БЗИК…
– Ты совсем с ума спрыгнула, Надька?
Олежка вытаращил на подругу крупные глаза цвета дыма, покачал негодующе-стыдливо большой головой, встряхнул смоляными кудрями длинных «хипповских» волос.
– Очередная блажь? Скучно стало, кроха?..
Затих, побледнел красивым дерзким лицом истинного метиса: отец – турок, мать – русская красавица. Последыш, баловень большой семьи и клана, первый парень на районе. Требовал к себе соответственного отношения и пользовался им без зазрения совести.
– Нет. Я в порядке, родной. Просто очень люблю тебя. До безумия… – вдруг потеряв голос, почти прошептала.
Голос её и прославил – местная «звезда» дома культуры, певица редкостная – контральто, танцовщица гениальная, автор переводов всех новомодных забугорных песен, просачивающихся сквозь «железный занавес» Союза, благо, границы рядом – Средняя Азия.
– Не знаю, почему так всё вышло… Вдруг стало наплевать на всё и всех! – вскинула белокурую голову, смело заглянула в глаза любимого снизу в силу разницы в росте. – Понимаешь меня? Всё до лампочки стало! – расхохоталась низким хрипловатым смехом, на крепких щёчках вспыхнул багровый румянец. – Сама поражаюсь! Больше не страшно… Ни чуточки… Ни граммульки…
Посмеялась вместе с парнем – не выдержал, поддержал поневоле, поддался заразительному хохоту девочки ростом едва полтора метра.
– Влетело в голову это… наказание… дурь настоящая… И не вылетает… не уходит… Бзик, да? Пусть… Мне даже нравится уже… Не передумаю… Знай это…
Олег обессиленно рухнул на лавку, окинул опасливым взором аллеи парка: тихо, пусто; вечер, сыро, даже грустно немного – осень на пороге. Похлопал широкой ладонью по сиденью, приглашая и Надю, обнял за плечи, согревая и успокаивая егозу и давнюю пассию. С яслей вместе, теперь вот и любовь дурная нагрянула, не замедлила, оглушила новизной и страстью недетской… Повздыхал, виня себя во всём – не справился с непослушным телом и грешными мыслями, дал им волю. Обняв девочку в сильных объятиях, вспомнил, как тогда всё случилось…
– …Надюху мою давно видели? Не могу найти нигде! С кем была на танцах? – пристал с расспросами к парням, даже схватил в запале Серёгу за грудки. – Колись, Серый! Чувствую, молчишь о чём-то…
– Отпусти-ка одёжку… Не нарывайся, дружбан… Осерчаю, пожалеешь, – спокойно разжал пальцы Отелло, одёрнул рубашку, заправил за пояс, посмотрел строго, пристально, без вызова. – Водички глотни пока. Вон колонка. Может, сам сообразишь?
Легонько толкнул буяна в сторону водяной колонки, подождал, когда напьётся и заскулит от боли – ледяная вода, талая, с ледников местных.
– Остыл? Мозги просветлели? Какой сегодня день?
– При чём здесь?.. – заговорил возмущённо, смолк, подавившись воздухом, прокашлялся и вдруг вспомнил. – Суббота. И что? Ааа… Баня… Чёрт… Они же построили новую!
Не договорив, хлопнул себя по лбу ладонью и ринулся в Капайку, махнув друзьям рукой на прощанье.
– Нет, пацаны, добром это не закончится… Чует моё сердце… – Лёха простонал виновато.
Сергей закончил:
– … быть беде или греху. А что ты хотел? Кровь дурная рано закипела… Метис и есть. Не зря их в четырнадцать женят. И не одну жену разрешают. Надьку жаль. Ей-то каково будет здесь жить?
– Точно, – Витёк поддакнул. – Ей замуж не светит за него. Богатую ему найдут из своих. Ославит только… Пропадёт девчонка… Матери её сказать?..
– Пссс… Эта алкашка рада дочь пропить да с рук пораньше сбыть! Сама, небось, их и свела!
Ленка показалась из сумрака раннего вечера – стояла в тени ствола осокоря.
– А отцу начхать. Устал от такой супружницы. Потому и сбежал. От позора. А дочь бросил на произвол…
Ребята помолчали, бездумно глядя в темноту аллеи, где скрылся неистовый друг и баламут.
Когда Олег добрался до участка Нади, уже кипел весь от мыслей и чувств. Остановившись возле большого куста жёлтого шиповника, вздохнул несколько раз, пытаясь привести эмоции в норму. Удалось бы, если бы не увидел, как в баньку на задворках сада скользнула Надюшка, как вышла в полотенце, чтобы подложить дрова в топку… Вот тогда и наступило затмение в голове у парнишки.
На цыпочках прокрался к бане, оглянулся воровато, убедился, что никого поблизости, набрал в лёгкие воздуха и резко потянул на себя хлипкую дверь.
Накинутый с внутренней стороны старенький крючок не выдержал напора и отскочил, впустив шального отрока.
– Мам! Что забыла? … Олег? Уйди! Что ты делаешь?..
Опомнился поздно. Слишком.
Осталось только успокаивать рыдающую девочку, обещать, целовать, упрашивать, любить…
Теперь, спустя три месяца, понимал, что расплата неизбежна. То, что Надюшка захотела замуж срочно и безотлагательно, лишь предлог. Объяснение было одно – беременна. А ей едва четырнадцать. За себя не переживал – родичи поймут, а ей как жить? Вздыхал виновато, а выхода не находил. Аборт? И в мыслях не было. Дети – дар божий, никто не поддержит из родни. Все имеют право на жизнь.
– Ну, подумала? Охотка не отпала?
Погладил слегка дрожащими пальцами её личико, поражаясь в очередной раз шелковистости и нежности: «Как бочок персика! Красавица моя!» Приник к сладким губам с поцелуем, забывшись, сгрёб-стиснул в объятиях, загораясь и затрепетав телом. Рыкнул, ослабил хватку, ругнулся крепко под нос. Помолчал. Вновь приступил к допросу.
– Ты этого точно хочешь?
– Да, любимый. Пусть косятся и осуждают! Хочу за тебя замуж! Очень… Как дурная…
– Я тебя услышал. Дай мне время, кроха моя…
Скандал грянул вселенский! Как гудело село!.. Грозились засудить развратника малолетнего, и жертве досталось. Ей больше всего. Почему? Из семьи неблагополучных. На таких шишки всегда сыплются. Закон подлости…
Как Олег сломил сопротивление родни – тайна, но свадьбу сыграли тихую, по мусульманским законам. Заперли девочку у дальних родичей, войском настоящим клановым окружили. Олег не выдержал, объявил голодовку, потребовал, чтобы ему вернули юную жену. Отвоевал.
Купили молодым домик в селе, прислали тётушек-вдов в довесок: помогать и присматривать. С этим Надя и Олежек смирились, постарались подружиться с няньками. Так и ходили вчетвером по селу.
Пока была возможность, молодые учились в школе, потом к Наде на дом педагоги приходили – живот ученицы рос быстро.
Родился мальчик. Назвали Русланом. Здоров, крепок на диво. Почти четыре кило! Как поместился в утробе матери? Выжили оба, спасибо.
Тётушки на радостях занялись новорожденным, юная мать вернулась в школу.
К восемнадцати годам Олег был отцом двоих детей: сына и дочери. Возмужал, раздался в плечах, стал ещё краше.
Девки и бабы висли гроздьями, рожали от красавца побочных детишек, скандалили, пытались развести супругов.
– Скажите мне «спасибо» – разрешаю! – Надежда хохотала в голос, нахально поглядывая на завистливых баб в магазине или клубе. – Детки-то – загляденье! Вот и гордитесь! Кровь вам поправил мой муж! На здоровье!
– Не ревнуешь? Дура совсем? – злились в бессилии.
– Всем хватит! Не жадничайте! В очередь! – лишь громче смеялась озорница.
Через семь лет решили уехать из села.
Муж пошёл по военной стезе, стала Надежда женой кадрового офицера. Вот так-то.
– Надолго? Далеко? – тихо спрашивала, пряча тревогу и близкие слёзы.
– Отставить допрос, жена. Не положено, – одёрнув китель цвета хаки, проверил наличие и надёжность пуговиц. – Жди.
Однажды его вернули с операции. Сняли с борта, готового вылететь на задание.
– Возвращайся домой. Там беда, – старшой не мог смотреть в глаза.
Опоздал. Приехал к могильному холмику. Надя. Выкидыш на большом сроке. Истекла кровью. Никого не оказалось рядом. Вот когда Олег искренне пожалел, что отказался от помощи тётушек…
Он погибнет через три года – выездная спецоперация прошла не без потерь. Вернулся в цинковом гробу.
Мать Наталья забрала внуков, не позволив раскидать их по турецкой родне.
– Не вам мне отказывать! Я его вырастила, мои внуки!
Муж Артур поддержал её.
Они вырастят мальчиков – пойдут по военной стезе по примеру отца, девочку удачно выдадут замуж в Арабские Эмираты. Отдыхала там, влюбилась в местного ди-джея. Мужчины из клана ездили на переговоры, сосватали, убедившись, что семья жениха уважаема и вполне состоятельна.
Теперь Наталья с Артуром наезжали в гости, нянчили правнуков, радовались, грустили по тем, кого уж нет рядом: по своим неразумным детям, влюбившимся так рано!
«Вот тебе и бзик Наденькин… – грустно вздыхала мать. – Не потребуй она тогда жениться, как бы сложилась жизнь и судьба Олежека? Может, не погиб бы? Нет… всё повторилось бы… Это судьба… Мактуб и есть. Иншалла…»
Смотря ярко-синими глазами на желтовато-белые пески пустыни, прикрывала лицо хиджабом, старалась не показывать слёз мужу. Раскачиваясь, стала тихо напевать старую песню, что так любили её дети, Надя и Олег: «Томбэ ля нэжэ, Ту не вьендра па су суар…»* Тихо плача, вспоминала, как ребята группой вслушивались в иностранные слова и пытались записать русскими буквами: «Как радовались потом… И на танцах ансамбль так красиво пел… Кто же солировал? Мой Олежек и?.. Буртонов? Или Кайзер? Рашид? Точно не вспомню… Славные были времена…»
Аравийский ветерок сушил кожу, баловал ароматом песка и горячей глины, вливал толику аромата кофе и разморённых на жаре роз, дополняя картину мира негой и печалью, что никогда не закончится…
* «Томбэ ля нэжэ, Ту не вьендра па су суар…» – «Tombe la neige» (с фр. – «Падает снег») – песня бельгийского автора-исполнителя Сальваторе Адамо (1963), вошедшая в его дебютный альбом «63/64». Песня стала «визитной карточкой» автора, исполнявшего её не только с оригинальным французским текстом, но и со словами на разных других языках.
Апрель 2020 г.
Фото из личного архива: вид села с Интернатской горки.
http://www.proza.ru/2017/07/14/1704