Неведомое. Глава ХХV

Александр Халуторных
(продолжение. Предыдущая глава XXIV - http://www.proza.ru/2020/01/21/1666)

(Начало. Глава I - http://www.proza.ru/2020/01/01/1248)
         
       В трех верстах от хутора у коляски отца Иллариона отлетело колесо.
       - Езжайте с Богом! – махнул рукой священник. – Поломка пустячная…  Не беспокойтесь, вскоре догоним!
       - Ну, смотрите, батюшка! А то мы поможем! – крикнул Каминский.
       - Не надо, сейчас починим, не впервой! Теперь нас двое. Вот молодой князь мне поможет!
       - Езжайте, господа! – юноша смущенно улыбнулся и поднял с обочины отлетевшее колесо.
       - Поехали, Владислав Леопольдович! Отец Илларион любому делу привычен! Рукастый батюшка. Поехали!
      - Что-то у меня предчувствие плохое, Ерофей Поликарпович…
       - Пустое, Владислав Леопольдович! Поехали!
       Севастьян Воронин бросил пристальный взгляд на дорогу позади себя и увидел, как священник легко приподннимает крыло коляски, а юноша ловко надевает на ось колесо.
       - Гля-кось! Мой новый Афрня-то!.. Толковый парень, однако!.. Догонют,  поехали, барин!

       В открытых воротах хутора на березовой колоде сидел коллежский секретарь Верещагин с дымящейся самокруткой в зубах, и чистил свой револьвер.  Увидев подъезжающий фаэтон, он неторопливо поднялся, толком ноги опрокинул колоду и откатил ее в глубь двора, освобождая проезд.
        - Привет, Зосим Петрович!– поприветствовал его журналист,  спрыгивая на землю и оглядывая двор. - А где господин Селятин?
       - Наше вам почтение, господин Каминский! – прикоснулся к козырьку своей фуражки Верещагин. – Нил Карпович колдует в сенях над дохлой кикиморой, что вы здесь подстрелили намедни.
       - Напрасно он рискует! Что это такое пока никто не знает. Могут быть неожиданные сюрпризы с большими неприятности, если не знаешь, как с этой штукой обращаться… А, кстати, как там наши подопечные… э-э-э…
       - Покойницы-то? Скребутся в стену. Видать, их обратно в Чертов овраг нечистая сила тянет…
       - А вы, никак, в нечистую силу поверили? Однако, весьма странные метаморфозы с убежденным атеистом происходят, как я погляжу! А? Зосим Петрович?
       - Поверишь тут… Черт знает во что!.. После того, что сегодня пришлось повидать! Я уж и щипал себя, чтобы проверить – не сплю ли, не схожу ли с ума? – Верещагин достал из кармана флягу, вынул пробку, сделал несколько шумных глотков, крякнул и вытер губы тыльной стороной ладони. – Вот только этим и спасаюсь! – потряс он флягой. - По трезвому – то немудрено и с катушек слететь! Кстати, хотите выпить, господин журналист?
       - Потом, не до того сейчас… - отмахнулся Каминский.
       - Экий вы, право, Зосим Петрович! – с укоризной покачал головой подошедший к ним доктор Глухов. – Таким макаром запросто пропьете мозги, батенька!  Пропадете, друг мой, если не возьмете себя в руки. Под забором сдохнуть – дело нехитрое!
        - Кому суждено быть повешенным – тот не утонет, доктор! – Верещагин, тем не менее, убрал флягу. – Лучше поведайте, как там убогий мальчишка… жив ли?
       - Жив, слава Богу! Он в бричке с батюшкой Илларионом следом за нами едет. Вероятно, скоро будут здесь. У них недалеко отсюда колесо слетело… Сейчас починят и приедут…
       - Вы так говорите, как будто дурачок принимает участие в починке экипажа.
       Доктор пожал плечами и хмыкнул: - Все может быть! С Афанасием Ворониным странные метаморфозы случились…Впрочем, не буду ничего говорить, они скоро будут здесь – сами увидите!
       - Ну, тогда не будем терять времени, доктор, пойдемте, я провожу вас к девицам… Полагаю, вам с таким явлением еще никогда не встречаться не приходилось… Между прочим, если захотите потом выпить, то у меня тут еще есть… Вам, доктор, во всяком случае, хватит напиться до положения риз, после того, что вы сейчас увидите!..
           На шум и разговоры, доносящиеся со двора, вышел Селятин без фуражки и форменной тужурки, в растегнутой рубашке с засученными по локоть рукавами. – Добрый день, доктор! – поприветствовал он  Глухова, поспешно приводя одежду в порядок. -  Ну, наконец-то! У нас тут такое творится!
       - Здравствуйте, Нил Карпович! Зосим Петрович мне уже намекнул, чтобы я не сильно удивлялся всему, что увижу…
       - Сомневаюсь, что вы сумеете сохранить самообладание, Ерофей Поликарпович! Тут главное – поверить, что ты еще не сошел с ума!

       В сенях стоял странный запах, а на донышке перевернутой кадушке, куда падал пучок света из маленького оконца под крышей, лежало нечто, что доктор Глухов сначало приняд за небольшую копну сена.
       - Вот, пожалуйста!  Взгляните-ка на это странное существо, доктор… Впрочем, потом… Сейчас мы пройдем в избу, в дальней комнате находятся три дочки убитого злодеями батюшки Серафима – покойные девицы Крутицкие, сбежавшие из церкви перед похоронами… Осмотрите их!.. Держу пари, что и оживших мертвецов вы никогда не видели!
       Ерофей Поликарпович с некоторым сомнением посмотрел на Селятина, но промолчал, прошел из сеней в светелку и, чуть поколебавшись, отрыл дверь и переступил порог темной комнаты без окон, скорей всего, служившей Воронину чуланом.
       Селятин вошел вслед за ним, повесил на гвоздь над дверью керосиновую лампу и с любопытством посмотрел на доктора: - Что скажете, Ерофей Поликарпович?
       Девочки стояли в дальнем углу лицом к стене и шарили по бревнам руками. Следователь взял одну из них  за плечи и повернул лицом к доктору.
       - Боже праведный! – Ерофей Поликарпович охнул, непроизвольно отшатнулся и быстро перекрестился несколько раз. – Этого не может быть!
       - Как видите, может, доктор. – сказал следователь. – Хотя это совершенно невероятно! Вам придется осмотреть отроковиц и дать заключение об их состоянии… То, с чем мы здесь столкнулись, не имеет внятного логического объяснения. Мы даже не знаем – мертвы девицы или в их организмах еще теплица жизнь, хотя уже и так понятно, что разумные формы поведения у них практически отсутствуют…
       - Но… это же… Это немыслимо!.. Погодите, не торопите меня… Мне необходимо собраться с … собраться … с духом… Прийти в себя, наконец… Позвольте выкурить папироску, хотя бы…
       - Вам нужно хорошенько выпить, Ерофей Поликарпович! – заглянул в чулан Верещагин. – Иначе запросто можно умом тронуться  к чертям собачьим! Пойдемте на воздух, доктор, вам просто необходимо подготовиться к такому осмотру… Боюсь, что для обычного человека, для его самочувствия и душевного здоровья такие впечатления противопоказаны. Рекомендую сначала хлопнуть самогоночки, потом покурить. Иногда голова лучше соображает после того, как  побалуешь себя табачком, и когда в желудке уляжется стаканчик крепкой сивухи… По себе знаю! Он взял Глухова за локоть и выволок на двор. – Сейчас я вам поднесу шкалик или два. Больше вам, пожалуй, и не осилить, славный потомок Гиппократа!..
      - Эй, Севастьян, мил человек! – крикнул он, бережно усаживая Глухова на березовую колоду, на которой сам восседал совсем недавно. – Тащи сюда чарки для вина и занюхать чего-нить - пьянствовать будем!

       Доктор пить явно не умел. Он, даже не пытаясь скрыть глубокое отвращение, с трудом проглотил «лекарство от изумления»,  как выразился Верещагин. щедро налитое в тяжелый стакан зеленого стекла, едва отдышался и сразу же опьянел.
       - Чертовщина какая-то, прости меня, Господи! – качал он головой, близоруко щурясь на зачем-то снятое им пенсне. – Ничего не понимаю!.. Абсурд!.. Дурной сон! Сумасшествие какое-то!.. Сначала дурачок Афоня… или юный князь Гагарин… потом лесной уродец… и, наконец, живые покойницы!
       Тут доктор, видимо, сообразил, зачем он держит в руках пенсне, и полез в карман за платком.
       - А что такое с молодым Ворониным? И причем здесь юный князь Гагарин? – спросил Селятин.
       - Видите ли, юноша… - Глухов вынул из кармана пластинку древнего амулета и тупо уставился на нее. – Вот, кстати!.. – как будто что-то вспомнил он и потряс пластинкой. – Видите, звездообразное отверстие в этой штуке?.. А вот брелок на цепочке моих карманных часов… Его я привез из Америки.…
       Доктор щелчком вставил звездочку в амулет. – Видите?.. Идеальное, невероятно точное совпадение, как будто это единое целое!
       - Да, любопытно! – сказал Селятин. – Но вы так и не ответили, что произошло с Афанасием Ворониным, Ерофей Поликарпович?
       - А?.. Что?.. О чем вы спрашиваете? – словно очнувшись, встрепенулся доктор. Он быстро сунул пластинку в карман, нацепил пенсне и огляделся. – А где мои помощницы?..А, вот же они!.. Идите за мной, бабы!.. Да шевелитесь, что вы, как вареные, право слово!
       Глухов вскочил, пьяно покачнулся  и бесцеремонно отодвинул Селятина, стоявшего  него на пути: - Потом, Нил Карпович! Потом! Сначала осмотрим девочек... За мной, бабы, за мной!

      Через три четверти часа доктор вышел из чулана задумчивый и совершенно трезвый. Не отвечая на вопросы, он долго мыл руки в кадушке с дождевой водой, потом тщательно вытер их носовым платком, уселся на последней ступеньке крыльца и закурил.
       - Так что вы скажете, доктор? – потеряв терпение, обратился к нему Селятин.
       - А что я могу сказать, господин следователь? Девицы мертвы… по всем признакам… Да… мертвы… Человек считается умершим, когда пульс его не прощупывается, вернее, если его нет совсем… если сердце не бьется… Следовательно, в их организмах нет и нормального кровообращения,  нет кровотока по венам и артериям… Дыхание, как таковое, тоже отсутствует… Отсутствуют кожные и мышечные рефлексы… никак не выражено, что работают органы чувств… Но, тем не менее, они двигаются… Двигаются, черт возьми!.. Прости, Господи!.. Двигаются, словно заведенные механические куклы… Это немыслимо!.. При всем притом – у них нет обычного для покойников окоченения членов… Нет трупных пятен… Зрачки глаз совершенно нормальные… Да, кстати… У всех удавленников на шее остается характерная странгуляционная борозда от петли, а также часто втречаются переломы подъязычной кости и хрящей гортани… Здесь же ничего этого нет. Такое впечатление, что тела девочек не подвергались никакому механическому воздействию и повреждению… Невероятно!
       В этот момент в избе раздался истошный женский визг. Вскоре из дверей опрометью выскочили две деревенские бабы и с воплями скатились с крыльца.
       - О, Господи! Что там еще?! – не успел сказать доктор, как вслед за женщинами на двор с пронзительными криками выбежали три полуодетые девушки.
       - Ешь твою в корень! – воскликнул Верещагин, выбегая им наперерез, раскинув в стороны руки. – Стой, шалопутные!.. Владислав Леопольдович, Нил Карпович! Севка, черт тебя дери, закрой ворота!.. Да что ж это такое?!. Держите покойниц! Держите девок, доктор!.. Что вы с ними сделали?!
       Несколько минут на хуторе царил невероятный переполох. Голосящие поповны и беспрерывно взвизгивающие бабы метались по всему двору, словно перепуганные куры. Поймать их не получалось. Девицы в руки не давались, отчаянно царапались и даже кусались.
       Наконец, терпение у Верещагина лопнуло. Он выхватил револьвер, дал четыре выстрела в воздух и рявкнул громовым голосом: – А ну!.. Стой!.. Замолчать всем!      
        Все замерли. Только одна из девушек, продолжала биться в железных объятиях Каминского.
       - Ну, хватит, мадмуазель! Вы безобразно себя ведете для покойницы – царапаетесь, словно кошка! – сказал он мягко. Девушка вдруг бросила попытки освободиться, на секунду замерла, потом осмысленно посмотрела ему в прямо лицо и спросила: - Кто вы, сударь?  Я вас не знаю!
        Каминский тотчас разжал руки, приподнял шляпу и учтиво представился: -   Журналист  Каминский Владислав Леопольдович, к вашим услугам!.. Э-э-э…А вы кто у нас будете? Мария или Татиана?
       - Мария я…
       - Очень приятно!.. Прошу прощения, как вы себя чувствуете, мадмуазель?
       - Спасибо, хорошо… Я… А где мы?
       - На хуторе Севастьяна Воронина. Вот он, кстати! Вы же его знаете? А вот две почтенные селянки из Демидово: Параскева и Неонила, вы их тоже должны знать.
       Увидев знакомые лица, девушка немного успокоилась, потом с удивлением оглядела двор.
       - Как мы здесь оказались?
       - Долго объяснять, мадмуазель Мария…
      - Отвернул бы глаза свои бесстыжие, барин! У поповны платье расстегнуто, титехи выглядыват, а ты с расспросами лезешь! – упрекнула Каминского одна из деревенских баб.
      - Прошу прощения! – смутился журналист и отвернулся. Мария ойкнула и прикрылась руками.
       - Ну-ка, Нилка, Парашка! Забирайте девок в избу и одежи ихние приберите!..  Да власы заплетите им в косы… Смотреть-то - срам и поношенье! – прикрикнул на женщин Севастьян Воронин.
       - Дык не смотри, Севка, черт старой!
       - Поговори мне ишо! Живей поворачивайся, карга старая! – рассердился охотник.
       - Не гневаяся, соколик, все сделаем, как надо… Живых-то обихаживать – совсем не то, что покойников обряжать!

(Продолжение следует. Глава XXVI - http://www.proza.ru/2020/01/24/425)