Ознакомительная глава.
Глава, где Чен Джу – пока ещё не шеф OF–КЕПки представляет себя параллельной сущностью Кирьяна Егорыча. О Тьму-Таракануссе тогда не знал никто кроме самих тараканусов.
-----------------------
Моллия-Молли чаще всего появляется нежданно-негадано. Летучая как мошка, но живучая как крокодайл бескрылый.
Муля такая непредсказуемо русская.
Мулька это стерва от Жульки в «Живых украшениях интерьера».
Моль порхает сама по себе.
Но она одна – во многих лицах: «я такая совокупная вся».
Её «совокупная разрозненность» напоминает мне Магу Кортасара и Мону Миллера. Отчасти Молли Блум.
Стили сумасбродства зависят от её настроения, которое первоначально назначал ей автор, то есть я – родной сам себе, великий и ленивый графоманище.
Она ещё не оперилась как личность литературная – ну как большой персонаж.
Её можно дёргать за ниточки и посылать куда угодно – хоть к дьяволу за куличками.
Она воскликнет «Ок!», сядет на эфирный велосипед и поплывёт со скоростью света.
Всё бы и ничего касательно книги в целом – прокатила бы и сырая легенда. Не Толкиен поди: ну нету у меня столько времени.
Но я никак не могу определиться с сексуальной стратегией Тьму-Таракануссы.
И мучает главный вопрос в Таракануссе: «Трахаются в их мире, или имитируют, удовлетворяясь словами?»
Из какого-то прескриптума
К.Полутуземского
----------------------------
Я думаю, это шуточный трип моего шефа, который он опрометчиво назвал «Мемуарами Чена Джу».
Этого он не мог сделать находясь в здравом сознании, ибо он великая ТАЙНАЯ ЛИЧНОСТЬ в смысле сути и происхождения (вроде наместного бога, присланного невесть откуда), хоть и нередко появляется в ранних опусах нашего великого пси-графомана. Там он действует или незримо присутствует: в разных, и порой в расплывчатых масках: типа «угадай кто я». Вот уж не подумал бы никогда, что в чаге, которую употребляет мой шеф в качестве курева, имеются галлюциногены.
Как бы там ни было, но не он, а я - Габриэлюс – сидел на козырьке Егорыча в момент пребывания последнего в Хофброе с Порфирием Бимом.
Со мной рядом порхала Моллия и мешала мне разгадывать пазлы Кирьян Егорыча.
Клапко в тот момент удалился с хозяином в сортир и будто прокис… как недоваренный и забытый в кастрюльке бройлер.
27 августа.
На носу у Кирьян Егорыча ММКЯ-33.
Итак:
ИЗ МЕМУАРОВ ЧЕНА ДЖУ ЭСКВАЙРА.
Орфография не изменена.
1
У меня появился прибор. Специально пишу «п» с маленькой, чтобы не светить его лишний раз. Да, Гугл знает всё! И я его не боюсь, мы одной крови… Ну-у-у, близкие по духу крови. Однако же: зачем мне все эти сложности, разборки, придётся какого-нибудь невинного запарафинить… А нужен мне такой чоколад? И отвечаю сам себе: «Мне не надо чоколада. И без того хватает проблем. Хотя бы с моим Полутуземским. Как он меня замотал! Хоть он и друг мне».
Не надо и Гуглу связываться со мной: пусть, если желает, связывается с Тузиком, а я как будто бы растворён и распластан – тонким слоем вокруг всей Земли, и редко бываю дома: пусть попробует найти… Замучается находить. Мой дом – крепость Тузика и моя, это мой офис и жизнь.
У меня подшефная Молекула есть, звать Моля, Муля («Муля не нервируй меня»).
Муля снимает комнатёнку неподалёку от моего OF-дома. Можете у неё мой адрес спросить. Ах, вы этой дамы не знаете! Ну и ладно, это Вам не столь важно, да и мне без гостей как-то… ля-ля-ля.
***
Приборчик… махонький такой, невзрачненький на вид, ну сроду не подумаешь, что настоящий. У меня похожих с десяток, только они, извиняюсь, банальные пыхтелки, а тут О-О-О! Дальнозоркий. Весьма, глубоко, зорок. Вот что это значит.
Появился сей приборчик недавно. Не скажу какой, а то захотите себе такой же. Ограничусь намёками. А если что и сообразите, то это ваши догадки, не более.
Присоединил провод. Включил. Подождал. Зажёг.
Вдохнул. Раскочегарил. Уф!
Повертел. Приблизил.
Нашёл метку. Нашёл место.
Сработало! Шевелится там. Расплывчато, правда.
Не обманул Натюр Китаец. Я уже проверял. Не всё так гладко, как хотелось бы, но, в принципе, я лучшего и не ожидал.
Гляжу в монитор. Бегут бабы. Голые и одетые. В сарафанах и без. Те, что в сарафанах – одинокие, те, что голые – со свитой. Промчалась королева какая-то. На ней из одежды только корона, мужской опознавательный знак… Блиин! Каак? Это мужик?
Знак не болтается, его тупо не видно. Вместо него мохрень - чуть ли не под самые сиськи…
«Сиськи»? что за чёрт! Гемофродиты? Ну дела!
Бежит существо в баню, потому как с веником. Прям как русская свинарка в субботу, но только королевских кровей… iблин, гемофродит.
Нет, не русские это. У русских гемофродитов нет. И короны у них «шапочкой».
Немчура это. Древняя.
Кручу-верчу увидеть хочу. Лохов.
Увидел.
Вот герцоги. Заседают. Голые. Что за страна? куда не сунься – везде без штанов.
Где они?
Вот поддали жару. Ассамблея. Мальчики кругом. Носят подносики. Знаем мы их!
Прибор мой тут же будто запотел.
Слава богу, что вениками не махались. А то б заржавел мой прибор, и остался бы я навсегда с ними - с их дурацкими проблемами. Нафиг их!
Подкрутил колясико на пару веков вперёд.
Ага, вот он двадцать первый, вот оно моё десятилетие, вот он тот самый незабываемый год, вот он месяц, вот день отъезда - ровно в День Победы.
Подсчитал дату пребывания тузиков и друзей его в Мюнихе. Выставил время. Увеличиваю резкость.
Нахожу двор, вхожу в него.
Назначаю громкость пошибче: загулчало. Как в режиме канализационной трубы… Знаете такую функцию в Реалтеке? Как в бочке труба эта с фекальём гулчит.
Сидели в детстве в бочке? Я не сидел. Как и вы не сидели.
А Тузик сидел. Не в тюрьме, и не на поселении.
Он родился после войны, когда в деревенских дворах ещё стояли деревобочки с зелёной водой, с лягушками и с дафниями, которых любят кипятить залётные шаровые молнии, и когда живы ещё были деревенские бочкари.
А Тузик летом живал в этих деревнях. Вернее, в одной такой деревне.
К бабушке и дедушке ездил. На отдых, с папой и мамой, и со старшей сестрой. Ленкой звать. Как бы на дачу.
И помнит деревенское детство. Частично, конечно, не всё подряд, а самое яркое. Он рассказывал.
И когда по пустой бочке стучали, то как раз такой звук и выходил: «Бу-ум, бу-у-у, бэ-э-э!»
И свой писклявый голосок изнутри снился: «Ленка, не надо, не стучи, мне страшно, ма-а-ма!»
А бочка звуки удлиняет: «Маа-маа-маа!»
А Ленка смеялась, хотя и была доброй девочкой.
А Тузика защищала до восемнадцати лет.
Это было после войны. И Тузику и Ленке страшно повезло: они не видели войны.
А в восемнадцать Тузик уехал в один почти столичный город набираться ума-разума. И защищать Ленке стало некого… кроме своих народившихся детишек. Но это уже, разумеется, было гораздо позже и весьма растянулось во времени.
Ленка пожила много, но могла больше: рак свалил Ленку. «После последних мытарств» она умерла. Умирала больно и долго. Бог не пускал Ленку на тот свет. А перед смертью, когда ещё в сознании была, попросила прах свой развеять над рекой. Вы знаете над какой. То есть обряд был не совсем русский, то есть совсем не русский. Зато Ленка теперь везде: она и в Ледовитом океане, часть её в облаках, а существо её, её мысли и материнская любовь - в её детях.
Они уже взрослые, разбежались кто куда и живут сами по себе, со своими семьями, со своими детьми. Всё как у нормальных людей. А русские люди это и есть нормальные люди. Возможно, самые нормальные из всех на земле. Они чтут семью. А врагов, если припрутся, порвут на части, вот так-вот.
Кручу-верчу дальше.
Да, именно так и было во дворе Хофброя.
Теперь и вижу ярко и слышу чётко. Даже как-будто преувеличенно чётко, словно звукооператор поработал и почистил плёнку от лишнего. Плёнка Нэвидсона, ага.
Люди как живые. Потрогать можно. Но дрожат. Квасят пиво и дрожат. Ну в мониторе. И орут на все лады, а стены там собраны в идеальное каре, и звуки там концентрируются посерёдке.
И было бы совсем невыносимо от этакой акустики (а сидели сибиряки в самом центре, под фонтанчиком-тринквассером), но платаны-каштаны всё это безобразие гасят. И о платанах-каштанах шла речь в недоромане Тузика. Докручу до этого момента и проверю – так ли всё было, или приврал он.
//
Имеет право приврать, но мне всё равно интересно – НАСКОЛЬКО ПРИВРАЛ, и корректен ли итог.
//
…А они пользуются этим (я про звук), и орут, и кричат. Это тавтология, или разница есть? Будем считать, что есть.
Короче, кричат они раскатисто, аж листья сыплются с деревьев. Не вру. Так оно и есть. Тоже будто «маму» зовут. На помощь. Только по-немецки: «Mutti-mutti-mu-u-u-ti-i-i!»
Так оно было всегда. Всегда, это означает лет пятьсот, а то и больше. С тех пор, как начался Хофброй.
Только тогда квасили герцоги. Пиво для народа было запрещено.
А теперь квасит простой люд.
И даже, о радость, позволяют пить иностранцам.
И даже любят иностранцев, так как оно означает «денежку к денежке».
Так оно и будет теперь, при отсутствии герцогов-то с баронами… и с фашистами. Ух! Ещё долго, надеюсь, будет. Пока войной не прикроет всю их шарашкину контору.
Хорошая, кстати, контора, хоть и шарашкина, как всё добротное, сделанное немецкими руками с пресловутой (на самом деле потрясающей) немецкой аккуратностью.
Шарюсь по двору этой конторы. Ищу ДРУГИХ СВОИХ.
Изредка слегка потрескивает в динаме: это приборчик барахлит – толком не отрегулирован.
Дым столбом – это у меня. Дым идёт к дыму. Аж притягивается. Это прекрасное свойство приборчика – определяться по запаху. Где-нибудь такое видели? Если и видели, то это жалкое подобие противу того, что у меня на столе.
Ищу резонанс. Нашёл. Прибор так и потянулся к нему – к дыму тамошнему.
Пся Соломоше не нравится запах, И я на неё – ноль внимания. Пся Соломоша мявкнула пару раз и ушла спать на «всё-когда-то-обстиральную машинку, а теперь тупо котячью лежанку и склад гостевых пальтишек».
Оба-на, люди! В кепках! Ну очень похожие! Стоп-кадр. Откинулся в кресле. Всматриваюсь.
Да! Вот они голубчики! Вотоньки! Как живые! Расплывчатые облачки. Перистые и кучевые. Трезвые кажись.
Шмяк! Делаю поширше. Сделалось поширше.
И вот оно: Сибирь на экране! Сибирь это мы!
Именно мы, и ни с кем нас не спутаешь: мой protege на кепке Тузика, сам Тузик, и Бим Баламут. В первой половине дня мутили и баламутили. В Хофброе в этом.
Сидят! Хохочут. Двое. Да, было дело. И протеже. Габриэлюс! Точно он.
Смеялись. Как щас помню: выполз на свет божий Габриэлюс - как вялый студень из мозгов, забавный, потёк, когда жарко ему стало, видимо совсем невмоготу. Сел на Тузикову кепку, киселём свесился, и наблюдал. И, похоже, немало «наблюл», хоть и «киселём», судя по отчётам.
Но я теперь могу поправить любого. И с Тузиком могу поспорить, и Габри-Киселя покритиковать…
Да, было с чего смеяться: всё кругом смешно. А как иначе: Германия, Хофброй, пивгартен, пиво, бокалы, весь кайфовый набор согласно тег. А ещё: полная свобода, мир, равенство, братство всех народов!
Пробую установить контакт… задним числом, как говорится. На всякий случай, вдруг получится.
- Габрис, слышишь меня?
Нет ответа. Молчит таракан.
- Егогыыч!
Нет ответа. «Куда запропастился негодный дедуля!?»
Ёпэрэсэтэ! А машина времени! А чего ж вы хотели. Это телевизор, а не лайф натурале.
- Порфирий! Серге-е-ич! Видишь меня? Слышишь? Здорово, Порфирий!
Не слышит и не видит.
А прибор такой - старой модификации. Видно и слышно только в одну сторону. А куда ему смотреть? Моя труба ирреальней некуда! Ни намёка! У меня-то самого даже гнезда для микрофона тютю. Куда мне кричать? Как поздоровкаться? А никак.
Чёртова смотрелка. Каменный век! Надули!
Хотя товарищ Ю Ху По сказал, что есть там ещё не совсем раскрытые им функции, но это уже не его заботы, так как он вручил его мне навсегда, и ничуть не жалеет, так как ему уже всё это баловство надоело, а с меня, вполне может быть, – именно с таким посылом неуверенности сказал, – как со свеженького, мол, глядишь, и будет толк.
Я уже вертел приборчик раньше, круток совсем немного, но ничего нового так и не открыл. Туповат.
Ну да ладно, смотрю дальше.
Остановил стоп-кадр на Порфирии Сергеиче. Кликуха его – Бим. Он мой товарищ. Был. Вернее, того чувака в мониторе товарищ. Тузика то есть.
Это приличная разница, если вы будете читать не сначала и не поймёте: я, и тот «Я», который Тузик, если точнее, то Полутузик, так как его фамилия, если уловили, Полутуземский… ну в мониторе который. Сродство примерно такое же, как книжный герой и его живой прототип.
Сидит Бим с Кирьян Егорычем Полутуземским (можно для краткости Киря). Стоп-кадр отпустил восвояси, и я снова чуть не кричу, чуть не в слезах: «Это я, я, я!» - так хочется пообщаться через толщу времени!
«Я – не я и песня не моя», а похожи мы были до крайности. Только много воды утекло с тех пор. Мы изменились. И не то, чтобы вдрызг рассорились, а просто перестали друг друга замечать. По крайней мере, он перестал меня замечать. А я нет. Я не девушка. Я всё помню. И помню, как мы крепко поначалу дружили. Он ничегошеньки уже мне не поручает, да и у меня доверие несколько вышло, так что имею право на самостоятельность. А также хочу сменить профессию и должность: приглашают…
Теперь, пока я не ШЕФ, могу даже со спокойной совестью покритиковать и указать на те проколы, на которые раньше было почти наплевать. Такова селяви.
Оплошности – они у графоманов бывают разные. А Тузик – не совсем графоман. Он под графомана больше красится. Ему в маске графомана удобнее. Так его, по крайней мере, не трогают и не цепляются.
А он не высовывается.
И в этом он прав.
За это я его уважаю – за стойкость и приверженность к раз и навсегда выбранной позиции.
А я теперь почти свободен. И по этой причине могу навести непредвзятую критику.
А могу и подкузьмить.
А могу наехать. При желании.
Но, желания такого у меня нет. Я просто хочу кое в чём разобраться, а если он сильно неправ, то и указать ему. И ткнуть пальцем. И раскрыть козни, если это сознательные козни. И прекратить его мухлёж, если это преднамеренный мухлёж.
Сидел бы я сейчас на его кепке, как Габриэлюс в тот раз, так я был бы весь на виду. И, глядишь, мог бы подсказать «как и что», и как лучше себя вести, чтобы не выглядеть идиотом. И все не смотрели бы на Тузика как на идиота с вытекшими мозгами. Но я не Габриэлюс, и не на виду. И, может так и надо, что меня ТАМ не было, слава тебе господи – человечий и наш Тараканус!
Итак, я не в кафе, и не в пивнушке, и не в OFе на Wарочной, а на Варочной натурале (пока Егорыча дома нет). И поэтому можно орать. Для самого себя.
А удобная штукенция, чесслово! Я дома, перед компом Егорыча – и он этого не знает, с этой китайской головоломкой, дымящей и смердящей: с этим топорной работы прибором.
Соломоша-дрянь на меня шипит. Похоже, она меня толком не видит. Но унюхала запах: мой и прибора. И он ей не нравится!
Можно приостанавливать зрелище, и даже вертеть крутку просмотра в любую сторону. Пока стесняюсь применять прибор на своей публике: мало ли что!
Натуральный Китаец, между прочим, меня предупредил, что если, мол, желаю быть живым и не ограбленным, лучше не высовываться вообще, и никому приборчик не демонстрировать.
Практической пользы от прибора я не вижу, ибо не могу влиять на события «прошедшей давности» (отличный термин, правда!). По крайней мере, пока не могу. Я ещё не разобрался. А пока я могу лишь рассмотреть подробности.
Кроме того, я не уверен, что то, что я вижу на экране, соответствует тому, что было на самом деле. Собственно говоря, именно поэтому я и сижу с этой штуковиной. Я пытаюсь рассмотреть детали, а также проследить ход тех событий, и сопоставить с тем, что было на самом деле, и что мне показывает экран сейчас. И сравнить с тем, что записал в своём грёбаном романе Тузик. Эта книженция у меня есть. В напечатанном виде. Это моя настольная… вернее, «подподушечная» книжка.
И скоро можно будет расспросить Габриэлюса подробней (с пристрастием, ха-ха-ха), так как я перерастаю его чисто по служебной лестнице. Вернее, могу перерасти, если соглащусь на деловое предложение.
Дела китайские мои - давнишние, поэтому многого я, действительно, не помню. Я не из тех героев, которые, как лучшие в мире роботы, знают и помнят всё, и даже приходят на помощь аккурат в тот момент, когда кажется, что уже полный трындец.
Но, если внимательно понаблюдать, то смогу заметить явные нестыковки – рекламы и реальности.
И тогда я могу железно предъявить Китайцу претензии.
Например, найти его, если он, конечно, к тому времени не помрёт, тьфу-тьфу-тьфу – живи уж, и сказать примерно так: «Ты, дорогой Натуральный Китаёза и звать тебя не зря Ю Ху По, вручил мне не НФ , а ФФ ! Понял-нет? Так, дорогуша, не прокатит. Там у тебя не де факто, а свободный, может даже сильно вольный пересказ, с кучей школьных ошибок, и рожи у них все косые: они что по твоему, все китайцы? Типа Конфуциозы, да?»
На что Китаец мне ответит возможно так: «Косые у них рожи, потому что они бухие, почти всегда и с самого утра, а вовсе они не китайцы».
И тогда я его окончательно зарежу… Правдой-маткой. Я ему скажу так:
– Похоже, всё это сделано под твою диктовку, уважаемый. Ты жулик, а не Ю Ху По. То бишь, всовываешь обыкновенный фальсификат, а даже не Фирменное Фуфло. Считаешь, что это порядок? – и сунул бы ему кулак под нос. Для начала, конечно. В порядке ППКП .
С другой же стороны, даже если это не настоящая «машинка времени», в чём я практически уверен, так как эта сказка давно уже вышла из моды, но ещё не доказал, а это якобы Фуфло – всего лишь модификация «Механического писателя с перфекционистской функцией», или даже нехай «Видеодиктофон а ля прима с наложением брехни» – видел я такую штукенцию на лотках в Шанхае, продаётся свободно… то всё равно это интересно. В инструкции «видеодиктофона а ля примы» якобы написано, что там даже можно регулировать процентное содержание брехни и «а ля примы», главное, чтобы в сумме она составляло не более ста процентов, иначе прибор может крякнуть.
Я понимаю, так как с древней арифметикой знаком не по наслышке.
Мой Калькулятор, а он из самой Александрии, а я записывался на его курсы, не самый плохой учитель в Европе. Он за ручку здоровкался с Аристотелем и по оригинальным манускриптам изучал Птоломея.
Почему я употребил слово «якобы»? Так это потому, что инструкция нацарапана по-китайски, причём на редкой разновидности письма, называемой цзягувэнь… Да-да-да, как я вас понимаю, конечно: начертано под влиянием следов птиц, лап тигра, чешуи дракона… Ага, ещё скажите, что это правда, а я сделаю вид, что поверил…
В общем, я этого птичье-китайского языка не знаю, хотя было бы интересно знать: как по следам птиц изучать их орнитологическую половую жизнь, и всё остальное в этом направлении.
А если честно, то мне кажется, что этот язык и выучить невозможно. Видать, китайцы совсем сумасшедшего склада ума: как можно выучить десятки тысяч иероглифов? Как в загогулинах запросто отображаются нюансы – добавь чёрточку к иероглифу, закорючечку, и смысл изменится? И звучание изменится. Это что за «дисциплина каллиграфия» такая? Насмешка над информатикой? Это чтобы жизнь переводчиков с абракадабрского не казалась скучной?
Да уж!
А добавленная закорючечка не просто блажь какая-то из башки, а это, если она слева, то обозначит голову шелковичного червя, а если справа, то всплеск драконьего хвоста. Нет, мне кажется: это непостижимо сложно и недостижимо вообще. Вся эта китайская иероглифографика с каллиграфией – чистое надувательство. Все китайцы, а особенно древние, просто ТРОНУТЫЕ НЕЛЮДИ! Они расплывчатые и сверхромантичные.
Они пишут, положим, что-то, что хотят написать, а тот кто читает, понимает совершенно иное.
Так можно по этой своеобразности написания слов пускать поезда под откосы и уводить с траектории самолёты.
Во всяком случае, мне это всё кажется именно так.
Поэтому, всю ахинею, которую Ю Ху По назвал инструкцией к «а ля приме с брехнёй», явно придумали после, а не четыре тыщи лет назад, когда жил-поживал великий Жёлтый Император Хуан Ди, ещё немного и был бы «Иван», только с жёлтой кожей, то бишь «омонголившийся Иван»…
Какого чёрта тогда эта штукенция такая дешёвая? От любви к Чену Джу (ко мне)? Да кому я нужен? Таких как я тысячи, а в Китае миллионы… Ну-ну-ну… разошёлся… Джонни-Слэд-Рэчел иксов… ударение на «и», то есть иксова, ибо это она, а не он.
Фиг догадаетесь у какого Zэта это слямжено, ибо эта книжка ещё не написана. А я заглянул в ФФ и мне ход его мысли «с именами» под светофором понравился, а вот жировые волокна из чужих жоп в её рту не очень. Всё это в расчёте на самых тупых студентов из Йеля.
Так откуда такая любовь вдруг внезапно проявилась у Натюр Китайца?
А? Что?
То-то и оно. Поэтому я купил штуку подороже раз в десять, зато наверняка настоящую, хоть и не самую лучшую версию. Уф! Вот такая предыстория к этой ФФ.
И даже можно было бы предложить Тузику применить штукенцию ФФ в его собственной литературе, ибо Натюр Китаец ничего о нарушении чьих-либо авторских прав по использованию, а также по ограничению области применения, каковых, возможно, вообще не написано, не говорил.
А я – какая же это удача, и как это случилось вовремя: я по ночам, по-прежнему и вовсю, то есть в убыстренном темпе, «графоманю»: в помощь Тузику (отсюда он такой скорописец!). И даже под настроение сочиняю (ему же, и даже на него самого!) критические опусы! Без всяких насильных соавторств, как делают некоторые. Я разве этого ещё не сообщал?
Ну так знайте наперёд.
В общем, я даже не в растерянности. Я больше ирреалист без всяких франк-испанских «сюр», и в беспочвенные реалии не верю. Я просто наблюдаю и изучаю возможности прибора. И пользую его на всю катушку. Всё ради моего ненаглядного Тузика.
А если кто-нибудь узнает об этой штуке, пусть даже она и ФФ, и попробует у меня купить, то я пошлю его далеко-придалеко, так как Штука, нехай даже ФФ, мне нравится самому! Она блестит, и из неё валит такой расчудесный флёр, что всяким графоманишкам типа Макуниных и Шмыковых – узнай они про это – будет досмерти завистно.
Интересно бы на них посмотреть в минуты зависти, и узнать - почему они повторяют манипуляции «Джонни-Слэд-Рэчел до светофора», хоть они и не слушательницы Йеля.
2
В общем, я гляжу дальше.
И успокаиваю сам себя: «Да, это Я, тень собственной персоны. Похож. Почти не изменился. Разве-что выгляжу чуть моложе. Без маски, как в Слоппи.»
– Чего? Какой-такой маски? Какой-такой Слоппи? О чём это Вы, господин писатель Чен?
Я: «Да ладно, проехали! Это ж просто мемуары. Может, и читать их никто не собирается.»
Сидят они, короче, то есть Бим с Кирюхой, во дворе Хофброя и обсуждают породы деревьев, что там кругом понатыканы. Это я сейчас почти-что процитировал из «Чочочо». Знаете, надеюсь, это конченый роман? Да-да, от Тузика. То есть от Полутуземского. Глава «Платаны и каштаны». Если не знаете, то купИте. А не желаете покупать, то скачайте в Интернете. А если вам и это лень, то вы тогда здесь ни черта не поймёте. Вот так-то вот!
Хофброй, это Хофбройхаус – самый известный во всём мире пивной кабак, если что. Расположен он в Мюнхене. Мы для себя называли его «Мюнихом». То есть Полутузик так его называл. Так оно ему казалось смешнее. Да и на латинице он так и звучит: «Munich». Только буква «u» тут должна быть с умляутом. Знаете, что такое «умляут»?
Нет? Я так и знал. Придётся отвлечься на это.
Значит, вы не учили в детстве немецкого языка, а учили английский, или французский, с чем вас и поздравляю.
Поздравляю не с иронией, а по правде. Так-как вы всё правильно сделали.
Лоханулся Полутузик. Который тогда был просто Кирюшей.
Лоханулся он давно. Примерно в 196… году, ещё в школе, перейдя, …кажется, в пятый класс. Или в шестой.
Им – деткам ихним – предлагались на выбор два языка. И он выбрал немецкий, потому как решил, что война с немцами ещё не совсем закончилась – так как закончились боевые действия, и был мир, ну а страна-то немецкая осталась!
И он – несмышлёныш – считал, что следующей стычки не миновать… несмотря на то, что русские («хорошие») намяли им («плохим» немцам, они ещё в жутких, также немецких… а лучше: в ужасных «фашистских» касках… против русских касок – кругленьких и красивых)… словом, намяли им тогда бока изрядно.
Намяли ещё до рождения Кирюши. И его отец воевал не с ними, а с япошками, и то уже под конец войны.
И он по этой причине остался жив.
И даже поступил в институт, и там даже – на самом последнем курсе – женился. Красава он был! И невеста была ого-го! Позже эта красавица невеста стала Кирюшиной мамой.
И со второй попытки папа, воевавший не с немцами, родил, разумеется, не без помощи мамы, этого самого Кирюшу – прекрасненького и, как оказалось после, даже не полностью глупого мальчика. А немного фантазёра.
Первой же, как и полагается по законам вредности, была девочка. Хотя, по биологическим правилам послевоенных лет, первенцам полагалось быть мальчиками. Получилась Ленка и она была умницей.
Просто Кирюша решил тогда – а ему было лет десять-двенадцать, он и не помнит со скольки лет тогда в школе начинался иностранный язык (я-то, не в пример ему, это знаю!), – что просто вся эта немецкая нация такая наглая и суёт свой нос не в свои дела.
Во-первых, считал Кирюша, она постоянно на что-то претендует. Например, на звание лучшей в мире. А если перевести на медицинский язык, то чуть ли не генетически болеют. Да, именно. «Нацизмом». Ну да, они будто настоящие арии, голубая кровь, то-сё и пятое-десятое. А если и настоящие арии, то что? Для этого надо всех остальных придушить?
Это Кирюша так ещё в детстве считал. Так его научили считать. Немцы, мол, – нация не фонтан. Они, мол, мстительные и захватчики вдобавок. Или в обратном порядке.
А на самом деле – кто ж его знает. Воевали немцы, может, как и все другие народы и страны, примерно поровну. …По мере возможностей. А действительно: а кто же, позвольте спросить, не хочет оттяпать у соседа землицы?
– Ведь зачем столько лишней землицы соседу? – думает каждый более-менее сильный народ.
Слабенькие же, может и думают похоже, но они держат свой нос в тряпочке, и стараются лишний раз его не высовывать.
А вот в Германии – от осмысления своего липового превосходства – перед Второй Мировой Войной чуть ли не все с ума посходили. И устроили такую бойню, какой в последней цивилизации до того не было. В другой цивилизации, может и было похлеще, но так народ того не знает, и идёт по граблям. А если кто хочет узнать, так его тут же шлёпают мяконько так и ласково - поначалу по шапчонке: не высовывайся, наивный археолог! Если хочешь получать гранты, а не лечь в могилу преждевременно, помалкивай… Сучье ты «научье» вымя! Вслух, правда, последнего не говорят.
Кто виноват во второй мировой по-настоящему – русские все знают, ибо у них давным-давно началась гласность, после превратилась в демократию, а там наступил век информации, и теперь шила в мешке не утаить…
Тем пользуются, конечно, плохие американы, звать пиндосами, а русские органы как всегда в нужное время дремлют, ибо демократия. И хватать человека почём зря теперь нельзя.
Но когда-нибудь это выстрелит… Ну-у-у, народ так думает. И потому молчат. И потому кухонные споры являются по-прежнему аж отличными сарафанными институтами.
В общем, это так сейчас: все всё знают почти-что наверняка. То, что втюхивают через СМИ, то и знают, а остальное – а остальное это и правда и враки в одном флаконе, – фиг разберёшься без комментатора – а извольте слушать ваше дурацкое сарафанное радио. Радио и институт – это разное.
А тогда, по крайней мере в стране русских, думали очень просто: немцы виноваты. Немцы! То бишь фашисты. Побить их всех!
Во-вторых, считал Кирюша, да и я бы его тогда поддержал, но не мог, ну не случилось. Так как познакомились мы гораздо позже, а он – молодой и зелёный сопливыш – считал, что, коли фашистов не отколошматили тогда «насмерть» и оставили для их размножения города и сёла, то они рано или поздно накопят силушек и снова пойдут на хороших русских.
А в-третьих, поймите люди, что машины времени в то послевоенное время – извините за тавтологию – не было, и, соответственно, не представлялось возможным заглянуть в будущее, чтобы узнать – что же будет в будущем, и как там обстоит в плане войны.
Таким образом, дабы поучаствовать в будущей войне вооружённым немецким языком, а не бесполезным английским, то Кирюша и выбрал его. И я его понимаю…
------------------------------------------------
Тут надрыв. Не провода. Текста.
3
Не за то, что он в Мюнхене – это и школьнику понятно, а за то, что самый известный. Я там был, мёд-пиво пил. Правда, вместе с товарищами – это в 200… году. И ещё один раз – это значительно раньше – по заданию заказчика, как говорится. Не бойтесь, я не шпионил… Вернее, конечно же, шпионил, но не в том смысле, в каком вы могли себе вообразить. Я ездил воровать СТИЛЬ. Да-да, вы не ослышались. Именно стиль…
--------------------------------------------
Тут страница оборвана. CODA вышла.