Том собрался за четверть часа. Вовсе не потому, что ему нечего было собирать (что правда). Он бы вылетел из графского особняка так же как из халупы полусумасшедшего Флорентина – чтобы немедля отправиться к своему сокровищу (Том уже считал клад своим).
– Спасибо! – крикнул он хозяину дома, выезжая поверх старой клячи на узкую извилистую как бараний кишечник улицу.
Когда мамаша Бутыль, умудрившаяся напиться даже в день родов, увидела своего сынишку, он чем-то столь вдохновил ее, что, перед тем как сдохнуть, она выкрикнула слово «цветок». Возможно, что-то такое привнес в его породу отец – что нельзя проверить, поскольку имя счастливчика затерялось. Впрочем, глядя на его отпрыска, признаем очевидное и мы сами: Флорентин был настоящим красавцем. Тупым как жернов. Но прекрасным как статуя каррарского мрамора.
Проходя под балконом второсортного лупанария, кляча закашлялась и резко остановилась. Всадник чуть не свалился с ее спины в длинную прокисшую лужу, в которой играли дети. Если бы Том Легран читал испанского насмешника де Сервантеса, он бы уловил немалое сходство своей персоны с одним идальго… Но (то самое, ожидаемое «но», которым так грешат баснописцы) начинающий художник мало читал вообще, тем более дары древности, к которой (с каждым это произойдет!) мы относим бессмертный роман о рыцаре.
Выведя кобылу на ровный ход, наездник миновал рынок, бесконечные прачечные, в которые, казалось, свозили белье, снятое, пахучим эквивалентом подушной подати, с каждого жителя Третьей республики – и выехал из Северных ворот городка, никогда не имевшего Южных.
Справа и слева от всадника* раскинулись ухоженные поля. Череп баронета покачивался во вьючном мешке рядом с флягой и четвертью овечьего сыра.
__________________
* Всадник, увы, определяется не качеством животины, а простым фактом ее наличия снизу от человека (способности которого к верховой езде так же не удостаиваются внимания). Эта беспринципность лингвистики позволяет называть Тома Леграна всадником.
Далее http://www.proza.ru/2020/03/28/1300