Рик Томас жил на третьей ветке считая с вершины большого тополя. Толстая и трухлявая ветка круто изгибалась, оставляя в своей темной глубине уютное убежище для маленькой птицы. Старые тополя много лет шумели на холме, над зеркалом маленького пруда. Словно солдаты неведомой войны они браво стояли в ряд, охраняя пруд от ветров и гордо смотрели вниз на дома и суетящихся человечков. Тополя были самыми старыми деревьями в округе. Росли дома, дороги свивались кольцами, пруд то мелел, то опять наполнялся дождями и маленький безымянный (и от того обиженный) ручеек вздувался от гордости, принося свежую воду и жизнь тополям и обитателям пруда.
Каждый год, осенью, тополя бросали свои желтые резные листья и тянулись к хмурому небу в ожидании холодов. Мороз не пугал их. К тому времени вся жизнь в их стволах под сморщенной корой, замирала и тополя засыпали до весны.
С первыми теплыми лучами солнца они просыпались и Рик Томас, радостно чирикая, скакал по веткам, рассказывая им о зиме, холодах и снеге. Тополя вздыхали, всматриваясь в весеннюю лазурь неба, и тихо шептались о прошедшей зиме и невиданном никогда чуде снега. Время шло к лету и как всегда, старые деревья решали сами создать чудо. Чудо тополиного пуха, нежное теплое, как июньское солнце, как снег, о котором они знали только из рассказов маленькой пташки.
Этим летом люди, обычно жившие сами по себе, где-то внизу, среди стен и камней, решили построить дом у маленького пруда. Рик Томас, скрываясь среди листвы, с тревогой наблюдал как черные уродливые машины, тяжело вздыхая огнем, поднимались на холм. Тополя шумели, обсуждая новости и их маленький мир, покрытый нежным белым пухом, в который вторглось зло.
Холодное утреннее солнце робко осветило тополиный холм. Огромные стволы, лежали рядами как павшие солдаты неведомой войны, их продолжали терзать и рвать на части мертвые от рождения машины, с огнем в сердцах. Над холмом взволнованно вился пух, как летний теплый снег и падал и падал, укрывая саваном тела, старых деревьев, его создавших.
Рик Томас прожил невероятно длинную, для маленькой птахи жизнь. Тополиный холм согревал, кормил и оберегал его. И вот в один миг его дом, оказался разрушен. Пестрая птичка, испуганно пометавшись над замершим прудом и скрюченными, черными корнями деревьев из которых каплями сока вытекала жизнь, вдруг исчезла. На земле лежал грязный комок перьев, похожий на порванную детскую игрушку. Маленькая душа больших деревьев умерла.