Глава 28. Вещий сон

Рута Неле
         Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2019/11/14/2041


        «Я бросаю в очаг череду, зверобой засушенный.
         Ты не понял еще, что теперь мне навеки суженый?
         Здесь, в тайге, одиноко, мой сокол, и очень боязно.
         Я свяжу вот тебя крепко-накрепко толстым поясом.
         Пусть молва называет безумной таежной ведьмою –
         Знай, что мне все равно, если будем покуда вместе мы»

        Автор: Шерил Фэнн  «Я зимой тебя встречу...»


        Саундтрек: Anoice — Ripple



          Дрова в очаге почти прогорели, ещё мгновение – и от огня остались бы только воспоминания. Сквозняк пробрался в дом, холодя обнажённые тела, крепко прижатые друг к другу на разворошенном ложе. Не размыкая объятий, Локи перекатился на бок, на миг отодвинувшись от Ангрбоды, чтобы подхватить край сбившегося мехового покрывала и укрыть их обоих. Лёгким движением пальцев он оживил слабые оранжевые лепестки огня, заставив их тут же метнуться вверх, рассыпая искры по очагу. Пламя загудело, расстилаясь по углям, поднялось ровной стеной, вновь даря утраченное тепло.

          Они не заметили, как землю укрыла темнота. Холодный Нордри* гнал по небу тяжёлые свинцовые тучи, из которых сыпалась мелкая снежная крупа. Медленно падавший с утра снег к вечеру превратился в метель, что всё сильнее завывала за окном, царапая разрисованную морозом поверхность хрустальных пластин сухими колкими снежинками.

          Приподнявшись на локте, Ангрбода рассматривала откинувшегося на подушки любовника сквозь спутанные пряди, упавшие на лицо. Чёрные брови принца чуть хмурились, глаза, напоминающие застывшую бурю, смотрели ни тепло, ни холодно. Серьёзно. Сосредоточенно. Так смотрят в зеркало, пытаясь найти изъяны в собственном отражении.
 
          – Я принадлежу тебе. И больше никому, – её голос звучал ниже, чем обычно, с мягкой хрипотцой, похожей на урчание дикой кошки.

          Локи промолчал, не в силах ничего сказать в ответ на эти простые слова, несущие в себе нечто большее, чем простое признание, и прозвучавшие, как клятва верности. Он знал, что она ждёт ответных слов, но не мог заставить себя произнести их. Вместо ответа принц притянул деву к себе так близко, что она смогла рассмотреть, как медленно расширяются его зрачки, черня изумрудную радужку, и приник к её губам долгим поцелуем, уносящим с собой горечь и напряжение последних дней. Так было нужно. Так было нужно ей. Его поцелуй заставил сердце колдуньи остановиться и замереть, в очередной раз откинув прочь все сомнения, что крикливыми воронами поселились у неё в голове. Потому что вот так, осторожно и нежно, губами к губам, невесомо, не втягивая, а словно обнимая – это было впервые. Глубоко вдохнув запах мужчины, что так сильно кружил ей голову, Ангрбода закрыла глаза и провалилась в глубокий, безмятежный сон.

         Слушая мерное дыхание и спокойное, размеренное биение сердца спящей на его плече женщины, Локи лежал без сна, перебирая её волосы, и думал, что же ему делать дальше. Он понимал,  что всё это странно и неправильно, что всё так не должно быть. Их отношения казались ошибкой – от самого начала и до самого конца. Когда рассудок прояснился от наваждения, на место вожделению и страсти, не торопясь, пришло странное, томящееся опустошение, пробурившее ещё одну дыру в душе. Он испытывал восхищение Ангрбодой – дикое, одурманивающее, сплетающееся с желанием, стремительно уходящее за грань контроля. Манящее и ядовитое. Любовью Локи это назвать не мог. Любви здесь не было, нет, и быть не могло. Скорее – непрошеная, неожиданная, неизвестно откуда взявшаяся и из чего проросшая привязанность. Он не хотел причинить боль лесной колдунье, ведь именно она оказалась для него в этом чужом мире тем волшебным якорем, что не позволил ему, потерявшему в одночасье всех тех, кого он, кажется, любил, полностью рухнуть в пучину отчаяния и ярости. И сегодня, растаяв льдом под её горячими руками, он на время забыл о чём-то несбывшемся, что кололо душу льдистой, не дающей покоя занозой.

          Почувствовав, как веки наливаются свинцовой тяжестью, Локи широко открыл глаза, борясь с подступающей сонливостью. Он боялся снова уснуть. Кто-то из мудрецов сказал, что сны – это то, что когда-либо было, будет, или то, что творится в твоей же собственной голове, а в голове у него в последнее время творился настоящий хаос, который он обуздать никак не мог. Его сны были пропитаны иллюзиями, они закрадывались в каждый уголок сознания, доводя до мучительного бессилия. Минуты складывались в часы, часы в дни – время в Железном лесу текло иначе, и юноша уже почти перестал ощущать его бег, не помня, как давно он покинул город богов, дав себе слово никогда больше туда не возвращаться. Но время, проведённое здесь, не исцелило его душу, лишь помогло смириться. И сейчас он словно стоял на распутье, на перекрестке трёх дорог, которые вели в прошлое, будущее и настоящее. Со всех сторон до него доносились голоса, зовущие его то вернуться в Асгард, то забыть о прошлом и двигаться вперёд, то жить настоящим, предоставив судьбе распоряжаться его жизнью. Он разрывался между воспоминаниями, реальностью и грёзами, не понимая, что ему делать дальше. Локи погряз в этих шатких иллюзиях, словно ища в них спасения, но на самом деле он лишь загонял себя в ловушку, из которой не было выхода.

          Утомлённое сознание окутало невесомой дымкой, погружая разум в лёгкое забытьё, отстраняя от высасывающей энергию тревоги. Это не было сном, как и не было явью, может быть, что-то среднее между ними, где-то на границе сознания и подсознания, когда грань между грёзами и явью стирается напрочь.

          *   *   *

          «Судьба свилась петлёй меж пальцев древних прях, согбенных при свече…
          в неверном свете казалось мне – задушит липкий страх.
          Что толку вопрошать к тому, кто не ответит,
          ведь боги далеки, и слишком хрупок мост,
          ведущий в мир беспамятства, забвенья...».

          Шерил Фэнн.


          Локи пребывал в каком-то ином мире. Окружающий пейзаж казался совершенно незнакомым. Вокруг, куда ни кинь взглядом, царила девственная лесная чаща. Позеленевшие стволы деревьев, скрытые густым кустарником, выглядели не слишком гостеприимно. Под кронами царил лёгкий сумрак, пронзаемый немногочисленными солнечными лучами, косо ложащимися сквозь едва заметную серебристую утреннюю дымку. Они скользили по бархатистой зелени, вспыхивая в каплях росы всеми цветами радуги. И от этого казалось, будто лес усыпан драгоценными камнями.

          Царевич вглядывался в чащу, пытаясь разглядеть в этой красоте хоть какую-нибудь дорогу. Наконец, решившись, он двинулся вперёд, то и дело что-то раздвигая руками, перепрыгивая через узловатые корни деревьев, обходя огромные валуны, поросшие бархатным зелёным мхом, обвитые ползучими травами и оттого особо скользкими и затрудняющими движение. Поначалу поверхность была почти ровной, потом постепенно начала подниматься в гору, идти стало труднее. Спустя какое-то время юноша, наконец-то, взобрался на вершину.

          Внезапно заросли закончились, словно кто-то срезал их гигантскими ножницами. Вид, открывшийся перед глазами, заставил Локи удивлённо присвистнуть. Внизу, словно огромное зеркало, лежало круглое тёмное озеро, на неподвижной поверхности которого, словно белые огоньки, покачивались водяные лилии. С трёх сторон его окружали отвесные скалистые склоны, густо поросшие цепкими кустами можжевельника и корявыми соснами. Искривлённые деревья мёртвой хваткой сжимали камни своими узловатыми корнями, словно скрюченными пальцами, обвивали скалы, проникая вглубь трещин, чтобы удержаться на круче. По краям озера корни выходили наружу, причудливо изгибаясь над поверхностью воды, словно потемневшие от времени скелеты затонувших великанов, что придавало озеру зловещий и устрашающий вид.

         С четвёртой стороны склон горы понижался, и по нему, петляя среди камней и деревьев, сбегала вниз неширокая тропа, теряясь среди росших на берегу исполинских сосен, похожих на величественные колонны, подпирающие небесный свод. На этой стороне горы не заслоняли солнце, и в его лучах можно было рассмотреть небольшой добротный дом, утопающий в цветах и зелени, недалеко от озера. Вокруг стояла первозданная тишина, не нарушаемая даже шорохом листьев.

         У Локи перехватило дыхание – настолько в этом безмолвии чувствовалось нечто бессмертное. Он даже сделал шаг назад, ощутив прилив какого-то непонятного, неестественного страха от созерцания этой величественной красоты. С трудом втянув в лёгкие ставший вдруг густым и тягучим воздух, Локи шумно выдохнул, пытаясь взять под контроль бешено застучавшее сердце. Мысленно обругав себя за малодушие, он тряхнул головой и стал медленно спускаться по извилистой лесной прогалине, ведущей вниз по склону горы. Спуск занял гораздо меньше времени, и вскоре он уже стоял на каменистой дорожке под кронами неохватных, позеленевших ото мхов вековых деревьев-гигантов, вершинами уходящих в совершенно нереальную вышину и терявшихся там, куда не достигал взгляд. Даже птицы молчали, храня покой и тишину этого места. Всё здесь, казалось, излучало небывалую силу и мощь.

          Внезапно дверь дома скрипнула, и на пороге показалась очень высокая, редкой красоты женщина, одетая в белые свободные одежды. Выйдя из дома, незнакомка взяла стоявшее  у стены большое деревянное ведро и направилась по дорожке к берегу озера. Локи спрятался за огромным, позеленевшим от времени валуном, издали наблюдая за незнакомкой. Набрав воды, она подошла к одному из мощных корней, вздымавшихся из земли в три с лишним роста её самой и снова уходящих в землю, и вылила воду к его подножию. Таинственная красавица неспешно ходила с ведром к озеру и обратно, повторяя свои действия раз за разом, пока вся земля вокруг корней не пропиталась водой. Неожиданно для себя принц обнаружил, что взирает на всю эту картину с приоткрытым от изумления ртом. Нервно сглотнув слюну, он почувствовал, как в горле вдруг пересохло, и по спине пробежал неприятный холодок, когда внезапная догадка яркой вспышкой озарила его разум, как будто  в тёмном зале включили яркий свет. Настолько невероятным было предположение, что Локи не поверил сам себе.

          – Верданди, – прошептал он, удивляясь собственному голосу, прозвучавшему скрипуче, как старая дверь, которой давно не пользовались.
 
          Он не ошибся – это было древнейшее место силы, огромной силы. Горная гряда, окружающая его – ни что иное, как выходящие на поверхность корни Иггдрасиля, поросшие молодыми побегами, напоминающими древние окаменевшие деревья. Озеро – источник Урд, каменный колодец Вирда, чьи богатые живительной энергией потоки били из под земли, питая Мировое Древо. А дом – Чертог Судьбы, скромное жилище вечных норн. В Асгарде все знали об этом месте, но лишь избранные могли удостоиться чести увидеть его собственными глазами.

          Впору было бросить всё и умчаться отсюда, куда глаза глядят, но внутренний голос настойчиво велел Локи остаться, и принц продолжал неотрывно следить за незнакомкой, в которой он узнал одну из трех могучих дев Нифельхейма*, что определяют судьбы людей и богов — Хозяйку Челнока, великую Ткачиху Верданди.

          Норна прекратила поливать корни, поставила ведро наземь и, подняв голову, внимательно посмотрела в ту сторону, где укрылся царевич.

          – Ну, хватит уже прятаться, – дружелюбным, спокойным голосом предложила она. – Я тебя вижу. Выходи, не бойся.

          Локи досадливо поморщился и, слегка помедлив, вышел из-за камня. Ощущая непривычную для себя робость, он  медленно подошёл, заворожённо глядя на стоящую перед ним богиню. Красивее женщин он не видел в жизни. Очень высокая, выше самого принца, стройная, с источающей внутренний свет прозрачной белизны кожей, она казалась сотканной из тончайшего льда. Выразительные продолговатые, чуть оттянутые к вискам глаза цвета космической глубины, чёрные, как ночь, блестящие волосы, волной спускающиеся до талии, тонкий стан, манящий изгиб губ – она завораживала нетронутой временем и переживаниями неземной красотой.
 
          – Мир тебе, Верданди, – сдавленно выдохнул он, показывая, что знает имя собеседницы, и почтительно склонил голову, опуская взгляд, ни на секунду не усомнившись в правильности этого жеста. Эту великую деву Судьбы просто невозможно было приветствовать как-то иначе.

          – И ты здрав будь, Локи, сын Лафея.

          – Ты меня знаешь?

          – Мне ли не знать умнейшего из всех молодых богов Асгарда, самого заносчивого, лицемерного и хитрейшего из них всех, того, кому неведомы правила и кто не на шутку запутал нить своего Вирда, пытаясь сплести свой собственный узор? – норна не слишком искренне улыбнулась, её синие глаза смотрели холодно. – Что привело тебя в эти земли?

          Принц поймал себя на том, что самым неприличным образом рассматривает Великую Пряху. Она казалась молодой, но эта иллюзия тут же рассеялась, стоило ему повнимательнее взглянуть в её бездонные глаза – показалось, что он заглянул в тёмный колодец без дна, куда столетия падают, как камни, вызывая на поверхности лишь лёгкую рябь. Это было неприятное ощущение. Норна стояла, словно не замечая эффекта, произведённого на пришельца. Она бесстрастно взирала на него, терпеливо ожидая ответа. И Локи невольно подумал, что когда он был ребенком, так смотрела на него Фригг – то ли просяще, то ли убеждающе, в ожидании, когда он примет верное решение. Как назло, ничего подходящего на ум не приходило.

          – Итак, – широкие чёрные брови Норны сурово сошлись на переносице, и Локи почувствовал себя крайне неуютно под прицелом этих холодных глаз, сквозь которые на него смотрел иной разум. – Терпения у меня много, я или дождусь, когда ты устанешь молчать и уйдешь, или победит любопытство

          – Я и сам не могу понять, как оказался здесь. Какая-то неведомая сила занесла меня сюда. Вероятнее всего, это простая случайность, – Локи растеряно пожал плечами.

          – В жизни богов не бывает случайностей, – голос Верданди оставался ровным, но в нём появились металлические нотки, и каждое слово падало веско, подобно свинцовым каплям. Ласковое, искреннее выражение её лица словно рукавом смахнуло – оно пропало моментально, как солнечный блик на воде, оставив после себя лишь воспоминание. Теперь глаза норны напоминали застывший лёд холодного северного моря. – Ты вторгся в чужие владения, нарушил наш с сестрами покой. То, что ты видишь здесь – не для твоих глаз, и всё же ты видишь. Так узри же собственную глупость.

          Она взяла Локи за запястье, и принц остро ощутил скрытую внутри её тела магию – дикую, неистовую и неукротимую, как буря. Подведя его к священным водам источника, в которых отражалось прошлое и будущее, Норна провела рукой над водой. На гладкой, как зеркало, поверхности перед взором царевича возникли картины из его детства. Он увидел себя и Тора детьми, беззаботно барахтающимися на залитой солнцем поляне среди луговых цветов. Они весело, серебристо смеялись, неумело плели венки из трав и цветов, а затем наперегонки бежали к матери, чтобы первыми вручить ей свой букет.

          Норна снова махнула рукой, и Локи с удивлением увидел Фригг, любовно расставляющую на каминной полке собственноручно сделанные им подарки: вырезанную из дерева лошадку почему-то с восемью ногами, свернувшегося кольцами, непропорционально большого глиняного змея, клыкастого волка и страшненькую куклу – его первую, неудачную попытку починить сломанную игрушку с помощью магии. Оказывается, мать хранила все подаренные им безделушки. Увидел, как  Фригг перевязывает ему разбитую коленку, гладит по голове, шепча на ухо слова утешения. Как, обняв одной рукой за плечи, читает ему «Книгу Заклинаний», а он смотрит на неё расширившимися глазами и шёпотом повторяет таинственные слова вслух.

          Картинка сменилась вновь, и Локи увидел себя и Тора с изуродованными яростью и ненавистью лицами, пытающихся уничтожить друг друга. А следом – гневное лицо Фригг. «Каждый удар, который ты направляешь против него, это удар в мое сердце», – кричала она Тору, опустившемуся перед ней на колени и склонившего голову: «Мне так жаль, мама».

          – У тебя была любящая всей душой мать, что дорожила тобой превыше всего, и брат, не умеющий показать свою любовь, но никогда не прячущийся за ложью. Ты отрекся от них в угоду своей гордости. Познай же свою мелочность.

          Еще один взмах тонкой белой руки, и перед глазами принца возник мерцающий, словно сотканный из паутины, образ хрупкой девушки, почти девочки, похожей на хрустальное утро ранней осени. Сквозь густой полог листвы на её лицо падал солнечный свет, путаясь  в огненно-рыжих кудрях. Ветер играл её волосами, растрепав косу. Девушка безуспешно пыталась убрать выбившиеся пряди и улыбалась ему невозможной, счастливой улыбкой.

          – Сигюн Ньёрддотир любила тебя так сильно, как уже никогда и никого не сможет полюбить. Она поставила на карту своё будущее ради любви к тебе. А что сделал ты ради любви к девушке? Ты оттолкнул её, пытаясь уверить себя, что не хочешь причинять ей боль, но это была лишь попытка убежать от своей собственной боли, что грызёт тебя прямо сейчас. Познай же свою слепоту.

          В четвёртый раз повела великая Пряха рукой над водной гладью, и на зеркальной поверхности возникла совсем недавняя картина – толпящиеся вокруг него йотуны - мужчины, женщины и дети, с надеждой и восхищением заглядывающие ему в глаза; Ангрбода, в слезах и отчаянии, бросающая ему в лицо горькие, но справедливые обвинения. И, наконец, он сам, приносящий клятву в Храме Солнца, положив правую руку на алтарь и скрестив пальцы на заведённой за спину левой руке.

          – Клятвы – это не обычные слова, не простые обещания, забыть которые тебе, что пальцами щёлкнуть. Клятву нельзя просто так преступить или обойти. Когда бог нарушает клятвы, Судьба карает безжалостно. Познай же свою трусость.

          Видения исчезли, и водная гладь снова зарябила, размывая отражавшиеся в ней фигуры принца и норны. Локи стоял, не в силах поднять головы, чувствуя, как обрывки воспоминаний битым стеклом рассыпаются в памяти, причиняя неожиданно острую боль. Ёще немного, и уже никто не сможет ненавидеть его сильнее, чем он сам себя. Внезапно Верданди склонилась, ухватив его за подбородок холодными сильными пальцами, силой заставила посмотреть себе в лицо. Царевич поднял на неё глаза – сухие и тусклые, отражение самого себя внутри.

          – Твоя беда, Локи Лафейсон, – Норна говорила хладнокровно, и в её леденящем взгляде не было и намека на заботу, – состоит в том, что ты, незаконнорождённый полукровка, ни ас и ни йотун, ставишь себя выше любого разумного существа из другого мира. Пока ты чувствуешь, что наиболее важное и значительное явление в мире – это твоя персона, ты никогда не сможешь по-настоящему ощутить окружающий мир. Ты не видишь в нём ничего, кроме самого себя. И отталкиваешь от себя всех, даже тех, кого любишь. Ломаешь чужие жизни, безжалостно ступая по осколкам их надежд, ибо не доверяешь никому, даже себе. Рождённый во льдах Йотунхейма и воспитанный под солнцем Асгарда, ты унаследовал холодную голову и горячее сердце, что вечно вступают в схватку между собой, обрекая тебя на вечные терзания. И с каждым твоим шагом, с каждым поступком эта пропасть в тебе растёт. Тебе становится хуже и хуже. Ты всё больше замыкаешься, таишь свои страхи под коркой льда, не выпуская наружу, и в недрах этого ледяного царства тебе всё так же отчаянно хочется убежать. Не от мира. От себя самого. Ты ненавидишь и отвергаешь ту свою часть, которая, как тебе кажется, не той крови. Но поддаваясь тёмным чувствам, лишь отравляешь свою душу, ибо злость и ненависть дают недоступную мощь и силу, но и плату за это берут немалую: просачиваются в душу, отравляя её, оскверняют, ведут к самому краю пропасти. Один неверный шаг – и ничего уже больше не будет важным, всё исчезнет, всё пропадет. И когда в страхе ты оглянёшься назад, то увидишь лишь одиночество и пустоту. И тогда уже не хватит всей любви мира, чтобы эту пустоту заполнить.

          Локи сжал челюсти, чтобы не закричать. Каждым своим словом норна резала его, словно ножом. Слушая Верданди, принц чувствовал себя песчинкой в огромном, бесконечном пространстве. Ощущение собственной ничтожности перед ликом Судьбы тяжким бременем легло на плечи, буквально раздавив его.

          – Узри своё будущее, дитя Лафея, – Норна впилась в глаза царевича тяжёлым давящим взглядом и больше не отпускала. Красивое лицо её неуловимо изменилось, стало пугающим, чужеродным, словно из-под маски, призванной успокаивать и вселять надежду, показалась суровая усмешка судьбы.

          Великая Пряха нависала над ним, и Локи пришлось задрать голову, чтобы сохранить зрительный контакт. Он заглянул в глаза богини, ставшие похожими на полированную сталь, лишённые прежней родниковой прозрачности, и в их бездонной, мрачной глубине внезапно увидел страшные картины: оскалившийся прозрачными зубьями край разрушенного Радужного моста; осколки, летящие в Бездну; изломанное, неподвижное тело Тора и возвышающегося над ним Разрушителя; мёртвую Фригг в луже крови; покорёженные, раскуроченные дороги; разрушенный, пылающий Асгард; гигантские чужеродные корабли, подобные мифическим левиафанам, и эскадрильи боевых катеров в небе над обгоревшей, стонущей землей. Мелькали чужие лица, в ужасе разбегались люди, рушились дома, брызги стёкол летели в разные стороны, фигурки падающих людей летели в бездну – и над всем этим Хаосом – он сам, устрашающий и величественный, мрачной тенью взирающий на дело рук своих с верхушки огромного здания.

          – Что это? Что это такое? – едва не задохнувшись от безумной круговерти, холодея от ужаса, прошептал он. – Я бы никогда... я никогда...

          – Слова – это ветер, принц. Только поступки свидетельствуют о том, что ты хранишь в своём сердце, – холодно прервала его лепет Верданди. – Мало кто совершает зло просто так, всегда есть причина, а порой просто нет другого пути, но это всё равно ничего не меняет. Ты увидел лишь часть своего жизненного пути, малую толику того, к чему может привести череда бесконечно совершаемых тобою ошибок.

          – Неужели мой орлёг в том, чтобы сеять Хаос и разрушение? – взгляд Локи был полон изумления, граничащего с ужасом.

          – Я не могу раскрыть твое высшее предназначение. Знать наверняка, что случится, как, где и почему, не вправе никто. Принято считать, что нельзя избежать участи, назначенной Роком. Но судьба – не приговор, она может измениться, и события меняют свой ход. У каждого есть долг, с которым он приходит в жизнь, каждый сам находит свой орлёг и решает: следовать ему или пытаться противостоять. Мы лишь даём семена, а что вырастет из них, зависит только от тебя. Вглядись во тьму своей души, и ты увидишь там много того, чего раньше не замечал. Перестань оценивать и осуждать себя, но сумей полюбить. Не за то, кем ты являешься. А просто за то, что живой. Разумный. За то, что у тебя есть душа. И она страдает, скитаясь в ледяной пустыне, куда ты её заключил. Только так ты сможешь обрести силу и мудрость, чтобы давать отпор ударам Судьбы и изменять свой Вирд. Большего я не скажу. Уходи.

          Норна отпустила его подбородок и, подняв с земли ведро, набрала воды и стала вновь поливать корни, как будто Локи здесь и не было.

          *   *   *

          «Нет ничего фальшивее пророчеств, нет ничего вернее предсказаний.
          Поверишь лишь тому, чему захочешь, сей тайный мир почти неосязаем.
          Нет ничего видений тех обманней, суровых и грозящих острой болью,
          сливающихся с сумеречной гранью.
          Ты, всё что видишь, забери с собою!».

          Шерил Фэнн.


          Он вынырнул из омута сна, хватая ртом воздух, словно утопающий, резко открыл глаза, помотал головой, приходя в себя. Несколько секунд сознание металось между сном и действительностью, затуманенное не до конца развеявшимся сновидением. Ему казалось, что в ушах до сих пор звучит женский голос, шепчущий: «Судьба может измениться. События меняют свой ход». Локи повернул голову и увидел Ангрбоду. Ровное дыхание мирно спящей на его плече женщины окончательно убедило его, что это был только сон, смыв ужас и панику из его сознания. Некоторое время он тихо лежал, глядя в потолок, однако мысли его были далеко от этой комнаты.
 
          Осторожно встав, стараясь не потревожить колдунью, принц подошел к окну. Снег прекратился, тучи рассеялись, и на очистившемся небе сияли крупные звёзды. Лес, утонувший в густых предрассветных сумерках, казался безжизненным и каким-то вымершим. Тишину нарушал лишь тихий перезвон заледеневших ветвей.

          Накинув на плечи камзол и сунув ноги в высокие сапоги, Локи вышел на крыльцо, с удивлением замечая, что почти не ощущает холода. Не было дрожи, не сводило судорогой тело, хотя от его дыхания в воздухе появлялись белесые облачка пара. Йотунская кровь медленно, но уверенно делала своё дело. Облокотившись о перила веранды, он замер, бездумно глядя перед собой, запретив себе думать, чувствовать, пытаясь удержать спасительную внутреннюю пустоту. Не разрешая себе вспоминать. Но помимо воли взгляд устремлялся в нависающий тёмным полотном небосвод, усыпанный яркими, словно бриллианты, далекими и чужими звёздами, чей холодный свет не согревал и не притягивал взгляд, заставляя в мыслях возвращаться к полузабытому, но такому родному небу Асгарда, что он оставил далеко позади.

         Перед его мысленным взором проносились эфемерные, тонкие, летучие образы далеких дней: золотой город, блистающий в лучах заходящего солнца; чистый свет Радужного моста; грохочущие по обе стороны от него волны, несущие с собой свежий запах моря; шорох листвы, пение трав под ветром, шелест дождя и звон ручьев; хрустальный купол Обсерватории; блеск Золотого Чертога вдалеке – и над всем этим распростёрли свои объятия созвездия всех Девяти Миров. Это были воспоминания о чём-то добром и счастливом. Сегодня родной мир казался ему далёким, недостижимым сном, в который он уже никогда больше не попадёт. Он чувствовал, как медленно угасает вдали от родины и тех, кого любил, хотя и не желал признавать этого.

          *   *   *

          «Приручала, привечала, вином поила.
          При себе хотела оставить навечно.
          Только волком диким он смотрит мимо –
          время вовсе не любит, не лечит.
          Он уходит под вечер – и след простынет.
          Он уходит под утро, а сердцу больно.
          Сколько вёсен-зим ещё в прошлое сгинет,
          а душе задыхаться, гореть в неволе...».

          Шерил Фэнн.


          Проснувшись, но так и не открывая глаз, Ангрбода лежала, боясь спугнуть нежное, острое послевкусие до невозможности ярких воспоминаний прошедшей ночи. Несмотря на прожитые века, она чувствовала себя словно девушка, что ещё и не жила на свете. После всего пережитого на сердце было тепло и спокойно. В доме приятно пахло горящими дровами, травами и ещё чем-то неуловимым – может быть, им? Щёки внезапно обожгло румянцем от нежданно нахлынувшей лавины стыдливых, нелогичных женских надежд, в которых она не созналась бы никому на свете, даже с ножом у горла. Если бы Локи узнал о них, она бы сгорела со стыда.  Ангрбода слепо пошарила рукой, прохлопывая пустоту рядом с собой в поисках того, кто вызвал в ней все эти непривычные чувства. Внезапно осознав, что в постели она одна, колдунья резко открыла глаза и села, испуганно завертев головой из стороны в сторону. За окном стояла непроглядная тьма. Локи нигде не было видно. Как и его одежды. Дева с тихим, измученным стоном откинулась на спину, запрокинув голову и больно стукнувшись затылком об изголовье кровати. Он снова ушёл. Бросил её, не сказав ни слова, после всего, что между ними было. Ангрбода едва не заскулила от охватившей её тоски, как вдруг откуда-то снаружи до её слуха донёсся невнятный шорох. Оттолкнувшись руками от кровати, она спрыгнула на пол, утащив за собой покрывало, на ходу закутывая в него обнажённые плечи, выскочила в сени и замерла, остановившись.

          В чернеющем проёме открытых дверей женщина увидела Локи, стоявшего к ней спиной, подавшись вперёд и оперевшись локтями о резные перила. Плечи его поникли, словно под неподъёмным гнётом, и вся его фигура казалась далёкой и холодной статуей, застывшей в своей безжизненной неподвижности. Стараясь ступать как можно бесшумнее, Ангрбода подошла и стала рядом. Локи даже не обернулся к ней, глядя прямо перед собой, не двигаясь и почти не дыша. Ей был виден только лишь его острый профиль да пряди волос, занавесившие правую щеку, которую пересекал уже еле заметный белесоватый шрам.

          – У меня дома совсем другие звёзды, – слова его прозвучали остро и вымученно, едва ли не как признание.

         Ангрбода на мгновение замерла: впервые за всё время принц назвал Асгард своим домом. Лицо её исказилось в болезненной гримасе, и даже дышать стало труднее, когда она внезапно осознала простую истину: Локи не прекращал любить свой почти родной мир. Любить преданно, отверженно, слепо, несмотря на все рассказы о неблагодарной семье, ненастоящей родине и вселенском непонимании. Ей до зубовного скрежета захотелось напомнить ему недавнюю фразу о том, что «дома у него нет», но  в этот момент Локи обернулся, и едкие слова, что вот-вот готовы были сорваться с языка, застряли у неё в горле. В глазах его была пропасть, которую он и не думал скрывать. Во взгляде – одни только беды.

          Ангрбода поняла, что её обиды, обвинения и едкий сарказм были последними, в чём Локи нуждался сейчас. Она ещё ближе шагнула к нему, заглядывая в зелёную, тёмную бездну его глаз, буквально всей кожей ощущая, как внутри него что-то предостерегающе трещит, словно вот-вот порвётся, вот-вот сломается так, что вовек не соберёшь.

          – Я могла бы еще раз повторить, что твой дом здесь, но переубеждать тебя всё равно, что сражаться с волнами в шторм – опасно и бессмысленно, – она пыталась говорить холодно, но голос её не слушался.

         На миг на тонких губах принца вспыхнула странная улыбка, но тут же погасла. На некоторое время между ними повисла тишина. Локи смотрел так, словно вовсе не хотел видеть её – так бывало всякий раз, когда он был не готов признаться в своей беспомощности, но и избавиться от неё не мог.

         Внезапно Локи притянул её к себе одним резким слитным движением, чуть покачнувшись, когда дева приникла к его груди, обнял и зарылся лицом в спутанные, пропахшие дымом и магией волосы. Ему хотелось сказать, что Ярнвид, ставший ему приютом, хранит в себе не только горестные воспоминания, но и светлые, радостные, способные восполнить ту пустоту, что образовалась в нём в тот сложный и трагичный период жизни, когда его собственный мир рухнул в одночасье. Что это и его дом тоже. Но все слова застряли у него в горле и так и остались невысказанными.

          – Я должен уйти. Но я всегда смогу вернуться… – глухо пробормотал Локи и замолчал, уткнувшись ей в шею. Он не хотел разговаривать. Он прощался.

          Ангрбода почувствовала, как к горлу её подкатывает комок. Ей показалось, что Судьба раскрыла свои призрачные крылья, готовясь пронестись над ними, подобно снежной буре.  Вскоре она закружит Локи, унесёт далеко-далеко отсюда, а она останется здесь, в своём лесу, укрывшись за шумом вековых елей, волчьим воем и холодными снегами. Сейчас для неё не было ничего хуже, чем вновь и вновь ощущать всем телом проклятое тепло его объятий. Если бы только Ангрбода могла, она бы возненавидела этого несносного бога и хранила бы это чувство, как талисман, способный уберечь её от боли всех последующих тысячелетий, что были уготованы ей прожить без него. Но она не смогла переломить в себе то, что прорастало в ней столько лет ядовитым вьюнком, оплетая душу и сердце. Она презирала себя за свою слабость, за то, что ничего не могла противопоставить этой чистой и наивной любви.

          Почувствовав, как по щекам катятся непрошеные слёзы, она мягко высвободилась из его рук, выдыхая, отводя глаза, глядя куда-то в сторону опустошенным взглядом, осознавая, что все её слова – пустой звук.

          – Это ведь из-за неё, да? Из-за той девушки? – все так же не поднимая взгляда, тихо произнесла она. – Почему ты никогда не говорил о ней?

          Локи дёрнулся, как от удара, глаза распахнулись, блеснув неприкрытой болью, но тут же снова подёрнулись прозрачной пеленой. На лице проступило какое-то мрачное, болезненное выражение.

          – Она… – произнёс он, и голос его сорвался. – Она просто слишком глубоко внутри.

          Ангрбода почувствовала, как сердце дало сбой, словно что-то умерло в груди. Наверное, это была какая-то часть безумной, не поддающейся здравому смыслу надежды, которая потаённо живет в каждой женской душе. Она как-то не к месту, неестественно и вымученно рассмеялась, хрипловато и неловко, комкая ткань покрывала, сползающего с плеч, и вскинула на бога ослепительно радужные глаза, пронзительные, тревожные, пульсирующие тёмной силой, что древнее всех миров.

          Локи смотрел на неё, окутанную тёмным пологом распущенных волос, и от её сумрачной красоты у него перехватило сердце. Судорожно сглотнув, он подался вперёд, замерев в нескольких сантиметрах от белеющего в темноте лица йотунки. Наклонившись к её уху, практически прикасаясь к коже губами, он даже не прошептал, а выдохнул со странным, неприкрытым раздражением – то ли к себе, то ли к Ангрбоде:

          – Не стоит плакать. Слёзы не для нас. Не для таких, как мы, верно? Давай лучше начинай меня ненавидеть…

          Дева смотрела на принца безотрывно, впиваясь взглядом в его черты, отпечатывая их в памяти. Расстроенный, обозлённый – он был красив жестокой, холодной красотой. Как бы там ни было, но всё то время, что они проводили под одной крышей, в душе Ангрбоды теплилась надежда, что она сумеет растопить лёд в сердце Локи, что он забудется, потеряв счёт времени и чувство реальности, посмотрит на неё другими глазами. Кто же виноват, что сказка с былью не срослась. Горечь на душе её цвела все ярче.

          – Ненавидеть тебя столь холодным и отстранённым гораздо легче, так же просто, как жить, как дышать. А вот любить? – Она немного отступила назад, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Знаешь, в чём разница между нами?

          Он хотел ответить, дёрнулся было вперёд, но дева предостерегающе подняла ладонь, и Локи отступил.

          – Будь ты немного проницательнее, ты бы понял, однако ты становишься исключительно слепым, когда дело касается тех, кто тебя любит. Конечно, ты сможешь прожить и без меня. А я... Я бы смогла отказаться от тебя, если бы мне хватило сил, смелости, мужества или же безумия. Но норны мне свидетели – я не сделаю этого. Наша разница в том, что ты сможешь без меня. Я без тебя – нет. Но не волнуйся, я не претендую на место в твоём сердце и, тем более, на твою свободу. Ты получил всё, в чём нуждался. Мне больше нечего дать тебе. Теперь можешь идти, куда захочешь.

          *    *    *

          «У неё холодные руки. У неё улыбка Мадонны.
          У неё идеальное тело. У неё бесподобная кожа.
          У неё – колдовство. У неё – не-иллюзия власти.
          У неё – не весна. У неё невозможного нет.
          И ненужного нет. Но и нужного тоже, к несчастью –
          Он хотел бы рискнуть. Может быть, через тысячу лет.
          Он хотел бы суметь. Дорасти. Доползти. Докричаться.
          Доказать, что он тоже на деле не лыком-то шит –
          Что удержит свой скипетр, что сможет с державой справляться.
          Но он скоро уйдёт. А она так и будет не жить –
          С ледяными руками. С улыбкою как у Мадонны.
          Бесподобная вся. Как же гордо расправлены плечи!
          ...На прощание – 
          на подлокотнике трона – 
          Он целует в висок свою персональную Вечность».

          Шерилл Фэнн.


          Что-то изменилось в лице принца, когда Ангрбода, сделав шаг назад и плотнее закутавшись в накидку, словно ей вдруг стало нестерпимо холодно, произнесла это непосильно тяжёлое для неё признание. Каждое её слово приносило новую порцию сомнений и растерянности, вселяя в него желание уйти, закрыться в себе, чтобы больше ничего не чувствовать и вновь стать тем самым монстром, холодным и расчётливым, каким она назвала его недавно. Но не получалось. Оба они зашли уже слишком далеко. И у него не было шанса повернуть вспять, спрятаться под ледяной непробиваемой бронёй от её ранящих слов и взглядов. Локи понимал, что многим обязан лесной колдунье, ведь именно она вытянула его из той пучины отчаяния, в которой он оказался, помогла ему, дав понять, что и для него существует своя собственная дверь в жизнь. И не её вина в том, что прошлое, словно горячий, пульсирующий ожог, не хотело отпускать его, раз за разом унося сознание туда, откуда возвращение давалось с неимоверной тяжестью.

         Он осознавал, насколько трудно хозяйке Железного леса, привыкшей неизменно считать себя сильнее всех, признавать перед ним свою слабость и беспомощность. Локи приоткрыл рот, словно хотел сказать какие-то важные слова, но колдунья уже не видела этого. Резко развернувшись, она почти бегом вернулась в дом, а он ничего не предпринял, чтобы остановить её. Стоял молча и неподвижно, сдвинув брови и нахохлившись, словно большая встрёпанная птица.

          Ангрбода была не права. Ему тоже было больно, его ломало на части. Но пусть всё так и остаётся, пусть. Он уже привык к боли, выдерживал всегда, выдержит и в этот раз. А вот она? Локи верил, что и она справится, выстоит, удержится на плаву, даже если весь мир вокруг рухнет в одночасье. Почему-то он был в этом уверен. Может, потому, что знал: если понадобится, он всегда придёт к ней на помощь, чтобы постараться защитить, уберечь, вне зависимости от того, примет ли она его участие или нет.

          А сейчас... Сейчас в Йотунхейме у него оставалось одно незаконченное дело, знать о котором Ангрбоде было не обязательно. Она непременно увязалась бы с ним, не спрашивая, хочет он того или нет. Это было его личное дело. Он принял на себя виру отомстить своему так называемому отцу за гибель своей родной матери и за своё наследное звание монстра. И хотя Локи больше не ощущал той растерянности и ярости, что чуть было не убили его, когда он узнал о своем происхождении, и даже роль приемыша уже не казалась такой обидной, но внутренний голос настойчиво шептал ему: пойди и узнай...

           ПОЯСНЕНИЯ АВТОРА:

        * Нордри – северный ветер.

        * В скандинавской мифологии трёх норн часто называют «могучими девами из Турсенхейма», то есть Нифльхейма, родного мира инеистых турсов.

        * Пальцы скрещивают за спиной, когда клянутся в чём-то, но выполнять клятву не намерены. Тогда клятва не считается…


        Следующая глава: http://www.proza.ru/2020/02/16/28