Информационные «мешки»
Индустриализация, ворвавшаяся в некогда почти первобытный край, за столетие не смогла стереть то, что есть в народе и сегодня. Феномен массовых сеансов Кашпировского и Чумака в конце 1980-х годов, тотальный интерес людей к тайнам психики и жажда чуда — они не взялись «ниоткуда». Они и не исчезнут в никуда. Широко известна работа А.С. Сидорова, учёного-этнографа, фольклориста и археолога «Колдовство, знахарство и порча у народа коми», так же известны и труды Н.Д. Конакова «Традиционное мировоззрение народа коми». Но начать надо бы с обобщения: всё-таки колдовством является и... демонстрация, и нечто вроде фокусирования внимания на созданной «реальности» на белой простыне кинотеатра, то есть — кино. Как, впрочем, и сегодняшние политтехнологии использующие как СМИ, так и социальные сети — всё это суть мистерии, заставляющей людей думать в определённом коридоре понимания мира и жизни – информационный мешок, технологии создания которого известны с древнейших времен.
Информационные мешки современности — это и Торговые Центры, создающие свою психо-эмоциональную реальность, мотивирующую на покупки, отдых и развлечения; и парады, формирующие идеологические ценности в сознании и уровень национальной психологической защищённости; и кинозалы с эффектами и без эффектов 3D, 5D, 7D... Психиатры говорят, например, о том, что с уровня 9D надо запрещать показ детям до шестнадцати, а с уровня 15D стоило бы спрашивать медицинские справки. Почему? Потому что «реальность» может оказаться такой убедительной, что от выстрела с экрана у человека сидящего в зале будет лопаться кожа или появляться ожог.
Но вот тут мы немного поговорим совсем о другом — о ложном коридоре, который создала сама наука. Принято считать, что весь ХХ век шла борьба между якобы существовавшей царской-капиталистической и вполне реальной коммунистической идеологиями. Что шла борьба между «опиумом для народа»-религией и атеизмом. Да так ли это?
Столетиями сосуществовали бок о бок языческие, колдовские (в том числе и бесовские, т. е. низменные и тварные механизмы подчинения энергии психики) и Высокие религиозные, и примитивные религиозные. И идеологические — как богоборческие (с коммунистическим и не только коммунистическим смыслом), – все они магические механизмы пропаганды, имеющие в основе «правила мистерий». Что такое бесконечный повтор одного и того же? Что такое доминирующие гигантские плакаты или истуканы? Что такое светящаяся голова Ленина на горе Ветлосян в Ухте? Или для чего искусственно собираются громадные массы людей, которых подчиняют единым ритмам духовых оркестров и единым действиям массовых мероприятий (т. е. парады и демонстрации)? Всё это инструментарий внушения или, говоря научным языком, «социальной суггестии».
В начале 1920-х годов по крайней мере у местных большевиков ещё не было идеи создания идеологической монополии. Они вообще этими категориями не мыслили. Мы знаем, что и церкви не везде закрывались, и за шаманами и колдунами ещё не охотились, как за дикими зверями, и бабушки-травницы, и повитухи, и прочие костоправы вполне себе продолжали свою деятельность. Более того, в документах-отчетах по состоянию здравоохранения и аптечного дела, например, на Верхней Печоре и Верхней Вычегде вполне себе указываются не только два врача и шесть фельдшеров, но и две повитухи, три народные целительницы-травницы, один коновал с народным бытовым навыком. Видимо, это была жалкая попытка как-то легализовать хоть какого-то ветеринара.
Все механизмы мистерий — и пропагандистские, и ориентированные на формирование локального гуру-лидера-авторитета (уголовного, кстати, тоже) — можно поделить на две основные группы: Идеоцентричные и Антропоцентричные. Первые — это те, у которых центром является идея (коммунизм, например, или хорошее НКВД, или замечательные железные дороги), а вторые — это где центром внимания, фокусом, является та или иная личность, где, в свою очередь, центром самой личности является таинственное, мистическое качество, непонятное простому человеку или яркое качество, которое приковывает внимание (это может быть знание, может быть умение петь, свистеть, по-особенному одеваться и т. п.).
Глава наша не о том, что это такое, а о примерах действия мистерий в период с 1920 по 2020 годы.
Древнейшие мистерии: работа у печи, кулинария, баня. Вечная тайна – как из муки с водой рождается хлеб и дарит запахи, сытость, и ощущение комфорта. Баня — как вода, веник, и высокие температуры очищают тело, меняют настроение, выгоняют болезни.
Церковные службы. Вход из серого бревенчатого и дощатого мира в стены позолоты, свечей, громадных картин, икон, фресок — изменение окружающего пространства ведёт к изменению сознания. Все чувства — тактильные, обонятельные, слуховые, визуальные — всё меняется и предлагает другой ценностный ряд с переоценкой того, что осталось на улице. Плюс сам факт скопления людей, то, что ты не один такой, что многие понимают и видят другой мир — всё это ведёт к каждодневной (или Литургической — по воскресеньям) ревизии своих «правд и заблуждений».
Парады, демонстрации. Серые улицы «украшались» красными полотнами. На самом деле для понятия «украшались» подошли бы и прочие цвета и иные конструкции. Но нет — красным заливалось всё, как кровью. Мобилизация на агрессию, трагичность, радикальный переход. Музыка звучала на улицах тоже бравурная, маршевая. Мобилизационная!
Собрания — мини-копии демонстраций. «Изменённое сознание» через ритуалы вставаний, длительных (истеричных) аплодисментов, неестественно громадных портретов Сталина и Ленина. И даже ритмы выступлений — велеречивые, с паузами, с многозначительными подъёмами интонаций, с псевдогневом против «врагов народа» и какого-то абстрактного «империалистического врага» (Подумать только — миллионы людей так его и не увидели, этого самого врага, как не увидели и дьявола, вируса и бактерий, как не видели и Победы социализма и «товарища Успеха»). Абстракции-Идиомы было вполне достаточно, чтобы обозначать этические и эстетические элементы быта, смысла, вектора движения и т.п...
Потрясающе, но всё это вместе — на одних улицах одного села, одних и тех же кварталах одного и того же города существовало, так же, как автохронно и автохтонно существал в это время Патриарший местоблюститель митрополит Сергий, подписавший декларацию о сотрудничестве с Советской властью в 1927 году параллельно почти оккультному Пятому отделу ОГПУ Глеба Бокия. Разгромлен, правда, он был в 1934-м, но, под прикрытием его, уже сформировали общество «Знание», которое являлось «научным» с одной стороны, но было уже вполне идеологично, технологично и мистически вторгалось в такие «простые» сферы, как:а) Какие книги в библиотеках не вытаскивать из запасников. б) Какую литературу рекомендовать в школах.
в) Как формировать факультеты массовых мероприятий и вести борьбу на атеистическом фронте...
Туда, в действия над сознанием личности и в технологии кодирования массового сознания только загляни — выскочат, как черти из табакерки, тысячи шестерёнок и пружинок, прокручивающих механизм перелицовки, перепрошивки народа с его исторической памятью, с его нормами и табу психических реакций и этических (новых) норм.
Но продолжим рассматривать. Что увидим ещё из «игр разума» на этом психическом фронте в 1920-30-х годах? Появление «воровского закона» и культивирование классового происхождения. Вместе с этим и внедрение в массовое сознание разделяющих и по-новому структуирующих категорий: «передовой», «городской», «коллективный». А им в противовес: «деревня», «единоличник», «отсталый» (как правило, это значит «верующий в Бога», а далее и в суеверия и т. п.). Заметим — до 1923 года таких ярковыраженных тенденций не было. Странное совпадение, не правда ли — ведь именно в 1923 году появилось общество «Знание» и его директивки начали спускаться на губернский уровень?
Для справки: пусть вас не вводит в заблуждение ни Большая Советская Энциклопедия, ни Википедия, переписывающая статью об Обществе «Знание» несколько раз только за последние пять лет. Они утверждают, что общество «Знание» появилось в 1947 году. Это неправда. В 1947 году по распоряжению и усилиями Андрея Жданова, который по поручению ЦК ВКП(б) руководил проведением философской дискуссии, как раз и произошла реорганизация общества «Знание» до неузнаваемости — были выдавлены из него все «примкнувшие» и «попутчики» (как водится, вместе с манипуляторами были выброшены и реальные творцы искусства и культуры – такие как Ахматова, Зощенко, Сологуб). Но скажем всё же вдогонку — тогда же и, благодаря тем событиям, был создан журнал «Вопросы философии» и «Издательство иностранной литературы», которые со временем весьма компенсировали перекосы партийной борьбы и вкусовщины самого А.Жданова. А пока, в 20-30-х общество окунают то в изъятие церковных ценностей и создание феминистических женских организаций, то настраивают против врагов народа и отсталой «неразумной, непонимающей блага колхозов, деревенщины», то исподволь заходит в Коми край блатняк и «культура» блатного языка и правила «секретов» уголовного мира. Живучая и квестовая уголовная культура потому и захватывала умы молодежи и проникала во все поры культуры, что были внутри неё свои «герои» и свои «подонки», своё возвышенное и своё низменное, своя литература, музыка, живопись по телу, разведка и контрразведка. И совсем не стихийно эти процессы шли.
Игры разумов и игры безумия
Но до уголовников надо сказать ещё и о другой форме бытовавшей контркультуры — о придурошности, юродивости, и о пьянке. Тут вместе с алкогольной зависимостью как проблемой, внутри болезни стоит отметить ещё и её «философию» изменённого сознания. В простодушном народе существовало как бы правило оценки проступков: «По пьянке — не в счёт». Или некий снисходительный, оправдывающий механизм: «Ну, по пьянке же это получилось...». Суровая «трезвянка» не прощала ничего. В пьянку ныряли, как в параллельный мир, как в детство, как в отдушину. Пьянка была для части населения (только для части и только до проблемы зависимости) как очки виртуальной реальности сегодня. Изменённый мир. Билет на который был равен стоимости бутылки. И дурачились в основном нарочито. Вот несколько примеров:
...В драматическом театре отмечали какой-то юбилей. Автор этих строк в 1988-89-х годах работал главным администратором театра и по долгу службы занимался как организацией юбилея, так и обеспечением порядка во время празднования. И вот пришли приглашённые, среди которых был, конечно, и министр культуры республики (в то время это был Иван Федорович Кортошкин), и Председатель Совета Министров (тогда это был Вячеслав Иванович Худяев), и десятки убелённых сединой ветеранов. Особенно колоритными были товарищи, пришедшие в начищенных до блеска сапогах, во френчах, словно сошедшие с военных плакатов СМЕРШа. Один-два таких персонажа вносили, конечно, мощный исторический отсыл и делали юбилей напоминанием, что времена бывали всякие.
Большинство присутствующих были люди, занимавшие когда-то высокие должности, но теперь это были старички и старушки. Ладненькие, чистенькие, но уже... Совсем вечером, после официальной, концертной и даже после официально-банкетной части наступил момент, когда «аудитория» сузилась до примерно сорока человек. Тут пошли в ход уже откровения и условные «лишние рюмочки». Понятное дело, что для стариков и лишние пятьдесят грамм могут оказаться критическими. Но я и не говорю о сильно выпивших, я о другом... Началась «игра в пьяных». И это было удивительно. Есть пьяный, а есть доигрывающий до пьяного — паясничающий, изображающий из себя не совсем адеквата. И вот это случилось на моих глазах. Солидные статусные люди стали изображать из себя разгильдяев и (внимание — именно изображать) сильно откровенничающих людей, с признаниями в любви и наоборот – «дура ты, Марья Пилиповна... Дура-а-а. Я тебе говорил...» И бабуси-то ведь тоже подыгрывали. Фокус в том, что в этот момент я вдруг понял, что я тысячу раз видел эту игру — игру в «пьяный карнавал». И в молодёжной среде, и в менее статусных компаниях, и в среде технарей, и в среде гуманитариев. Про крестьянскую пьянку вообще промолчу — там такой переход в придурошность, в нарочитую придурошность, обязательная часть большой гульбы. Когда «я — это не я». С широко открытыми глазами. Прощение и оправдание пьянкой за неосторожное слово или выходку за гранью приличия не катит только в одной среде — в уголовной. Здесь «за базар» хоть по пьяни, хоть по трезвяне отвечать надо ровно одинаково. Как в боевой ситуации, как в разведке... Но разведчики, как и уголовники, в чужих компаниях не гуляют. А только делают вид. Но это уже другая тема, другие вопросы, которые к общенародной психологии отношения уже не имеют.
...Другой пример, который, как картинка, может тоже кое-что объяснить в понимании пьянки, её причин и её «игровой стоимости».
Начало 1950-х годов. К селу подошла баржа с товаром (груз же в основном доставлялся по рекам). Поднимать мешки, ящики и прочее до магазина обычно собиралась группа мужиков из 6-8 человек, но тут нет их. Кто-то в лесу, кто-то в поле, шла уборка остатков урожая. Холодно, дождь. Даже баб не видно. Впрочем, в начале 50-х, после войны, ещё был сильный дефицит с мужиками почти во всех сёлах. Мальчишеское послевоенное детство, первые цигарки и первые сто грамм хорошо описал Василий Журавлев-Печорский в своих рассказах. Так вот — продавщица созывает пацанов на помощь. Старшему шестнадцать лет, двум по четырнадцать и двое по двенадцать. Причём шестнадцатилетний и один из двенадцатилетних между собой родные братья. Продавщица договаривается с ними, что сейчас, через часик, заварит им чаю и даст на всех 300 грамм пряников-скрипунов (были такие, о которые зубы сломаешь, но при замачивании в чай — ничего, съесть можно), а по окончании работы рассчитается хлебом, селёдкой и двумя бутылками водки.
Не берусь рассуждать, что имелось ввиду — возможно, всё-таки предполагала продавщица, что водку домой унесут. Но вряд ли. Потому что происходит после разгрузки следующее: шестнадцатилетний отбирает одну бутылку себе, а одну отдает всем остальным. Распили. Но младший брат жалуется продавщице, что старший брат обманул остальных рабочих пацанов. И продавщица идет выяснять отношения. Стыдит(!) старшего брата за то, что тот не поделился с младшим. И старший отдает вторую бутылку — вернее, отдает по три глотка своим рабочим напарникам-пацанам. Вечер удался и справедливость восторжествовала. Подогретые водочкой, покурившие махры, подростки довольны и состоявшимся днем, и справедливостью, и вообще «всё зашибись». Водка и интрига решения вопроса по справедливости задвинули далеко к едрене фене смысл здоровья, неправильности всего-всего произошедшего. Искажённый мир просто теперь для них исказился в другую, в пьяную и тёплую сторону. Продавщица тоже не задается вопросом, что губит здоровье детей. Потому что искаженное сознание — норма. Или то, что вынужденны считать нормой?
А в ту ли сторону мир искажён сегодня? Без водки, но с виртуальной реальностью, гаджетами и прочее... Ведь ими тоже наказывают, лишая одной искажённой реальности в пользу другой искажённой. Впрочем, наркотики, водка и справедливость дозы и сегодня для тысяч зависимых тоже «ценностная игра». Но её хотя бы не признаёт трезвый мир. В случае же с пацанами в искажённой системе ценностей все — и продавщица, и дети, и село, припаханное на каких-то важных общественно-социалистических работах, но не нашедшее людей принять продукты (товар с баржи) даже для самих себя.
Х Х Х
Юродство было не только пьяным. Юродство — форма искусственного сумасшествия, придурошности. Обратимся к словарям, которые в массе своей, от «Малого академического словаря» до «Словаря Ожегова» дают понятие «юродство» – как «нелепый, бессмысленный поступок». А Владимир Даль в своем словаре слово «юродивый» расписывает как:
«1. м. Христианский аскет-безумец или принявший вид безумца, обладающий – по мнению верующих – даром прорицания.
2. м. Чудаковатый, глуповатый, безумный человек.
3. прил. 1) а) Чудаковатый, глуповатый, безумный. б) Преисполненный юродства.».
Были ли они в Коми? Да. Играли ли они заметную роль в мироощущении народа, в самооценке? Да.
Более того — они влияли и на обрядово-ритуальные моменты, и на критику власти, и на... педагогику. Рассмотрим несколько случаев.
В 1931 году появляется в Усть-Выми проездом молодой человек. Зовут его Тихон Подоров. Он уроженец деревни Нижняя Отла с Выми. Был ранее студентом Ленинградского горного института, но по окончанию двух курсов почему-то бросил учёбу. Известно, что он подвизался алтарником в каких-то храмах Петербурга. По слухам, был даже рукоположен в дьяконы. В 1931 году в Ленинграде было довольно шумное дело митрополита Иосифа, который не просто отказался признать Советскую власть, но и анафематствовал митрополита Сергия, который стал тогда главой Русской православной церкви. Иосифлян арестовали и уничтожили в тюрьмах практически всех поголовно. В одной из передач по Центральному телевидению в начале 2000-х годов приводились цифры тотального уничтожения. Но прозвучало и так: «Лишь некоторые, кому удалось уехать в глубинку России, кто либо симулировал болезнь, а кто и юродство, либо кому было куда ехать — спаслись от уничтожения». Тихон Подоров, похоже, был из них. И по времени совпадает, и было ему куда ехать — два брата были учителями, сестра младшая в это время училась тоже на педагогических курсах, и юродство он «включил» почти сразу... Тикон (так, звучание имени по-коми через «ка») придуряться начал почти сразу. А главное — все или почти все вокруг говорили, что он придуряется, но игру его, страшную эту игру маскировки, приняли.
Он был не один такой. Блаженный, «сказочник» и прочие эпитеты, которые лепили к таким как Тикон. Вроде бы и не бездомные, но живут, как бомжи — странничают, не попрошайничают, а нанимаются на почасовые работы. Говорят о космосе, математике, Боге и дьяволе, о страшной советской власти...
Собирал и прятал Тикан колокола, отпевал умерших по просьбами и без просьб. Псалтырь знал хорошо (с Тихоном в 60-70-х годах ходил ещё и Василий — говорят, что был тот ровно такой же, как и Тикон, только любви в нём меньше было, сварлив был. И ещё: Тихон ходил по Выми с 1931 по 1974 годы, пока не умер, а Василий в 60-х появился, в 70-х исчез). Тихон Подоров мог, например, устроить совершенно неподобающий месту и времени скандал на... кладбище. Однажды устроил из-за гроба красного цвета. Орал благим матом: «Хороните, как чертей! В кровь опускаете!» Настаивал, чтоб клали покойных просто в свежеструганный гроб. Или уж белым или черным гробы должны быть крашены — так требовал.
В 1935 году организовал последнюю Пасхальную службу в уже закрытом храме Рождества Богородицы в селе Онежье (восемь вёрст от его родных Нижних Отл). Когда приехала милиция, распахнул полушубок и прыгнул со второго этажа (легенда говорит, что чуть ли не с колокольни). И по насту, по снегу убежал за реку.
В 1960-х без всяких грантов, которые нынче в моде, без ТОСов и некоммерческих проектов взял да и прорубил в мелколесье двухкилометровую просеку: «Чтоб людям прямее ходить было...». То есть просто для удобства тех, кого любил и уважал вокруг себя. Любил он людей... А они ведь даже односельчанами для него не были — произошло всё это на Коквицкой горе.
В эти же годы на Ижме получила известность Тандзе Марья. Но тут случай немного другой. Однако тоже даёт представление о самосознании народа, о самостоятельности мышления. Как в случае с Тихоном речь можно вести об альтернативном мировоззрении, так и у Тандзе Марьи — об альтернативном понимании человека и его взаимоотношений с животными (и со здоровьем). Это не привычный нам сегодня ЗОЖ (концепция здорового образа жизни), а нечто другое. Марья начинала с трав...
И сегодня, и все сто лет в Коми не было достаточной комплектации врачами и средним медицинским персоналом всех больниц и фельдшерско-акушерских пунктов республики. Вот вдумайтесь только — никогда! Ещё сорок лет назад довольно много случаев было родов на дому из-за невозможности выехать или вылететь. Этих случаев и сегодня не мало, но сегодня хотя бы фельдшер или врач способны сами приехать в отдаленный чум или в заброшенные далёкие посёлки, на вахты. Конечно, в этих условиях самолечение (отсюда и самоощущение, иная тревожность в случае болезни) было основным для целых социальных пластов и сообществ.
Народное целительство сегодня существует фактически полноправно, но пережило оно и признание, и гонения, и даже репрессии, а потом снова признание.Пример ижемки Тандзе Марьи, пожалуй, один из самых ярких.
Родилась Мария Федоровна Рочева в 1876 году в деревне Гам за рекой, напротив Ижмы. Вспомогательное медицинское образование она получит уже совсем взрослым человеком, это будут небольшие двухмесячные курсы ветеринаров, но начиналось всё с «волшебного мира» девочки, которая понимала траву и птиц. Дочь оленевода, с детства изучала анатомическое строение животных, стала оказывать ветеринарную помощь. Когда подросла, стала лечить людей. Человек с необыкновенной наблюдательностью, хорошей памятью. Она имела сильные чуткие руки (сегодня назвали бы её экстрасенсом) и твердый характер. Не случайно молва о ней и признание населения было далеко за пределами района. Имя Тандзе Марьи окутано легендами: существует мнение,что её приглашали работать в больницу, но она отказалась, а могила её в родной деревне считается особенным местом, которое и сегодня помогает людям. Фактически её чтут, как неканоническую святую. В биографической повести писательницы Альбины Ануфриевой о Тандзе Марье описано много удивительных фактов о деятельности Марии Федоровны Рочевой как целительницы.
В поселке Железнодорожном — ныне город Емва — долгие годы жила Агафья Степановна Шпакович, которая владела знаниями трав и секретами медицины. Особенно она прославилась лечением женских болезней. Её рекомендовали отчаявшиеся дамы друг другу (ситуации разные случались), и эффективность советов, помощи и конкретных действий подтверждалась людьми друг перед другом: вот не могла родить, а родила. Вот загибалась от болей в животе, а вот смотри — уж восемь лет всё в порядке и т. д.
Конечно, травниц и знахарей были если не сотни, то десятки это точно. Когда-то и мне пытались передать кое-что из «шептаний» и пониманий силы сабельника и силы разной заварки. Что-то, конечно, было из области суеверий (иногда это явно видно), а за какими-то «секретами» была и народная приметливость — реальная сила. Приведу пример.
В Онежье однажды приехали в дом к моей маме две девочки -велосипедистки из соседнего села. Они узнали, что я гощу у мамы. И вот они говорят, что меня приглашает к себе их бабушка, которая прослышала, что я приехал. Просит прийти — она кое-что передать хочет. Я, конечно, пошёл. Просто даже из соображений «чисто филологических», если и нет там секретов, то фольклорный материал соберу — интересно же, как и что человек думает об окружающем мире.
Мы долго беседовали с бабушкой о разных турунах (турун — по-коми «трава»). По-русски она говорила неплохо, но вот названия трав по-русски не знала. Именно это и было проблемой. Дети и соседка бабушки помогали нам разобраться. Так вот, например, что старушка сказала о такой траве, как сабельник, помогающей в лечении суставов и мышечных болей: «Сабельник нынче собирают все кому не лень, потому что аптеки сушёную траву просто валом берут. Но ведь сабельник только тот силу имеет, который до Петрова дня собран. И главное — тот который на чёрных жижах растет, на чёрных грунтах. А на рыжих да на серых он слабенький... Внешне он так же выглядит, но пользы от него если и не ноль, то почти ноль. Как мочёный табак — кури не кури — ничего кроме вони. Силы в таком табаке нет». Сабельник — растение болотное. Отсюда и разговоры бабушки о «чёрных жижах», то есть чёрных торфяных болотах. А свойства сабельника почти волшебные — это вы и сами можете в Гугле набрать...
В 90-х годах уже в прессе, в газетах «Красное знамя» и «Молодёжь Севера» стали спокойно публиковать объявления об услугах экстрасенсов и травников, ведьм и колдунов, костоправов. Никого это не удивляло, и доверие к ним, слухи о нетрадиционной медицине теперь были не слухами, а имели концептуальное обоснование. Так же, как и БАДы — то есть биологически активные добавки. А ведь когда-то за это арестовывали. Когда-то та же самая А.С. Шпакович получила за траволечение реальный тюремный срок, замененный, правда, позже на высылку.