Продолжение. Начало в http://www.proza.ru/2020/04/01/1627
Вильям очень ловко и быстро сложил ПЭЧ в свой кейс, замотал провода, оглянулся в поисках чего-то забытого.
- Ну что, присядем на дорожку?
- Присядем, - отозвалась Мила.
Вильям не дал ей времени на сборы, потому что не видел в них смысла. Мила наспех кинула в дорожную сумку кое-что из своих реальных вещей, принадлежащих старой жизни, всё тот же плащ, кроссовки и пару комплектов китайского нижнего белья. Новые вещи брать не стала во избежание непредвиденных недоразумений. Оделась быстро, словно солдат на побудке - джинсы, куртка, сапожки, что ещё? Может, какая мелочь, нужная сердцу? Сердце молчало. В грудной клетке безмолвно трепыхалась птица, да так что перехватывало дыхание. В ушах стучало – тук-тук-тук. Там ходил по лабиринтам мозга маленький человечек с тяжёлыми ногами.
- Кровь шумит? – ухмыльнулся Вильям, заметив волнение Милы. – Кровь – это армия эритроцитов, лейкоцитов, тромбоцитов – безмозглых исполнителей. Все двигаются, шумят, что-то постоянно производят и переносят. Весь этот нижний шум суеты людской и клеточной от него не убежать. И он меня раздражает!
Мила постаралась взять себя в руки, закрыла дверь ключом на три оборота, про себя повторила:
- Дверь закрыта.
Толкнула её пару раз для проверки. Так, всё, можно идти, поправить придверный коврик, окинуть напоследок взглядом лестничную площадку.
У входной двери их ждала белая Ауди. Вильям положил кейс на место рядом с водителем, сам сел на заднее сиденье к Миле. Мила не успела разглядеть водителя. Со спины он выглядел обычным мужчиной среднего возраста с коротко остриженной головой.
- Ну что, едем в Башню на Набережной. Башня С – шестьдесят этажей. Но я живу на шестьдесят первом. Он не учтён в реестрах, его нет.
- А если проверка?
- Наивная. Все стрелочники находятся под моим управлением. Приказано не проверять и не поднимать глаз, - Вильям удовлетворённо ухмыльнулся.
Мила подумала о том, что ему не хватает собеседников, и, видимо, не перед кем похвалиться своими достижениями.
- Фактически шестьдесят первый этаж невидим. Юго-восточную часть я уже освободил для тебя, сделаешь там дизайн по своему вкусу. А я люблю закаты и тень севера. Лифт у меня отдельный, для служебного пользования. Виды открываются потрясающие, весь мир словно у твоих ног. Лифт – правда, это тягостное нечто из разряда бытовых неудобств. Гравитация, будь она неладна. Ваши тела – тяжёлые болванки.
- Ну, так бросили бы тела и резвились бы себе на воле.
- Скучно, Мила Картавина. Скучно резвиться без форм. Когда юный, отчаявшийся буддист грезит о вожделенной нирване, он не подозревает о том, что он грезит о скуке. И престарелая морщинистая христианка, мечтая о рае с овечками, не понимает того, что она призывает скуку, и бородатый почитатель корана, рисуя в своём уме сладкоструйный джаннат с наслаждением кушаний и утех с райскими девами, он тоже вожделеет скуку.
Скука – это состояние полного тягостного пассива, это мерзость запустения… Постылость рая стоит в одном ряду с адовыми муками. Есть скука смертная, а есть бессмертная. Думаю, у тебя хватит ума понять, какая скука нестерпимей. Особенно когда у тебя есть, всё и нет ничего, что может быть сверх того. Нет ничего нового!
От скуки есть лишь одно средство – Великая Игра, которая меняет формы, перетекает из одного способа в другой, которая всегда создаёт загадки. Страх и интерес - эти два вечных антагониста, как плюс и минус создают живительный ток напряжения. Чем интересней и страшней Игра, тем сильнее напряжение тока.
Вильям говорил с Милой, но при этом не смотрел на неё, он ораторствовал. Спина водителя и боковой профиль Милы должны были выполнять роль штандартов на фоне которых разворачивалась его парадная речь. Мила постаралась отключиться от потока сознания Вильяма, и отвернула голову к окну.
За окном происходила обычная столичная жизнь. Серая акварель пасмурного неба растекалась по городскому фону. Мимо проплывали серые дома, такие же серые улицы и яркие вывески рекламы тоже, казалось, утопали в туманной дымке.
Таксист без проблем въехал на территорию комплекса Москва-сити и уверенно подрулил к самой высокой башне.
Служебный лифт был обит чёрным бархатом с красной каёмкой, имитируя гроб. Мила понимала, что своеобразные эстетические изыски Вильяма могут продолжиться и в его квартире.
Но в целом квартира оказалась довольно светлой. Обычную входную дверь в ней заменяли раздвигающиеся «врата», а далее шли коридоры с проёмами в «залы».
Вильям небрежным движением скинул верхнюю одежду на вешалку в виде столба из слоновой кости с торчащими крючками, идущими по кругу. Верх столба венчал кожистый морщинистый шар с циклопическим глазом. Желтоватая склера глаза была покрыта сетью треснувших кровавых капилляров. Глаз беззвучно моргал время от времени то расширяя, то сужая зрачок. Металлические крючки, произрастающие из ствола, имели вид раздвоенного змеиного жала с весьма острыми окончаниями. Мила осторожно повесила на куртку, справедливо боясь того, что неловкое движение может послужить причиной продырявливания нежной болоньевой ткани.
С тайной гордостью экскурсовода Вильям повёл Милу по «залам». Каждая следующая зала плавно переходила в другую через арочные проёмы причудливой конфигурации, поддерживая стиль ампира колоннами и пилястрами в виде грифонов, сфинксов и львиных лап. Экспонаты в залах причудливо перемежались масками, чучелам и животных, антикварными вазами и картинами. Обилие и разнообразия деталей не давало возможности для включения анализаторской функции мозга. Милин взгляд просто скользил по формам, фокусируясь лишь на чём-то более-менее знакомом.
Вот, к примеру, лицо известной светской львицы выступает в виде барельефа, к нему пририсовано тело барана с голой человеческой задницей, в которую воткнуты разноцветные перья. Ниже надпись неровными буквами, обсыпанными стразами – «всем либералом по свободному оралу».
Дальше идут коллажи из известных актёрских и певческих лиц, которые «протёрли дырки» в каждом ти-ви экране.
- Мои лучшие исполнители, так сказать, доска почёта, - похвастался Вильям, я считаю, что это гениальная инсталляция.
Портреты в инсталляции были густо наложены, вплотную друг к другу, без пробелов и даже с наслоением, скажем, кустистого бакенбарда старого маэстро на юную припудренную мордочку очередной старлетки.
Многие портреты мироточили, под ними были лужи, которые по мере накопления под небольшим наклоном стекались в деревянную лоханку, надпись над которой гласила о том, что это - Святая купель.
Мила вслед за Вильямом переходила из залы в залу. После раритетной и портретной темы последовала тема коллекционная. Видимо, она и являлась предметом особой тайной гордости Вильяма.
Коллекция колокольчиков, крестов и костюмных бабочек, видимо, создавалась для особого впечатления неискушённого зрителя. Несмотря на функциональную разницу этих предметов, все они были представлены в одном и том же ракурсе - каждый из них так или иначе изображал фаллос.
Колокольчики – железные, медные, стеклянные с язычками фаллической формы, далее кресты - железные, деревянные, медные, кожистые – всё они имитировали детородный орган. Парча, шёлк, атлас, бархат в «полном собрании сочинений» мужских бабочек для костюма тоже представляли собой миниатюрные модели фаллоса.
- Что больная тема? – хмыкнула Мила.
- Это креатив. Ты ничего не понимаешь в искусстве постмодерна.
Видно было, что Видьям испытывает лёгкое раздражения от того, что не может произвести должного впечатления на Милу. Его явно бесило её равнодушие к изыскам «культурологической креативной мысли».
- Ладно. Экскурсию отложим на потом, - сказал он, - единственное, что ещё хочу показать тебе, так это панно с крючками.
Они вышли через боковую дверь в коридор, и Вильям быстрым пружинистым шагом пошёл к стеклянной террасе, виднеющейся впереди. Мила поспешила за ним, не успевая удивляться числу «залов», открывающихся проёмами с левой и правой стороны.
- Вот, прошу, в мясницкую, - сказал Вильям, толкая дубовую дверь справа.
Он щёлкнул выключателем, и свет брызнул в разные стороны, освещая кирпичную кладовую без окон.Грубая кладка стен с брызгами цемента контрастировала с ворсистым белым ковром, которым был устлан пол мясницкой. На крюках, выходящих из бетонного потолка, висели червяк, бабочка, рыба, птица, крыса, лошадь и человек –все, примерно в одном метровом размере. Со всех них капала красная кровь, а с червяка и бабочки – зеленоватая слизь. Стекающая жидкость впитывалась ворсинками ковра, образуя кратеры соответственного цвета.
Мила ощутила приступ тошноты.
- Ну как? Впечатляет? Эти экспонаты сделаны из воска, кровь – это краска.
- Зачем?
- Как зачем? Это же искусство.
- Какой в нём смысл?
- Если бы смысл был ясен, то назвать это искусством было бы нельзя. Эта картинка будоражит мозг, она отпечатывается на подкорке, и мозг начинает рисовать картинки миров, где червяки размером с человека, а человек размером с червяка. Это тот самый коктейль из интереса и страха.
- Лично мне это неинтересно.
- Ну да, светочи думают, что они не имеют кишок и крови. Видишь, Мила, тут есть свободные крючки для особо одарённых.
- Если ты хотел меня напугать, то считай, что напугал.
- Я не хотел напугать, а лишь напомнить о рабочем долге.
- Я готова приступить к работе.
- Хорошо. Но может быть, для начала перекусим?
- Котлетами из мясницкой?
- Я закажу пиццу.
- О! Без нижнего мира нам не прожить, - сказала Мила, выходя на террасу с панорамными окнами. – Вот здесь мне нравится. Много света, воздуха, прекрасные виды.
- Присаживайся.
- Спасибо.
В оформлении террасы Вильям тоже не отошёл от ампирного стиля. Длинный стол со стульями-креслами, плотные фиалковые шёлковые портьеры, перевязанные бархатными кистями, каменный серый пол и белые стены – всё весьма лаконично, если не считать замысловатой королевской ажурности стола и стульев.
-Доставка пищи тут практически моментальная, на нулевом этаже есть кухня, можешь сама заказывать.
Со стороны входной двери раздался звонок, Вильям поспешил за заказом, вернулся с бумажной коробкой и пакетом. Пицца с каперсами, салат в пластиковых контейнерах, кофе в запаянных картоном одноразовых стаканчиках.
Резко запахло прованскими плесневелыми травами и жжёной карамелью.
- Фаст фуд, - сказала Мила. – Как можно есть эту дрянь?
- Не хочешь, не ешь. А я так с удовольствием. – Вильям достал из коробки кусок пиццы, засунул соломинку в стакан с кофе.
Мила терпеливо ждала, когда он закончит трапезу.
Наевшись и напившись, Вильям проводил Милу на её «половину», расчехлил ПЭЧ, подключил его к сети.
- Я по делам, а ты располагайся пока. Вечером покажешь мне отчёт по особнякам, координаты их забиты в файле «Важное».
- Хорошо, - Мила уже просто разрывалась от нетерпения остаться наедине с собой и гулким пространством, которое ей любезно предоставил Вильям.
Когда он ушёл, она перво-наперво открыла папку «Важное». В ней, действительно, были забиты координаты пяти особняков. Каждый особняк можно было смело заносить в разряд театральной безвкусицы и бездарной помпезности, свойственной людям, наделённым властью над другими людьми. Мила ради интереса решила пробежаться в экспресс-режиме по программе внесённых изменений в предметном быте. Программа бесстрастно фиксировала разбитые чашки, разорванные в клочья бумаги, загрязнённую одежду и прочие рукотворные изменения. Ленту изменений Мила решила пролистать позже, пока просто покрутила колёсиком мыши, остановившись вдруг взглядом на крючках, будь они неладны.
В доме главы законодательной власти программа указывала на нестандартные изменения. В наборе удочек для рыбалки все металлические крючки были заменены на золотые. Крючки… Что это за знак? И кто их заменил? Может быть, Вильям сам это сделал, чтобы проверить Милу? Не зря же он показывал ей мясницкую?
Ладно, это на потом. Сначала надо как-то обустроить беспредметную гулкость полукруглого помещения с панорамными окнами. Ну и ... А если? С замиранием в сердце Мила набрала координаты квартиры Игоря – адрес, номер квартиры, этаж… Она сказала себе строго, что готова увидеть там его пусть и не одного. Но в квартире было пусто. Лёгкий беспорядок Мила трогать не стала, хотела оставить на диване плюшевое сердечко, но потом передумала.
Солнце перевалило за зенит и уходило на сторону окон Вильяма, ей надо было поторопиться с дизайном своего нового жилья.
продолжение в http://proza.ru/2020/04/11/830