Не грусти

Андрей Вертипрахов
               

  Шуршание ленточной пилы напоминало ритм  Канкана, уже привычный работникам пилорамы. Оставалось только ввести сольные партии,  выбегающих полуголых девиц в коротких платьях и перьями на головах. Громкий щелчок остановил распил соснового ствола.
 - Что там? – спросил направляющий рамщик у Александра.
 - Не знаю, - подняв голову и осматривая ствол ответил работник.
 - Как не знаю, ленту порвало! – ругался Сергей, - чудес не бывает, тащи бензопилу, торцевать будем.
 Александр ушел в мастерскую, к неисправному станку подошли работники бригады.
 - Японская, вечная.., - крутил порванную ленту уборщик опила дед Илья, - а смотри, порвалась не по сварочному. Интересно?
 - Разойдись, - скомандовал Александр, завел пилу и отторцевал кусок ствола.
 - Вот это да! – удивился Илья, осматривая распил.
 В середине распиленного ствола находилась колючая проволока.
 - Вы откуда лес привезли? - спросил Сергей у бригадира.
 - С двадцатого квартала.
 - Там же женская колония была, лет пятьдесят назад, - заметил дед.
 - Скидывай бревно с рамы, звони мастеру, пусть ищет прибор для проверки и прозванивает все остальные стволы, - скомандовал Сергей бригадиру.
 - Все, на сегодня работа закончена, - обратился Илья к Александру, - пошли переодеваться.
 - Домой?
 - Домой, ленту нужно менять, да, пока остальной лес проверят…
 - А что за колония была? – заинтересовался Саня.
 - Дело было перед войной, разбивали лагерь второпях, колючку тянули прямо по деревьям, вот она и вросла в стволы.
 - Как же дерево жило с проволокой внутри?
 - Что дерево, - заметил дед, -  ты знаешь, как жилось заключенным? У дерева есть тело, а у них, у женщин, душу заплели в колючку, да завязали на три узла…
 - Да, страшно…
 - Молодой ты еще, не ведаешь, как в карты на них играли, насиловали, да избивали до смерти…
 - А ты знаешь? – возмутился Александр.
 - Кто знает, тот молчит. Ой, мне же свет нужно в камере выключить, - вспомнил Илья и вышел из раздевалки.
   Александр сидел задумчивый и грустный. Дед вернулся и удивленно спросил:
 - Загрустил?
 - Нет.
 - А что сидишь в позе Аленушки. Не грусти! – взбодрил его Илья, - я, когда грущу, у меня организм сразу реагирует.
 - Как реагирует? – спросил собеседник.
 - Только ты не смейся, расстройство желудка. Чем больше грусть, тем сильнее.
  Александр улыбнулся.
 - Один раз, у отца в деревне, так загрустил, что хоть топись. Все, через минуту – понос! Я в огород, бегом, а соседи, чтобы им пусто было, пристроились у нашего туалета, на своем участке шашлыки жарить. Специально, что ли… Я, конечно, сколько мог, управлял организмом, но потом силы мои кончились…
 - И что? – спросил Александр.
 - Что-что? Дали мы с ним, с организмом, во все ударные и духовые, да не единожды…
 Александр засмеялся.
 - Вышел я из маленького домика, а отдыхающих уже нет, даже дымом не пахнет. Так что, Санька, не грусти, мало ли, как душа твоя на тело может повлиять. Не грусти!