Варево из тушеных бобов пахло так, что от одного этого запаха есть уже не хотелось. Но надо было сохранять силы, и Робин, давясь, ел похлебку, пока она хотя бы была горячей. Хорошо, что он с детства привык к самой простой пище, – по лицу Гисборна казалось, что того вот-вот вывернет.
До Лондона оставался последний день пути. Кортеж расположился на ночлег в Уотфорде, крошечном местечке, где не было даже нормального постоялого двора, – в местной таверне нашлось только три комнаты, где разместился принц Джон, его ближайшая охрана и шериф. Остальных людей на ночь устроили на конюшне. Несколько стражников не стали ложиться и продолжали пить на первом этаже таверны, а для пленников отгородили угол, куда кинули старые тряпки – пару рваных попон, несколько мешков и прочий хлам, на который можно было кое-как лечь. Руки пленникам на время развязали, чтобы те могли держать плошки с едой, – но ноги у обоих были крепко стянуты веревками. Стражники не сводили глаз с разбойника и рыцаря, и даже на задний двор их выводили только поодиночке и в сопровождении как минимум троих бойцов.
Робин покосился на рыцаря – тот, скривившись, сидел с полной плошкой в руках. Завтра они уже будут в Лондоне. Что с ними собираются сделать? Сразу же казнить?
Разбойник снова краем глаза посмотрел на Гисборна, потом на стражников – те уже чуть расслабились и не сверлили пленников взглядом. О побеге, конечно, речь не шла, но тихонько перекинуться парой слов было можно.
– Эй, – еле заметно, почти не шевеля губами, пробормотал Робин. Бойцы шерифа и принца не обратили на него никакого внимания, а рыцарь встряхнул головой, давая понять, что слышит.
– Что?
– Нас в Лондоне будут где-то держать? Или сразу попытаются казнить?
– Что значит «попытаются»? – так же едва слышно хмыкнул Гисборн. – Думаю, сразу. Ну, может, день-два, чтобы протрубить на всех площадях и собрать толпу. А там и казнят. Казнят, а не попытаются. Ты не знаешь принца Джона.
– А ты не знаешь Скарлета и Ясмину.
Рыцарь улыбнулся, услышав имя сарацинки.
– Вот как раз о ней-то, может, знаю получше тебя, – пробормотал он, сам того не ожидая.
Робин нахмурился.
– Откуда?
– Силы небесные, да ты хоть понимаешь, кто у тебя в шайке? – Гисборн, чуть повернувшись, сверлил разбойника взглядом светло-голубых глаз, таких же чистых, как у сестры.
Робин пожал плечами.
– Дочь бедного персидского охотника, которая потом служила Саладину и нападала на караваны и обозы. Лучшая лучница из всех, что я видел.
– И только?
– А что еще?
– Ну да, где тебе было слышать о ней, – едва кивнул рыцарь. Он помолчал, искоса поглядывая на Робина, а потом тихо продолжил. – Ясмина – связной Саладина, знающий, думаю, очень и очень много всего. Недаром ее пытался сломать епископ Герфордский. Не знаю, что ему от нее было нужно, но… – Гисборн замолчал, уловив движение стражника. Боец за дубовым столом, отставив в сторону глиняную кружку, скользнул взглядом по пленникам, но те уже сидели тихо, не глядя друг на друга. Стражник потянулся к большому кувшину и снова наполнил кружку.
– Среди крестоносцев ее звали Жасминовой Веточкой, – осторожно продолжил сэр Гай. – Она была неуловима. Появлялась ниоткуда, как вихрь. Со своим возлюбленным и еще тремя-четырьмя людьми, не больше. На вороной арабской кобыле. Волосы убраны под покрывало, зеленое шелковое платье открывает лишь лицо и кисти рук. Она всегда носила подарок Саладина – кольцо и серьги с крупными изумрудами.
– И серьги? – Робин взглянул на рыцаря.
– Да, – Гисборн вздохнул, растерянно улыбнулся и посмотрел на стражников, но те уже не слишком внимательно следили за пленниками, и сэр Гай продолжил. – Ты же видел шрам у нее на ухе?
Разбойник молча кивнул.
– Накануне того дня, как Ричард и Саладин заключили мирный договор, она нарвалась на отряд де Клермона и Майера. Ты знаешь Зигфрида Майера?
Робин снова кивнул.
– Майер выстрелил в ее лошадь из арбалета. Ясмина упала с лошади, потеряла сознание. Они решили, что она уже мертва или вот-вот умрет, и оставили ее, но прежде Майер выдрал у нее из ушей серьги.
Разбойник с удивлением заметил непривычный блеск в глазах рыцаря, обычно холодных и спокойных.
– И они ее оставили? – переспросил он.
– Да. Не знаю, когда она пришла в себя и как выбралась. Они бросили ее у дороги. Потом Майер измывался над ее возлюбленным – привязал к дереву и медленно расстреливал из лука, – Гисборн немного помолчал, словно собираясь с силами. – Я знаю об этом от де Клермона.
– Понятно. Майер же из Бирмингема? – уточнил Робин.
У него вдруг все сложилось в голове.
– Да.
Разбойник замолчал. Он никогда не спрашивал Ясмину, зачем она приехала в Англию, что ее позвало в такую дальнюю дорогу. Дальнюю и опасную для молодой женщины, преодолевающей такой путь без сопровождения. А теперь все сложилось. Месть. Маленькая сарацинка перебиралась через моря и страны, чтобы отомстить за своего возлюбленного.
Робин вдруг представил ее так четко, словно она сейчас стояла рядом. Длинные, чуть вьющиеся черные волосы. Тонкие веточки ключиц под смуглой кожей. Некрасивое лицо, на которое невозможно было насмотреться.
– Из Бирмингема, да, – сам себе пробормотал Гисборн. – Если я отсюда выберусь – найду этого Майера и…
– Тихо, – быстро шепнул в ответ Робин, заметив, что один из стражников косится в их сторону.
– Вас обоих давно не мутузили, что ли? – лениво проворчал стражник. – Ну-ка заткнитесь!
Он забрал у разбойника пустую миску и снова обернулся к пленникам:
– Сидеть молча, понятно? Припрет во двор – тогда проситесь. А так – молчать. Целее будете.
Королева еще раз окинула Ясмину цепким взглядом. Сарацинка почувствовала, что от глаз Алиеноры не ускользнуло ничто: ни ее рваное ухо, ни движения, слишком точные и быстрые.
– А вы не лжете, – спокойно отметила правительница.
– Конечно, нет.
– Вы останетесь здесь. Я прикажу подготовить вам комнату. Когда Гисборн и этот разбойник будут освобождены, вы не просто расскажете, где клад Саладина, – вы проводите меня и моих людей лично. Несмотря на возраст, я вполне в силах добраться до Палестины.
– Вам не придется, ваше величество. Клад гораздо ближе.
– Тем лучше.
Королева вздернула подбородок, словно показывая, что беседа завершена и сделка состоялась, но вдруг добавила:
– Ах да, и верните Иветту!
– Конечно, ваше величество. Сейчас я ее развяжу, – неуловимо улыбнулась Ясмина. – И обоих привратников тоже.
– Привратников я прикажу высечь.
– Они не виноваты, – твердо сказала сарацинка. – Они честно несли службу, просто… просто я много что умею.
Алиенора не ответила. Смерив еще раз девушку взглядом, королева властно сказала:
– Ждите здесь. Я пришлю за вами, вас отведут и устроят. Где сейчас кортеж?
– Думаю, уже недалеко. Я выехала из Лестера два дня назад, рано утром, как только открылись городские ворота. Кортеж, конечно, добирается не так быстро, как я, но тоже уже наверняка рядом.
– Вы верхом? О вашей лошади тоже нужно позаботиться?
– Спасибо, ваше величество. Лошадь устроена. Я же понимала, что не скоро вернусь из Тауэра.
– Вернетесь, когда сокровища будут в моих руках, – сухо произнесла Алиенора. – Пленников освободят. Вы с ними увидитесь, – она направилась было к двери и вдруг обернулась. – Хотела бы я знать, ради кого из них вы решились на это безумие, – добавила она и, поняв, что ответа не будет, вышла из комнаты.
Ясмина шагнула следом за ней: надо было все-таки освободить бедную служанку Иветту и привратников. Быстро отпустив всех, девушка вернулась в комнату, где говорила с королевой, и стала ждать, когда за ней придут. Слюдяное окно было распахнуто, день стоял ясный и жаркий, и сарацинка застыла у раскрытых створок, любуясь летним небом. За время своего пути в Англию и за те несколько недель, что провела здесь, Ясмина уже успела затосковать по буйным солнечным лучам и жаркой погоде. Она всегда жила в солнечных краях – и все годы, проведенные между Каиром, Иерусалимом и Дамаском, и все детство, прошедшее в горном селении недалеко от Хамадана. И даже те несколько дней, что она провела в Багдаде, были ясными и жаркими.
При воспоминании о Багдаде пальцы словно сами нырнули под котту, к нижней сорочке, и нащупали в шве на плече небольшое, но заметное уплотнение – крошечный мешочек с комочком сушеного зелья. Старый Али-Хаджи уверял, что оно десятилетиями не теряет своих свойств. Ясмина понимала, что, если дело и правда дойдет до пыток, с нее снимут всю одежду, и она вряд ли успеет выдернуть сухой комочек из шва и проглотить его. Но девушке все равно было спокойнее от мысли, что зелье рядом. Поверила ли Алиенора ее словам, что она сумеет умереть, если только захочет? Кажется, поверила.
Ясмина вспомнила, как сама спросила об этом учителя. Спросила осторожно, боясь, что Али-Хаджи ее не поймет, – но он медленно покачал головой в ответ.
– Нет, душа моя, нет. Какой бы черной не казалась жизнь – усилием воли ты ее не прервешь. Грудь все равно будет бороться за каждый вдох, а сердце – за каждый удар. Но я понимаю, чего ты боишься, – кивнул Али-Хаджи и перевел разговор на другую тему.
А утром, отправляя Ясмину из Багдада, дал ей вместе с письмом и комок сушеного зелья, спрятанный в крошечном кожаном мешочке с шелковым шнуром.
Сарацинка услышала шаги в коридоре и отвернулась от окна. В дверном проеме показалась мужская фигура – рослая, даже огромная. Почти как верзила Джон.
– Вы понимаете английский? – коротко спросил вошедший.
Ясмина молча кивнула.
– Тогда идите за мной. И никаких ваших шуточек. Мне приказано свернуть вам шею, если хоть какой-то ваш жест покажется подозрительным.
Стражник выглядел так, что у девушки не было никаких сомнений: свернуть шею кому угодно он может одним легким движением.
– Хорошо, – снова кивнула сарацинка и направилась за мужчиной.
До Лондона оставалась пара часов пути. Дорога тянулась бесконечным лесом – куцым, негустым, не идущим ни в какое сравнение с роскошным Шервудом. Стражники, все эти дни не сводившие глаз с Робина и сэра Гая, уже предвкушали возвращение и, может быть, поэтому следили за пленниками не так рьяно, как прежде. По крайней мере, тихонько перекинуться парой слов узники могли.
Разбойнику, как и рыцарю, дали еле живую клячу, – убежать куда-то на таких лошадях, да еще и со связанными руками, было невозможно. Кортеж еле плелся, и Робин старался не уснуть прямо в седле и не свалиться во сне с лошади. Но вдруг, заметив что-то, он выпрямился, вскинул голову и словно собрался.
– Эй, – тихо бросил он Гисборну. – Кому, интересно, вздумалось нападать на кортеж самого принца Джона?
– С чего ты это взял? – пробурчал рыцарь. Он не повернулся и даже не удостоил разбойника взглядом.
– Считай, открылся дар ясновидения.
– Да ну? Скажи тогда, ясновидящий, нас сначала покормят или сразу казнят?
– А надо было есть похлебку, когда давали, – при воспоминании о похлебке Робина перекосило. – Но ты, сэр Гай, зря мне не веришь. На нас собираются напасть.
– С чего ты взял?
– А ты ничего не слышишь?
– Нет. Лес как лес. Ну, птицы щебечут.
– Птицы, как же, – усмехнулся Робин. – Если это птицы, то я – сам папа римский. Во что я опять ввязался-то?
Гисборн тем временем сосредоточенно прислушивался к щебету.
– Птицы как птицы, – недоверчиво пробормотал он.
– Ну да, ну да.
– Ты их понимаешь?
– Нет. У них свои условные знаки, откуда мне их знать? Но будь наготове на всякий случай. Они окружают и выжидают, когда наш кортеж выберется на подходящее для атаки место.
– Ах да, ты же большой мастер по лесным нападениям, – скривился рыцарь.
– Вот именно.
Робин отвернулся от сэра Гая, чтобы стражники не заметили их разговора, и в эту минуту впереди раздались крики, и дорогу кортежу перегородили четверо всадников в тяжелых латах.
– А вот и началось! – тихо усмехнулся разбойник.
Продолжение - тридцатая глава: http://www.proza.ru/2020/03/15/1394