«Я устал, я ухожу...»
Накануне Нового 2000 года я съездил по делам в Москву и возвращался в Сыктывкар. В Москве впервые за несколько лет включили подсветки храма Василия Блаженного и башен Кремля, немного светилась Тверская, ещё вовсю строился Храм Христа Спасителя. Вокзалы Коноши и Вельска были во тьме, вокзал Котласа светился еле-еле, вокзал Сыктывкара был просто во мраке. Я не знаю – был ли такой тёмный праздник до этой величайшей и редкой даты? Ведь наступал 2000-й! Между прочим, и 2001-й тоже встретим во тьме. Сегодня мы привыкли к праздничной иллюминации от вокзала до Стефановской площади, когда светится в вензелях новогодних гирлянд вся улица Коммунистическая. Тогда, в 1999-м горели даже не все фонари. И мне не кажется. И я не преувеличиваю. Эта тема была на зубах (тема равнодушия к городу со стороны властей) даже во время выборов Главы в 2001-м году. Настолько запомнился бардак в столице в те годы.
Отставной американский советолог Клиффорд Гэдди, анализируя советскую экономику, когда-то писал о том, что к концу 1980-х СССР проиграл не одну, а две холодных войны: одну фигуральную, с западным миром (Cold War), а другую реальную – войну с холодом (War with the cold), делавшим хозяйственные издержки попросту запредельными. Перестройка на рыночные механизмы коснулась и коммуналки, которая к концу века была изношена в стране на 70 процентов, к 2004-му году – на все 90 (звучали якобы более точные цифры – 86%. Легче что ли? Министр ЖКХ был в новой России «расстрельным министром». Сначала вторым после министра сельского хозяйства, а потом и первым...).
И вот среди всей этой разрухи, как подарок к Новогоднему столу, как настоящее обозначение новой эпохи, 31 января 1999 года появляется на телеэкранах страны Президент России Борис Николаевич Ельцин и объявляет о своей отставке. Слова его «я устал, я ухожу...» стали мемом, потому что за годы его правления устали все и «ушли» миллионы.
Но эпоха начиналась не только уходом Ельцина, холодиной в квартирах и теменью на праздничных улицах. В сентябре 1999-го в Дагестан вторгся Шамиль Басаев с международным террористом Хаттабом. Общество опять напряглось, но всё-таки это было уже другое общество – не то, разбитое и дезориентированное заклинаниями 1996 года «Голосуй или проиграешь!», а общество с некоторой степенью обожжености и жесткости, накопленной в полукриминальной среде, в нищете, в среде молодежи, выросшей уже не на пионерских галстуках и на «Мурзилках», а на боевиках и на «культуре насилия». Звучит дико – «культура насилия», но звучит точно – ибо это уже другой поведенческий механизм. Хотя прошло всего три года.
Цена за социальный экспериментХХ века
В самом начале книги я напоминал и показывал на примерах, как вся революция, а потом и весь перестроечный спор и дискуссии шли, в общем-то, вокруг одного – вокруг беспрецедентной цены за социалистический проект, оплаченный народами России. Дискуссии и политические споры не утихают вокруг смыслов и бессмыслицы жертв. Все годы перестройки, с 1989-го года, историки работали над реабилитацией и изучением архивов ГУЛАГа, открытых документов того периода. Общество «Мемориал» (руководитель Михаил Рогачев) смогло разобраться с тайнами тысяч судеб, с десятками тысяч разобраться пока не удалось, но и времена открытости архивов были тоже не бесконечными. Чего уж там говорить (мне накануне 70-летия Победы в Великой Отечественной войне два года пришлось поработать руководителем рабочей группы Книги Памяти. Так даже там, по казалось бы, святому и героическому столько закрыто, столько недоступно, что, видимо, после наших этих поверхностных книжек, историкам придется писать ещё тома и тома)... А может мы наивные? Может так и задумано? Ведь и сегодня уже камни молчат, и «каменное сердце не болит», как в одной модной песенке поется. А уж через ещё 50-70 лет будут какие-нибудь девушки и парни смотреть на совсем не ту – придуманную и обработанную судьбу их предков.
И вот в 1995-м празднование 50-летия Победы на фоне кровавых потерь в Чечне, потом позорный полумир в Хасавюрте, подписанный генералом Лебедем, секретарем Совета безопасности (мир с фактической утратой территорий). Герой России Александр Алексеев – герой отчаяния. И общество в тот год переваривает доблесть и предательство, великую победу 50 лет назад и свою беспомощность перед актами террора и войной на своей территории. При полном беззаконном беспределе и полной беспомощности властей и командования.
К 1999-му году оно – общество – ожесточилось, ревизовалось само в себе, и новости о новом вторжении в Дагестан уже встречало не с распахнутыми глазами удивления и растерянности, а что-то типа: «Ну, заходи… Огребателем будешь!» Однако в героев «новое общество» уже не верило. Может быть, поэтому скорее, как жертвы, а не как герои, воспринимались населением республики следующие наши действительные Герои России: Виталий Бугаев и Александр Пузиновский, чьи мемориальные доски буквально в ряд у мемориала «Скорбящий воин» в центре Сыктывкара: Алексеев – Пузиновский – Бугаев.
С 1996 по 1999 годы в обществе заметно изменилось отношение к следующим «ценностям» (опишем по «порядку высот»):
1) К непогрешимости и «честности» церкви, во всяком случае, романтическое и лубочное представление о возрождающейся церкви ушло вместе со скандалами 1999 года вокруг раскола и вокруг замершего котлована под Собор святителя Стефана.
2) К власти в Коми. Образ Спиридонова погас в связи с коррупционными и мутными скандалами вокруг приватизации, вокруг нецелевого использования средств, вокруг волюнтаристских и очень субъективных решений (именно в эти годы ярко восходит звезда разоблачительницы помощника прокурора Риты Чистоходовой). Сама история с нечестным вбросом специально подосланных казачков от ЛДПР, чтобы остановить Чистоходову стало серьёзным «стирающим мазком» и по авторитету Спиридонова и по авторитету, в общем-то искреннего и до этого, справедливого лидера местных «жириновцев» Валерия Злобина.
3) Суды. За хулиганство и за мелкое воровство сроки преступники получают не меньше, а даже больше, чем те, кто ворует целыми предприятиями, вагонами, целыми строчками бюджетов. Не просто «шило в мешке не утаишь», а массово втягиваются в коррупционные схемы в том числе и добропорядочные хозяйственники, потому что экономика стоит. Без откатов не сделать ничего.
4) Школа, которая растерялась перед новым знанием, новой культурой, и которая была обречена пережить масштабнейший кризис уже хотя бы потому, что произошло естественное старение кадров. И даже те, кто вчера (3–5 лет назад) был ещё на высоте, за последние 3–5 лет не проходил переподготовок.
Скисли методические кабинеты, старели учителя и... см. выше, больше занимались выживанием. Именно про этот период говорят, как про «странный пример того, что косметика и сережки на лице ученицы могли стоить полугодовой зарплаты учителя». Какая уж тут «школа»? И голодные дети с другой стороны. И банды детей. И знаменитые результаты опросов. На вопрос – кем хочешь быть? Звучали ответы – проституткой и бандитом. И это не шарж, не преувеличение – это правда. Таких искренних ответов было не мало.
5) Армия. Про это мы уже сказали. Вернувшиеся с боевых действий ветераны несли правду о причинах поражения. О тотальной распродаже и воровстве оружия, о нетранспортабельных и небоеспособных соединениях и о бардаке управления.
Но... Но зато сейчас общество было трезвее. Без иллюзий. Оно знало, что продало и проиграло само – что виноватых тут искать по кремлям, конечно, можно, но бессмысленно. Надо искать... своих. Искать тех, кто понимает всё происходящее и понимает что и как надо делать.
И осенью 1999-го под грохот рушащихся домов от терактов в Москве, под отчаяние падающих в терактах самолётов (кровавый сентябрь 1999-го – чего уж, настолько кровавый, что его, по-моему, искусственно замалчивают в СМИ до сих пор. Но это та обстановка, на фоне которой к власти приходит Путин) начинают формироваться политические объединения «Единство» и «Отечество».
Опоры не трожь!
В конце 90-х, на самом финише ельцинской эпохи, один из советников его, генерал-майор Инокентьев ( интересная фигура – замучаетесь искать в интернете, хотя ещё года четыре назад я его находил и находил даже его труд того периода) издал брошюру. Она была не из тех, что для оперативного использования, а скорее – обобщающий анализ «архитектуры власти», о том, где вести ремонтные работы всего нашего прогнившего здания. И, конечно, о том, какая плесень и какие «жучки» подтачивают основы суверенитета. В ней чётко и просто названы были шесть (6) столпов, которые получили максимальное число атак извне, атак от внутренней оппозиции (как конструктивную критику, так и психо-эмоциональное воздействие с тиражированием как фейков, так и направленно раздутых скандалов), без реконструкции и поддержки которых возрождение здания «Россия» невозможно. Более того – он называл совсем короткие периоды, когда и оставшаяся часть страны начнет крошиться дальше. К сожалению, у меня не сохранилась распечатка того материала, но, думаю, что если есть желающие, они найдут этот материал.
Мне же интересно назвать те шесть столпов. Просто. Без комментариев.
1) Церковь и духовные институты.
2) Органы власти и символы государства, как институты, а не как личности.
3) Суды.
4) Школа.
5) Милиция.
6) Армия.
…совершенно очевидно, что «огонь по штабам» шёл направлено и совсем в тот период не объективно.
Таможня? Юрий Алексеевич, да Вы охренели…
Итак. На Северном Кавказе пылает новая война, а наши власти ставят таможню на границе с Кировской областью. «Нет, это не сепаратизм, - говорят наши власти, - это вынужденная мера от разграбления республики...». Но дело в том, что Джохар Дудаев и Масхадов с Яндарбиевым говорили ровно то же, только под грохот автоматов. Было совершенно очевидно, что Кремль будет не просто недоволен. Он будет недоволен если не с грохотом автоматов, то с грохотом отставки или критики – это точно. Остальное было уже делом техники...
Путин крутился, обложенный олигархами и их влиянием со всех сторон, а тут ещё и региональные лидеры (и даже альянсы: Шаймиев- Россель-Спиридонов) спорят по поводу отлаживания власти и управления, создают дополнительный головняк.
По признанию ветеранов торговли в Коми кировчане нас серьезно спасли в конце 80-х и в 90-х – постоянно. Молочка, мясо – все шло через них и от них. Конечно, не без их интереса, но сколько было дано нашей торговле на реализацию, в долг, сколько списанно под будущую работу – это ни в сказке сказать, ни пером описать. Кировчане выхватывали из республики свое – интересное им. Если только представить сколько стоило бы привезенное из Вологды и Пензы, из Пермского края или с Кубани (да ещё и сразу на выкуп), то, я думаю, мы цены и темпы инфляции в Коми в 90-х годах видели бы процентов на 20 выше. А ведь тогда казалось, что дальше просто некуда. Было куда. Поверьте – было куда. Но все-таки создание таможни – это вторжение в сугубо федеральные прерогативы. Это покушение на власть.
Спиридонов получил чёрную метку, но тогда не понял этого. Понял, когда по поводу приведения в порядок Конституции Коми (под положения федеральной Конституции) пытался спорить с Генеральным прокурором на круглом столе в Кремле. Это была точка... Дальше против него началась работа даже не просто политтехнологов-наемников, но и спецов со Старой площади и со Смоленской (МИД) тоже. И это не преувеличение. «Зелёный свет» на публикации против заигравшегося в суверенитет регионального лидера был дан фактически во все ключевые федеральные газеты: «Независимая», «Труд», «Коммерсант». Материалы были по всем «косякам» – от разливов нефти и ущемления прав коренных народов до странных манипуляций акциями нефтянки и шахтерскими бунтами (дескать, не без интереса региональных властей они организовывались).
Спиридонов проиграет выборы в декабре 2001 года, проведя в августе празднества 80-летия республики. Не по настроениям (совсем не по настроениям) были те праздники – ни для внутреннего пользования, ни для федеральных властей. Так – воспринимались скорее, как блажь регионального лидера и местных элит. Не пир во время чумы, но что-то типа испанской гитары в совхозе «Палевицкий».
А перед этим и невидимо для массы людей, невидимо даже для практически всей чиновничей элиты, происходил процесс, который сыграет не последнюю роль в поражении Спиридонова и в консолидации игроков против него.
получился тихий класс - "Революционный»
В 2000 году появляется целая прослойка чиновничества и продвинутой молодежи, которую долгие двадцать лет потом будут называть скучным словосочетанием «персональные пользователи компьютеров». За один 2000 год их численность увеличилась со 150-250 человек спецов связи и некоторых пользователей в кабинетах на Стефановской площади, до 2-2,5 тысяч юзеров – от торговли до научной среды, от адвокатуры до любителей порно в городской администрации. И число их продолжало расти в 2001-м (есть примерная оценка – до 4 тысяч только в Сыктывкаре, появились устойчивые группы и локальные сети в Ухте, Воркуте, Усинске, Печоре). Что это означало? Это означало совершенно другой уровень слива информации из Жёлтого Дома на площади, другой уровень оперативности влияния на выборы со стороны (извне республики), и, наконец, это, не выбирая выражений, десакрализировало фигуру самого Спиридонова. Тексты выскакивали смелые (потому что анонимные), с цифрами и фактами похожими на правду. Массовый читатель и общественный деятель столкнется гораздо позже с этим разрушительным явлением в комментариях на БНК, в социальных сетях Вконтакте и прочее, но тогда, в 2001-м, в нижних пластах чиновничества и фигур влияния происходила тихая психологическая революция.
…Заканчивалась эпоха. Заканчивался век, тысячелетие, заканчивался мир – тот, привычный, с какими-то незыблемыми (казалось) моментами правил и оценок. Инерция вынесла оценки в провинции за пределы века – в 2001-й, но все-таки догнала. Для республики этим моментом были даже не слёзы Спиридонова на трибуне Государственного Совета. Это уже позже. Какой-то обозначенной точкой был другой момент – момент телепередачи о нём ещё в период выборной компании. В кадре он говорит о том, что сделано, что не успел, о чём есть смысл подумать всем. Но подозрительная была интонация. Да, она была интонацией прощающегося человека. Прощающегося с другим вариантом событий и судьбы. В кадре его голос дрогнул. И видно было, что в горле застрял ком. Потом выдохнул... Не знаю, но мне иногда кажется, что история – она такая и есть, с какими-то еле заметными вдохами и выдохами в душе человека.
В 1999, 2000, 2001 и в 2002-х годах были удивительно жаркие лета. Одни более жаркие (1999 и нулевой), другие чуть менее, но этот марафон летней жары нескольких лет подряд не мог остаться незамеченным. И впервые всерьёз на обывательском уровне заговорили о глобальном потеплении и изменении климата непосредственно в Коми. Конечно, и в 90-х уже все реже случались сорокоградусные морозы. Всё реже и всё короче были эти периоды. Но, видимо, потому, что они как-то ещё уравновешивались по-прежнему не жаркими летними месяцами, обычно ощущение, что «что-то не то» ещё не работало. А вот именно на границе календаря тысячелетий несколько жарких периодов окончательно обозначили – мы в другом климате.
И вот в южных районах, в Койгородском и в Прилузском, несколько лет подряд заходят кабаны, вот уже змей стали встречать даже под Сыктывкаром, а на дачных участках в южных районах на открытом грунте вполне себе стали выживать огурцы и помидоры. Не каждый год, но все же.
Через два года федеральные СМИ напишут скромные заметки о том, что в начале декабря (2003 год) впервые за всю историю наблюдений в Заполярье не замерзли озёра...