «дружба народов» имел место примечательный случай. В одной строительной конторе, в которой я работал, объекты были разбросаны по стране, и даже за её пределами. Сдав материальный отчёт, подогнав процентовку и закрыв наряды (всё — сплошная липа, тоже норма в совковой стране), я ехал поездом на объект. Село Линейное, что в Астраханской области, близ которого стоял наш городок из передвижных вагончиков. Я проспал и проехал до следующей станции Зензели. В обратную сторону, согласно расписания поезд ожидался около полудня следующего дня, то есть через 12 часов. Я решил попроситься на товарный поезд в тепловоз. В окно высунулся машинист, я ему изложил свою проблему. В темноте мою принадлежность к европейской расе трудно было отличить. Машинист-калмык, как потом выяснилось, спросил:
А какой ты национальности?
Русский, - соврал я, от неожиданности вопроса.
В Советском Союзе немцем быть очень «почётно». Так как недалёкие люди сразу проводили параллель с фашистами. Почему-то российским немцам упорно и методично навязывалось чувство вины за Великую Отечественную Войну. Однажды в беседе с одним давним знакомым мы с удивлением для обоих выяснили, что он еврей, а я немец. Он сказал, что в Советском Союзе, неофициально, русские считаются людьми первого сорта, другие национальности, у которых есть свои республики, или автономии, - второго, а мы с ним — только третьего. Ладно немцы, но почему и евреи?!
Машинист-калмык пустил меня и выделил место в кабине заднего тепловоза, а сам с помощником рулил (если это слово уместно по отношению к тепловозу, где руль отстутствует) само собой, в переднем. Как выяснилось из короткой беседы, они не желали пособить кому-нибудь из кавказских национальностей, в особенности чеченцам, которых были личные причины недолюбливать, мягко говоря.
Мой городок на станции Линейной располагался далеко от станции, но в непосредственной близости к нитке железной дороги. Товарняк должен был идти на пролёт, но дружественные калмыки сбросили скорость около нашего городка и я, спрыгнув на ходу, благополучно добрался до места.
Все эти маленькие шероховатости в искуственно дружной семье народов СССР вылезли наружу с развалом его и имели (и до сих пор имеют) весьма печальные последствия.