Сосо
Под одеяло падших листьев ложились зимовать слова. Снег белизною землю чистил, готовя для зимы кровать. Пока Иосиф Виссарионович Сталин вспоминал жизнь, декларируя стихотворные строчки, Валентина Истомина проголодалась. Ей хотелось в туалет, но женщина не решалась его прервать, терпела. Русские женщины терпеливы, но непостоянны.
- Состоятельный подрядчик Аршак Тер-Петросян очень волновался за старшего сына Симона! - говорил он. - Учился отпрыск плохо, особенно по русскому языку!
Симон был первым из пятерых детей, его матери на момент родов исполнилось всего шестнадцать лет. Он учился в армянской школе, в одиннадцать лет перешёл в городское училище. Был исключён из него за плохое поведение на уроках закона Божьего. Богатый дом Тер-Петросян находился недалеко от лачужки семьи Джугашвили, в голову Аршаку пришла мысль пригласить Сосо к нему репетитором.
- Учиться в семинарии, - рассуждал опытный армянин. - Плохому Симона не научит!
Он не догадывался, что с детства маленький Тер-Петросян стал послушной тенью властного Сосо. Бесстрашный, обладавший фантастической гордостью человек терялся в присутствии Иосифа, становился странно зависимым.
- Симон сама дьявольская изворотливость, сила и жестокость, - знал он.
Сосо привлёк его к революционной работе. Однажды поручил ему отнести пакет. Привычно коверкая русский язык, Симон спросил:
- К камо отнести?
- Эх ты, «камо», «камо», - засмеялся Джугашвили.
За тень насмешки над Симоном любой расплатился бы жизнью. Но от него он сносил всё и согласился стать Камо. Во время отлучек из семинарии Сосо руководил рабочими марксистскими кружками и вступил в социал-демократическую организацию «Месаме-Даси». На укоризненные слова учителей отвечал презрительной улыбкой.
- Лжецы! - Иосиф презирал служащих несуществующего Бога.
Он перестал учиться, не хотел тратить напрасно время. Будто провоцируя администрацию исключить его из семинарии. Давно не ездил домой на каникулы в Гори.
- Не хочу объяснений с матерью… - признался он Симону.
В 1899 году Сосо исключили общим собранием правления Духовной семинарии за неявку на экзамен. 26 декабря он поступил на работу в Тифлисскую Главную физическую обсерваторию на должность наблюдателя.
- У нас нет самопишущих приборов, - пояснил его обязанности начальник, - поэтому круглосуточная регистрация всех элементов погоды ведётся живыми наблюдателями. Днём и ночью.
Дневной дежурный работал до девяти вечера, когда его сменял ночной. К нему приехала мать, которая надеялась вернуть Сосо в семинарию. Некоторое время она жила у сына в обсерватории. Кэкэ не знала, что её Сосо умер, и появился революционер Коба. Вскоре женщина поняла:
- Бог ушёл из сердца Сосо!
Когда они разговаривали, с ней говорил незнакомец.
- Он отказался от служения Богу! - мать не узнавала сына: - Жертвы были напрасны. Обет нарушен.
Религиозная Кэкэ пережила страшный удар:
- Бог оставит Сосо. И придёт дьявол?
Мать возвратилась в Гори. Работа в обсерватории была прикрытием. В комнатке он прятал нелегальную литературу и листовки Тифлисского комитета, созданной в Минске Российской социал-демократической рабочей партии. Съезд избрал ЦК и провозгласил создание местных комитетов.
- Нужно готовить демонстрацию рабочих! - сказал он Симону.
За месяц до демонстрации начались аресты, но Коба сумел исчезнуть. В конце марта уволился из обсерватории, но комнатка осталась за ним. Началась демонстрация рабочих. По улице шла колонна железнодорожных рабочих в тёмных рубашках, в сапогах.
- Хмурые, решительные лица! - сказал другу Коба.
Ни единого возгласа, только мерный гул шагов по каменной брусчатке. Среди них попадались форменные тужурки студентов, рядом с мужчинами шли молодые женщины в длинных юбках. Симон нёс красный флаг, кто-то плакаты на русском языке:
- «Восьмичасовой рабочий день!», «Торговлю в лавках под контроль профсоюза!», «Открыть санитарный пост в депо!»
Были и на грузинском:
- «Да здравствует свободная Грузия!», «Долой самодержавный гнёт!», «Долой царских сатрапов!»
Казаки нагайками начали разгонять буйную толпу. Вместе с другими рабочими, Симон стащил с седла тучного казака с красным, бородатым лицом. Тот изумлённо таращил бессмысленные глаза.
- Получай! - они били его ногами, с ожесточением и удовольствием.
Казак, скрючившись, сжавшись в комок, сопел, закрывая голову руками, и вдруг закричал неожиданно высоким, писклявым голосом:
- Братцы! Пожалейтя-а-а!..
Коба был во власти ненависти, тёмной злости и непонятного, неведомого раньше, тёмного сладострастия. Он бил беззащитную жертву, мычащую под ударами, на булыжниках рваными сгустками темнела кровь казака.
- Ненавижу, ненавижу! - шептал Иосиф.
Казаки надвигались на орущую толпу, размахивавшую кулаками, напирая лошадиными мордами. С удил летела розоватая пена, к упавшему товарищу рвались три казака, направо и налево орудуя нагайками.
- Осторожно! - крикнул за спиной Симон.
Обернувшись Сосо увидел коричневую потную грудь лошади, где-то вверху её оскаленная морда, но не успел рассмотреть всадника. Лошадь плясала под ним, он видел нагайку в руке, её свистящий удар поразил пустоту рядом с его головой.
- Погиб! - лошадь стремительно вскинулась на дыбы, Коба успел разглядеть блестящую подкову на её копыте.
Удар лошадиного копыта обрушился на его голову. Боли не было, только удивление, что вокруг всё стремительно погружалось во тьму. Потом Иосиф открыл глаза и ничего не мог понять:
- Где я? Что со мной?
В голове мерный и успокаивающий гул. Боли он не ощущал, только сухость во рту и тошноту. Оказалось, он лежал на старом ватном одеяле, оно было всё в дырах. Над головой раскинулся шатёр из густых зелёных ветвей, и на них ярко-жёлтыми шариками висели плоды.
- Алыча, - подумал Сосо и почувствовал, что ужасно хочет пить.
Голова, туго повязанная куском материи, он ощупал её и удивился:
- Нет, не болит…
Прикосновение мгновенно возвратило ему память. Коба вспомнил демонстрацию, но не понял, как оказался в саду. В городе шли обыски и аресты. Полиция провела обыск в обсерватории, но он успел скрыться, сказав Симону на прощание:
- Ни о чём не жалею! В великой крови рождаются великие революции.
Он бежал в Гори, там продолжались объяснения с матерью. При первой возможности возвратился в Тифлис и растворился в подполье. Началась жизнь профессионального революционера на нелегальном положении.
- Наша жизнь отныне, - разговаривал Сосо с Симоном. - Фальшивые документы, явочные квартиры, подвалы, где прячут подпольные типографии…
Вступивший в рабочую партию Симон знал, что его ждут тюрьмы и ссылка.
- Честолюбие заключается в том, чтобы продержаться как можно дольше до ареста, твёрдо держаться перед жандармом, - учил соратника Иосиф.
Он жил в маленькой убогой комнатке. Носил чёрную русскую блузу с характерным для социал-демократов красным галстуком.
- Всё, напоминавшее буржуа, он ненавидит… - знал Симон.
Коба ходил в рабочие кружки объяснять пролетариям учение Маркса. Вырабатывал стиль, понятный полуграмотным слушателям. В ноябре 1901 года Джугашвили на конференции, которая проходила в Тифлисе, избрали в местный комитет РСДРП. По поручению комитета он выехал в Батуми.
- Нужно создать социал-демократическую организацию! – сказал он другу.
Батум южный порт с узкими улочками, ветром с моря, прохладными двориками, где стираное белье плещется на ветру, как паруса кораблей. Город, где надо любить и веселиться. Его деятельность на новом месте привлекала пристальное внимание полиции.
- Лицо в оспенных пятнах, глаза карие, усы чёрные! - описали его в полиции. - Особые приметы: над правой бровью родинка, левая рука в локте не разгибается.
5 апреля 1902 года его арестовывали. Он сидел сначала в тюрьме в Батуми, а потом в Кутаиси.
- Настоящая азиатская тюрьма, - понял он. - Побои надзирателей, грязь, бесправие заключённых, расправы уголовных над политическими.
Вскоре Сосо освоился в тюрьме. С мягким акцентом и тихой усмешкой. В тюрьме, наряду с властью надзирателей, существовала власть уголовников.
- Сыну пьяницы, нетрудно найти с ними общий язык, - знал Симон.
Его новые знакомые уважали физическую силу. У него её не было. Но, привыкший с детства к побоям, он доказал им презрение к силе. После Пасхи рота охраны выстроилась в два ряда. Политических заключённых пропускали сквозь строй, избивая прикладами. Коба шёл, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках.
- Силён! - оценили уголовники.
Коба захватил власть в тюрьме. Уголовников подчинила странная сила, исходившая от маленького чёрного человека с яростными жёлтыми глазами. Он установил для себя железный распорядок.
- Утром гимнастика, затем изучение немецкого языка! - решил он. - Маркса истинные революционеры должны читать в подлиннике.
Всякий, кто не признал его власти, становился жертвой жестоких побоев. Расправу чинили его новые друзья-уголовники. У него странная улыбка, от которой мороз пробегал по коже. По этапу его доставляют на край света в село Нижняя Уда в Иркутской губернии. В чёрном демисезонном пальто южный человек очутился в холодной Сибири. Стояла зима с вьюгой и лютым морозом. В холодной, беспощадной земле Коба тосковал по теплу:
- Я здесь не выдержу долго…
Он сделал первую попытку бежать в ноябре 1903 года, но отморозил уши и нос. Ему пришлось вернуться в Уду, где узнал последние новости. 30 июля в Брюсселе четыре десятка революционеров собрались на съезд. Председательствовал Плеханов. Ленин с группой сторонников пошёл против авторитетов русского социализма и потребовал создания централизованной организации. Мартов пытался отстоять свободу дискуссий, но Ленин заявил:
- Мощная законспирированная организация профессиональных революционеров при помощи насильственного переворота в силах осуществить революцию. Россия страна вековой покорности. В России нужно лишь захватить власть и общество покорится. Тайная организация героев сможет опрокинуть самодержавие.
Во время голосования по одному из пунктов его противники получили меньшинство, Ленин приклеил им кличку «меньшевики». Своим сторонникам он дал гордое имя «большевики».
- Как эти глупцы меньшевики согласились называть себя столь унизительно! - засмеялся Коба. - Ну, разве могут такие руководить партией?
Он бежал из ссылки и к февралю 1904 года добрался до Батуми.
Зинаида
Весной 1945 года Зинаида Кузьменко демобилизовалась из Советской Армии и вернулась в родные места. Её семья около года находилась в Днепропетровске. Отчим, проработавший всю войну на танковом заводе в Тагиле инженером, теперь восстанавливал местный металлургический завод.
- Только не очень ласково город меня встречает, - осмотрелась Зина.
Областной центр Украины лежал в руинах. Кругом виднелись разрушенные и сожжённые жилые дома, в развалинах дети играли в войну или прятки. Но самой большой трудностью был голод.
- Хлеб, жир, и другие продукты строго нормированы и продаются только по карточкам, - пояснила ей мать.
Она увидела длинные очереди за хлебом, в которых приходилось стоять по многу часов, чтобы отоварить карточки. К счастью, у отчима на работе был дополнительный паёк, семья не испытывала нужды.
- Я и мой младший брат не голодали! - гордилась Зинаида.
До 1941 года она счастливо жила, вышла замуж, но фамилию поменять не успела. Началась война, муж Богдан ушёл на фронт. Забрали в армию брата Петра. Их мать Оксана уехала в эвакуацию с отчимом.
- Может и мне пойти воевать? - задумалась молодая женщина.
После первой бомбёжки города она впервые увидела погибших. Выжившие люди, рассказывали, как они спрятались в подъезде их дома:
- Снаряд упал у входа. От осколков погибли четыре женщины.
Зина записалась в добровольцы. На фронт группу женщин отправили в спешке. Обмундирование выдано не было. Дали запас еды на дорогу. С каким удовольствием, девушки уплетали её, не успев, погрузиться на поезд.
- Говорят, на фронте хорошо кормят… - убеждала Кузьменко.
По приезду к месту службы под Ленинградом их расположили в полевом штабе. Игорь Иванович Антонов, майор с седыми волосами, сказал, что она будет писарем. Выдал печатную машинку и удалился.
- И это война?! - недоумевала Зина.
Начались серые армейские будни. Неизвестно почему, но форму ей так и не выдали. Она жила в палатке, среди двадцати женщин, которые рвались на передовую, но их не пускали.
- Вы, нам нужны здесь, - говорили улыбчивые офицеры штаба.
Кузьменко приходилось работать с молодым особистом по фамилии Голубев. Обычно он диктовал секретные документы, а она набирала текст.
- Будешь моей, фронтовой женой, - сказал однажды Голубев, диктуя предложение. - Это приказ.
- Извините, что вы сейчас сказали? - переспросила Зина.
- Ты же, всё слышала!.. Сегодня вечером, я приду за тобой.
- Какая же наглость, - подумала она. - Ничего, тебе не достанется.
Но девушка ошибалась в рассуждениях. После отбоя, он бросил её на заднее сидение служебного автомобиля и изнасиловал.
- Не хотела по-хорошему, - пугал особист. - Будешь моей по-плохому!
Кузьменко вернулась в расположение воинской части под утра заплаканной. Девушки, жившие с ней, заподозрили что-то неладно. Зина никогда, не была такой мрачной.
- Что произошло? - спросила Галина Каретникова.
- Всё в порядке девчонки, - всхлипывая, ответила она.
- Но мы же видим, что тебе плохо…
Кузьменко рассказала им о случившемся.
- Вот же, урод, - возмущались они. - Давайте, его накажем, все вместе.
- Расскажем майору, он мужик правильный, - предложила Галина.
Утро Игорь Иванович узнал обо всём.
- Не бойтесь девчонки, разберёмся, - сказал он, доедая свой завтрак. - Не для этого, вы у нас служите, чтобы вас обижали. Давно, мы искали управу, на этого червяка. Теперь, не отвертится.
- Спасибо, товарищ майор, - поблагодарила Зана.
Она не знала, о чём Антонов говорил с ним, но особист разнервничался, сел в машину и покинул расположение штаба. Голубев не остановился по требованию и был расстрелян заградотрядом.
- При попытке покинуть линию фронта без разрешения, - сообщили вышестоящему командованию.
Оказалось, он был сыном большого начальника и рванул в тыл искать управы на борзого майора. Из-за него офицерский состав части неоднократно допрашивали, но найти виновных, так и не удалось.
- Служи спокойно! - заверил её Игорь Иванович.
Она прослужила всю войну в одном месте, не участвуя в боях и не получив ни одной награды. После демобилизации её пугали отряды немецких военнопленных, которых под конвоем водили к месту работы. Стража была из двух солдат, вооружённых карабинами с примкнутыми штыками, один шёл впереди, а второй позади отряда.
- Охрана не настоящая, - поняла она, - а больше символическая!
Охрана не имела смысла, после окончания работы и до отбоя, а также по воскресеньям, пленные ходили по городу свободно, без всякого конвоя.
- Они зарабатывают дополнительный кусок хлеба, - знали местные жители, - распиливанием брёвен и рубкой дров.
Во многих советских семьях война забрала или искалечила мужчин. Поэтому колонны пленных были лишь впечатляющим зрелищем.
- Просто Советская власть хотела дать понять людям, страдающим от потери близких, измученным кровавой войной, послевоенной разрухой и голодом, чувство триумфаторов при виде недавних врагов, униженных и опозоренных, как преступники! - догадалась Кузьменко.
Однажды, в воскресенье, незадолго до годовщины Октябрьской революции, в их семье царило радостное настроение. Накануне отец получил праздничный подарок от своего предприятия.
- Кулёк пшеничной муки и пол литра подсолнечного масла! - с гордостью вручил он дочери настоящие богатства.
Утром отчим отправился мыться в городскую баню, а мать ушла на заводскую смену. Зина испекла на керогазе большую лепёшку. Она выложила её на кухонную доску, накрыла чистым посудным полотенцем и начала чистить картофель, когда кто-то негромко постучал в дверь комнаты.
- Кто там? - отозвалась она.
В ответ услышала немецкую речь и поняла, что за дверью стоял военнопленный. Осторожно приоткрыла дверь на длину предохранительной цепочки и выглянула в щель. Это был молодой солдат, державшийся подальше от двери, жалобно протягивающий руки и быстро лопотавший:
- Bitte brot!
Зине бросились в глаза два уха, которые торчали из-под его форменной шапочки рядового состава «Вермахта» и очки с трещинами в стёклах. Это был совсем молодой мужчина, гладко выбритый и наголо подстриженный, но с глазами, полными страха и отчаяния, дрожащий от ужаса и холода.
- Хлеба? - она уловила знакомое слово и вернулась в комнату, отрезала половину тёплой лепешки и вынесла её вместе с десятирублёвой купюрой.
Немец был удивлён такой неожиданной щедростью, прижал хлеб к груди и начал пятиться назад, спускаясь по лестнице, снова что-то быстро бормоча, вероятно слова благодарности. Когда пленный ушёл, Кузьменко закрыла дверь и задумалась:
- Что же я натворила!
Она потеряла долгожданную возможность досыта накормить всю семью, кроме того отдала деньги, которые было трудно заработать, но на которые можно было купить пять килограмм картофеля.
- Наши соседи из других комнат коммунальной квартиры, - у неё подкосились ноги, - также страдающие от голода, видели, что я помогла чужому человеку, тем более, врагу.
У хозяйки было достаточно времени, чтобы снова испечь лепёшку, но увы, осталось немного муки, разве только для заправки супа. К приходу родных она убедила себя, что так поступила с пленным из чувства превосходства и гордости, желая, как бы сказать нацистскому вояке:
- Сохрани в памяти, негодяй, как ты пришёл на нашу Родину, чтобы закабалить наш народ, только потому, что мы другие! Но это тебе не удалось и сейчас я осчастливливаю тебя подаянием, которое ты просишь!
К счастью, случай не имел тяжёлых последствий, соседи не донесли на неё. Донос с подобным обвинением мог бы ввергнуть всю семью в трагедию. Примерно через две недели в её дверь снова постучали. Родители были на работе. На пороге стоял тот же пленный. Он выглядел значительно лучше, очевидно полученная от неё помощь пошла на пользу.
- Хочу поблагодарить Вас! - он говорил с сильным акцентом, но она быстро привыкла. - Я отпросился в обеденный перерыв, чтобы сделать это.
Опять у молодой женщины просто отключилось сознание, и дальше она действовала импульсивно, просто по велению доброго сердца. Впустила немца и налила ему тарелку супа.
- Меня зовут Курт Браун, - жадно поедая суп, ответил он на вопрос, как попал в плен. - Я служил в танковых войсках. Одна наша атака продолжалась без перерыва четыре с половиной часа. Когда мы стали разворачиваться, вдруг раздался хватающий за сердце хлопок, за которым последовал удар. Танк получил прямое попадание в корму справа. Машину объяло пламя, и я лежал внутри в бессознательном состоянии. Из него меня вывело ужасное понимание того, что мы горим. Я огляделся, и обнаружил, что снаряд убил моих товарищей. Я быстро выскочил наружу, а затем через люк выволок с помощью двух живых танкистов их тела, чтобы достойно похоронить.
Пленный доел суп и с сожалением отодвинул пустую тарелку.
- В любую минуту могли взорваться боеприпасы внутри горящего танка, - продолжил он. - Я нырнул в укрытие и ждал, когда земля содрогнётся от мощного взрыва, который поднимет в воздух куски раскалённого металла. Но взрыва не последовало и мы поспешили к своим. Все шли, повесив голову, настроение было скверным. Двое из пятерых членов экипажа были мертвы, а танк и боеприпасы попали неповреждёнными в руки врага. Мы выкуривали одну сигарету за другой, чтобы успокоить нервы. Вдруг рядом разорвался снаряд. Мои товарищи погибли, я был забрызган их кровью и потерял сознание. Там меня и забрали в плен ваши разведчики.
- И тебя даже не ранило? - удивилась Зина.
- На лице и в руках застряли мелкие осколки, а от ранения в грудь меня чудесным образом защитил идентификационный жетон. У меня до сих пор осталась небольшая вмятина в том месте, где он, толщиной примерно с крупную монету, вошёл в грудину. То, что жетон сохранил жизнь, лишний раз укрепило мою уверенность в том, что суждено пережить войну.
Рассказ потряс её. Она внезапно увидела не пленного солдата, а только лопоухого мальчишку, которого гитлеризм бросил навстречу огню и смерти сразу после окончания школы. Тогда она остро и ярко представила себе ужас и страдания его берлинской матери, которая могла только молиться за него.
- Я представляю себе, как она, с подушкой мокрой от слёз, надеясь только на Бога, умоляет уберечь её сына от мести ужасных победителей! - поняла молодая женщина. - Как я всю войну просила Создателя уберечь моего мужа, так и она молит послать человека, сострадающего её мальчику. Такому доброму и воспитанному молодому человеку. Может быть, я тот человек, которого послал Господь по её просьбе?
Инстинктивно она прижала его лысую голову к своей груди. Пленный понял это по-своему. Он вдруг начал неистово целовать её в губы, нос, щёки, всюду, куда попадали его сухие, жадные до женской ласки губы.
- Нет!.. Нет! - Кузьменко попыталась оттолкнуть его, но неизрасходованное за время разлуки с мужем плотское желание победило.
Она в полузабытом томлении закрыла глаза и безвольно отдалась во власть сильных мужских рук. Когда она проснулась, его рядом не было, очевидно он ушёл вечером. Ночевать пленные, обязаны были в казарме. На следующий день после долгого лечения в госпитале неожиданно вернулся её муж Богдан, а через девять месяцев у Зины родился сын.
продолжение http://www.proza.ru/2020/01/29/1347