Купание было или в самом разгаре, или, по крайней мере, в стадии приготовления. Мог судить об этом по доносившимся до него звукам, хотя и не имел возможности созерцать само действо, будучи отделённым от него двумя комнатами, из спальней небольшой гостиной и читал газету. Он слышал, как тетушка Сара одно за другим приносила наверх из кухни ведра с горячей водой и с глухим барабанным грохотом опустошала в ванну их содержимое. Затем начиналась буря, целью которой было тщательно перемешать горячую воду с холодной, которая натекала в ванну из крана. Затем в воду осторожно погружались кончики пальцев ноги, которая обычно тут же резко выдергивалась. Все это сопровождалось визгом «Холодно!» или «Горячо!», а также громкими возражениями со стороны помощницы, тётушки Сары.
— Неправда! Вы как маленькая! Подержите ее минутку, разве так сразу можно сказать? Ваш муж все слышит, разве вам не стыдно, что он узнает, какая вы трусишка? Ну да, конечно, ему-то не нужно лезть в воду, — последовал жалобный ответ.
Вдохновленный шумом всей этой суматохи, в спальне, находившейся между этими двумя комнатами, заливался беспечной трелью кенар Дики.
Мимо комнаты, где он сидел, прошла тетушка Сара с пустыми ведрами в руках.
— Какая она симпатичная малышка, — услышал он. — Белая, как молоко, и нежная, как мед. А уж фигурка — м-м-м!
Лицо его вдруг залилось пунцовым цветом. Прошло некоторое время, прежде чем краска снова схлынула. Он притворился, будто это замечание адресовано не ему, и никак на него не прореагировал.
Тетушка Сара зашагала вниз по лестнице.
Задорное пение канарейки рассыпалось продолжительной, заливистой, бьющей по ушам трелью, затем внезапно смолкло. В тот момент он отметил про себя, что для такой маленькой пташки шума было, пожалуй, многовато.
Последовало странное, почти гробовое молчание.
Затем волнообразное бульканье, сопровождающее обычно погружение тела в воду.
Потом только изредка раздавались всплески.
Вернулась тетушка Сара и, остановившись на дороге, встряхнула мохнатое полотенце, также согретое благосклонным теплом кухонной плиты. Потом завернула в спальню.
— Ну, здравствуй, — донёсся оттуда её голос. — Как дела, как птенец? Как дела, мой желторотый? — Вдруг она резко взвизгнула: — Мистер Лу! Мистер Лу!
Он вбежал в комнату. — Он издох. — Не может быть. Он только что пел, я сам слышал.— Он издох, говорю я вам. Посмотрите сами… — Она достала его из клетки и держала на ладони.
— Может, у него опять кончились вода и корм, как в прошлый… — Но оба блюдечка были полны, с тех пор как тетушка Сара взяла эту обязанность на себя.
— Да нет, дело не в этом. Она слегка наклонила руку.Голова птички, перевалившись через ребро ладони, безжизненно свесилась вниз.— У неё шея сломана.
— Может, он свалился с жердочки? — предположил Дюран, поскольку никакого более разумного объяснения ему на ум не приходило. Она вызывающе нахмурилась в ответ.
— Птицы не падают! На что же им тогда крылья?
— Но ведь я сам слышал, он только что пела — повторил он.
— Только что и сейчас — это разные вещи, здесь никого не было. Никого, кроме вас и мисс Джулии
В воцарившемся неловком молчании стало слышно, как Джулия, в ванной комнате за стеной, что-то тихонько насвистывает. Но, с опозданием сообразив, сколь неподобающим для истинной леди образом себя ведёт, замолчала, и вместо финального аккорда раздался взрыв.