Оценки высшего командного состава царской армии.ч.4
(Продолжение.Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2019/12/17/573)
Думаю, что тем, кто интересуется военной историей России начала ХХ века будет полезным ознакомиться с оценками и характеристиками «морально-деловых качеств» ряда высших военных руководителей царской армии.
Эти характеристики, которые давали им современники, будут способствовать пониманию читателями причин тяжелейших поражений, которые, в годы Первой мировой войны, на участках фронта занимаемых германскими войсками, постоянно терпела русская армия.
К сожалению, несмотря на свой значительный численный перевес в пехоте и кавалерии, царская армия на протяжении всей ПМВ крайне неудачно действовала против германских войск.
Если против австро-венгерской армии нашим войскам нередко удавалось действовать успешно, то немецкому рейхсверу удавалось постоянно одерживать верх над царскими войсками.
О полководцах Северо-Западного фронта, полностью проваливших всё наше вторжение в Восточную Пруссию, в августе 1914 года, закончившееся страшной катастрофой, можно прочитать в этой главе: http://www.proza.ru/2011/10/28/384.
Поэтому о них я тут подробно писать не буду.
Давайте посмотрим, что современники вспоминали о военном министре Российской империи, генерал-адьютанте Владимире Александровиче Сухомлинове. С 11 марта 1911 года до 12 июня 1915 года он был военным министром России, целиком ответственным за то, в каком состоянии русская армия вступила в Первую мировую войну.
Надо сказать, что в то время, когда В.А. Сухомлинов уже был киевским генерал-губернатором, после смерти своей второй жены, он женился на Екатерине Викторовне Бутович (урождённой Гошкевич). (Этому браку предшествовал скандальный бракоразводный процесс между Екатериной Викторовной и её первым мужем В. Н. Бутовичем).
Е.В. Бутович оказалась женщиной властной и «крутила» своим пожилым муженьком как хотела.
Вот что вспоминал об этом протопресвитер (главный православный священник) русской армии отец Г.И. Шавельский:
«Мне известно, что в 1911-13 гг. ген. Сухомлинов испытывал большие финансовые затруднения. Когда-то он жаловался мне:
— Не можете представить, как мне трудно жить.
Я получаю 18 тысяч рублей в год.
Прислуга же и мелкие расходы поглощают у меня до 10.000 р. в год. Что я могу сделать с остальными 8 тысячами руб., когда их должно хватить и на стол, и на одежду, и на приемы и на поездки жены для лечения заграницу. Вот и сейчас она живет в Каире. Я теряюсь, что дальше делать?
Жена его, действительно, тратила массу денег на поездки. Вероятно, Сухомлинов и Государю жаловался на свою нужду.
И Государь повелел отпускать из его личных средств Сухомлинову по 60 т.р. в год в дополнение к казенному жалованью.
Это уже совершенно обеспечило ген. Сухомлинова…
Самым больным местом вышедшей в 1914 году на бранное поле русской армии была ее материальная сторона — недостаток вооружения и боевых припасов. Вся вина за это была взвалена на военного министра, В. А. Сухомлинова, печальным образом закончившего свою блестящую карьеру…
Несомненная же вина ген. Сухомлинова, как военного министра, была в другом. Из него не вышел деловой министр, какой, в особенности, требовался в то время. Он был способен, даже талантлив, в обращении с людьми очарователен, но ему недоставало трудолюбия и усидчивости, и делу весьма вредили крайний оптимизм и беспечность, с которыми он относился к тревожному настоящему и к чреватому последствиями будущему, в нем убийственно было легкомысленное отношение к самым серьезным вещам.
Скандальный развод Е. А. Бутович и женитьба на ней Сухомлинова сильно скомпрометировали последнего в обществе. Незадолго же до войны об нем начали ходить совсем дурные слухи…»
(Шавельский Г.И. «Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота»).
Теперь посмотрите, что в своем военном дневнике, писал о женушке В.А. Сухомлинова, лично знавший этого военного министра, барон Николай Врангель:
5-го сентября 1914 г.
«…мой приятель граф В.П. Зубов, уполномоченный санитарного поезда Военного министерства, рассказывал мне о возмутительном поведении «министерши» Сухомлиновой.
Вмешиваясь во все дела, она отвлекает всех от работы и сегодня, например, она более 2-х часов задержала на вокзале начальника военных сообщений, заставляя его выбирать новые обои для санитарного поезда, так как ей не по вкусу был первоначальный цвет стен…
Боюсь, что такой же хаос творится на театре войны, и с ужасом думаю о тех последствиях, которые он вызовет…
23-го сентября 1914 года
…Сухомлинова женщина очень не глупая, сухая и расчетливая карьеристка, отлично понявшая, чем надо в настоящую минуту создать себе славу, и умеющая извлечь все выгоды из своего положения в складе «при квартире военного министра» — ее мужа, — является центром всевозможных организаций, связанных с войной.
Должен сказать, что дело ведется превосходно, без каких-либо лишних формальностей и переписок: просто, ясно и быстро и можно только удивляться распорядительности и организаторскому — совсем не женскому — уменью Сухомлиновой.
Эта женщина, которая умеет из всего извлечь пользу, необычайно честолюбивая и властная.
Карьера ее подтверждает эту характеристику. Дочь бедного мелкого чиновника Гошкевича — содержателя меблированных комнат в Киеве и его жены-еврейки, Екатерина Викторовна была в первом браке за Бутовичем, с которым, однако, скоро развелась, каковая скандальная история развода и связанных с ним разных несправедливостей закона к ее мужу известна всей России.
Выйдя за Сухомлинова и преобразившись в grande dame — Екатерина Викторовна теперь держит себя, по крайней мере, как высочайшая особа. Мужа своего она окончательно забрала в руки и он исполняет все ее желания беспрекословно.
Избрав себе мужа министра для положения, Сухомлинова отлично поняла, что одного положения недостаточно в наше время и без денег многого не сделать. На это второе emploi ею выбран Леон Манташев, бакинский архимиллионер, которого один вид «жены министра» уже приводит в любовный экстаз…
Отвратительно при этом то подхалимство, которое проявляют все генералы и прочие подвластные «военной министерше» чины.
Генералы Беляев (Начальник Главного Штаба) и Всеволожский (Начальник военных сообщений) держат себя настоящими лакеями, угодливо льстя Сухомлиновой, готовые сделать любую несправедливость по ее приказанию.
Пользуясь этим, она без стеснения отдает приказания направо и налево, и всюду, куда только являешься от ее лица, — встречаешь не только любезный, но даже льстивый прием.
Конечно, в связи с делом возникают и интриги, и «вечерний чай» в квартире Сухомлиновой в присутствии ее супруга представляет целый муравейник сплетен, происков и достижений, которые часто тут же и получают завершение из уст самого военного министра…»
(Николай ВРАНГЕЛЬ «Дни скорби. Военный дневник»).
Тут, конечно же, особенно впечатляет льстивый холуяж высокопоставленных царских генералов, которые «держали себя настоящими лакеями, угодливо льстя Сухомлиновой»!
(А нам-то нынешние кинематографисты каких блистательных генералов теперь изображают: что ни слово, то «честь имею!», что не поза – то само высокомерное достоинство и забота о своем реноме.
А на деле, как видим, процветали откровенный карьеризм и самое неприкрытое угодничество!
Как выясняется, откровенного холуяжа и очковтирательства, многие царские генералы, стремясь угодить своему начальству, стеснялись мало.
Вот какой пример в своем «Дневнике скорби» приводит Н.Н. Врангель:
«7 декабря 1914 года. Кельцы.
…вспоминается мне презабавная история, о которой я недавно слышал. Начальник Варшавского санитарного округа Завадский где-то показывал какой то госпиталь генералу Забелину — начальнику снабжений Юго-Западного фронта.
Желая угодить начальству, Завадский все время рекламировал свой «товар».
— Вот, Ваше Высокопревосходительство, как у нас поставлено дело. Здесь есть раненые, прибывшие с распоротыми животами, с вывалившимися кишками — и вот через неделю они уже совсем выздоровели!
— Ммммм, странно, странно… Чем же Вы объясняете эти чудеса?
— Необычайным подъемом духа и шириной русской натуры, Ваше Высокопревосходительство!»
Удивительно не только то, что тут Завадский так нагло врал, а и то, что генералу Забелину, видимо, нравилось это вдохновенное враньё…
О том, насколько близко были знакомы В.А. Сухомлинов и Н.Н. Врангель, говорит следующая запись в дневнике последнего:
«10 октября 1914года.
Сегодня военный министр рассказывал мне о возмутительных чисто немецких зверствах наших будущих офицеров — воспитанников Николаевского Кавалерийского училища.
На днях в училище разгорелся скандал и военный министр приказал исключить 6 воспитанников, разжаловав их рядовыми в пехоту.
Дело в том, что традиционные шутки старших над младшими («зверьми») в настоящее время превратились в настоящие зверства.
Несчастных жертв старшего курса [sic] подвергают невероятным пыткам: бьют, мучают, заставляют носить непосильные тяжести, съесть 20 пирожков в 3 минуты, садиться голым телом на огонь, 300 (!!!) раз обегать вокруг стола — не отрывая глаз от свечи, стоящей посреди его — словом, учиняют пытки самого сурового Средневековья.
И это у нас в год войны и горя издеваются над совершенно невинной молодежью, позволяя себе при этом возмущаться «немецкими дикарями»!
По словам Сухомлинова, эти безобразия вовсе не случайны и то же творится и в Тверском и в Елисаветградском кавалерийских училищах, из-за чего в последнем недохват 60% учеников!
Вот еще лишний пример озверения не только немцев, но и наших милых соотечественников от условий военщины и связанных с ней грубых нравов».
Согласитесь, что с посторонним, или малознакомым ему человеком, военный министр Российской империи не стал бы делиться столь шокирующими подробностями реальной (а не книжной) практики воспитания будущих «господ офицеров».
В журнале «Красный архив» №2 за 1923 год была опубликована переписка В.А. Сухомлинова с его доверенным лицом, генералом Н.Н. Янушкевичем, в то время начальником штаба в Ставке Верховного главнокомандующего в.к. Николая Николаевича.
В этих письмах В.А. Сухомлинов постоянно очень почтительно упоминает о своей жене, всячески расхваливая её и именуя: «мое дамское начальство», а Янушкевич, в свою очередь в каждом письме рассыпается в комплиментах к «вашему доброму гению Екатерине Викторовне»!
Но, это все были оценки достаточно высокопоставленных людей. Посмотрите, что вспоминал о Сухомлинове обычный русских офицер, участник ПМВ, капитан лейб-гвардии Семеновского полка Ю.В. Макаров:
«В 1908 году военный министр Сухомлинов, человек пустой и легкомысленный, убедил императора Николая II, которого убедить во всем, что не касалось ограничения самодержавия, было чрезвычайно легко, ввести в войска старые формы времен Александра II.
Казалось бы, в то время имелось в нашей армии немало других нужд, которые следовало спешно удовлетворить и много других вопросов, которые требовали скорого разрешения.
Можно было бы, например, заняться увеличением числа тяжелой артиллерии или пулеметов, но с этим решено было повременить.
Было спешно приступлено к переодеванию всей армии и сколько на этот маскарад было зря выброшено казенных денег — страшно подумать. У солдат хоть нижняя часть туловища осталась неприкосновенной. Офицерам же всю парадную форму пришлось переменить с ног до головы.
На головы вместо барашковых шапок надели кивера с белыми султанами, которых единственное оправдание было то, что они были исторические. «Кто кивер чистил весь избитый»... и «веют белые султаны как степной ковыль»... Но ведь историческими были в свое время и петровские треухи и павловская пудра и косы...
Туловище одели в тесный, короткий двубортный мундир, с двумя рядами пуговиц. В парадных случаях на этот мундир нацеплялся красный лацкан. Старые мундиры всем пришлось выбросить, т. к. переделывать их на новые было невозможно.
Пришлось выбросить и шаровары. При старой форме они носились очень широкие.
При новой — это были почти рейтузы. Пришлось выбросить и сапоги…» (Ю.В. Макаров. «Служба в старой гвардии»)
В целом, к личности и служебной деятельности В.А. Сухомлинова можно предъявить очень много претензий.
Это и бездумное разоружение западных крепостей России («с целью экономии»), предпринятое перед мировой войной, и отсутствие необходимого запаса снарядов, и даже винтовок и патронов к ним и многое другое.
Современному читателю, как правило, неизвестно, что еще в ноябре 1912 года, после непродуманных действий Сухомлинова по объявлению мобилизации, вообще могла начаться общеевропейская война.
Обратимся к воспоминаниям видного думского деятеля, лидера партии кадетов П.Н. Милюкова, имевшего, кстати, огромную популярность на Балканах, и считавшегося у нас экспертом в славянских делах:
«Я вернулся из поездки к открытию Думы 18 ноября 1912 г., — как раз в разгар борьбы мирных и воинственных настроений в Петербурге...
Самый яркий эпизод этого внутреннего конфликта рассказан в воспоминаниях Коковцова…
9 ноября Сухомлинов решил воспользоваться упомянутой мною выше carte blanche (Полномочие) и произвести мобилизацию.
Напомню, что, по смыслу этой carte blanche, мобилизация равнялась объявлению войны Россией Австрии и Германии.
Все было готово и телеграммы посланы, когда Николай II усомнился в самой возможности принимать такую ответственную меру, не уведомляя даже правительства.
И он назначил на 10 ноября экстренное заседание под своим председательством.
Сухомлинов должен был предупредить участников заседания, но этого не сделал, и его затея, уже пущенная в ход, обнаружилась только на самом заседании.
Естественно, председатель Совета министров Коковцов, постоянный противник Сухомлинова, забил тревогу.
Николай принялся было его успокаивать. «Дело идет не о войне, а о простой мере предосторожности, о пополнении рядов нашей слабой армии на (австрийской) границе... Я и не думаю мобилизовать наши части против Германии, с которой мы поддерживаем самые доброжелательные отношения, и они не вызывают в нас никакой тревоги, тогда как Австрия настроена определенно враждебно».
Коковцов стал доказывать, что сепаратный шаг России разрушает военную конвенцию с Францией и освобождает ее от обязательств, тогда как в войне, которая будет результатом русской мобилизации, Германия, конечно, поддержит Австрию в силу своего союзного договора.
Он предложил, как исход, задержать на полгода солдат последнего срока службы, не отменяя очередного набора — и тем увеличить состав армии, не объявляя мобилизации.
Обнаружилось при этом, что Сухомлинов собирался, объявив ее, уехать в отпуск заграницу к больной жене, а военные заказы были сданы заводам в пределах той же Австрии.
Такая степень легкомыслия повергла в ужас Сазонова, и после заседания он обратился к Сухомлинову с горькими упреками.
Но Сухомлинов не смутился.
Своим «ребяческим лепетом» и с обычным «безразличием в тоне» он ответил, что в мобилизации «не было бы никакой беды», так как «все равно, войны нам не миновать, и нам выгоднее начать ее раньше...
Это ваше (Сазонова) и председателя Совета (Коковцова) убеждение в нашей неготовности, а государь и я — мы верим в армию и знаем, что из войны произойдет только одно хорошее для нас».
Тут требуются некоторые комментарии.
- судя по этому эпизоду, царский военный министр Сухомлинов был человеком «необыкновенных способностей и редкого ума».
Царь, зачем-то, предоставил ему полномочия ЛИЧНО объявлять мобилизацию, что он, по простоте душевной, и собирался сделать.
Похоже, что они, на пару, просто не понимали, что творили.
Также как и царь, Сухомлинов по-видимому СЛИШКОМ переоценивал боевые возможности тогдашней русской армии.
На чем этот оптимизм царя и Сухомлинова основывался понять невозможно.
Совсем недавно царская армия потерпела серию унизительных поражений от японских войск (которых в царском окружении тоже до войны не принимали всерьез, и называли «макаками»).
А тут – собирались, чуть ли не в одиночестве, воевать сразу против Германии и Австро-Венгрии, будучи уверенными, что «из войны произойдет только одно хорошее для нас».
- интересно, что простодушная аргументация царя: «Я и не думаю мобилизовать наши части против Германии, с которой мы поддерживаем самые доброжелательные отношения, и они не вызывают в нас никакой тревоги, тогда как Австрия настроена определенно враждебно», - почти дословно совпадает с его же доводами образца июля 1914 года.
Почему-то он никак не мог уяснить, что не бывает мобилизации направленной ТОЛЬКО против одной страны (Австро-Венгрии), если она связана военным союзом с другой страной (Германией), которая обязана будет поддержать своего союзника в случае войны.
О том, что Россия и вовсе не имеет никаких планов «частичной мобилизации» царю тоже разъяснили в июле 1914 года.
Когда он это понял, было уже поздно.
- к счастью, тогда, в ноябре 1912 года Коковцову и министру иностранных дел империи Сазонову удалось отговорить царя от объявления мобилизации. Иначе бы Россия могла вступить в войну против Центральных держав вообще в гордом одиночестве.
Почему-то сугубо гражданским чиновникам Коковцову и Сазонову было понятно, что объявление мобилизации равносильно объявлению войны и что Германия НЕПРЕМЕННО поддержит Австро-Венгрию, в случае военного конфликта, а царь со своим военным министром в этом сомневались.
Вот такие недалекие «управленцы» находились во главе Российской империи…
Теперь, перейдем к воспоминаниям о других высокопоставленных царских той поры.
Сейчас опубликованы очень интересные воспоминания генерал-лейтенанта В.И. Соколова «Заметки о впечатлениях участника войны 1914-1917 гг.».
Надо сказать, что Владимир Иванович Соколов был незаурядным человеком, и заслуженным боевым генералом.
Он получил образование в 3-м Александровском училище и Николаевской академии Генштаба (1891).
3.5.1913г. назначен начальником штаба гренадерского корпуса генерала И. И. Мрозовского, дислоцированного в Москве. С началом войны корпус вошел в состав 4-й армии Юго-Западного фронта.
С 19.11.1914года В.И. Соколов - начальник штаба XVII АК 9-й армии ген. П. А. Лечицкого.
27.3.1915г. возглавил 14-ю пех. дивизию VIII АК.
Сражался на Юго-Западном фронте, причем дивизия считалась одной из наиболее стойких во всей русской армии. Былнаграждён орденом Св. Георгия 4-й степени (24.11.1916). Участник Брусиловского прорыва.
7.9.1917г. назначен командиром IV Сибирского АК (фактически и. о. командира корпуса с 30.7.1917).
Незадолго до Октябрьской революции представлен к награждению орденом Св. Георгия 3-й степени.
После революции В.И. Соколов был призван на службу в РККА, служил во Всероглавштабе.
Принял участие в создании «Национального центра», начальник штаба и фактический руководитель его военной организации (т. н. штаб Добровольческой армии Московского района). Руководил координацией деятельности всех военных составляющих центра, ведал всеми финансовыми делами военной организации. В начале 1919 организация была разгромлена, а один из её руководителей Н. Н. Стогов бежал на Юг. После этого Соколов был арестован и затем расстрелян в Подольске, по делу Национального центра, в 1919году.
В.И. Соколову довелось воевать под командованием таких знаменитых царских генералов, как Брусилов, Каледин, Лечицкий, Мрозовский и ряда других. В своей книге он всем им давал очень острые, нередко нелицеприятные и точные характеристики.
В.И. Соколов прекрасно знал и чувствовал психологию людей, мотивы их поведения, откровенно презирал хамов, трусов, карьеристов и любителей «попиариться» (говоря современным слэнгом) за чужой счет.
Порой его характеристики чрезмерно категоричны, однако он имел на это моральное право, и игнорировать свидетельства современника и сослуживца вышеупомянутых лиц просто невозможно.
Вот что В.И. Соколов вспоминал о, пожалуй, наиболее прославленном газетчиками того времени, генерале русской армии, А.А. Брусилове:
«В войсках знали, что приезд Брусилова сопряжен с широкой раздачей наград и поэтому ждали его с радостью и без страха; создавалась таким путем популярность в войсках, хотя я считаю, что подобный прием приветствовать нельзя, по крайней мере, в той форме, как это практиковалось Брусиловым; при выдаче им огульно Георгиевских медалей дважды и трижды раненым получали награды "калечники", то есть заведомые членовредители с целью уклонения от боя; конечно, справедливей было бы выдавать те же награды в частях, где людей знали и недостойным наград не выдали бы…
Как большинство высших начальников старой школы, к тому же долго служивший в гвардии, где система протекционизма была еще сильнее, Брусилов на своих высоких постах не мог отказаться от выдвижения своих старых сослуживцев или товарищей независимо от их достоинств, что менее всего допустимо на войне, где бесталанность оплачивается кровью и жизнью сотен и тысяч людей.
К таким бесталанным протеже Брусилова надо отнести Вельяшева и Де Витта, бывших товарищей Брусилова по школе».
Надо подчеркнуть, что оценки В.И. Соколовым Брусилова особенно ценны тем, что написаны не позднее 1919 года, т.е. когда Брусилов еще не перешел на службу в РККА (это он сделал только в 1920 году, после захвата поляками Киева).
Стало быть, никакой «политики» в оценках Соколова, касательно Брусилова не было.
А о том, что проблема сознательного членовредительства в царской армии, уже в самом начале ПМВ, была необычайно острой, говорят следующие записи в «Военном дневнике» Николая Врангеля:
«1-го ноября 1914 года.
Раненые офицеры, которых у нас десять, — рассказывают: в армии среди солдат множество симулянтов, притворяющихся ранеными. Все они стреляют себе в мякоть левой руки и, таким образом, становятся негодными к строю. В одном только нашем поезде таких подозрительных «пострадавших» свыше 40 человек*.
Еще более позорящие слухи ходят о наших санитарах. Все они, набираемые из отбросов армии, занимаются грабежом. Сегодня один из раненых офицеров рассказывал мне, что он собственноручно застрелил одного и ранил другого русского санитара, которые на его глазах, полагая, что он лежит мертвым, прикалывали его раненого товарища, чтобы поживиться его деньгами.
________________________________________
* Подтверждением этих рассказов служит следующий приказ, изданный 18-го ноября (примеч. Н.Н. Врангеля).
Приказ по военному ведомству
(Ноября, 18 дня, № 725)
Государь Император, по всеподданнейшему докладу главного военного суда, в 9-й день ноября 1914 года Высочайше повелеть соизволил: дополнить кн. XXII С.В.П. 1869 г., изд. 4-е, новою 245 статьею, изложив ее в следующей редакции.
«За умышленное причинение себе непосредственно или через другое лицо с целью уклониться от службы или от участия в военных действиях огнестрельных или иных ранений, повлекших за собою увечье или повреждение здоровья, хотя бы даже лишь временно воспрепятствовавшее исполнению служебных обязанностей, виновный подвергается:
а) во время войны в районе военных действий — лишению всех прав состояния и смертной казни или ссылке в каторжные работы от четырех до двадцати лет, или без срока;
б) в виду неприятеля — лишению всех прав состояния и смертной казни.
Тем же наказаниям подвергается и тот, кто с намерением вышеуказанным способом изувечит другого или повредит ему здоровье или окажет ему в этом содействие».
Согласно испрошенному мной особому Высочайшему повелению, последовавшему 11 сего ноября, настоящий закон должен почитаться подлежащим применению с 16 октября сего года, когда подобного рода мера была уже принята по существу приказом Верховного Главнокомандующего за № 104.
Подписал: военный министр генерал-адъютант Сухомлинов.»
Вернемся теперь к воспоминаниям генерал-лейтенанта В.И. Соколова о брусиловских «протеже»:
«Обрюзгший, опустившийся, обленившийся, пьянствующий и неспособный Вельяшев очутился в должности командующего 5 кавалерийского корпуса, хотя по мирным масштабам венцом его деятельности могла быть разве должность бригадного командира или начальника запасной кавалерийской бригады.
Никуда не годному и трусливому Де Витту, проявившему полную неспособность в должности начальника кавалерийской дивизии и за то отрешенный от должности, дважды давал потом Брусилов пехотную дивизию но и после отрешения от этих дивизий Де Витт остался при штабе Брусилова для особых поручений в виде производства дознания по разным военным неудачам; какую компетенцию в таких случаях могло иметь лицо, трижды кровавыми неудачами доказавшее свою негодность?
В подобной же роли при Брусилове в командовании им VIII армией состоял также отрешенный от должности начальника дивизии за неспособностью товарищ Брусилова по гвардии Палибин.
На должность инженера армии был выдвинут Ставицкий, избитый за подлости корпусным инженером ХVII корпуса Исаковым, что не мешало остаться Ставицкому на своем месте; но как мог оставить его Брусилов?»
Согласитесь, неординарное «ЧП»: инженер VIII армии (которой и командовал Брусилов) Ставицкий был избит «за подлости» своим подчиненным, корпусным инженером ХVII корпуса полковником Исаковым, который был за это разжалован в рядовые (правда, ненадолго)!
Остается только удивляться, почему, вместо картинного вызова на дуэль, эти «высокоблагородия» избрали столь «мужицкий» способ выяснения отношений, как обычный мордобой…
Продолжим рассказ В.И. Соколова:
«Конечно, все эти случайно выдвинутые Брусиловым люди всячески его восхваляли, создавали общественное мнение, сообщали, благодаря связям, сведения в высшие сферы.
Но кроме этого, если не сам Брусилов, то его умная жена, не покидавшая его на войне, не останавливалась перед самой обычной рекламой.
У меня имеется одна из таких реклам - маленькая брошюрка талантливого военного писателя Андрианова, написанная под влиянием Брусиловой, представляющая настоящий панегирик ее мужу, а ласково и гостеприимно принятые корреспонденты, не исключая и таких первоклассных, как Немирович-Данченко, отплачивали за то такой шумихой, что падкому до нее общественному мнению ничего уже не стоило вознести Брусилова в ореол народного героя минувшей войны.
Оценку стратегической деятельности Брусилова сделает по документальным данным военная история, здесь же я привожу только то, что видел и слышал лично…»
Как видим, здесь Соколов особо отмечает умение как самого Брусилова, так и его «умной жены, не покидавшей его на войне», использовать популярных и высокооплачиваемых газетчиков для «раскрутки» образа «народного героя» в тогдашних СМИ (газетах и массовых брошюрках).
А вот что он еще пишет о роли прессы в создании «дутых» авторитетов:
«Такой же шумихой пресса в минувшую войну увенчала великим полководцем Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича, затем явила новое светило - Брусилова, чуть не сказочного героя Альфтена с его 24-мя отраженными атаками на Козювке и в тоже время обошла почти молчанием Юденича с его классической Эрзрумской операцией и Плеве с его Лодзинской операцией.
Прессе поневоле внимают в больших штабах, куда не доносится боевая канонада, и там составляются мнения не без влияния прессы.
Как на характерный пример, укажу на известную в высших штабах (не ниже корпусного) брошюру - обзор Луцкой операции, составленную в штабе Юго-Западного фронта подполковником Громыко, удостоенного за этот полупочтенный труд Высочайшей благодарности, труд, в котором допущено грубое искажение фактов на основании Деникинской саморекламы и прессы.
За взятие Луцка, в котором главная тяжесть и честь боя принадлежала VIII корпусу, Деникин получил одну из редких боевых наград - бриллианты на Георгиевское оружие, ибо въехал в Луцк в автомобиле и там с драгунами кого-то побеждал, как значилось в газетах; как это возможно сделать при наличии перед Луцком заблаговременно укрепленных позиций с 9 рядами проволоки, если предварительно не взять эту позицию, газетным писакам, да, повидимому, и высокому начальству не приходило в голову, но факт взятия Луцка Деникиным на автомобиле закрепили осыпанным бриллиантами Георгиевским оружием.
Возбужденному по этому поводу протесту VIII корпуса, конечно, не только не был дан ход, но он даже не дошел до адресата, бывшего начальника штаба фронта Клембовского».
А у нас историки до сих пор превозносят Деникина за тот опереточный «въезд», в уже захваченный нашими войсками Луцк, на автомобиле!
О других командующих.
«Брусилова в должности командующего армией сменил Каледин сыгравший впоследствии такую трагическую роль на политическом поприще на Дону. Насколько внешность, отличавшая Брусилова импонировала веселое настроении в войсках, настолько мрачная, угрюмая, молчаливая фигура Каледина внушала уныние, страх, а при дальнейшем знакомстве даже озлобление.
Его, что называется, не любили в войсках, кровавую он оставил о себе память в VIII армии; с ним обычно связываются воспоминания не о светлых днях Луцкого прорыва, когда по странной случайности он только что принял армию, уже подготовленную к Луцкой операции, и ему оставалось только спустить тетиву уже натянутого лука, а, по несчастью, принадлежавшим к его творческим потугам прорвать фронт сконцентрированных сил немцев и австрийцев на лобном месте небольшого фронта между Корытницею и Шeльвовым, где в одну и ту же точку в июле, августе, сентябре и октябре месяцах Каледин бросал корпус за корпусом, укладывая их под подавляющим огнем многочисленной артиллерии неприятеля; постепенно гибли VIII, IX Сибирский, 40, оба гвардейских корпуса, гибли лучшие дивизии по непонятному упрямству Каледина, повторявшего ошибку немцев под Верденом.
Но Верден сам по себе представлял пункт особой стратегической важности, признаков которой никак нельзя было найти в безвестных деревнях Корытница, Свинюха и Шельвов.
Никто не понимал, зачем нужно толочь людей в этой огненной ступе, но Каледин толк их упрямо и уже заслужил себе прозвище мясника, графа Кладбищенского-Корытницкого и тому подобное».
(Соколов В.И. «Заметки о впечатлениях участника войны 1914-1917 гг.»)
Как видим, жесткие характеристики у современников полководческих «талантов» А.М. Каледина (чего стОят только прозвища «мясника, графа Кладбищенского-Корытницкого и тому подобные») резко расходятся с бравурными современными его оценками у сочинителей Википедии:
«Высшим достижением его как военачальника считается Брусиловский прорыв в мае 1916, когда армия генерала Каледина наголову разбила 4-ю австрийскую армию и в течение 9 дней продвинулась на 70 верст вперед»!!!
О том, что он только что он тогда «принял армию, уже подготовленную к Луцкой операции, и ему оставалось только спустить тетиву уже натянутого лука», многомудрые современные историки написать постеснялись, как впрочем и о его попытках затем прорвать австро-германский фронт, когда в в июле, августе, сентябре и октябре 1916 года месяцах Каледин «бросал в одну и ту же точку корпус за корпусом, укладывая их под подавляющим огнем многочисленной артиллерии неприятеля; постепенно гибли VIII, IX Сибирский, 40, оба гвардейских корпуса, гибли лучшие дивизии по непонятному упрямству Каледина»…
Вот что об этом «таланте» Каледина писал воевавший там генерал В.И. Соколов:
«Особенно приходила от него в ярость гвардия, на традиции которой пытался наложить Каледин свою руку.
Мне приходилось слышать, что в данном случае Каледин являлся только исполнителем требований Брусилова и что будто бы он чуть не плакал, получая требования Брусилова о повторении этих бессмысленных атак, но если это так, то это все же не может оправдать Каледина, который имел возможность со своего наблюдательного пункта лично видеть обстановку, обязан был открыть глаза Брусилову на несоответствие его требований, да они и не могли простираться до указания точки удара, а ее всегда мог изменить Каледин, отнеся ее только к югу от Корытниц, но мы продолжали долбить четыре месяца в одну и ту же точку.
Это был тот же многострадальный Севастополь: при сближении окопов сторон во многих местах до 30-70 шагов каждый день, даже вне особой перестрелки или боев, гибли сотни людей; в 14 пехотной дивизии, которой я тогда имел высокую честь и счастье начальствовать, в такие дни, когда доносили, что день прошел спокойно, выбывало из строя 100 человек, т.е. в четыре месяца почти вся дивизия.
Проявив полную бездарность, Каледин все-таки продолжал оставаться на своем посту командующего армией.
Думали, что он поддерживается тем же Брусиловым, благоволившим к Каледину, как кавалерийский начальник к кавалеристу, хотя Каледин был казак, т.е. не вполне кавалерист.
Под конец корытницкого кошмарного сидения VIII корпус был причислен к Особой армии, которой командовал Гурко… вся начальническая деятельность выразилась лишь в бесчисленных и многоглаголевыемых инструкциях, наставлениях и поучениях, как воевать, точно мы пришли изучать огромный академический курс по этим писаниям.
Писания эти были скучны, проникнуты сухой теорией и доставляли удовольствие и пользу только самому плодовитому автору…»
Отметим, что и сам Брусилов в целом согласился с оценкой полководческих «талантов» Каледина. Он в своих мемуарах написал:
"Я считал ген. Каледина замечательным начальником дивизии. Но уже в качестве командира корпуса он проявлял себя хуже. У меня не было достаточно оснований не считаться с предложением Царя и отстранить храброго и опытного генерала только потому, что по моему внутреннему убеждению он был слишком мягок и нерешителен для поста командующего армией.
Впоследствии я жалел, что уступил. Опыт войны показал, что Каледин при всех своих заслугах не соответствовал тем требованиям, которые могут быть предъявлены к командующему apмиeй".
О том, что в реальности творилось там, где летом и осенью в 1916 года пытались наступать армия Каледина и Гвардейский корпус генерала Безобразова, в своих воспоминаниях рассказывал тогдашний Глава государственной Думы М.В. Родзянко.
В это время он совершил поездку на Юго-Западный фронт (Брусилова), где в одном из гвардейских полков сражался его сын:
«В штабе Безобразова поражало большое количество штабных офицеров. Из рассказов самого Безобразова о положении на фронте можно было вынести впечатление, что у него полная неурядица…
В Рожище мы приехали в надежде свидеться с сыном, полк которого участвовал во всех боях гвардии, потерявшей тогда убитыми и ранеными до тридцати трех тысяч. Безобразов разрешил вызвать сына по телефону, так как полк его отошел на вторую линию…
Сын приехал прямо в Луцк и после часового отдыха начал рассказывать все пережитое.
Преступная неурядица, несогласованность командного состава, путаница в распоряжениях погубили лучшие войска без всякой пользы. Не только офицерам, но и солдатам было очевидно, что при таких условиях победа немыслима, несмотря на геройство гвардейских частей.
В. к. Павел Александрович, командовавший корпусом, не послушался приказания обойти намеченный пункт с флангов и приказал преображенцам и императорским стрелкам двинуться прямо на высоты Ран-Место. Полки попали в трясину, где многие погибли: пока они вязли, с трудом передвигать по болоту, над их головами носились немецкие аэропланы и расстреливали в упор.
Сын провалился по плечи, и его с трудом вытащили солдаты. Раненых нельзя было выносить из болота, и они все погибли.
Трясина тянулась вплоть до высоты, которая вся была опутана колючей проволокой. Наша артиллерия действовала слабо, проволочные заграждения не разрушала, снаряды ее не долетали или попадали в своих.
Командовавший кавалерийской дивизией генерал Раух не выполнил распоряжения штаба и вместо того, чтобы зайти неприятелю в тыл, отвел свои полки.
Вообще, каждый командующий действовал по своему усмотрению, и люди гибли напрасно. Несмотря на все это, геройские полки гвардии выполнили возложенную на них задачу и, истекая кровью, заняли высоты, после чего им велели отступать…
Сын, всегда спокойный и уравновешенный, сильно волновался и говорил мне:
«Ты должен довести до сведения государя, что преступно так зря убивать народ… Командный состав никуда не годится… Все чувствуют в армии, что без всяких причин дела пошли хуже: народ великолепный, снарядовой орудий в избытке, но не хватает мозгов у генералов. Плохо еще, что нет аэропланов.
Ставке никто не доверяет, так же как и ближайшему начальству. Все это может кончиться озлоблением и развалом.
Мы готовы умирать за Россию для родины, но не для прихоти генералов. Они во время боев в большинстве случаев сидят в безопасных местах, на линии огня редко кто из них показывается, а умираем мы.
У нас и солдаты, и офицеры одинаково думают, что если порядки не изменятся, — мы не победим. Надо открыть на все это глаза…».
Под впечатлением всего виденного и слышанного я отправил подробное письмо Брусилову, а Брусилов, прибавив к моему письму свой собственный доклад, переслал и то, и другое в Ставку.
В результате генерал Безобразов, его начальник граф Игнатьев, в. к. Павел Александрович и профессор Вельяминов были смещены.» (Из мемуаров Михаила Владимировича Родзянко «Крушение империи»).
Обратите внимание на убийственную характеристику поведения царских генералов, данную сыном М.В. Родзянко: «Они во время боев в большинстве случаев сидят в безопасных местах, на линии огня редко кто из них показывается, а умираем мы».
Надо бы отдать должное и самому М.В. Родзянко.
Его родной сын Георгий Родзянко, выпускник Александровского лицея, тогда в чине штабс-капитана, командовал ротой лейб-гвардии Преображенского полка.
В то время, когда у абсолютного большинства высших сановников империи дети откровенно «косили» от армии, или, в лучшем случае «протирали штаны» в земгусарах, где-нибудь в далеком тылу, это было незаурядным явлением.
(О нынешних власть имущих – и речи нет.
Кто-нибудь может представить сына Медведева, или, например, Володина во время боев на передовой, в Чечне?!)
В следующей главе продолжим рассказ о царских военачальниках ПМВ.
На фото: генералы Брусилов, Каледин и Зайончковский. На молебне 37п.д., 1916 г.
(Продолжение:http://www.proza.ru/2020/01/22/534)