Строители, творческие союзы
В 1972 году в Сыктывкаре появляется новый вуз — Сыктывкарский государственный университет. Только представьте себе промежуток времени между строительством Музыкального театра и главного корпуса университета всего три года! Но какие системообразующие и принципиально новые точки появляются... Нет , не только в городе. Театральный центр и вузовский центр — это образ, символы республики в целом. К уже существующим Лесному институту (на самом деле он пока филиал Ленинградской Лесотехнической академии) и пединституту (он тоже — формально с 1932 года, но реально лищь с начала 50-х) прибавился СГУ. В 1972 году были всего два факультета: историко-филологический и естественных наук. Но этого было достаточно, чтобы в культуре, искусстве, в подготовке кадров для Коми филиала Уральского отделения Академии наук СССР появилось ощущение «новой волны». (просто для справки: например, именно выпускник первого набора историко-филологического отделения, Евгений Евгеньевич Митюшев — автор гимна Сыктывкара. Е.Е. Митюшев долгие годы проработал директором школы №33).
Первым ректором университета была Валентина Александровна Витязева, доктор географических наук, что и объясняет целеполагание создания самого университета. Расширение географии развития производственно-промышленного потенциала на территории республики.
А для местных школьников психологически появился новый плацдарм — те, кто не хотел далеко уезжать из республики, получили возможность учиться рядом с домом. Это было в чем-то почти фантастикой — получать университетское образование и ездить на выходные домой.
Строительство. Масштабное и очень меняющее города строительство 1960-70-х годов — это главное, что влияло на настроение людей. В Емве начинается строительство завода древесно-волокнистых плит (ДВП), в Жешарте расширяется фанерный комбинат, Эжва выросла в 60-70-е, в Ухте город за несколько лет добрался до Пионер-горы, до которой молодежь в 50-60-е в выходные дни ещё ходила на лыжах, чтобы устраивать пикники на природе.
Воркута. Это совсем отдельная тема.
Только об истории строительства в Коми можно написать несколько отдельных книг. И о деревянных двухэтажках 30-50-х, и о сталинских домах с высокими потолками и лепниной, и о проектах ленинградских зодчих, создавших неповторимый стиль Ухты и Сосногорска. Но обязательно надо сказать вот о чем — о строительных мощностях, без которых всё это чудо преображения Севера было бы невозможно.
Но сначала о совсем далеком. О строительстве каменных церквей в Коми крае. Почему об этом? И какое отношение это имеет к тому, что произошло в ХХ веке? Дело в том, что, восхищаясь церквями и интересуясь их историей, редко кто задается вопросом — откуда брался кирпич? Особенно в верховьях рек, или особенно там, где стройки были громадными (как строительство Нювчимского железноделательного завода или, например, Ульяновского монастыря? А, задавшись таким вопросом, «реконструкторы» порою рождают совсем завиральные версии о доставке кирпича с каких-то мифических заводов...Каких? Не было никаких заводов вплоть до конца 1930-х годов.
Как же делался кирпич да ещё и в количествах весьма больших? В оврагах. Именно так. Конечно, сначала находили необходимую по качеству глину. Прямо в оврагах форматировали её в кирпичи, сушили. С двух сторон либо в самих оврагах, либо наверху устраивали так называемые «коридоры костров», через которые и шла протяжка обжигаемых кирпичей. Часто было и иначе. Крестьянским дворам заказывали обжиг высушенныз кирпичей в печах. Неважно, как топились печи — по-белому ли, по-чёрному ли, но после прогара дров, в раскаленную печь, закладывали по 2-3 десятка кирпичей на закаливание. Через несколько часов кирпич готов. Насколько качественными они были — смотрите на церкви (и забудьте глупости про цементирующий раствор на яицах. Дурь полная. Жрать было нечего, чтоб яица ещё в раствор молотить. И сколько ж сотен яиц надо, чтобы усилить кладку всего одного-двух кубометров?). Потом кирпич свозили к назначенному времени на места строительства.
И вот таким образом строилось все в северных краях вплоть до появления уже промышленных кирпичных заводов в 1930-40-х годах. Они были построены и в Сыктывкаре (Дырнос, Давпон), и в Ухте на Ветлосяне, и в Воркуте. Однако в конце 50- начале 50-х были обозначены новые громадные задачи строительства — и жилья, и промышленных объектов. В Воркуте, как городе, который был под гораздо большим вниманием у Москвы, чем Сыктывкар, появляется комбинат крупнопанельного домостроения. Руководил этим комплексом М.К.Григорьев – видный организатор в строительной отрасли республики тех лет. Воркутинский ДСК дал Сыктывкару целый ряд крупных руководителей строительного профиля. В Комисовнархоз переехал И.С.Качалов, управляющим треста «Сыктывкарспецпромстрой» стал Иван Матвеевич Иванец. Далее очередь дошла до начальника строительства шахты «Юнь-Яга» Наума Ушеровича Белоцерковского, которого переехать в Сыктывкар, как свидетельствует Николай Николаевич Кочурин (партийный деятель эпохи Ивана Павловича Морозова – авт.), в настоятельном порядке обязал обком КПСС.
Перечень фигур, создавших строительную индустриальную базу можно было бы продолжить. Главный инженер треста «Сыктывкарспецпромстрой» (позднее «Бумпромстрой») Владимир Романович Веретнов приехал тоже из Воркуты. За ним оттуда же приехали Борис Алексеевич Закиматов с членами своей бригады и мастер укладки подземных коммуникаций Владимир Алексеевич Семёнов, и тоже со своей бригадой. Наконец – будущий заместитель Главы Республики Коми Вячеслав Сергеевич Бибиков, который начинал свою производственную деятельность тоже на Воркутинском ДСК. Но особо я обратил бы внимание на Наума Белоцерковского. Он Почётный член Российской академии архитектуры и строительных наук, заслуженный строитель РСФСР, заслуженный работник народного хозяйства Коми АССР. За стратегически важные прорывы и достижения награжден орденом Трудового Красного Знамени, двумя орденами "Знак Почёта", лауреат многих государственных премий СССР. Всё это фактически именно за тот прорыв — в создании механизмов и базы крупноблочного домостроения и за организационные принципы строительства, которые Наум Ушерович внедрял в Воркуте и в Сыктывкаре. Отсюда и стремительные темпы преображения городов. Мне кажется более, чем странным, что его именем не названа ни одна улица, ни один специализированный фонд или конкурс. Всё-таки когда говорят о выборочной и короткой памяти региональной элиты, приходится с сожалением констатировать — это правда. Как-то у нас не задалось с системами награждений, памяти и справедливости. Ни раньше, ни сейчас. Как говорится: ни по памяти — ни по грамоте. Дело забывчиво, когда тело заплывчато...К началу перестройки и к моменту , когда в начале 90-х рухнула строительная отрасль в Коми, только в Сыктывкаре было 18 тысяч строителей. Невероятными темпами строился микрорайон Орбита, но... Но к травме 1990-х мы вернемся в книге отдельно. Уж это слишком заметный психологический перелом в жизни края. И он ещё не закончился.
Архитектура новых городов рождается во внецерковном пространстве. Системообразующими центрами являются не храмы, а административные площади или условные здания с господствующей доминантой — очень крупные и помпезные (как Национальная библиотека в Сыктывкаре) или Дворец культуры Шахтеров в Воркуте и Горных техникум там же. Вообще — отраслевое влияние на строительство, на архитектуру, на отношение даже к гуманитарному аспекту в жизни городов очень по-разному влияло и влияет до сих пор на характеры городов и атмосферу жизни в них. Самыми гибкими и изменяющимися оказались Усинск и Печора.
Человековедение
Сначала было Слово. А потому логично начать с Союза писателей Коми АССР и потом продолжить о региональном отделении во всей динамике его развития. К счастью — да, развития. Художественная литература — это вариант ЧЕЛОВЕКОВЕДЕНИЯ. Я на встречах с читателями часто говорю: «Что такое библиотека? Это хранилище историй человеческих ошибок. Историй слез, кровищи, предательств и искуплений. Библиотека — это уроки того, как ходить и жить не надо... И как надо». Обычно наступает тишина, и ошарашено смотрят даже библиотекари, не слышавшие такую оценку библиотек, как хранилищ отрицательного опыта человечества.
А как надо жить? Как жить вообще? Куда идти и как? А вот в том самом коридоре между нельзя, между книг.... Это и есть указатель. Вместе с бедой в психотерапии книг, в их духовной культуре есть и примеры — а как поступали люди в ситуациях, которые похожи на твою? В ситуациях хуже твоей? В ситуациях, когда дороги уже вообще нет, и стоишь перед Бездной... Книги не страховка от беды. Литература не спасла человечество от фашизма, например, не спасла от педофилии или наркотиков. Книги не спасли человечество от падений. Но зато помогали встать. И жить дальше...
Сейчас много алармистских настроений, типа: «по Фукуяме - конец истории, конец культуры». Да ладно уж— если образцы картин Леонардо можно на типографских машинах теперь тиражировать миллионами — это не значит, что миллионами можно тиражировать веру, надежду и любовь. Культура и искусство не в конце истории, а всего лишь на развилке.
Человечество сегодня слишком полюбило комфорт. А чтоб его поддерживать, литература нужна. Причем чем дальше — тем больше. Человек слишком эгоистичен , он слишком самовлюблен, чтобы отказаться от созерцания самого себя, своего внутреннего мира (не обязательно духовного, но всегда голодного до зрелищ хотя бы внутри себя). Плохой путь? Да. Он прямопротивоположен пути к Богу, но парадокс в том, что на пути к себе только-то и обнаруживает человек, что счастью мешает себе он сам, что путь должен быть мимо себя, часто совсем по другим дорожкам.
В беседе со своим давним другом и коллегой, «Золотым пером России» Владимиром Григоряном мы, рассуждая о странностях нашего поколения,(а оно и в самом деле странно и уникально — проснувшееся после коммунистического периода ограничений и обозначившего диаметрально противоположные векторы — и к Богу, и к потреблению до самопожирания) пришли к некоторым небезспорным выводам — поколение наше УЗЛОВОЕ. Поколение наше во многих вопросах КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ (хотя концепции мироустройства и миропонимания зависли где-то между Хайдеггером, Кьеркегором и коллективным потоком, изрыгаемым софтом — от тик-токов до мод и хайпов несуществующий дольше недели групп в социальных сетях), а потому оглядываться на написанное и сказанное нами будут долго. Это не гордыня. Я не говорю же, что нас оценят обязательно хорошо или обязательно плохо. Я говорю в этом смысле безоценочно. Но повторю то, что сказал в своей речи на нашем съезде Коми писателей несколько лет назад. «После нас не будут так писать, так много писать. После нас не будут так же любить и плакать. Мы интересны - вы интересны. Потому что не поленились и не испугались обнажить нервы и душу навстречу своему времени».
Разгребать все то, что натворило и наворотило наше поколение (я не про Коми, Россию и даже не про Европу) будут ещё долго. Просто мы с вами не знаем точно — что и кто из литературы будет интересен через 20 лет(и переживет пик внимания к своим текстам), кто через сто лет, а кто уже пережил в динамике контекста выхода своих книг. Но всё вместе — это и есть попытка осмыслить судьбу и свою, и своего народа, и даже человека вообще, со всеми его заблуждениями, догадками и вопросами.
Книг (как носителей), возможно, станет заметно меньше. Но мы же задаемся вопросом о литературе, а не о носителе. Носителем, в конце концов, является сам человек — с его словом, с его чувством и с его поиском Истины.
Формально, считается, что Союз коми писателей появился в 1934 году, а оформился в организацию в 1938-м. Но был ли это союз? Выскажу почти крамольную мысль — союза не было. Была организация подозрительно и зашуганно глядящих друг на друга творческих личностей, которые пересажали друг друга, покалечили друг другу судьбы. При этом (что потрясающе!) были сами по себе вполне талантливыми людьми, создавшими произведения, в которых отразилась эпоха вместе с её горячечным бредом идей и представлений (чего стоят совершенно безграмотные с религиозной точки зрения пьесы Виктора Савина) или совершенно фантастические интерпретации событий на Печоре Г.Федорова. К реальности и духовности они и рядом не лежали, но как попытка осмысления — интересны именно этим. Эти первые писатели и поэты тогда в 30-х только замесили тесто литературного процесса. Не все увидели испеченный «хлеб», но все точно уже знали, что сделанное ими — это лучше, чем совершенно неоформленное стихийное брожение умов в те годы, не видящее просвета, смыслов и только на моменте общенациональной воли шагающее в «светлое будущее».
Специалисты - филологи и литераторы знают, что и известное нам, как прошумевшая на весь СССР классика - «Свадьба с приданым» Н.Дьяконова — это идеологически «дописанная и доструганная» пьеса совсем не самим Дьяконовым, а идеологическими редакторами того времени ( достругана и «Как закалялась сталь» Николая Островского, и уже не делают из этого секрета). Но в Коми и фильм по этой пьесе и сама пьеса воспринимались, конечно, особо — потому что узнавались свои, наши характеры. Во всяком случае их хотелось видеть, как хотелось видеть именно наши берега — Лузы, Выми, Вычегды. Это уже послевоенное время, но оно в произведении так и останется для нас временем с сохраненным оптимизмом, временем ощущения людей участниками себя большого дела, мирового масштаба, общегосударственного интереса. Трудно будет сохранить этот настрой в 70-80-е, но и фильм, и пьеса смотрелись десятилетиями с пониманием, с некоторой ностальгией по романтическому настрою того времени.
В 1950-60-е происходит первый серьёзный прорыв к пониманию «человека в семье» с его страстями. Не первый в русской литературе , но первый после нескольких десятилетий внимания к «идеологическим истуканам» - людям-символам, главным героям - коллективам, «движениям масс». Как уже сказано: литература — это человековедение, хотя и ведение, конечно, и идей, и коллективов, и других явлений (кафедра литературы СГУ, например, десятилетиями занималась проблемой «Человек и природа» в советской литературе — то ли так защищалась от излишнего внимания КГБ, то ли педагоги видели это направление главным в литературе Севера). Это «Два друга» Якова Рочева, повести Ивана Изъюрова «Девушки из нашей деревни» и другие это пьесы А.Ларева и Г.Юшкова именно того периода , позже — явление уже другое. Рассказы Ивана Торопова — высшей степени гуманистического характера, стихи Серафима Попова. Густо и довольно реалистично выписано время, но... В их произведениях нет или почти нет того, что по-настоящему преображало край — ГУЛАГа, строек и шахт, как мест катастроф, коллизий партийной борьбы. Многого нет. И быть не могло. Потому что не прошло бы цензуру по-честному, а по нечестному попытки даже и не запомнились.
Как нехороший свой опыт вспоминал, например, писатель Анатолий Знаменский свою повесть «Ухтинская прорва» - о провалившемся проекте строительства тракта Ухта-Весляна в 1912-м году купцом Митит Пашем Козловым. Портрет купца, который выписал он в повести оказался сильно несоответствующим образу купца, которого знал и помнил народ. Писатель слишком пошел за идеологическими установками и штампами своего времени. Если купец — то должен быть жадным, хитрым и безжалостным. Но народ помнил П.Н. Козлова совсем другим. Успеха книга А.Знаменскому не принесла. Более того — он стеснялся этого своего опыта и в своих биографиях даже старался не упоминать это произведение. ( а в моей памяти книжка останется моей личной ошибкой. Пользуясь случаем постараюсь её объяснить. В своей книге - «Северный Плутарх» я указал, что один из героев «Ухтинской прорвы» Ефим — написан с образа Ефима, друга и соседа Митит Паша Козлова, это мой прапрадед. Причем указала мне на это мама, свято верившая, что это он и есть. В свое время я прочитал отрывок из романа и показалось — что да, так и есть. Об этом я и написал в «Северном Плутархе». Но, прочитав полностью книгу, я с ужасом обнаружил, что это совсем другой человек. Как говориться, мой прапрадед «и рядом не стоял» к тому образу. Но, увы, книга моя уже была в наборе. Исправляю свою ошибку вот здесь и прошу прощения у читателей).
Во второй половине 80-х при редакции газеты «Молодежь Севера» возобновило свою работу литературное объединение (до этого в 70-х там было творческое журналистское объединение, в начале 80-х лито пытались вести то Альберт Ванеев, то Ефим Бершин, но как-то поступательного развития и объединений по существу не получилось). Теперь его возглавила поэт Надежда Мирошниченко. У этого мастера был явно ещё и педагогический талант терпения, громадной любви и к литературе и к «смешным людям», а так же острое русское национальное чувство. Человек с разбуженным нервом ревности по русским традициям, по русскому слову, по неидеологизированной верности Родине. Этим она и подкупала — с ней рождалась вера и в себя, и в страну, и в смыслы творчества вообще. Конечно, литобъединение было мощнейшим толчком развитию литературы в Коми. И русской, и коми, между прочим, тоже. Из того литобъединения вышли многие известные сегодня авторы.
Памятники самооценки
Когда мы говорим о формировании самосознания, о фактах или процессах в искусстве, которые формировали и меняли самооценку коми народа (но важно, что не только коми — вообще самооценку людей, живущих в коми крае), мне кажется, что на первом месте должны стоять произведения, которые выполняют роль зеркала. В которых отражены копии, а не приукрашенные или китчевые процессы, характеры, а так же - специфика быта, обстановки, в которой развились эти характеры. На втором месте — произведения, говорящие об устремлениях, о целеполагании и мироощущении героев. Тогда внешний и внутренний мир дают объем, дают ощущение отраженного в искусстве исторического момента. Так ли в наших «творческих средах? Союзов писателей, художников, композиторов, театральных деятелей, журналистов? Тут, конечно, не всё однозначно. Отнюдь. Признаю и понимаю другое искусство — мотивационное, экспериментаторское — всё можно. Но повторюсь: если хотим исследовать самосознание, то впереди всё-таки указанная мною градация.
Есть потрясающий по лаконичности и по простоте памятник первопроходцу Севера Русанову в Печоре (установлен в 1967 году, скульптор Юрий Григорьевич Борисов). Он мог бы быть памятником-символом краю вообще. Почему до сих пор он не главный? У меня есть на то свои ответы. Но сначала обосную, почему этот памятник и есть образ края и образ эпохи. Во-первых, в ансамбле памятника две фигуры — русский Русанов и безымянный коми проводник. Стоящий на носу лодки Русанов смотрит и определяет, проводник знает и ведет. В памятнике не хватет лишь малого штриха — собаки, этой вечной и великой помощнице человека в освоении новых территорий и севера особенно. И есть в памятнике вектор — вверх. Это больше, чем памятник Русанову — это памятник эпохе. Но, к сожалению, произошло увлечение памятниками эпохе другого характера — «вечные огни», памятники павшим (не на земле Коми, между прочим), памятники «афганцам» - все это своей монументальностью и повышенным государственным вниманием задвинуло символ края и символ освоения края глубоко на перефирию общественного внимания. А жаль. Хоть, конечно, и публиковался памятник Русанову даже на конвертах СССР, его фотографий много в разных ракурсах в интернете. Однако даже сувенироной продукции он почти не удостоился. Скорее у нас в коми увидишь бесконечные сувениры медведей, лосей и оленеводов (что совсем не главное в характеристике региона), но Русанов незаслужено в тени.
Объясним и понятен памятник трем поколениям женщин, проводившим на войну сыновей, мужей и отцов, установленный в Сыктывкаре в 1981 году (скульпторы — все тот же Ю.Г.Борисов и В.Н.Мамченко). В нем есть и северная лаконичность фигур и говорящие выражения лиц (даже угадываются антропологические и мимические характеристики) — он стал центральным монументом многих праздников в республике. Но всё остальное, даже при замечательном исполнении, даже при красивой вписанности в городские ландшафты, так и не стало «гвоздями эпохи»; так и не стали они глубинным «нервом отражения» времени и специфики края. Конечно, я субъективен. Конечно, ахнут ревнители других монументов, перенося свои внутренние переживания и обобщая, что такие же переживания и у большинства населения. Но я сомневаюсь. И основания свои для этих сомнений высказал. В конце концов, никому не запрещено сделать и личные оценки (если они не на уровне «нравится- не нравится», а за ними есть хоть какое-то культурное, эстетическое и краеведческое обоснование).
Музыка края
В формировании автохтонной музыкальной культуры в тот период послевоенного оживления, в период формирования новых городов в Коми крае получилось интереснее и ярче. Яков Перепелица со своим балетом «Яг-морт» - первый коми национальный балет, Прометей Чисталев с воссозданной музыкальной культурой народа, с самобытными национальными инструментами и звучанием национальных музыкальных мелодий — это, конечно, был широкий психоэмоциональный толчок в самоощущении широкого круга людей.Для индустриального Севера, для становления Эжвы, как маленького города композитор и музыкан Вацлав Мастеница (сегодня почти забытый) стал тоже голосом времени. А в Печоре таким человеком -символом стал аккордеонист Анатолий Иконников, оставивший после себя ещё и сотни учеников. Звучащие по радио мелодии, появившиеся по -настоящему народные певицы и народные мелодии ( В. Есева, например).
Может быть, мне просто кажется (и дай Бог, если это мне просто кажется), но когда я перелистываю десятки и сотни страниц в интернете или на «живой бумаге», пытаясь понять — а насколько же все-таки благодарные потомки способны различить эмоционально-психологические явления того времени, культурные наработки и наслоения и разобраться: вот такие-то были яркими, но повлиявшими временно, а вот эти задали новую тональность, после них уже «старый мир» самоощущения закрылся навсегда и даже не воспринимался более по-старому. И обнаруживаю, что всё не так-то просто и совсем не однозначно. Десятилетиями важные фигуры остаются в тени или известными совсем уж узкому кругу специалистов, издаются (или вообще не издаются) малыми тиражами, но при этом навязчиво подаются какие-то другие фигуры, которые занимают явно непропорционально много места и в информационном потоке, и в образовательной составляющей (для школ). Сделаю тут маленькую оговорку — именно в последние годы , слава Богу, региональное министерство образования стало делать запросы экспертам и в сами творческие союзы с просьбой высказать их профессиональную точку зрения. Но повторюсь — это совсем свежий опыт, а до этого процесс шёл стихийно, подчиняясь вкусовщине какого-нибудь чиновника и (что ещё хуже) клановым интересам, зацикленным на толкании вперед «своего». Арбитража не было, а если и появлялись формальные комиссии (типа, комиссии по социально значимой литературе), то и они сами порою того не замечая из года в год упускали заметных авторов, зато опять же из года в год переиздавались одни и те же.
Но вернемся к музыке. Отдельно надо отметить подвижническую и сугубо профессиональную деятельность композитора Михаила Герцмана. Его концерт для скрипки с оркестром — одна из лучших вещей (по оценкам спецов. Я, автор книги — тут не спец и могу опираться только на мнение сведущих людей), мюзиклы для детей, кантата «Песнь о 112 Уляшовых». Однако, по личным наблюдениям и по отзывам многих коллег — главное, что отличает Герцмана и главное, почему он Председатель — это его популяризаторская деятельность, его ревнивое отношение к памяти о творческих победах и поражениях, о творческих людях Сыктывкара и республики. Творческая среда конфликтна по определению, и Михаил Герцман часто весьма неудобный спорщик и эксперт. Для чиновников от культуры и организаторов каких-либо крупных мероприятий — тем более. Но не это важно, мало что ли у нас было и есть «козявок», которые спорили, били посуду, хлопали дверьми? В Герцмане всегда была и сила признать ошибку. Или, по крайней мере, согласиться, что его утверждение было слишком однозначным или слишком резким. Не многие забронзовевшие товарищи у нас это умеют. Он умеет.
Изюмский Юрий Николаевич — ещё одна персона, которую нельзя не упомянуть. Режиссер и организатор массовых мероприятий. Мы в этой книге уже касались темы мистерий и толковищ, и, надеемся, что в контексте сказанного понятно, почему эта фигура интересна и, на наш взгляд, значима. Организовать парад воинских подразделений не просто, но там ясны все механизмы и нет моментов свободной воли сотен людей. А вот организовать шествия с одномоментными разворотами флагов, вступлений в колонны эшелонов детей, все это вперемешку с техникой, светом, музыкой, с минимальным количеством общих репитиционных прогонов — уверяем вас... Да что там — до Изюмского массовых шествий с программами концертного характера встроенными в массовые мероприятия, с участием до 100 тысяч человек Республика Коми не знала.Юрий Николаевич тридцать лет проработал в Колледже культуры. И, начиная, с празднования 200-летия Сыктывкара в 1980-м году (где он был совсем не главным режиссером — там руководили приглашенные из Москвы специалисты и постановщики Музыкального театра и воинской части — в синхронизации духовых оркестров) и по самые последние крупные мероприятия в 2010 году, включая даже похороны Первого Главы Коми Ю. Спиридонова — все празднования республики, международные и всероссийские соревнования (открытия и подведения итогов, марши и демонстрации) — все композиции и организационная работа — это заслуга Ю.Н. Изюмского и его жены, верной помощницы и, часто, соавтора Надежды Николаевны. В условиях, когда республика и Сыктывкар массово теряли кадры, уезжали тысячи людей, Юрий Николаевич все-таки создавал консолидирующие эффекты настолько, насколько хватало сил. У него получалось. Но не бесконечно. Разгром республиканской элиты в 2015 году разрушил все предыдущие наработки, психологические установки, конфигурацию и эмоциональные конструкции связей.
Школа политинформаций
Отдельная тема — школа политинформаций. И вообще — система политической информации, обязательные пятнадцати-двадцатиминутки политического просвещения (иногда это получасовые или даже часовые занятия один раз в неделю). Это особое явление, которое сформировало в очень большом количестве людей устойчивую привычку «переживать за Никарагуа и угнетенные классы в Африке».
Если уж совсем серьёзно разбирать истоки этого явления, то, как ни странно, мы с вами уйдем в царские времена. На самом деле задолго до острой политической и идеологической борьбы коммунистических идей с физиологическим позитивизмом Спенсера в его упаковке «свободного капиталистического мира»; ещё царская школа, начиная с конца 1880-х годов, всё чаще утрачивала смысл такого предмета, как «Закон Божий», и уроки «Закона Божия» всё чаще превращались в уроки «почему заведенный порядок — это хорошо» или «почему мода и всякая хула на власть — это плохо?». То есть по сути именно «Закон Божий» и стал предвестником занятий политинформацией на целое столетие вперед. Вместе с революцией и победой большевиков просто пришло другое наполнение этих уроков.Столкновение Маркса и Спенсера, а так же уродливую преемственность от искаженных уроков «Закона Божия» в политинформации на целый век в СССР надо пояснить.
Когда Европа и Россия (даже члены царской фамилии) увлекались Марксом и ждали «призрака коммунизма», облекущего плоть, тогда мещано-ковбойская Америка увлекалась идеей «возможностей». Конечно, хороших, конечно, приятных возможностей. Умные герои Джека Лондона знали философские труды Спенсера о физиологическом позитивизме («Мартин Иден»). Здесь богатым быть было не стыдно. Евангельская истина «трудно богатым войти в Царство Небесное» здесь не отменяла другой истины: у богатого в Царстве Земном всё- таки поболее возможностей творить добро, милосердие и само служение Богу. («Лишь, уходя в Небесное, нужно уметь в здравом уме отдать всё»,- утверждал Карнеги и не спорил со Христом.). И ещё одна «мелочь» - богатым надо быть духом, а не материальными ресурсами.
Когда забубённая молодёжь СССР талдычила ленинское «учиться, учиться и учиться» (вообще-то, в живой природе это делают само собой и дятлы, и утки, и прочая живность), тогда предприимчивый ум будущих «акул» капитализма усваивал эту же триаду «учиться учиться и учиться» , но без первой запятой… Так говорил Спенсер. И здесь был принципиально другой смысл. Может быть, поэтому Америка сейчас такая, какая есть, и её население увеличилось заметно не только за счёт миграции. Во времена президента Тафта ( в начале 20-го века) в США жили 67 млн чел., Клинтон принял страну в 265– миллионном составе, при Трампе население перевалило за 320 миллионов человек. По количеству высококлассных специалистов на душу населения (с отличной продолжительностью и качеством жизни) США тоже выгодный пример в дискуссии между Спенсером и Марксом. Во всяком случае, за исключением пандемии, все остальные национальные проблемы США смогли купировать больше или меньше с высочайшей эффективностью.
Россия обуяна поиском национальной идеи, а нужно просто учиться хорошо жить. Она учится учиться новым методикам и формулам жить хорошо. Размножаться, чтобы территории, которые мы ещё считаем нашими, оставались ими. Выживаемость же народа России (россиян как нации) зависит от массы других неэкономических факторов: морали, экологии, здоровья и репродуктивности, даже от структуры расселения (города-миллионщики или малые города).
За счёт 1,5-2 млн въезжающих в Россию китайцев,таджиков, молдаван, грузин и других народов можно пополнить ряды работающего населения, но надо чётко понимать, что к 2040-2050 гг. русский человек будет преимущественно темноволосым, скуластым и с лёгкой тюркской раскосиной. К 2070-му он таковым будет на 80 %. Хорошо, если он будет говорить на русском языке, помнить о православных традициях и дети его будут вливаться в европейскую цивилизацию. Но это ведь совсем не факт. Русский язык может стать языком меньшинств на гигантских территориях. Православие (и тысяча лет истории) станут музейным довеском. А второй и третий иностранные языки в школе будут фарси и арабский. Шла себе глобализация с Запада, а придет ведь "демография с Востока".
Помощь из Мирового фонда дикой природы на спасение популяции восточно-балтийского, скандинавского или ещё какого-
нибудь уральского антропологического типа не придёт никогда. Там другие задачи, они спасают нечеловеческую живую природу. Спасение россиян только в естественных резервах, в новых типах самоорганизации. И эти резервы опять же не в каких-то сверхсложных или сверхжёстких политических идеях, куда порою пытаются затолкать страну (изоляционизм, национал-социализм, с одной стороны, и пластичные структуры федерализма – с другой…), а в проверенном самой Природой ходе вещей – в законе выживаемости организмов, видов, самой клетки.
Но вы думаете об этом говорили на полиинформациях с 1917-го по 1992-й? Увы... Говорили в основном о … прямопротивоположном. О гонке вооружений — холодная война выматывала силы государства. Говорили о помощи братским народам (подумаешь, у вас 2 рыбных дня в неделю, а у братского Мозамбика для детей нет ни молока, ни хлеба. Поэтому мы отправим туда ГСМ и трактора, похожие на танки. Какое это имеет отношение к отсутствию мяса птицы у нас в Коми — да чёрт его знает. Понятно, что как-то трудности и надо деньги туда.... Для справки: в позднем СССР в общепите объявлялся уже не один, а два дня, когда блюда были только из рыбы, ибо мяса просто не хватало — прим. автора).
Говорили ли на политинформации правду? Насколько такие часы «знаний» были реально интересны или они были заформализованы до совсем «поставить галочку» и на этом всё? В разные десятилетия СССР и Коми АССР, конечно, было это по-разному. Строго и интересно в 1920-40е. Сама по себе война, потери близких, заставляли людей кучковаться и обсуждать, поддерживать друг друга верой. И знаниями, конечно. Все-таки газеты «Правда» и «Известия» обязаны были выписывать все партийные работники и руководители хозяйств, учителя, директора школ. Тут расскажу лучше несколько небольших историй, чтобы был понятен уровень внимания к политинформациям и атмосфера на них в разные годы.
… 1944 год. В средней школе села Онежье (Княжпогостский район) работает молодая учительница — немка по происхождению, она же и преподает немецкий язык — Эмма Яковлевна Клаус. Девушке всего 19 лет. Учителем она стала вообще в 17 лет, потому что её знаний было достаточно, чтобы преподавать немецкий. Конечно же, частью классного руководства и общественной деятельности была и обязанность проводить политическую информацию. По воспоминаниям самой Эммы Яковлевны: «...Однажды, дело было глухой зимой — наверное,это был январь-февраль. Полусонным детям целого ряда деревень из округи, пришедшим на полчаса раньше сквозь тьму и метель я читаю политинформацию. О том, что освобожден Смоленск... как сейчас помню.. А школа была в деревянном купеческом двухэтажном доме в деревне Козловка,это через овраг от Онежья. И вот в это время — восемь утра, вдруг в школу заходят аж трое военных и какие-то чиновники из района. Я говорила с акцентом. Он у меня долго был. А тут ещё и волновалась больше обычного. И вот они заходят в класс и — я узнала военкома среди них, потому что его фото было в газете — говорят мне : рассказывайте дальше... рассказывайте. И я продолжаю рассказывать. И про помощь американцев нам, и про конвои в Архангельск, и про то, что воркутинские шахтеры отгрузили внеплановый уголь в Ленинград, который освобожден от фашистов...
Они все молча слушали меня. А потом, когда я закончила, стали спрашивать детей — кто и что запомнил? А что дети — помню, был 6-7 класс — половина по-русски-то плохо говорят, человека три вообще не говорят. Как всегда выручила одна девочка да один мальчик. Особенно мальчик — он по-коми им говорил, что со мной всегда интересно и чётко. Уж не знаю — запомнил ли что -то из политинформации. Но взбучку мы с директором получили. Теперь надо было нам на каждую политинформацию картинки искать и рисовать что-то типа плаката, где по -коми были бы цифры и названия. Думаю, что директор ещё больше получил. Потому что он сам после этого пытался вести эти самые политинформации, и парню-историку все навязывал. А тот и так все основные мероприятия вел. Потом сильно заболел. Его увезли в больницу, и он вообще не вернулся в село».
А вот политинформация в цеху лесодеревоперерабатывающего завода Сыктывкара. Надо проводить её 30 минут, но столько не получается, потому что надо включать бревнотаску — там и так на полчаса раньше работу начинают. В итоге — политинформация 10 минут (новости), но потом на обеде обязательно ещё десять минут. Иногда читали газеты, как Жития святых в монастырях читают во время трапезы — столовая полна народу, едят лапшу с котлетами, а председатель профкома громко читает новости из газети сам же комментирует. Это конец 50-х — начало 60-х. Сыктывкарский ЛДК.
В 70-х политинформацию в школе проводил и сам автор этой книги. Помню абсолютно содержательные и качественные информации, например, в 1974-75 годах. Подборки были по принципу : две новости о международных событиях (разрешалось одну новость не обязательно серьёзную, а что-нибудь из казусов или из технических новинок), две новости из событий в СССР, и две — что происходит в республике и в нашем посёлке, в нашей комсомольской организации. Один раз в неделю это не представляло для меня никаких проблем. И делал я это играючи.
Зато однажды попал на политинформацию в ДОКе — деревообрабатывающий комбинат в п.Железнодорожном (будущий г.Емва). Где тётка просто читала «Правду» минут пятнадцать, потом матом пообсуждали «вранье это всё!», потом обстановку с пьянкой в коллективе и бедных индейцев, которые подняли восстание в посёлке Вундед-Ни где-то в Америке... «Постреляют их к херам, вот и все...Простой народ. Что ты! Это, как если бы в в Турье восстание подняли. Ага... Двадцать минут - и все на кладбище... тут тебе своя Дакота!» Га-га-га... Гы-гы-гы. Почему-то всем было смешно.
Не отличались высоким уровнем политинформации и в более солидных учреждениях — в заводоуправлениях, в учительских коллективах, в воинских частях. Даже если бойко несли чушь про «дружбу 15 стран», про ядерные ракеты и про нефтепроводы с цифрами погонных метров и миллионами рублей, публика всё это слушала сонно. Иногда с наглым сарказмом: «После политинформации обещали розыгрыш финских сапог! А привезли только югославские трико...Зае...ли!». Вот тебе и вся политинформация.
Но на самом деле — весь этот заданный замах на то, что советский человек не живет узкоместечковыми интересами как-то исподволь задал бесконечную «игру в болельщиков». Но только не футбольных, а политических. Да-да, я бы сравнил это с с психологией футбольных болельщиков. Ну кто, где и когда из сотен и тысяч мужиков, среди которых я вырос, был на матчах «Баварии» и питерского «Зенита»? Никто и никогда. На пальцах одной руки я могу пересчитать тех, кто посетил Лужники и видел живую игру московского «Динамо» или хоккейного клуба «Крылья Советов». Но.... Зато сколько переживаний, сколько споров, сколько сломанных табуретов и телевизоров! С политикой так же - дети Мозамбика и подвиг трудящихся Вьетнама в борьбе с буржуазными режимами - это, как сериал. Всегда есть о чем поспорить и задумчиво "расширить масштаб"!
Политинформации сформировали устойчивую привычку спорить, дискутировать, быть в курсе хотя бы основных событий в мире. Конечно, это было не для молодежи, а , скорее, для тех кому за 30, но всё-таки. Всё-таки это была ловушка. Ловушка «окна Овертона» (поясним справкой из Википедии: окно Овертона — это(также окно дискурса) концепция наличия рамок допустимого спектра мнений в публичных высказываниях с точки зрения общественной морали. Концепция используется политологами, политическими аналитиками, историками, культурологами и т.п. во всём мире. Название концепции задумано как память об её авторе— американском юристе и общественном деятеле Джозефе Овертоне. Ловушка заключалась в том, что в момент перестройки и критики предыдущего этапа истории, то есть истории СССР полетели вверх тормашками все законы морали, вопросы границ обсуждения, вопросы наличия доказательной базы и серьёзности источников аргументов в дискуссиях. Это в итоге отразилось на общем моральном состоянии общества в 80-90х, а так же и на качестве самооценки и самоанализа. Чего уж там, на качестве самой исторической науки и способности российской философской школы (со всеми её ветвями — от религиозной философии и богословия до политического поиска национальной идеи) сформировать вектор и новый нравственно-исторический ориентир развития и общества, и государства. Сказано это не для общих рассуждений. Дело в том, что Коми АССР, эта площадка бывшего ГУЛАГа и самых широких индустриальных и социальных экспериментов (чего стоит, например, стремительная урбанизация края, смешение народов и одних из самых высоких волн миграции на территории бывшего СССР и Российской Империи). Потому все процессы, которые начнутся после 1977 года (правильнее сказать — после 1983 года) будут в чем-то выпуклыми, индикаторными для процессов в СССР вообще и в России тем более. В тексте не случайно сделана врезка (в главу с перечнем бытовых изменений я врезал несколько штрихов, связанных со стройками и с творческими союзами). Это нужно для того, чтобы перейти к принципиально иному историческому периоду «после 1977 года». Формально новый период «отбила» новая Конституция СССР. Потребность в её появлении — сам факт того, что элитами государства осмыслялось (или делалась попытка) осмыслить новое качество государства и общества. Прямо или косвено к этой дате не раз отсылали свои выступления и последний председатель правительства СССР Николай Иванович Рыжков, и Юрий Владимирович Андропов — председатель КГБ СССР и генеральный секретарь ЦК КПСС, а так же и Михаил Сергеевич Горбачев — последний секретарь, первый и последний Президент СССР.
Если в августовской статье в 1983 году Ю.Андропов в своей статье в журнале «Коммунист» («Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР») ставит вопрос о том, что мы (кто мы? - подразумевается, видимо, управленческая и интеллектуальная элита страны) не знаем общества, в котором живем, его реальных потребностей и реальных деформаций. (Особенно внятно это обозначено в последних 4-5 абзацах), то Н.Рыжков несколькими годами позже в ряде интервью обозначает сугубо хозяйственные деформации, в чем-то даже с приговором. Суть: « Мы минимум на 5-7 лет опоздали с реформированием сектора Б в экономике» - речь идет о производстве товаров народного потребления и сектора услуг. Многие экономисты говорят об опаздывании к 1989 году на 20 лет. Возможно, они правы больше, чем Николай Иванович Рыжков. Но все-таки Рыжков говорил о 5-7 годах, которые могли бы спасти страну от кризиса распада. С ним, наверное, можно согласиться.
Действительно, даже если бы сразу после смерти Л.Брежнева был бы сделан рывок по расширению базы легкой и пищевой промышленности, то к концу 80-х картина была бы, как минимум, без талонов и карточек на крупы , макароны и мыло. Но Андропов успел только развернуть «Продовольственную программу», а после него ещё четыре года продолжался «осколок застоя». Декларации о перестройке долго разогревали саму перестройку. Да и подрывающий бюджет страны введеный «сухой закон» на фоне чрезвычайно низких цен на нефть процесс тотального кризиса сделал неизбежным.А вот тут всмотримся в детали. Как всегда — всё лучше видеть в простых местных картинках. Поэтому я предлагаю сначала небольшое лирическое отступление в реальных образах времени.