Выездное заседание политбюро компартии Советского Союза. На сцене длинный стол, покрытый кумачом. На столе стоит на круглом алюминиевом подносе стеклянный гранённый графин с водой и гранённый стакан без воды. Во главе стола, то бишь в его середине, восседает товарищ Сталин, он же Джугашвили, в руках слабодымящаяся то и дело потухающая трубка. Услужливые руки подносят огонь, даже тогда, когда в нём нет нужды. Вождь раскуривает трубку снова, противно плямкая губами, приводя в благоговение этим подающего огонь (как впрочем и остальную публику). Он говорит свои мудрые слова предводителя всех народов. Справа и слева от него сидит политбюро неполным составом. Актовый зал завода переполнен. Заняты не только все сидения, но и места позади них, проходы и дверные проёмы. Многие курят папиросы. Здание выстроено в стиле сталинского ампира (ни о каком другом не могло быть и речи), дым стоит коромыслом под высокими потолками. Как на сцене, так и в зале все с открытым ртом внимают, впитывают каждое слово вождя. Среди присутствующих из политбюро мы легко узнаём кивалу Калинина, батоно Берию. Первого Сталин таскал за собой в последнее время перед войной, чтобы подписывать рождаемые им всевозможные меморандумы, пакты, указы и постановления, а второго - чтобы просто был.
Сидит на почётном месте сталинский воспеватель Лебедев-Кумач. А вот таких одночленов-многочленов, как Троцкого, Ежова, Тухачевского, Блюхера и... и... и... уже нет. Вообще нигде нет, даже в Мексике достали некоторых...
Сталин держит речь в своей неторопливой манере:
...За последнее время партия и правительство, весь советский нар,...
А-апчхи, - перебивая вождя на полуслове, раздаётся в зале.
Оратор прерывает речь и не спеша обводит грозным взглядом ряды. В зале сначала наступает тупое замешательство, слышно ёрзанье на стульях, с явной целью уменьшиться в размерах, но быстро наступает гробовая тишина. Только слышно как жужжит муха. Грозный взгляд вождя парализует всех присутствующих. Муху тоже. Медленно, по слогам произнося слова он обращается в зал, с лёгким грузинским акцентом:
Кто-О... чих-нуль?
В ответ тишина. Муха присела на одну из лысин, согнула лапки в коленях и затаилась. Обладатель плеши не решается пошевелиться для того, чтобы прихлопнуть её или согнать...
Последни раз спращиваю: кто-о... чихнуль,? - несколько быстрее, с заметным нетерпением повторяет вопрос вождь.
В ответ гробовая тишина...
Товарищ Берия, перьвие два ряда расстрелять! - достаточно быстро и чётко, грозно и в то же время бесстрастно изрёк вождь.
Не лишним будет упомянуть, что вождь везде и всюду таскал за собой полвзвода натасканных энкавэдэшников. Они выполняли две функции. Были телохранителями и расстрельной командой. Даже если Берии не было поблизости, команда следовала за вождём неотступно, умудряясь быть малозаметными, насколько это возможно для такой группы людей. Страна былы наводнена людьми в военной форме, и среди них сравнительно легко получалось быть незаметными. Сталин справедливо (наверное) полагал: чем больше работы по второму профилю, тем меньше — по первому. Да и вообще команду «Расстрелять» за долгую (к сожалению) и мучительную (для других) жизнь Сталин употребил (письменно и устно) большее количество раз, чем нормальный средне-статистический вежливый человек употребил слово «спасибо» за тот же промежуток времени.
После того, как первые два ряда вывели, с улицы донеслось сначала залп и сразу после него несколько нестройных выстрелов. Сидящий справа от Сталина, Берия отметил про себя после залпа: «Всех положили!», а после одиночных выстрелов: «Добили тех, кто подавал признаки жизни!»
Снова всё стихло. Никто не шевелился. У мухи затекли лапки и она решив их размять, начала елозить по лысине, однако не решаясь взлететь. Неразумная муха интуитивно осознавала величие вождя всех народов. Джугашвили повторил вопрос:
Кто-о... чихнуль?...
Тупое замешательство, не лишённое комизма, не смотря на трагичность ситуации, повисло в воздухе, в котором дым, дабы не искушать судьбу быстро рассеялся Присутствующие в зале охотно последовали бы его примеру, да такой способностью природа не наделила.
Всех выручил один старик, с пышными седыми усами, сидящий в третьем ряду. Он подумал: «Ах, всё равно хана, признАюсь.» Старик встал и из под усов донеслось:
Я, Иосиф Виссарионович!
Будь здоров, отец! - всё так же грозно и неторопливо, лениво и бесстрастно изрёк вождь, - Сталин строг, но справедлив!
По залу пронёсся приглушённый вздох облегчения. Наступило оживление, и зал уже приготовился расхохотаться невинной шутке вождя, однако он пресек это дело на корню мановением руки. Радостная муха, приняв оживление в зале за зелёный свет, устремилась в сторону недавно прозвучавших выстрелов. По пути было окно, которое всегда отличалось непрозрачностью стёкол из-за скопившейся на них многолетней грязи, однако теперь, по случаю приезда вождя, чистенькое, словно новое. Жирная зелёная муха, не увидя препетствия на пути на полном ходу врезалась в стекло, упала навзничь на подоконник и задрыгала лапками. Но вскоре оклималась и стала жужжать по стеклу, видимо страстно желая покинуть зал. Её крошечные мозги говорили об опасности нахождения здесь и сейчас. Мозги разумных, вероятно подсказывали тоже что-либо подобное, но парализующий страх удерживал их на местах.
Так вот, за последнее время советский народ, партия и правительство..., - продолжил заседание Сталин, словно ничего не произошло (в самообладании ему не откажешь).
Вождь вспомнил об этом предвоенном выездном заседании и едва уловимая тень улыбки скользнула от губ в усы: «Как хорошо мы жили в это благословенное довоенное время. В мирное время!»
Мирным время эпохи Сталина назвать — перо не хочет слушаться. Эпоха, в которую тиран двадцать девять долгих лет воевал против собственного народа. Долгих с точки зрения жизни человека. Однако это коротенький миг истории России с чёрным пятном. Коммунистическое государственное образование СССР, уже при создавании его было обречено на развал, но удивительно-отвратительно долго продержалось.
Куранты пробили двенадцать раз, после длинного предисловия. Этим боем проводив в вечность двадцать седьмой день августа сорок первого года. За кремлёвской стеной было темно и тихо. Светомаскировка. Лишь из одного окна, сквозь щели массивных штор пробивался маленьким лучиком слабый, приглушённый свет. Было душно. Тучи многообещающе зависли над столицей. Вождь всех времён и народов мерил шагами свой рабочий кабинет, засунув правую руку меж застёгнутых пуговиц кителя, а левой, - держа за чубук трубку, в которой тлел табак «Герцеговина Флор» и из которой временами втягивал дым, причмокивая губами и, не затягиваясь, выпускал наружу струйкой через уголок губ. Вдруг порыв ветра ударил открытой форточкой об откос окна и принялся гоняться за остатками рассеивающегося дыма, закручивая его напоследок в причудливые формы. Сталин подошёл к окну и, закрыв форточку, поправил машинально занавеску. Он, хотя и отошёл уже от прострации, в которой пребывал в первые дни войны, но был всё ещё удручен, задумчив и хмур. Его рябое лицо выглядело утомлённым, уставшим и лет на 10 постаревшим за последние два месяца. Вождь всех времён и народов... По-моему тут перебор, ладно народов, но как он может быть вождём времён?! Да и народов не всех, а только самых... Только тех, которые позволили управлять собой такому ничтожеству, террористу и уголовнику. Которые сами для себя вырастили такого тирана. Что он за человек — мрак о нём знает больше, чем свет. Он начертил прямую линию для многих сложных извилин человеческих жизней. Для тех, кто пытался или даже собирался жить, пользуясь извилинами серого вещества, он выравнивал, упрощал и укорачивал до крайности. Попытка заглянуть в тайники его совести непременно потерпит неудачу. Как можно заглянуть туда, чего нет?!
Куранты пробили ещё раз. Пробили два раза... Вождь обдумывал очередной «царский» указ, мурлыкая себе под нос прицепившуюся на язык песенку на стихи Лебедева-Кумача:
Широка страна моя родная,
много в ней лесов полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
где так вольно человек...
Сталин перестал гундеть песенку, остановился и усмехнулся в усы. Сказал вслух:
Ох и шельма же товарищ Лебедев-Кумач, - далее вождь перестал говорить, но продолжал думать по теме, - надо бы дать распоряжение исполнить эту песню грузинским разноголосием.
Он продолжил путь и подошёл к большой карте СССР, висящей на стене, и принялся разглядывать её, словно это была картина Рембрандта. Он детально изучал на карте необъятной страны маленький кусочек - Автономную Республику Немцев Поволжья. Как бельмо на глазу была на карте для вождя эта республика. Посмотрел немного западнее — Гитлер ведёт широкомассштабное наступление по всем фронтам. «Два месяца войны, а сколько уже нашей земли отдано супостату, - размышлял он, - немецко-фашистские войска оккупировали так много городов и деревень. Там осталось много этнических российских немцев. Не успели вывезти, надо было хоть расстрелять всех поголовно, не оставлять же добычу врагу. Что за головотяпство. А с кого спросить?...»
Вождь задумался, посасывая «Герцоговину», ища кого сделать крайним. Но его мысли опять отвлекла карта и бельмо на ней. Потенциальному крайнему крайне повезло.
«Такого не должно произойти ещё раз, пых-пых, - продолжил свою думу вождь, - Что будет целесообразней, всех расстрелять или всё-таки депортировать. Пых-пых-пых. Это же сколько надо вагонов. Нет, проще расстрелять. Врагу их оставлять ни в коем случае не годится. Пых-пых. Но с другой стороны войска и военная техника из глубины страны едут на запад, значит на восток вагоны идут пустые. Да и если освободить заключённых для фронта, отправить их в штрафбаты смывать свою вину перед родиной кровью, тогда в лагерях работать некому будет. А худо-бедно вся экономика держится на этом, а теперь и в военной промышленности понадобится множество рабсилы.» (рабсилы — в этом словосочетании два полных слова, без сокращений).
Вождь ещё раз пыхнул и взял трубку в кулак: «Им и зарплаты никакой не надо, достаточно кормить кое-как... Решено. Лагеря освобождаются, а на их место — советских-антисоветских немцев. Пусть искупают коллективную вину ударным (то есть изнурительным) трудом. А какой найти предлог?» - Вождь походил ещё из угла в угол. Тщетно пыхтя трубкой, она совсем потухла, подошёл к столу нажал нужную кнопочку и проговорил в пустоту, слегка склонив голову, в чём не было нужды. Мировые беды, зачастую случаются из-за коротышек. Этим же надо доказать, что они не хуже высокорослых, которым ничего доказывать не надо, они свои данные получили от природы. Недополучили от природы кроме Сталина ещё и Македонский, Наполеон, Ленин, Карл Великий, Махно даже Пушкин был коротышкой. Но последний дружил с Музой. Или как он сам говорил с Лирой. А остальным приходилось доказывать свою полноценность. Да и Гитлер тоже не дотянул до среднего роста.
У меня в приятелях был один низкорослый, тот все свои предложения начинал с буквы я. У него была самая толстая машина, самый презентабельный дом... Если бы существовала мода на толстых женщин, у него бы была самая толстая жена.
Но вернёмся к кремлёвскому коротышке:
Товарищ Светлана Михайловна! - произнёс он в «говорильник».
Да, Иосиф Виссарионович, - отозвался в ту же секунду из аппарата громкой связи томный голос пожилой женщины.
Пригласите ко мне товарища Берия (кстати, этот тоже не дотянул до среднего роста)
Он уехал домой в свой особняк, я ему сейчас позвоню. - ответил аппарат громкой связи голосом товарища Светланы Михайловны.
Пусть поторопится.
Товарищ Берия уже в пути, - ответил тот же услужливый голос спустя пять минут.
Берию, что называется, сняли прямо с женщины. На этот раз ему на съедение доставили известную актриссу Татьяну Окуневскую, которая оказалась крепким орешком. Она имела наглость и достаточно силы духа, чтобы отказать ему во всём и собралась уходить. Берия предложил на прощание выпить вина. Он подошёл к столу, накрытому всеми мыслимыми деликатессами и из бутылки налил вина в два бокала на высоких тонких ножках. В одном из бокалов, предназначенной для Окуневской на дне уже был порошок... Берия не нуждался в ответных чувствах, главное для него было заполучить жертву. Половой акт на этот раз он закончить не успел, а наградить сифилисом успел... Хотя нет, он заразился этой болезнью в сорок третьем году. А сейчас пока сорок первый. Значит повезло Татьяне Окуневской. Однако это везение было относительным. Непокорную женщину злопамятный беспредельщик Берия упрятал в лагерь на 10 лет. Оттуда она вернулась, отбыв этот срок, без какого-то ни было здоровья, не говоря уже о его состоянии, свободой наслаждалась недолго, и умерла в полном забвении пару лет спустя.
Сталин измерил свой просторный кабинет ещё один раз и вернулся к аппарату:
Председателя Президиума Верховного Совета, товарища Калинина, тоже пригласите, - сказал он медленно и отчётливо выговаривая каждую букву с лёгким грузинским акцентом.
Этот «всесоюзный староста» женщинами не интересовался вовсе и был всегда на чеку, готовый моментально откликнуться на зов вождя. Он даже спал не раздеваясь.
А Секретаря Президиума Верховного Совета, товарища Горкина, пригласить тоже? - спросила на всякий случай товарищ Светлана Михайловна.
Сталин не посчитал нужным ответить, и серкетарша на всякий случай позвонила и ему. Интуиция ей подсказала, что и товарища Молотова надо пригласить.
Куранты ударили трижды. Все были в сборе. Совещание началось. Сталин показал чубуком потухшей трубки, которую всё ещё держал в руках, на висящей на стене карте, на республику Немцев Поволжья.
Товарищ Берия, Вы совместно с председателем совета народных коммисаров товарищем Молотовым недавно побывали в командировке в городе Саратове. Какое настроение у местного населения? - Удалось установить, что советкие немцы — не совсем советские, или совсем не советские? Что они готовы помогать врагу, устраивать диверсии, и всячески содействовать Гитлеру?
Нет, товарищ Сталин, - Берия сделал попытку встать из-за стола, но проходивший мимо Сталин, усадил его обратно, положив руку на плечо, - фактов установить не удалось, но это очевидно. Здесь налицо неудовлетворительная работа местных соответствующих органов. Интуиция подсказывает. Медлить с этим вопросом нельзя, надо что-то решать... - ответил он, предугадывая ход мыслей своего патрона.
Молотов молча кивал при каждом слове Берии.
Надо выявить виновных и наказать по всей строгости военного времени, - продолжил вождь.
Уже занимаемся, товарищ Сталин, - с готовностью отреагировал его подельник.
Товарищи, зачем нам этот геморрой? - не обращая внимания на реплику Берии спросил Сталин.
Все молчали. Берия усердствовал дальше в предвосхищении событий:
Я бы это даже гонореей назвал, товарищ Сталин, эта болезнь нам ни к чему!
Да...да... надо решать..., - нестройно отозвались остальные участники заседания.
Хотя Калинин сидел и дремал, это не помешало ему тоже поддакивать и кивать. При этом клин жиденькой бородки задвигался. Если смотреть на лицо в профиль, то амплитуда острия бородёнки маячила на воображаемом циферблате от 5 до 7 часов.
Безмолвной оставалась только товарищ Светлана Михайловна, сидящая у печатной машинки «Underwood», разминая под столом пальцы, которыми в следующую минуту принялись стучать по клавишам. Она была высокопрофессиональна, не допускала ошибок и печатала быстрее, чем Сталин соображал. Машинка «Underwood» послушно отзывалась на удары пальцев неравномерным стуком, с периодическим «выходом» лёгкого колокольчика, который сообщал о конце строки. При каждом очередном выходе колокольчика, товарищ Светлана Михайловна, прерываясь на короткий миг, привычным движением, плавно, но быстро переводила каретку машинки за хромированую ручку снова в исходное положение и продолжала стучать по клавишам до следующего колокольчика.
Куранты ударили четыре раза. Товарищ Светлана Михайловна покрутила ручку печатной машинки, вытащила только что рождённый документ и подала Сталину. Он взглядом переадресовал его и товарищ Светлана Михайловна подала его на подпись сначала товарищу Калинину, потом товарищу Горкину. После каждой подписи она аккуратно, со знанием дела проехалась по свежим чернилам промокательным станком, пресс-папье — массивной бандурой, представляющей из себя сегмент, на окружности которого приклеена промокательная бумага, а в центре хорды — инкрустированная ручка в виде лебедя с изогнутой по лебединому шеей и расщеперенными крыльями.
За окнами сверкнуло так, что даже сквозь тяжёлые плотные занавески кабинет вождя на мгновение осветило, как днём, отбросив на противоположную окнам стену тени всех участников преступления, включая расщеперенные крылья лебедя. Через шесть секунд раздался такой огушительный раскатистый гром, словно источник звука находился прямо над территорией, огороженной стенами Кремля. Если бы не раскатистость звука, присутствующие могли бы подумать, что это самолётный бомбовый удар противника. Ещё через шесть секунд в окна сначала забарабанил крупными каплями, а потом пошёл стеной проливной дождь. Впечатление было такое, что наверху разверзлась бездна, и вода устремилась вниз из всех небесных шлюзов. Продолжался бы дождь час-другой, Кремль наполниился бы до самых зубцов на стенах, и вода стала бы переливаться, хлынув между ними отдельными водопадами. А ещё через час другой такого дождя Кремль снесло бы во взбухшую в мгновение ока Москва-реку, готовую выйти из берегов. Однако кремлёвский забор стоит на прочном основании, да и гроза прекратилась через десять минут так же внезапно, как и началась.
Пять ударов курантов никто не слышал. Все спали, включая вождя, с чувством выполненного долга перед родиной. А над свежевыстиранным Кремлём всходило солнце, прорываясь сквозь остатки облаков, разгоняемых утренним ветерком. Ласковое утреннее солнце сверкало миллионами солнечных бликов в каждом шве его стен, в каждом мокром кирпиче, высушивая их и пропадая в матовой поверхности.
Вот он, рождённый государственными преступниками документ:
Указ Президиума Верховного Совета СССР
«О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья»
По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья.
О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, — следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и советской власти.
В случае если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами в Республике немцев Поволжья или прилегающих районах, и случится кровопролитие, советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья.
Во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий Президиум Верховного Совета СССР признал необходимым переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы с тем, чтобы переселяемые были наделены землей и чтобы им была оказана государственная помощь по устройству в новых районах.
Для расселения выделены изобилующие пахотной землей районы Новосибирской и Омской областей, Алтайского края, Казахстана и другие соседние местности.
В связи с этим Государственному Комитету Обороны предписано срочно произвести переселение всех немцев Поволжья и наделить переселяемых немцев Поволжья землей и угодьями в новых районах.
Председатель Президиума
Верховного Совета СССР М. Калинин.
Секретарь Президиума
Верховного Совета СССР А. Горкин.
Москва, Кремль, 28 августа 1941 г.
Когда проходимцы в красивых упаковках, добираются к власти любой страны — последствия для её рядовых граждан плачевны. Проходимцы бывают образованными и даже умными, но они всё же дебилы, уже в силу их нравственной недоразвитости или деградации. Так было во все времена и у всех народов. «Из грязи в князи» прозвали в народе этот ход. Благодаря необъятности размеров страны, коммунисты не успели добраться до всех уголков, ведь куда они добрались, там оставались концлагеря и помойки. Я говорю о государстве, как об образовании и его аппарате власти. Команды из Кремля, где располагался аппарат, были губительными во все времена новейшей истории.
Красивая упаковка проходимцев — это лозунги, ласкающие слух толпы, приводящие её в движение. В толпе нет лиц. Каждый отдельный индивидуум расплавляется её массой. Как в красках при смешивании цветов, когда полученный цвет не будет иметь характера той или иной краски его состаляющих. Будет один новый цвет. И чем больше разных красок смешать, тем полученный цвет грязнее.
Так было во времена французской революции, красивой упаковкой проходимцев к которой служил девиз Робеспьера «Свобода, равенство, братство»... и гильотина заработала круглосуточно! Красивой упаковкой Гитлера была «мы - высшая раса», а Ленина — «Землю — крестьянам, фабрики — рабочим». Сам Ленин успел немного потерроризировать свой народ (нет, много, но не долго) и его дело с ошеломляющим успехом продолжил преемник Сталин. Как легко и как задёшево можно купить толпу, или как говорили пролетарские вожди — массы...
А самым первым дебилом в красивой упаковке был один ангел-отступник, который получил имя Сатана. Его упаковкой был плод с дерева которое «хорошо для пищи и приятно для глаз». Он самым первым потерял «реал» и переехал в «астрал» и с его подачи дебилы получили возможность добираться до власти, получив которую они обнажают свою сущность, сбрасывая личину — красивую упаковку (или продолжая ей прикрываться).
Согласно указа, депортированным немцам Поволжья обещана была земля на местах высылки и помощь от коммунистического государственного образования. Получили её, а как же, держи карман шире, даже если для этого пришлось умереть!... Не получили даже отдельную могилу метр на два и метр в глубину после смерти. Покойников сваливали кучей и присыпали землей, а то и просто сбрасывали в речные потоки. Их потомки стали бесхозными. Ни родины, ни флага... вот такие последствия этого указа. С подписью сталинского кивалы Калинина и некоего Горкина. Приговор приведён в исполнение силами Берии и его министерства, то бишь наркомата.
Судьба немцев, народа Немцев Поволжья в России была решена ночью. В Кремле подобные делишки решались исключительно ночью и обделывались по всей стране преимущественно ночью.
Если Вы думаете «поделом им, ведь Германия развязала войну...» ну и всё такое в этом роде, то Вы, батенька, либо дебил, либо кретин, или одно из двух (или вместе).