Сказки о Бохайском царстве. Часть 3

Предыдущая часть: http://www.proza.ru/2019/12/07/1159


Глава 21. Дальний путь


Поехали на рассвете. В отряде оказалось семеро односельчан, считая Гогсигу и Мангули. У каждого всадника были ещё вьючные лошади с товаром. У деда с внуком на двоих была одна дополнительная лошадь с небольшими вьючками на спине. Сначала ехали по реке, тем же путём, что на рыбалку. Теперь снега на льду было больше, но местами ветер его сдул, и лёд был чёрным и блестящим. Такие места объезжали. Мангули вспомнил, как катался по льду Андар, и ему стало немного грустно от того, что собаку пришлось оставить с даней Гобо. Но унывать было некогда – начиналось приключение, может быть самое большое приключение в жизни маленького отважного человека с новым именем Мангули, к которому он так привык, что теперь редко вспоминал то, которое дали родители.

До моря добрались быстро. Тут, на просторе ветер был сильным и дул в лицо, от чего щёки замерзали до боли, а глаза слезились. Мангули мысленно поблагодарил даню, которая сшила ему меховые рукавички и чуть не насильно привязала их к рукавам меховой куртки. Пальцы замерзали даже в этих рукавицах.

Ехали вдоль плоского берега, поросшего сухими травами, потом свернули в устье реки, которую называли Майхе*. Поехали по ней среди тростниковых берегов, любуясь дальними невысокими сопками, затем свернули влево, в устье притока и ехали долго по заснеженному льду реки, которую Гогсига назвал чудным именем Батальянза*. Она то расширялась в целое озеро, то сужалась в узкую речку. Ехали, пока не увидели следы полозьев влево по редколесью. Здесь скорость стала меньше, потом дорога пошла дубняком, в котором было безветренно и потому тепло.

Начался пологий спуск к обширному белому пространству.

– Мапа, это что, море?

– Да, залив. По нему поедем. Вон тот длинный мыс Гусиная Голова* называется. Там есть пост, раньше отряд контроля там стоял. Теперь не знаю. А сегодня где-нибудь здесь заночуем

– Контроль – это что?

– Проверка. Всех, кто проезжал, проверяли. Чтобы везли что дозволено и ехали как положено. Оплату брали.

– За что оплату?

– За дорогу, которую тут содержали в порядке, переночевать в домах на посту можно было, лошадей покормить, самим военным нужно жить – для этого оплата. А кроме того, за порядком они следили, чтобы грабители не заводились вдоль дороги. Теперь, ты заметил, ни одного военного отряда не встретили, да и дороги, считай, нет, никто её не расчищал. По памяти прошлых лет люди ездят.

Тут, в истоках ручья, текущего в залив, решили остановиться на ночлег. Устали от большого перехода и лошади, и люди. Мангули с трудом размял ноги, помог деду растянуть полог, похлебал жидкой каши и тут же у общего костра уснул. Гогсига отнёс его под полог, завернул в меховое одеяло, развёл напротив полога большой костёр и улёгся рядом. Спалось безмятежно, кроме того, что приходилось вставать на дежурство. Юного мужчину не будили.

Наутро выехали на лёд, и к тому времени, как солнце осветило дубняки на мысу Гусиная Голова, действительно издалека похожего на вытянувшего шею гуся, добрались до разрушенных и сгоревших строений контрольного поста. Всадники помрачнели.

– Мапа, это кидани сожгли?

– Не думаю, что кидани. Зачем им разрушать то, что им самим может пригодиться?

– А кто же тогда?

– Есть люди, пиктэрэн, которые не привыкли мыслить, зато любят напакостить, когда их никто не видит. Путники могли здесь останавливаться на ночлег или непогоду переждать. Теперь вот… Хорошо, мы вчера сюда не добрались. В лесу было приятнее.
После мыса повернули направо, ехали по льду широкого моря. Ветер снова дул в лицо. Мангули с интересом рассматривал из седла огромные цветы на матовом льду.

– Мапа, что это за узоры?

– Так морской лёд устроен. Это из-за соли. Пресный лёд совсем другой, чистый, а морской никогда прозрачным не бывает.

– Ты ночью топни по льду ногой, увидишь: он светится, – сказал Афонгу.

Мангули проникся уважением к Афонгу за то, что тот хотел воевать с киданьскими наёмниками из крепости, и был рад ехать в одном отряде с этим человеком.

Позади слева на фоне высокого берега видна была среди льда чёрная горка.

– Мапа, это там остров?

– Да, Большая Лепёшка называется. А вон, впереди, видишь, то Малая Лепёшка. Вот до неё доедем, напротив тоже пост будет на мысу. А может, и не будет…

Пост был. И были постовые. Они, конечно, издали заметили караван и стали махать белым полотном на высокой палке и развели дымный костёр.

– Чего они машут? – спросил Мангули.

– Приказывают подъехать, – ответил Гогсига.

– Мы же далеко, давайте уедем, зачем им подчиняться?

– Уехать мы можем, поди, не догнали бы. Но нашим попутчикам нужно ехать вверх по реке, которая за этим мысом. А нам с тобой ещё тут обратно проезжать. Так что, лучше подчиниться.

Подъехали к строениям на берегу. Отряд из двенадцати разноликих воинов – люди из мохэ, когурё, а командир киданин, – все выстроились с оружием встречать проезжающих. Гогсига, как выборный старший каравана, выехал вперёд, вежливо поприветствовал командира, попросил разрешения проехать для обмена товаров в городах.

– Приветствую уважаемых подданных великого кагана! – выкрикнул командир.

Гогсига успел обернуться, зыркнуть строгим одноглазым взглядом на своих, в первую очередь на Мангули и Афонгу.

– Или есть среди вас не подданные кагана? – с усмешкой продолжил командир.

– Мы приехали издалека не оспаривать победу киданьского кагана, мы не собираемся отрицать право киданьских воинов контролировать проезд людей для торговли. Порядок необходим при любой власти, и он только на руку простым людям, – ответил Гогсига.

– Нечасто встречаются такие понятливые. Тогда спешивайтесь, предъявляйте груз и оружие для осмотра.

Гогсига строго кивнул своим:

– Развязывайте тюки. Молча.

Мангули предъявлять было нечего, он смотрел, как это делали другие. Больше всех бесился Афонгу, было заметно, что он с трудом сдерживает себя.

Распаковали. Командир с двумя воинами по бокам ходил между товарами, рассматривал, иногда нагибался, ощупывал заячьи, кошачьи, колонковые, соболиные шкурки, разные ткани, связки сушёного женьшеня, сушёные груши, перья с фазаньих хвостов в пучках, заглядывал в колчаны.

– Зачем столько боевых стрел?

– Это охотничьи стрелы, ты сам видишь. Путь неблизкий, приходится пищу добывать.

– Вашими стрелами можно настрелять стадо.

– Ваш пост за два дня пути первый, и возможно последний. А времена неспокойные, говорят, завелись разбойники.

– Покажи свой нож, – обратился командир к Афонгу, у которого нож был величиной чуть ни с меч.

Афонгу медленно вытащил клинок наполовину, глядя прямо в глаза командиру. Гогсига не спеша подошёл, положил руку на кисть Афонгу.

– Командир, ты же знаешь, что личное оружие обнажают для крови. Бохайский кэду никогда не устанавливал нам пределы длины ножей, а киданьский каган также не доводил такой указ. У нас в крепости стоит гарнизон, они не предъявляли подобных претензий. Так что, прости этого человека, если он по незнанию нарушил новый закон.

– Ладно, про ножи забудем, про стрелы тоже. Платите налог и поезжайте с миром. С каждого по шкурке. По хорошей соболиной шкурке!

Все дали по шкурке. Гогсига отдал две – за себя и за Мангули.

Упаковались, поехали.

– Эй, – крикнул вслед командир, – там за мысом длинная промоина. Если ехать вверх по реке, держитесь берега, если на ту сторону, езжайте южнее. Доброй дороги!

Гогсига благодарственно поднял руку.

У мыса попрощались. Отсюда пятеро попутчиков поехали вверх по реке, путь Гогсиги с внуком лежал на противоположный, западный берег моря.

– Мапа, а почему они от нас отсоединились?

– У них родственники в Шуайбине*. Слышал о таком городе?

– Я слышал название, а ты бывал там?

– Приходилось. Большой город, столица области Шуайбинь. Места там красивые. И лошадей много.

– Там лучше, чем в Янь-городе?

– В каждом месте своё хорошее есть, и своё плохое тоже.

– Мапа, а как наша область называется?

– Наша называется Лунъюань*, а столичный город – Лунъюаньфу*.

– А другие столицы как называются?

– Верхняя столица – Лунцюаньфу, средняя – Сяньдэфу, южная – Наньхайфу, западная – Ялуфу.

Любознательность Мангули не иссякала.

– Зачем так всю землю поделили?

– Так управлять удобнее. Весь Бохай разделён на пятнадцать областей – пять столичных и ещё десять. Области разделены на округа, их шестьдесят два, округа поделены на уезды, которых сто двадцать пять.

– Ого, сто двадцать пять! А столиц зачем пять?

– Кэду жил в разных столицах. В одном месте поживёт, дела поправит, кого надо, накажет, хороших наградит. Потом в другую столицу едет. Так было в славном Бохае. А главное, наш кэду старался поделить землю так, чтобы области совпадали с местами проживания мохэских племён. Вот, например, на землях области Шуайбинь проживает древнее мохэское племя шуайбинь.

– А там, дальше за Шуайбинь, что?

– Там севернее большое озеро, говорят, берегов не видно. Но мне не приходилось…

– Мапа, смотри, впереди чёрное, это лёд?

– Вот, хорошо, что ты глазастый такой, это – вода. Надо левее брать, давай, поворачивай.

Гогсига отвязал от седла моток верёвки.

– Держи, пусть у тебя будет. А этот у меня – на всякий случай.

– Мапа, а почему тут, среди моря вода?

– Река вытекает, тут промывает.

– А как река называется?

– Субинь*. Большая река. Потом поговорим, держи пристяжную, отставай от меня подальше и поезжай в след. Здесь может быть тонкий лёд. Поехали потихоньку.

Опасность миновали, приехали к берегу уже в сумерках.

– Здесь станем, - скомандовал Гогсига. - Вдвоём проще.

Лошадей стреножили, пустили пастись, и они сразу стали ковырять копытами снежные надувы, чтобы достать траву понежнее. Поставили полог, развели костёр, насобирали по берегу дров на ночь. Мангули устал ещё больше чем вчера. Целый день в седле без привычки трудно. Дед настрогал сушёного мяса, бросил в котелок вместе с крупой. Внука пришлось расталкивать, кормил полусонного. Сам Гогсига, конечно, спал вполуха – то лошади всхрапнут, то лёд треснет, то дров подложить. Ночью ветер долетал лишь изредка, но мороз был изрядный. Проспали до первых лучей солнца.

– Вставай, пиктэрэн, надо ехать.

– Ой, мапа, так не хочется. Сколько нам ещё так добираться?

– Ещё два раза по стольку, если погода позволит, и никто не задержит. Вставай, на вот, хлебни горячего, пока лошади овёс дожёвывают. Всё, седлаем, поехали.

Дальнейший путь лежал на юг. Солнце светило в лицо и грело, ветер, хоть и холодный, дул в спину. Третий день дался Мангули ещё тяжелее. Он лишь вначале разговаривал и разглядывал берег, но потом ехал в полусне, клевал носом и чудом не свалился.

Проехали вдоль берега по льду, перевалили невысокий перешеек, снова по длинной бухте, с обеих сторон которой были горы с плоскими широкими вершинами, и на этом ледовый путь закончился. Дальше потянулись тростники, болотные кочки, плохо придавленные редкими обозами. Вышли к широкому устью реки Мангугай*, без усилий и даже с удовольствием проехали немного по ровному, и снова по кочкам и кустарникам.

– Мапа, почему мы по морю не едем?

– А ты присмотрись, видишь, льда тут в море нет. И не бывает никогда.

Действительно, с некоторых возвышенных мест между редких деревьев было видно синюю-синюю воду, за ней вдали какие-то гористые берега.

Встретился большой караван. Пока Гогсига переговаривался с погонщиками, Мангули насчитал восемь больших повозок на полозьях, запряжённых парами усталых волов и ещё десяток всадников.

Поехали дальше.

– Мапа, кто они?

– Шуайбинские. Они пятый день плетутся. Им ещё долго. Нам-то верхом быстрее. Ты молодец, пиктэрэн, не каждый в седле столько может продержаться. Вот они нам дорогу подправили, видел, какие полозья широкие? Теперь быстро побежим. Только бы снег не пошёл.

Действительно, скорость увеличилась, лошадки местами даже шли рысью. В одном месте сошли со следа каравана ради бесснежной береговой полосы из смёрзшегося жёлтого песка. В зелёной прозрачной воде плавали целые стаи разных морских птиц и торчали круглые головы тюленей.

Заночевали в устье реки, называемой Сидими*.

У костра Гогсига принялся рассказывать, что в десятке ли вверх по реке добывают золото, но даже столь интересные сведения не удержали Мангули в состоянии бодрствования. Он уснул, лишь принял горизонтальное положение.


*Майхе – сейчас река Артёмовка

*Батальянза – сейчас река Кневичанка

*Гусиная Голова – здесь полуостров Де-Фриза в Амурском заливе

*Шуайбинь – город, столица одноимённой бохайской области

*Лунъюань – область Восточной столицы, учреждена на древних землях племени Вэймо. В неё входили четыре округа: Янь, Цин, Му, Хэ

*Лунъюаньфу – Восточная столица Бохая, располагалась вблизи современного китайского города Хуньчуня

*Субинь – Шуайбинь – Сюйпинь – Суйфэнь – Суйфун – старинные названия реки Раздольной, впадающей в Амурский залив Японского моря

*Мангугай – сейчас река Барабашевка

*Сидими – сейчас река Нарва


Глава 22. Всё не так уж плохо


От устья Сидими почти сразу въехали в узкое горло большого озера среди гор. За ним, через небольшой заболоченный перешеек обнаружился обширный морской залив с высоким скалистым мысом на востоке и таким же высоким островом на северной стороне. В средней части залива проехали недалеко от открытой воды. Вдоль края льда сидели огромные птицы с белыми хвостами и жёлтыми клювами. При приближении всадников они нехотя взлетали, и это вызывало восторженный трепет у Мангули.

– Мапа, кто это?

– Орлы такие, пиктэрэн.

– Я таких никогда не видел! Это самые большие птицы!

– Есть и больше, но тех редко увидишь. А эти каждую зиму на льду бывают.

– А летом?

– Летом они детей растят. Гнёзда у них на скалах или на больших деревьях. У нас тоже живут на горе, ты просто не видел.

В кутовой части залива выехали на берег. Пришлось подниматься в гору сквозь дубняк. Но дорога была пропилена и проезжена, и крутой подъём не занял много сил. Спуск был ещё короче, и вышли на красивый простор в устье речной долины. Это место Гогсига назвал Адими*.

Следы полозьев вели вверх по долине, но дед с внуком поехали вдоль морского берега.

– Так будет вдвое короче. Мы же налегке.

Мангули рассматривал два высоких острова невдалеке, мечтая на них попасть. После плоского песчаного берега взбирались по оленьей тропе на крутую гору, откуда открылся вообще великолепный морской пейзаж с островами – дух захватило. Постояли наверху.

– Смотри, Мангули, если морем ехать от нас, то вон там есть проход, а потом подходим к этим берегам, туда, где мы ночевали. И после вдоль этого берега так и плыть в ту сторону, на юг.

– Я бы так хотел, мапа!

– Опасно это, пиктэрэн. Если ветер – очень опасно. Нужны хорошие морские лодки и люди умелые. Видишь, мы зимой ездим. Так-то меньше опасности. Земля твёрдая, тут и упадёшь, так не утонешь.

– Я бы хотел по морю…

– Погоди, у тебя жизнь впереди, ещё и по морям поплаваешь. Может случиться, летом поплывём в одно место, возьму тебя. Тебе плавать надо учиться.

– О, мапа, так здорово! Плавать я умею немного. Я научусь, когда лёд растает!

Спустились снова на очень длинный пляж и поехали по ровному песку, иногда даже заезжая в воду. Мангули очень нравилось ехать на лошади по морю и смотреть сквозь воду на песчаное дно с редкими белыми ракушками. Лошадь иногда дотягивалась до воды и хватала губами на ходу.

– Мапа, смотри, лошадь солёную воду пьёт!

– О-о, лошадки соль любят. Звери знают, что им надо, пусть пьёт.

Доехали до высоких скал, выступающих далеко в море.

– Дальше по берегу нам не проехать, пиктэрэн. Тут самый долгий перевал по лесным горам. Сейчас отыщем караванную дорогу и остановимся. Сегодня очень много одолели. Если духи останутся к нам так же добры, завтра приедем в Янь-город.

– О, так быстро? Здорово, мапа. Так есть хочется!

– Всё, вот дорога. А вот площадка, нам хватит для полога, верно? Спутывай лошадок, а я сёдла и поклажу сниму.

Наверно Мангули стал привыкать. В этот раз они с дедом долго просидели у костра, и когда перед сном Мангули отошёл в сторону и поднял глаза к небу…

– Мапа! Смотри сколько звёзд! Иди сюда, смотри, вон те какие яркие!

– Это чудо, пиктэрэн. Звёзды – это чудо, которое приковывает взгляд и очищает душу. Смотри, любуйся. Со светом звёзд в человека входит сила Неба. Чувствуешь, как внутри становится хорошо?

Утро было пасмурным.

– Надо нам с тобой поспешить, пиктэрэн, как бы снегом не завалило под конец. Видишь, ветер с другой стороны потянул.

Подъём был затяжной. Деревья хоть и вырублены на дороге, но корни их выступали из камней, а ближе к перевалу вообще вся земля состояла из валунов, лишь чуть прикрытых снегом. Волы с повозками на полозьях мало тут помогли.

– На перевале пост будет. Там отдохнём, – сказал Гогсига.

Действительно, показались два дома, ограждённые забором. Спешились, привязали лошадей. И вдруг оказались окружены со всех сторон вооружёнными людьми.

– Невелик же у вас караван! Однако плату за проезд платить придётся, – сказал всадник с некрасивым лицом. Мангули он сразу не понравился.

– Если вы имеете право взимать плату, значит получите, – ответил Гогсига и потянулся к луку, но те, на лошадях уже вложили стрелы. Гогсига, не останавливая руки, дотянулся ею до тюка со шкурками, отвязал, спустил на землю. – Какая плата положена за проезд?

– Предъяви прежде товар!

–- Товар невелик. Везу внука устраивать в школу, надо заплатить за год учёбы. Так что, могу выделить пару шкурок. А больше у нас, кроме еды и нет ничего.

– Еду предъяви.

Гогсига раскрыл суму с вяленым мясом.

– Отходите оба вон к тому дереву. Стойте смирно, если жить не надоело.

Разбойники забрали тюк со шкурками, сумку с мясом, все остальные съестные припасы. Старший взял лук Гогсиги.

– Оружие оставь, ты же мужчина, должен понимать…

Тот посмотрел, криво ухмыльнулся, но лук не вернул, взял лук Мангули, растянул тетиву, снова ухмыльнулся.

– Этот оставлю, хватит вам на двоих фазана добыть, с голоду не загнётесь, – залез в колчан, перебрал стрелы, забрал боевые. – Смотрю, вы мирные ребята. Обратно будете ехать – не тронем, вы уже уплатили оба конца. Вам тут недалеко до города, не пропадёте.

Разбойники исчезли, будто и не было.

Гогсига молча упаковал оставшиеся вещи, привязал к вьючной лошади.

– Ну вот, лошадке будет легче.

– Мапа, как ты можешь! Их надо убить! Собрать армию и всех убить!

– Всё хорошо, пиктэрэн, вернее, всё не так уж плохо.

– Как же не плохо? Мы остались без еды, без шкурок. Как мы будем жить в городе?

– Ты посмотри на это с другой стороны: во-первых, мы будем жить – это самое большое, что они нам оставили. Разве можно сравнить мешок шкурок и две наших с тобой жизни? Во-вторых, они не забрали лошадей, и это очень хорошо. Нам не придётся идти пешком, а это вышло бы два дня ноги бить.

– Мапа, но твой лук! Он был такой красивый и такой сильный!

– Потери в жизни неизбежны, пиктэрэн. Я любил свой лук. Уверен, он не принесёт пользы в чужих руках. Вернусь домой, сделаю новый, у меня давно заготовки хранятся. Поехали, а то, смотри, снежинки полетели.

Спуск был пологий, затяжной, большей частью по заболоченной долине небольшой тихой извилистой речки. Снег шёл всё сильнее, ветер бил снежинками по глазам. Впереди проявилось тёмно-матовое пространство неопределённых очертаний, которое оказалось льдом.

– Мапа, это море?

– Да, пиктэрэн, это морской залив Яньвань*. Мы приехали. Осталось немного.

В устье реки оказалось много народу и повозок на полозьях. Волы тащили гружёные жёлтым камнем повозки в город, другие, пустые двигались навстречу.

– Живёт город, – сказал Гогсига, – значит, не разрушили, значит, всё будет хорошо.

– Зачем камни, мапа?

– Строить что-то будут. Зимой легче на волах возить. Здесь, видишь, ломают, в город возят, на всё лето запас. А летом на лодках много не навозишь.

– А что строить?

– Да хоть что. Хоть дома, хоть стены городские, хоть дороги.

– Дома из камней?

– Да. Увидишь. Тут много необычного. Всё тебе покажу. А теперь, Мангули, пора тебе вспомнить о своём происхождении. Мы едем в твою семью, к твоим родителям, помнишь?

Мангули молчал.

– Ну, что ты надулся? Так нужно.

– Я не смогу чужих называть матерью и отцом.

– Ты же называешь меня своим дедом, а Гобо бабушкой.

– К вам я привык, вы хорошие.

– Мой сын с женой тоже хорошие, и дети его, мои внуки – тоже хорошие. Это ради дела нашего отряда, Мангули, нужно только притвориться и потерпеть несколько дней, сможешь?

– Ладно.

Дорога по льду залива была очень хороша, даже было две дороги – одна для повозок на полозьях, а рядом для верховых – присыпанная песком. Лошади почуяли человечье жильё, бежали рысью. И если бы не встречный ветер с мелким снегом, этот отрезок пути оказался бы самым лучшим. Мангули тоже учуял запах дыма, а потом и увидел множество дымов, поднимавшихся в сумеречное небо из одного места на берегу.

– Мапа, едой пахнет!

– Скоро, скоро, пиктэрэн, поедим в своё удовольствие вкусной пищи! Моя сноха умеет готовить.

– Твоя сноха – моя мать?

– Да. Зовут её Яухэ. Она добрая женщина.

– А отец? Отца как зовут?

– Сына зовут Сэлэмэгэ*. Давно, очень давно я с ними не виделся.

– Сэлэмэгэ. Мне нравится такое имя, мапа.

– Вот и хорошо. Они сами ещё не знают, что у них ещё один сынок завёлся. Ты им понравишься.

Берег неожиданно оказался близок. Дорога вошла в устье замёрзшей реки.

– Мапа, смотри, это уже город? – показал Мангули на частые строения на берегу.

– Это город мёртвых, пиктэрэн. Надо же, уже и здесь хоронят! В прошлый мой приезд здесь был пустой берег. Видишь, люди переселяются сюда из города живых. Как бы там не жилось в живом городе, хорошо или плохо, а город мёртвых всё увеличивается. Так устроено, Пиктэрэн.

– Там же дома, правда?

– Да, богатые строят дома своим ушедшим в другой мир. Многие очень красивы. Сходим сюда, если пожелаешь, сам всё увидишь.

Дорога выбралась на берег и разошлась на две.

– Нам вправо, поедем через восточные ворота.

– Почему?

– Негоже лезть в главные, предназначенные для людей высокого положения, тем более, я не знаю, какие тут теперь порядки. К тому же, через восточные получится ближе до дома твоего отца, – Гогсига взглянул на реакцию Мангули и, кажется, остался доволен.

Дорога тут шла вдоль стены и была широкой, ровной и сверху аккуратно засыпана галькой. Мангули задирал голову и удивлялся высоте стены, превышающей стены родной ему крепости.

В воротах скопились повозки, и пока стояли, Мангули смог рассмотреть в сумерках сами ворота, въезд в которые был также вдоль стены. Шириною проезд был на самую широкую повозку с запасом. А закрытый коридор до поворота в проезд в основной стене был длиною в пять-шесть лошадей. Сами ворота были из толстых плах, скреплённых железными полосами. Гогсига указал рукой на рельефные изображения зубастых драконов на створках ворот.

Снег повалил в полную силу. Стражники зажгли факелы. Гогсига предъявил пайцзу.

– Причина? Зачем в город едешь?

– К сыну. Родственники тут живут.

– Кто с тобой?

– Внук. Домой его везу.

– Кто пайцзу выдал?

– Там сказано: командир крепости Саинбар.

– Ты Саинбар знаешь? – спросил стражник напарника.

Тот пожал плечами.

– Зови командира, – сказал Гогсига, – Он тебе объяснит, что такое Саинбар и как надо пропускать людей, имеющих пайцзу.

– Ладно, проезжай, умник.

Проехали. Из внутренних ворот попали на улицу, тесно застроенную с обеих сторон домами. Через короткое время повернули направо, в совсем узкую улочку. Гогсига спросил прохожего, эта ли дорога в квартал кузнецов. Оказалось, этой улицей проезда нет, пришлось вернуться. И всё-таки отыскали уже в полной темени двор кузнеца Сэлэмэгэ за плотным дощатым забором.


*Адими – река Пойма

*Вань – залив (кит), здесь имеется в виду бухта Экспедиции Залива Петра Великого Японского моря

*Яухэ – сойка (удэ)

*Сэлэмэгэ – железный (удэ)


Глава 23. Город родственников


Гогсига долго стучал в ворота, пока с той стороны не послышалось:

– Кому не спится в плохую погоду?

– Открывай, я Тохто Гогсига, приехал из Саинбара.

Послышались удаляющиеся шаги и всё стихло.

– Вот тебе городские порядки, всё у них под запором! – выругался Гогсига и принялся вновь тарабанить в ворота.

– Иду, иду, отец!

Ворота раскрылись. Крепкий мужчина с длинной косой с факелом в руке придержал лошадь, обнял спешившегося Гогсигу.

– Рад видеть тебя здоровым, отец!

– И я рад, что вижу своего сына молодцом! Подожди, подожди, я прежде тебе скажу важное, – Гогсига обнял сына и зашептал ему на ухо.

Мужчина кивнул, обернулся на Мангули, ещё раз кивнул утвердительно, подошёл к маленькому всаднику.

– Сынок, Мангули, как же я не заметил тебя в темноте! Иди, иди ко мне, давай я сниму тебя с лошади.

– Я сам! – Мангули соскочил с седла. – Добрых дней тебе, отец! Я соскучился и хочу скорее увидеть мать и братьев, где они? Почему не встречают брата из большого путешествия?

Гогсига с сыном переглянулись. Гогсига кивнул:

– Зови семью, пусть все порадуются. А мы пока лошадок расседлаем, устали они.

– Отец, слуги на то есть, не заботься. Эй, Мокцо*, куда ты пропал? Иди быстро прими лошадей, поставь в конюшню, дай лучшего сена.

Сэлэмэгэ скрылся в доме, и через короткое время оттуда вышло много людей, которые стали громко и радостно приветствовать прибывших. Молодая женщина быстро подошла к Мангули, посмотрела ему в глаза, громко сказала:

– Приехал, наконец, сынок! Как я рада! Теперь мы будем вместе!

И обняла.

Мангули вывернулся из объятий и ответил в тон:

– О, мама, я так соскучился! Пойдём скорее домой, так хочется поесть твоей вкусной еды. Нигде так не готовят, как ты умеешь!

Все вдруг поняли, что надо идти из-под снега в дом и, толкаясь вошли в просторное тёплое помещение с широкими канами по обеим сторонам и яркими светильниками под крышей. Тут уже никто играть роль не стал. К Мангули подошёл высокий худой парень с прыщавым лицом и несколькими волосинками на губе и подбородке.

– Ну, привет, Мангули, меня зовут Кямпо*, считай меня старшим братом.

– Привет, Кямпо. Наверно мы подружим?

Подошёл развязной походкой парень помладше Кямпо, но явно старше Мангули, стукнул рукой по плечу.

– О, братик вернулся! Давненько тебя не было дома. Уже и места на кане твоего нет. Где спать будешь? Меня, между прочим, Енуэ* зовут, если ты позабыл.

– Как можно забыть такого весёлого брата? Ты, Енуэ, не волнуйся за меня, я могу спать и в седле, а могу и не спать вовсе, если понадобится. Спроси у мапы Гогсиги, если не веришь.

– Это точно. Мой младший пиктэрэн – очень крепкий парень. Пять дней подряд в седле от рассвета до темна – не каждому под силу. Прошу учесть, дорогие родственники, Мангули уже мужчина.

– Ого! – буркнул Енуэ и отошёл в тень.

Подошла девочка, по виду ровесница Мангули.

– Ты устал с дороги, брат? Давай помогу унгта снять.

Мангули покраснел, не нашёлся, что сказать, сел на пол, стал стягивать унгта. Девочка помогала.

– Я Упултэ*, твоя сестра, – и улыбнулась так, что Мангули вдруг захотел защитить свою новую сестрёнку от всех врагов сразу! Упултэ сняла с Мангули меховую куртку, повесила у входа, убрала унгта. Снова улыбнулась:

– У нас ещё братик есть. Пойдём покажу, – взяла Мангули за руку, завела за занавеску на женскую половину. – Смотри. Его Надига* зовут. Он совсем маленький ещё.

В подвешенной к верхним жердям люльке лежал малыш и дёргал связку сухих косточек, которые от этого стукались между собой и звенели, а ребёнок улыбался во весь беззубый рот и кряхтел. Мангули было неинтересно смотреть на ребёнка, и он стал осматриваться.

– Упултэ, а это что, зеркало такое? – показал Мангули на блестящий квадрат размером с две его ладони.

– Да, зеркало. На, посмотрись, какой ты красивый.

Мангули смутился, потупился, но заглянул. Себе Мангули не понравился, принялся рассматривать красивую вещь. Он помнил зеркало у матери, оно было круглым с листиками на обратной стороне. А это квадратное, а на обороте цветок. Пожалуй, это было лучше.

– Оно золотое?

– Нет, – прошептала Упултэ, – оно только сверху покрыто тоненьким слоем золота. Только ты никому не говори, ладно? Пусть думают, что мы богатые.

– Не скажу. Я тут и не знаю никого. Пойдём к остальным?

Служанка уже взбила подушки на канах, поставила столики. Мангули посадили на кан напротив входа – место для хозяина дома и почётных гостей-мужчин. В центре сидел Сэлэмэгэ, а с его правого бока Гогсига. Хозяйка успела переодеться в красивый разноцветный шёлковый халат. Мангули засмотрелся на её голову – он никогда не видел так необыкновенно уложенных волос. А сбоку в причёску была воткнута золотая шпилька тоже в форме цветочка. «Наверно, тоже позолоченная», – подумал Мангули.

Служанка, тоненькая красивая девушка подала изящный кувшин с аракой, сушёную рыбу, лепёшки.

– Это для того, чтобы не скучно было ждать настоящую пищу, – сказал Сэлэмэгэ и налил в маленькие светло-зелёные пиалы отцу, Мангули и себе. – Поблагодарим ваших духов, что добрались благополучно!

Мангули выпил и принялся закусывать. Он помнил действие араки в прошлый раз и теперь старался казаться невозмутимым. И ещё он теперь знал – даня Гобо подсказала, что надо много есть, чтобы не пьянеть. Но лепёшка и рыба всё равно не спасли от желания смеяться. Он вдруг заметил, что старшим «братьям» отец араки не налил, и улыбнулся. Енуэ скорчил рожу, на что мать погрозила пальцем. И только тут до Мангули дошло, что он сидит вместе и наравне с мужчинами.

Отец с сыном громко разговаривали. Гогсига рассказывал, как ехали, как встретили постовых в устье Субини, как пришлось отдать пушнину разбойникам на последнем перевале.

– О, ваши духи действительно сильны, – сказал Сэлэмэгэ, подняв кувшин, – Нужно ещё угостить их аракой.

– Отец, можно я не стану больше пить? – шёпотом спросил Мангули.

Сэлэмэгэ отстранился, посмотрел пристально, налил себе и отцу.

– Я хочу сказать слова духу этого молодого мужчины. Настоящий мужчина должен уметь выпить много араки и оставаться трезвым. Но настоящий мужчина должен также уметь отказаться от араки! А вот на это не каждый способен! Мангули – настоящий мужчина!

– Азига, – позвала хозяйка, – скоро ли будет горячая еда?

– Уже несу госпожа.

Девушка внесла поднос с парящими кусками мяса, поставила перед мужчинами. Затем принесла поднос поменьше для братьев, и после – поднос для Яухэ и Упултэ.

Ели и разговаривали о поездке, о погоде, о состоянии льда, о жизни в дальнем селе на окраине великого государства, которого уже нет. Гогсига интересно рассказывал, иногда приукрашая, а в другом месте утаивая действительность.

Мангули стал засыпать. Ему освободили место на кане у стены, укрыли, и он под разговоры сладко заснул.

Утро было солнечным. Мангули по привычке проснулся рано, и оказалось, что кроме него встали только слуги, да за занавеской разговаривала с младенцем «мать» Яухэ. Мангули вышел на двор и ослеп от яркого снега, толстым слоем покрывавшего все постройки, двор и два развесистых дерева у забора. Где-то лаяли собаки, мычали коровы, перекрикивались петухи. Мокцо уже прочистил дорожки и разбрасывал снег у ворот. Поклонился.

– Хорошее утро, – ответил полупоклоном Мангули и пошёл смотреть хозяйство своего «отца».

Сразу за домом несколько построек с лёгкими стенками и дверями, запертыми на железные штуковины, которые нельзя было снять. Мангули заглядывал в щели, рассматривал всякие, нужные в каждом хозяйстве вещи: дрова, сено, мешки, короба с чем-то, лопаты, мотыги, другие инструменты. У заднего забора постройка побольше, дверь не заперта – наверно слуга уже тут побывал с утра. Мангули заглянул: там стояла необычная печь с непонятным приспособлением, рядом на толстом пне прибита плоская железная чушка, около неё несколько молотков, один из которых очень большой. Мангули приподнял – тяжеленный! На стене висели разные щипцы, клещи, прутья – и все из железа. И пахло тут железом. В углу, отгороженном плахами, груда чёрных камней. В ящике куски железа, в другом – новые, с синим отливом мотыги, пешни, в сторонке несколько наконечников для копья. Мангули взял, повертел – не точенные, но красивые.

Вышел на двор. Неподалёку от дома небольшой сруб. Заглянул – внизу вода, неглубоко, в рост Мангули, может, чуть глубже.

В углу двора конюшня – три стены с крышей, коновязь. Зашёл погладить свою кобылу, на которой ехал, поздоровался и с остальными лошадьми.

– Ах вот ты где! А мы тебя ищем, пиктэрэн, – в конюшню вошли Гогсига с Сэлэмэгэ.

– Сын, ты уже и в кузне побывал? – спросил Сэлэмэгэ, глядя на чёрные ладони Мангули.

– Я только посмотрел. А что это там в углу такие чёрные камни?

– Это горючий камень. Он сильный жар даёт, им железо разогреваю, когда кую.

– А где его берут, такой горючий камень?

– Недалеко. В горе копают.

– А дрова зачем, если есть горючий камень?

– Вот любопытный какой! – воскликнул Сэлэмэгэ. – Дровами мы каны топим. Горючим камнем слишком жарко, да и угореть можно – дым у него плохой. И дорого каны им топить, но кто побогаче, топят. У них и каны получше. Может, разбогатеем, сделаю себе такие каны, тоже стану горючим камнем топить. А сейчас для кузницы его покупаю. Дровами так железо не разогреть.

– А можно я посмотрю?

– Конечно, вот растоплю горн, придёшь, посмотришь. Дам тебе молотом железо помять.

– Помять? Железо? Вот здорово! Я хочу!

Пошли по двору. Гогсига всё рассматривал, спрашивал сына.

– А-а, старушка-яблоня! – обхватил ствол Гогсига. – Жива! Как я её яблочки любил!

– Хороша она, отец, да вот ругаемся с соседом из-за неё – тень она ему даёт. Требует срубить. А мне жалко.

– Да, у вас тут так тесно, что и деревья людям мешают, – Гогсига перешёл к соседнему дереву. – А эта, маленькая ведь была, какая вымахала! Плодоносит?

– Да. Прошлым летом два ведра груш собрали. Вино поставил. Угощу.

Мангули подошёл к забору, заглянул в щель. С той стороны был такой же маленький двор с постройками, дом поменьше, чем «наш», у двери на короткой верёвке собака, которая напомнила Мангули Андара.

Сэлэмэгэ ушёл давать указания слуге. Гогсига прохаживался по двору, смотрел на синее небо.

– Мапа, тесно тут у них, правда?

– Да, пиктэрэн, в городах тесновато. Зато богаче живут.

– Мапа, а почему у них все двери заперты?

– Где много людей, там всегда есть зависть. Где есть зависть, там поселяются воры и бандиты. Бандиты отнимают – против них оружие. Но в городе бандиты редко. А воры тайно крадут – от них замки. Отец твой – мастер замки делать. И представь, главную прибыль ему дают именно замки, а не оружие. Чувствуешь разницу?

– У нас я ни у кого замков не видел.

– Верно. Кто же в нашем селе станет тратиться на такую сложную железку? Непривычно нам. Изловим вора – сами накажем.

– А здесь нельзя наказать?

– Здесь и изловить трудно. Слишком много народу. А наказывать может только начальник города. Пока у него руки дойдут до воров, столько времени пройдёт. Ты ещё многому тут удивишься, пиктэрэн. Но помни, кто ты по уговору, слишком своё удивление не выказывай на людях. Тут везде уши посторонних, среди которых много злых. Помалкивай больше, ладно?

Мангули кивнул.

– Мапа, а что мы с тобой тут делать будем? – спросил он шёпотом.

– Найдутся нам дела. Прежде всего поедим плотно с утра, после пойдём город смотреть, потом на рынок сходим.

– Рынок – это что?

– Это где всё продают и покупают. Увидишь. Потом к родственникам сходим в гости.

– У нас тут ещё родственники?

–- Много. Они все из рода твоей «матери». Пойдём в дом, наверно уже приготовили, есть хочется. От безделья наверно.


*Мокцо – кривой (нан.)

*Кямпо – колючий (удэ)

*Енуэ – веселый (нан.)

*Упултэ – перо (нан.)

*Надига – младший в семье мальчик, также имя (удэ)

*Азига – девочка, также имя (удэ)


Глава 24. Удивительный город Янь


На завтрак снова была сушёная рыба и лепёшки – по одной каждому. Мангули хотел было попросить молока, но промолчал. Ребёнок за занавеской плакал не переставая. Братья сидели злые и исподтишка толкали друг друга локтями. Одна Упултэ улыбалась, искоса поглядывая на Мангули, и ему хотелось ей улыбаться, но он старался выглядеть взрослым и сдерживал себя.

Вошёл слуга Мокцо.

– Хозяин, там Вали* пришёл, спрашивает, разжигать горн?

– Да, пусть начинает, сейчас приду, – сказал Сэлэмэгэ и обернулся к отцу. – Помощник пришёл. Работать надо…

– Иди, иди, сын. Твоё дело не может ждать. Духи тебе в помощь.

– Лёгкой работы, отец! – сказал Мангули.

– Тебе удачного дня, отец, тебе дня интересного, Мангули, – ответил Сэлэмэгэ и удалился.

Братья переглянулись, промолчали.

– Ну, что, пиктэрэн, пора и нам делами заняться, правда? Пойдём, прогуляемся по городу для начала.

Дед с внуком поблагодарили за пищу, оделись и вышли на улицу.

За воротами оказалась узкая улочка, зажатая кривыми заборами. Несмотря на раннее время снег был затоптан, загажен собаками и лошадьми, залит нечистотами. Выбрались на очень широкую улицу, пошли направо. Мангули вертел головой, разглядывал разные постройки, людей, которых было множество, лошадей, волов, повозки, дымы над жилищами.

– Мапа, смотри, с той стороны дома маленькие, а с этой большие, там деревянные и глиняные, а с другой стороны, каменные и на возвышениях, красивые, правда?

– То дома людей высокозначительных. Красивые, это верно.

– А с этой стороны малозначительных?

– Ай, пиктэрэн, люди всегда видят, кто чего стоит, несмотря на его дом и красивый халат. Однако так принято, что значительность нужно подтверждать.

– А почему такие загнутые кверху крыши?

– Так принято в городах теперь. Стараются, чтобы как в Поднебесной было.

– Красиво! А вон там крепостная стена?

– Да, это крепость. Сейчас придём на площадь, оттуда во все стороны всё видно.

– Мапа, а почему так пахнет?

– Горючим камнем топят, у него дым такой.

– Мне не нравится.

– Конечно, от дров дымок приятнее. Зато тепло в домах. Видишь, ветер сегодня холодный задувает.

– Лицо мёрзнет. Но мы не боимся, правда, мапа?

– Да, пиктэрэн, мы привычные. А вон там, смотри, большой дом под черепицей – это дом начальника всего города.
– Красивый! Наверно им много нужно горючего камня, чтобы такой согреть? А кто теперь начальник города, киданин?

– Говорят, прежний остался.

– Значит, он врагам служит?

– Он порядок в городе держит. Разве людям лучше, если чужой будет? Не всё так просто, Мангули. А вон, смотри, большой широкий дом на возвышении. Это дом для всех людей.

– Как это для всех? Там все могут жить?

– Нет, там проходят сходы свободных горожан, чтобы решать вопросы. Как у нас на площади. Там значительные люди собираются для бесед или для того, чтобы читать стихи, или слушать музыку, или смотреть танцы, или играть в умные игры.

– А сами они танцевать не умеют?

– И сами танцуют. Но есть такие люди, которые танцуют лучше всех, а другие поют лучше всех. Они этим зарабатывают.

– Им платят за песни? Вот это чудно, мапа!

– В городе много чудес, пиктэрэн. Людям нравится смотреть на танец, они платят. Если есть чем платить.

– Мапа, а мои новые родители наверно не смотрят на танцы.

– Почему ты так думаешь?

– У них на столе только рыба сушёная. Даня Гобо сытнее питается и меня лучше кормит.

– Ты прав, Мангули. Небогаты они теперь. Из-за войны заказов меньше стало – люди обеднели, платить за ковку нечем.

– Мапа, я видел у них в сарае мотыги, лопаты – зачем им, если земли вовсе нет?

– У них земля за стеной. Там и поле, и огород. Поле в этом году наводнением смыло, а с огорода воры собрали почти всё. Хорошо, рыбы успели заготовить.

– Мапа, надо им помочь. Жаль, эти бандиты у нас шкурки отняли…

– Поможем, пиктэрэн, конечно поможем. Ты молодец, думаешь о других. Вон, впереди, видишь, сколько людей? Это площадь. Там торг. Купим что-нибудь.

На площади было шумно и тесно. Несколько всадников с плётками разгоняли торговцев с проезжей части, чтобы не заставляли своими лотками и тележками главную дорогу. Остальное пространство было занято всевозможными товарами, многие из которых Мангули никогда не видел.

Гогсига взял внука за руку и больше не отпускал. Они не спеша пробирались между рядами, разглядывали, иногда Гогсига спрашивал, что торговец просит за вещь. Сначала шли среди разной еды, готовой и сырой, среди свежего мяса и мороженой рыбы, пшена и чумизы, риса, ячменя, сои, фасоли, пшеницы, сушёных овощей и фруктов. Гогсига поторговался, шепнул что-то на ухо торговцу, тот согласно кивнул, насыпал туесок разных фруктов, подал с поклоном.

– Неси, пиктэрэн. Это матери и сестрёнке подаришь. Им нужна зимой такая пища.

Около мяса остановились.

– Кузнеца Сэлэмэгэ знаешь? – спросил Гогсига.

– Знаю, господин. Кузнеца Сэлэмэгэ кто не знает? Я хорошо его знаю, господин. Кузнец Сэлэмэгэ очень хороший человек…

– Погоди. Слушай. Вот этого самого жирного барана привезёшь ему домой. Понял?

– Понял господин. Привезу кузнецу Сэлэмэгэ…

– Да помолчи! Слушай. Ещё вот эту половину свиньи привезёшь тоже. Привезёшь, скажешь, чтобы Гогсигу позвал. Это я. Рассчитаюсь с тобой.

– Хорошо, господин. Я скоро привезу этого барана и эту половину свиньи…

– Да помолчи ты!

Пошли дальше.

– Мапа, странный этот торговец мясом, правда? И говорит странно. Слова наши, а слышится не по-нашему.

– Он уйгур. По-нашему недавно научился, поэтому такой говор. Здесь много людей из разных мест, присмотрись: вон тот рисом торгует, как думаешь, кто?

– Наверно хань? Он на твоего Энлэя похож.

– Верно, здесь ханьцев много. А вон тот, с горшками?

– Этот когурё, я сразу узнал. И горшки у него как у нашего Ли Потёо. Их здесь, в городе делают?

– Такие здесь. А вон те, серые, совсем другие, и торговец ханец. Давай подойдём. Скажи, уважаемый, эти горшки у тебя откуда?

– Эти здесь, в городе пекут. Мастер из Тан приехал, давно, теперь большая семья, все вместе добрую посуду пекут. Я тоже из этой семьи. Бери, не пожалеешь, прочные горшки. Вот эти, блестящие сто лет служить будут, твоим правнукам достанутся…

– Мапа, смотри, какая красивая посуда вон там! Я в жизни только одну такую чашку видел, – и шёпотом добавил: – У матери такая была.

– Сейчас спросим. Скажи, уважаемый, как такая глина называется, из которой твоя посуда слеплена?

– Такой благородный материал называется си*. Это особая посуда. Мало кто умеет делать си. Могу открыть вам тайну: её не лепят, а льют.

– И где же льют такую красоту?

– Издалека вёз я эти драгоценные изделия, из самого сердца Срединной империи! Много дорог пришлось пройти моему каравану, часть красивейших ваз разбилась в тяжёлом пути, и всё-таки я привёз это наслаждение для глаз, чтобы у вас дома сияла эта прозрачная белизна! Покупайте, будет в вашем доме вечная радость.

– Мы позже подойдём, – сказал Гогсига и двинулся дальше.

– Мапа, вот бы купить!

– Посуда си – очень дорогая, пиктэрэн. Не каждый богач может себе позволить. Давай ещё посмотрим, что тут продают. А вот то, что нам точно нужно.

– Что это, мапа? Зачем это нам?

– Это соль, дружище пиктэрэн. А соль – это то, за что всё можно купить.

– А за что купить соль?

Гогсига усмехнулся, но не ответил. Он сказал что-то на ухо торговцу солью, тот кивнул. Гогсига вытащил из-за пазухи маленький мешочек, быстро передал торговцу. Тот также быстро спрятал, достал холщовую суму, стал складывать по счёту пиленые бруски соли.

Гогсига забрал сумку, подмигнул Мангули, и они двинулись дальше. Теперь попали в ряд одежды и тканей. Во множестве висели и лежали обычные серые или отбеленные крапивные, конопляные, льняные холсты, обращали на себя внимание крашеные всеми возможными цветами полотна. Отдельно разложены шелка, отливающие матовым блеском разных красок и вышивок. Гогсига не останавливаясь проследовал к халатам, к шёлковым халатам. Продавец поднялся навстречу, поклонился потенциальному покупателю.

– Желаете примерить, господин? Какой расцветки выберете?

Гогсига посмотрел, пощупал пальцами ткань.

– Мне и моему внуку нужны достойные халаты, фасон и расцветка которых нынче в почёте.

– Господин желает непременно сейчас получить указанные халаты? Видите ли, у вас слишком велик размер тела, а у мальчика слишком мал. Здесь мы продаём только размеры, которые часто покупают. Если господа смогут подождать до завтра или лучше до послезавтра, мои швеи пошьют халаты точно на ваши благородные тела. И за ваше ожидание мы сделаем скидку.

– И во что же обойдётся нам эта покупка? – спросил Гогсига.

– Если считать солью, то всего три и два – пять стандартных брусков.

– Хорошо. Я соглашусь, если привезёте в дом кузнеца Сэлэмэгэ.

– Безусловно, господин. Разрешите снять размеры?

Продавец измерил Гогсигу и Мангули вдоль и поперёк, записал на дощечке. А дед с внуком пошли дальше.

– Нам ещё надо овса нашим лошадкам купить.

Они протиснулись между торговцами деревянными изделиями – рукоятками для молотков и мотыг, долблёными мисками и бочонками, на которые Гогсига даже не смотрел. Он ненадолго остановился только у лотка костореза. Перебрал пальцами наконечники для стрел, взял в руки накладку для лука, прицелился глазом в изгиб, положил на место.

– Я такие сам за день вырежу.

Добрались до живности на дальнем краю площади. Козы, бараны, поросята, куры, утки, гуси, белки в плетёных клетках, зайцы живые в коробе, маленькие птички – всё блеет, кукарекает, визжит и пищит.

– Мапа, зачем эти маленькие продаются? В них ведь и есть нечего.

– Белок, птичек не для еды покупают, развлекаться. Дома их держат. Птицы поют по утрам.

– Зачем, мапа? Они и так, бесплатно поют всё лето, утром спать не дают.

– Это у нас поют. А тут ты их видел? Тут по утрам молотки в кузне гремят, коровы мычат, люди разговаривают на улице постоянно, кричат чего-то, повозки скрипят. И ночью тоже. Я прошлую ночь чуть не до утра заснуть не мог от шума. Здесь всё иначе, пиктэрэн. Но люди везде привыкают.

– Но зачем привыкать, мапа, если можно жить, как мы живём?

– В городе жизнь другая. Ну вот, хотя бы, тут бывает театр, а у нас нет и никогда не будет. Ты знаешь, что такое театр? Люди там изображают совсем других людей. Говорят, это очень интересно. Знаешь, что я придумал, давай купим моему сыну в хозяйство кур? Поселят в сарай, будут яйца каждый день есть. Как считаешь?

– А петуха купим тоже?

– И петуха купим. Эй, у кого лучшие куры-несушки, чтобы сегодня мне яйцо снесли?

– Господин, у меня!

– У нас тут лучше!
– Уважаемый, вот только что курочка снесла, смотрите, горячее. Вот эта снесла.
Гогсига взял яйцо.

– Точно тёплое. У тебя возьмём пяток кур и петуха. Отвезёшь вечером кузнецу Сэлэмэгэ.

Устали и Мангули, и Гогсига.

– Мапа, пойдём уже обратно?

– Пойдём, пиктэрэн. Только овса ещё купим.

Заказали овса.

На выходе с рынка купили по горячей, прямо с жаровни, лепёшке с рубленным мясом и луком.

– Так вкусно, мапа! Скажи, за что ты всё это покупаешь? Ведь разбойники всё отняли.

– Ах, пиктэрэн, я не прожил бы так много лет, если бы плохо знал людей и не умел предвидеть. Любому понятно, что в столь неспокойное время, как наше, на таком длинном пути грабители встретятся непременно. Для них и приготовил шкурки похуже, которые взял за бесценок у наших охотников. Они по качеству только на рукавицы годятся. А в седло я зашил кое-что поценнее.

– Что, мапа? – спросил Мангули шёпотом, хотя никого рядом не было.

– Золото, – так же шёпотом ответил Гогсига и приложил палец к губам.

– Но где ты взял?

– Заказывал специально для этой поездки. Два дня пути от нас на восток есть промыслы. Наши люди туда ездили, привезли. Ты не забыл о клятве нашего отряда? Никому не слова!


*Вали – ворон (удэ)

*Си – фарфор (кит)


Глава 25. Сказка про железо и говорящего петуха


Гогсига долго стучал в ворота. Открыла Упултэ.

– Всё в кузне, мапа. А мать с братиком возится, ей некогда.

– Что, и слуги в кузне?

– Отец разругался, что никто не помогает, слуга и братья теперь там, горн раздувают, ковать помогают. А меня прогнали. А служанку Азигу послали за стену хворост искать на растопку. Отец сказал, у нас дрова заканчиваются.

– Всё понятно, Упултэ. Ты умница. Мангули, угости сестрёнку.

Мангули протянул туесок.

– Это тебе и матери. Вам надо зимой такую пищу есть.

– Ты хороший, Мангули! Понесу матери.

Усталая Яухэ поставила перед гостями сушёную рыбу.

– Перекусите, отдохните пока. Вернётся муж, поедим как следует.

– Не беспокойся, делай свои дела, – ответил Гогсига. – Мы сыты. Я полежу, пожалуй. Так в пути не уставал, как на этом рынке.

– А мне можно в кузницу пойти? – спросил Мангули.

– Пойдём, я тебя провожу, – предложила Упултэ.

– Ты не ходи, – сказала мать. – Отец и так зол. Попадёт тебе ни за что. А ты, Мангули, прежде чем войти, спроси отца, он не любит, когда во время ковки отвлекают.

Мангули тихонько пошёл по двору на звон молотков. Дверь в кузню была распахнута, из неё выходил пар вперемешку с горьким дымом. Внутри почти ничего не было видно после улицы.

– Можно мне войти? – прокричал Мангули.

– Входи. Только не запнись о железо. Давайте, давайте, не останавливайтесь, чего рты раскрыли, железо стынет! – прокричал Сэлэмэгэ сыновьям. Те принялись с размаху стучать с двух сторон молотками по красной железке, которую отец поворачивал после каждого удара. – Резче бей, Енуэ, резче! Что ты его гладишь?

Братья были по пояс голые и, несмотря на холодный воздух с улицы, потные.

– Стоп! – скомандовал Сэлэмэгэ. – Слабо бьёте. Придётся снова греть. – Он сунул железку в красные угли. – Нагнетай, Мокцо. Равномернее, равномернее мех дави, порвёшь в старании!

На соседней наковальне помощник кузнеца Вали стучал молотком по маленькой красной заготовке, и Мангули увидел превращение железки в плоский длинный наконечник стрелы.

– Ух ты! Как это легко получается!

Братья засмеялись, Сэлэмэгэ тоже усмехнулся.

– Ну, бери, попробуй, пока наша заготовка греется. На вот, – Сэлэмэгэ сунул в руку Мангули небольшой молоток. – Держи клещи с заготовкой.

Мангули принял неуклюжие клещи с добела раскалённым продолговатым бруском.

– Делай стрелу. Бей и поворачивай, бей и поворачивай. С оттяжкой к концу бей! Так его, так!

Мангули промазал, заготовка упала на землю. Братья рассмеялись.

– Неплохо для начала. Оставайся жить у меня, будешь гвозди ковать. Всё, отходи, наша поспела. Начали! Резче бей, резче!

Братья снова принялись охаживать белую железку, при каждом ударе от неё отлетали яркие искорки.

– Красиво, – сказал Мангули.

– Что ты сказал? – прокричал Сэлэмэгэ.

– Красиво!

– Верно, Мангули, красиво! Железо – это красиво! А ты – молодец. От вас, балбесов, ни разу такого не слышал, – это уже сыновьям.

Мангули подошёл к потному Мокцо.

– Можно я попробую?

– Пробуй, – с облегчением передал рукоять мехов слуга. – Плавно и сильно: вверх – вниз, вверх – вниз.

Угли под струёй воздуха из сопла мехов разгорались, светились белым. В это место сунул очередную заготовку для стрелы Вали.

– Молодец, хорошо нагнетаешь!

Мангули нравилось. Он провёл в кузнице остатки дня, и лишь проглотил ужин, сразу уснул.

На завтрак была жареная баранина. Вся семья находилась в радостном настроении. Даже малыш не плакал.

– Ай, отец, как ты нас накормил! – сказал, вытирая жирные пальцы Сэлэмэгэ. – Знаешь, так давно хорошего мяса не ели. Трудные времена теперь.

– Ничего, сын, всё наладится. Главное – живы все и здоровы. Значит, духи нас не оставляют, спасибо им!

Мокцо доложил, что пришёл Вали.

– Зови его сюда. Пусть тоже сытно поест. Кузнецу нужно мясо. А вы, – обратился Сэлэмэгэ к сыновьям, – марш в кузню, горн разводите.

Мангули доел свой кусок, послушал неинтересные взрослые разговоры о стоимости пшеницы и чумизы, о погоде и наводнении в конце прошлого лета. Ему стало скучно.

– Можно я тоже в кузню?

– Иди, но недолго. Пойдём снова с тобой по делам, – сказал Гогсига. – И не пачкайся там.

Братья уже растопили горючий камень в горне, потихоньку поддували мехами, подкладывали куски поверх горящих, положили на угли заготовки для прогрева.

– А, кузнец гвоздей! Снова хочешь перед отцом показать, как тебе потеть нравится?

– Мне правда нравится, – сказал Мангули. – Я бы хотел научиться, честно.

– Ну учись. Держи крепче! – Енуэ со смехом протянул в клещах железку. – Подставляй руку!

Мангули раскрыл ладонь, в неё упала раскалённая заготовка.

Когда Мангули появился в дверях дома, Гогсига сразу понял, что с ним неладно.

– Что случилось, пиктэрэн?

Мангули молча разжал ладонь.

– Это мои подлецы! – вскрикнул Сэлэмэга. – Поубиваю!

– Я сам за железо схватился. Я не знал, что нагретое…

– Виновных потом сыщем, – сказал Гогсига. – Сноха, у тебя барсучий жир есть?

– Азига, быстро сбегай в яму*. Там слева в углу деревянная банка с жиром, – отдала команду Яухэ.

Через короткое время ладонь Мангули была густо замазана жиром и замотана тряпкой.

– Тебе больно? – спросила Упултэ и погладила Мангули по руке.

Он отрицательно покачал головой и сделал серьёзное лицо, будто и вправду не больно.

– Отец, расскажи братику сказку о железе, твою любимую!

– Некогда мне сказки рассказывать, работа ждёт.

– А ты быстро расскажи. Мангули хороший и ему больно. Ну расскажи!

– Я бы тоже послушал, – сказал Гогсига.

– Ладно. Быстро расскажу, самое главное. Я сам её люблю, эту сказку. Потому что про железо. Слушайте.

Жил один бедняк, и не было у него ничего, кроме единственного петуха. Да и петух тот был худым и без хвоста, потому что кормить его человеку было нечем. И давно бы съел человек того петуха, да была у петуха особенность: умел он разговаривать по-человечьи.

Работал бедняк на других с утра до ночи, а жил впроголодь. А всё потому, что не было у него никаких инструментов. И была у бедняка тайная мечта – разбогатеть! Часто вечером разговаривал он с петухом:

– Вот бы мне найти кусок золота или мешок серебряных слитков!

– Кукареку, – отвечал петух, – от золота и серебра одни хлопоты, от них счастливым не станешь.

– Как же не станешь? – отвечал бедняк. – Сосед за серебро лошадей купил, другой богач женился, жена у него в золоте ходит. А я одинок и голоден.

– Ко-ко-ко, – говорит петух, – я тебе верно говорю: золото и серебро к счастью не приведут.

– Пожалуй, надоел ты мне своими разговорами, – говорит бедняк. – Сварю из тебя суп.

Испугался петух, говорит:

– Погоди из меня суп варить, послушай моего совета. Ночью поедут мимо твоего домушки-развалюшки три всадника. Ты их ночевать пригласи. Только обязательно это сделай. Увидишь, что произойдёт.

Послушал бедняк петуха, подумал, что не стоит спешить суп из него варить, а вдруг и вправду чудо ночью случится.

И верно, только солнце село, едет на белом коне всадник весь в белых блестящих латах. Кричит тот всадник грозным голосом:

– Эй, хочу у тебя переночевать!

Ужасно испугался бедняк. Представил, что такой блестящий войдёт в его лачугу. Да его и посадить некуда. Поклонился бедняк проезжему:

– Не могу я принять вашу светлую персону, нет у меня для вас достойного места.

Белый всадник пришпорил белого коня и ускакал в темноту.

Только бедняк дух перевёл, едет жёлтый всадник на коне золотистой масти.

– Эй, человек, пусти переночевать!

Ещё больше испугался бедняк: как принять такую сверкающую персону в грязной завалюхе? Рассердится жёлтый князь, несдобровать тогда хозяину.

– Не могу я принять ваше сиятельство, нет у меня для вас мягкой лежанки и угостить нечем по достоинству.

Ускакал сверкающи жёлтый всадник в темноту.

Устал бедняк от переживаний. Хотел уже спать лечь, слышит, копыта стучат. Едет чёрный всадник, коренастый, лицом некрасив, плечи мощные, ладони широкие. Под ним конь вороной, тоже крепкой породы.

– Пустишь ли путника переночевать? – прогремел басом чёрный всадник.

Испугался бедняк пуще прежнего: этот увидит, в какую жалкую хижину его пригласили, убьёт одним ударом. Только хотел отказать, а петух за хозяина говорит человечьим голосом:

– Проходи, уважаемый странник, в мою лачугу. Угощу тем, что сам ем, спать уложу на своём месте.

Вошёл чёрный человек, съел последнюю лепёшку бедняка, улёгся на его подстилку и уснул богатырским сном.

Бедняк от волнений утомился, тоже уснул на полу. А утром проснулся – нет гостя, будто и не было. Только лежат на лежанке три куска железа разного размера. Как обрадовался тот бедный человек! Отнёс большой кусок кузнецу, чтобы сделал тот ему железный плуг. Малым куском за работу расплатился. А за средний кусок железа купил вола. Вспахал поле, засеял, и стал жить в своё удовольствие: всегда пища на столе своим трудом добытая. Дом поправил, жену в дом привёл. А петух у него теперь на самом почётном месте на кане восседает, с женой и детками беседы ведёт.

А человек тот иногда думает: «Что было бы, если бы я ночевать пустил золотого или серебряного всадника?»*

– А что было бы? – спросил Мангули.

– Не знаю, ко мне такие не заезжали. Я вот с железом всю жизнь дружу, от него и достаток.


*Имеется в виду хозяйственная яма – небольшой погреб для пищевых запасов

*Сказка по мотивам вьетнамской сказки «Дух железа»


Глава 26. Посуда си и жидкое серебро


Пошли в город. Удивительно, теперь Мангули было уже не так сложно, как в первый раз. Он и сам легко нашёл бы дорогу к торговой площади.

– Мапа, смотри, эта большая улица такая ровная, будто полёт стрелы.

– О, Мангули, ты поэт!

– Поэты говорят о стрелах?

– Поэты говорят красиво!

– Я хотел сказать, что улица очень ровная, а те, которые на неё выходят, тоже ровные и между ними одинаковые расстояния. Мапа, это специально так сделали?

– Вот ты любопытный, всё замечаешь. Города строятся по плану.

– По какому плану?

– Есть люди, которые это умеют. Они знают правила строительства городов.

– Есть правила строительства городов?

– Есть, пиктэрэн, много разных правил. Есть даже правило для расстояния между колёсами повозок.

– Зачем, мапа?

– Кэду решил, что города должны быть красивыми и удобными, чтобы любой человек знал их расположение и мог найти в любом городе то, что нужно, например, как мы с тобой, рынок. А повозки должны иметь одинаковую колею, чтобы не ломать дорогу, чтобы не застревать, а всем ехать одинаково хорошо.

– Вот если бы такие дороги были по всему Бохаю, мапа. Мы с тобой ехали бы быстро тогда.

– Такие дороги по всему Бохаю давно проложены, пиктэрэн. Это к нашей окраине дорог нет. А главные пути очень хороши. Вот ты знаешь, что здесь, в Янь оканчивается сухопутная дорога из Восточной столицы в Нипон?

– Правда? А почему мы её не видели?

– Она с другой стороны подходит, с севера, мы ещё там не были. Очень хорошая дорога!

– А почему ты сказал «оканчивается»?

– А потому что дальше дорога идёт морем. Надо плыть на очень больших лодках под парусами и вёслами много дней.

– Ого! Я бы хотел!

– Нам с тобой туда везти нечего, а простых любопытствующих в Нипон не пустят.

– А торговцев пустят?

– Не только торговцев. Это дорога для послов от нашего государя к государю Ямато, то есть, Нипон. Наш кэду тридцать раз туда послов посылал с богатыми подарками. И нипонские послы через Янь-город в столицу ездили многократно.

– Ух ты! И они тут проезжали?

– Да, тут у южных ворот есть специальный двор для караванов и посольств. Там дома для отдыха высоких путников и богатых купцов, и склады для товаров, и специальные слуги.

– Мапа, давай туда сходим!

– Нас не пустят. Там охрана.

– Ну хоть издали посмотреть!

– Ладно, на обратном пути. Сейчас нам нужно к родственникам. Это брат Яухэ. Он интересным делом занимается, тебе любопытно будет.

– Каким делом?

– Придём, увидишь.

– Мапа, значит, если кэду для всех городов план сделал, значит, в других городах дома для высокозначительных так же как здесь, напротив малозначительных, а дом начальника города рядом с площадью?

– Верно, пиктэрэн. Во всех городах почти одинаково.

– Мапа, а ты заметил, что дома стоят не прямо вдоль улицы, а все под углом?

– Вот ты глазастый! Я замечал, но значения не придавал. Действительно, участки квадратные, а дома наискосок. А ведь красиво, правда?

– Красиво, мапа! А мы через торг опять пойдём?

– Да. Не хотелось бы толкаться, но придётся – это не очень хорошая сторона прямоугольной планировки – обходить далеко и долго.

– Я хочу на торг. Ещё бы танскую посуду посмотреть…

– Что-то ты недоговариваешь, пиктэрэн. Между нами ведь нет секретов?

– Я очень хочу купить для дани Гобо красивую чашку.

– Мангули, это очень дорогая посуда. Что ж, давай подойдём.

– Ах, уважаемые гости, надумали приобрести бесценные чаши для услады своей семьи! – торговец издали приметил вчерашних потенциальных покупателей. – Подходите поближе, любуйтесь изящнейшими изделиями си цвета молока молодой кобылицы утреннего надоя! Неужели возможно отказать своему желанию иметь такую посуду и после всю жизнь сожалеть об упущенной возможности?

– Мапа, давай купим вот такой кувшин для молока. Представляешь, даня будет пить и радоваться каждый раз!

– Уважаемый, назови цену вот этого благородного изделия, – попросил Гогсига, указывая на кувшин.

– Эта посудина недорогая, и цена её совсем пустячная, всего двенадцать брусков соли. Но если господин расплатится золотом, так и быть, на один брусок меньше. Вы только пощупайте толщину стенок этого сосуда – ведь это же яичная скорлупа! Нигде в мире нет такой красивой и прочной посуды!

Дед с внуком переглянулись.

– Мапа, это и правда, очень-очень дорого! Я спрашивал вчера у Вали, сколько стоит наконечник стрелы, он сказал, за брусок соли – семь десятков наконечников. За эту вазу можно большой отряд вооружить!

– Вот видишь, не по нам такая посуда. Пойдём.

– Ай, уважаемые покупатели, куда же вы уходите? Нельзя, посмотрев на это изящество, уйти ничего не купив. Это значит, нанести себе неизлечимую душевную рану. Я вижу, вы желаете сделать подарок близкому человеку. У меня есть что вам предложить за пустячную цену. Взгляните на эту чашу. Она немного пострадала при перевозке от нерадивости погонщика, тут маленький скол и от этого она значительно потеряла в цене. Но она не потеряла в красоте, а ведь в такой посуде красота важнее!

Гогсига взял, повертел в руках тонкую зеленоватую миску размером в ладонь.

– Я прошу за это великолепие всего полбруска.

– Нет, мы не возьмём. Пошли, пиктэрэн.

– Постойте! Постойте, всего четверть.

– Ладно, берём.

Выбрались с рынка. Мангули прижимал к груди аккуратную деревянную коробочку, в которой на шёлковой подушечке покоился подарок для Гобо – миска с оббитым краем из драгоценного материала си.

Недалеко за площадью свернули направо, прошли узкой улочкой, свернули ещё, постучали в ворота.

– Кто желает к нам войти после доброго пути? – раздалось из двора.

– Я, свёкор Тохто Яухэ.

Распахнулась малая створка ворот, красивая женщина с улыбкой поклонилась.

– Заходите уважаемые родственники! Мы знаем о вашем приезде, Яухэ служанку присылала с этим известием. Доброго здоровья дорогой Гогсига! Доброго здоровья дорогой Мангули!

– И тебе доброго здоровья, Гаса*. Ты ещё краше стала с моего прошлого приезда. И всё такая же весёлая.

– А чего же мне унывать, если в доме лад? Где лад – там и склад. Эй, Кианг*, быстро лучшую пищу неси для наших дорогих гостей! От добрых гостей ждём хороших вестей!

– Не беспокойся, дорогая Гаса, мы совсем недавно от сытного стола. Скажи, муж твой в мастерской? Как думаешь, не станет он возражать, если мы его там навестим, посмотрим, какие он чудеса творит из жёлтого металла.

– Конечно, он будет рад. Вчера с ним вспоминали, как в прошлый раз весело проводили время. Проходите в мастерскую. Сын Палоа* тоже там трудится, такие красивые вещи делает – я бы никому не продавала, всё себе бы оставляла. Он и мне иногда делает, вот, – Гаса похвасталась украшением, сверкающим на солнце. – А жена его вся в браслетах, подвесках, кольцах, да в таких, что ни у кого в городе нет! Идите, там сами увидите, что они творят, – она распахнула двери мастерской. – Отолисо*, Палоа, какие гости к вам!

– Ай, Гогсига! Как я рад тебе! Я скучал, Гогсига! – вышел из-за верстака, покрытого каменными плитами пожилой Отолисо, чуть помладше Гогсиги. – А это тот самый умный и любопытный Мангули? Заходи, Мангули, смотри всё, что хочешь, спрашивай всё, что интересно – всё тебе с моим сыном расскажем и покажем. У меня как раз бронза поспевает, лить буду.

– Мы не станем мешать, работайте. Будет ещё время поговорить.

– Это верно – если делу уделять времени достойно, то и на отдых останется достаточно. Тогда смотрите.

Отолисо нагнулся над маленьким горном, принялся подкачивать небольшим мехом воздух.

– Можно я нагнетать буду? – попросил Мангули. – Я уже грел железо.

– Давай, нагнетай, а я послежу. Тут у нас полегче, горн игрушечный словно, по сравнению с тем, который для железа.

– А почему?

– Для бронзы меньше жар нужен, да и сами изделия малы. Видишь, в чём плавлю? – Отолисо показал на круглый высокий горшочек.

– Он глиняный?

– Да, из специальной глины.

– А красный потому что горячий?

– Да, в нём, видишь, жидкость оранжевая? Это и есть бронза.

– А это сверху что греется?

– Это формы такие. Знаешь для чего? Для ремня накладки будут.

– Красивые! А сколько ещё нагнетать?

– А вот уже и готова.

Отолисо взял длинные клещи, поднял горшок, наклонил, из него полился струйкой жидкий металл. Наполнив маленький плоский кувшинчик с отогнутым носиком и ручкой, взял этот кувшинчик и стал через носик тоненькой струйкой лить в формы.

– Золото! – восхитился Мангули.

– Это не золото, а бронза. Очень красивый металл. А золотом мой сын занимается. Палоа, покажешь Мангули как ты из бронзовых вещей золотые делаешь?

Мангули досмотрел до конца весь процесс разлива оранжевого металла и долго стоял над формами, пока металл не потускнел и не стал твёрдым. Отолисо выковырнул одну заготовку, она со звоном брякнула о каменное покрытие.

– Здорово! Мапа, ты видел?

– Да, пиктэрэн, это чудо! Если бы ты знал, из чего получают такой металл, ты бы ещё больше удивился.

– Из чего?

– Из камней. Камни есть, из которых можно металлы выплавить.

– Где водятся такие камни, у нас есть? Я бы хотел сделать жёлтый металл!

– Близко нет. На юге, ближе к Когурё есть камни, из которых медь получают, потом сюда везут. Ещё из Нипона везли.

– Эй, Мангули, – позвал Палоа, – иди смотреть, как позолота делается.

Мангули подошёл к другому столу. Там было много необычных вещей.

– Это инструменты?

– Да, вот это пинцет, им я беру вот этот бубенчик. Он бронзовый, отец отлил. Теперь беру вот такую маленькую щётку. Опускаю бубенчик в этот металл.

– Он расплавленный?

– Нет, он холодный. Потрогай.

Мангули отдёрнул руку.

– Металл не бывает жидкий, если он холодный.

– А вот и бывает! Смотри, – Палоа окунул палец в серебряную жидкость и улыбнулся. – Пробуй, такое нигде больше не разрешат.

– Мангули с опаской приблизил руку. Но не ощутив жара, окунул палец в плотную массу.

– Мапа, ты видел?! Жидкий металл! Палоа, как он называется?

– Это раствор золота.

– Как? Разве можно растворить золото? А почему оно не жёлтое?

– Сейчас станет жёлтым. Смотри, натираю бубенчик этим металлом хорошенько, так. Теперь несу к огню, держу над углями. Нет, дуть мехом нельзя. Пусть медленно высыхает. Так, повернём туда-сюда.

– Желтеет! Смотрите, бубенчик становится золотым! А это правда золото?

– Ну зачем бы я тебе врал? Вот и всё, теперь пусть остынет и завтра можно на торг нести. Понял, как золотят бронзу?

Мангули отрицательно покачал головой.

– Что же ты не понял?

– Как золото растворяют.

– Золото растворяют в жидком серебре*. Рубят на мелкие кусочки, бросают в жидкое серебро и мешают, оно растворяется. Так же обычное серебро растворяют. Вон, смотри, зеркала лежат, они серебряным раствором покрыты.

– А зачем грели?

– Когда греешь, жидкое серебро высыхает, как вода, а то, что растворено, прилипает к изделию.

– Так это интересно! Я никогда такого не слышал!

– Такое и услышать негде.

Мангули огляделся, чтобы поделиться с дедом и увидел, что тот передаёт Отолисо такой же мешочек, какой отдал торговцу солью. Мангули сделал вид, что ничего не заметил.

Потом долго сидели в доме, который показался Мангули намного богаче, чем дом сына Гогсиги.

Говорили обо всём, как это бывает у взрослых, и совсем не говорили об интересном. Мангули терпел, потом поймал паузу и спросил:

– Палоа, а где же достать это жидкое серебро? Я так хотел бы его иметь!

– Э, Мангули, жидкое серебро можно было только купить. А теперь и купить нельзя. Его из Ямато везли.

– Как же вы теперь золотом покрывать будете?

– Пока запас есть, купил перед войной. Думаю, наладится. Купцы привезут.

– Верно, нужно надеяться на лучшее! – сказал Гогсига и стал прощаться. – Нам ещё много куда попасть нужно, да, Мангули?


*Гаса – утка (нан.)

*Кианг – роза (кит.)

*Палоа – молоток (нан.)

*Отолисо – умелый (нан.)

*Жидкое серебро – здесь ртуть


Глава 27. Чудо-лошадь тэмэн


Назад снова пришлось идти через торговую площадь.

– Мапа, смотри, такие накладки для ремня продаются, как Отолисо с Палоа делают. И бубенчики здесь, и зеркала. Ой, сколько всего! Только не золочёные.

– Не каждый такому умению обучен, пиктэрэн. Золочёные, конечно дороже. Их только значительные люди могут купить. Отолисо с сыном молодцы, потому и живут в достатке.

– Мапа, давай ближе подойдём. Вот это что такое, я не знаю.

– Это нэцкэ*, молодой господин, – подключился торговец. – Очень нужная вещь для настоящего мужчины!

– Я знаю многих мужчин, и ни у одного не видел таких вещей, – не полез за словом в мешок Мангули. – Для чего это?

– С помощью этой изящной благородной вещицы подвешивают к поясу мешочек с огнивом или ещё что-то подобное. Без него нельзя обойтись. А кроме того, это красиво! Все высокозначительные люди имеют нэцкэ!

– Понятно, – сказал Мангули. – Мы не слишком высокозначительные, обойдёмся без такой чепухи, правда, мапа?

– Верно, пиктэрэн! Не перестаю удивляться твоему уму.

– Мапа, а давай ещё вон там посмотрим. Смотри, какие украшения! Из чего это сделано?

– Это произведено мастерами Поднебесной из перламутра диковинных раковин южных морей! Таких вещей почти не бывает на рынках ваших северных городов...

– Пойдём, пиктэрэн. Этот торговец принимает нас за полных простаков. В нашем заливе, где мы ловим рыбу аку, такие валяются на берегу слоем толщиной по колено.

– Мапа, он нас хотел обмануть?

– Да. С этими торговцами нужно быть начеку. Вообще всегда нужно чувствовать человека.

– Но почему, мапа?

– Нечестные люди есть везде. У нас ты тоже таких встречал, ведь верно? Им кажется, что обманом жить легче. В городах таких людей больше, потому здесь нужно быть осторожным.

– Давай летом найдём таких ракушек, я попробую сделать красивые вещицы, ладно?

– Хорошо, будем на берегу, наберёшь, какие понравятся. Там их много.

– Пойдём с этого рынка, мапа. Я уже насмотрелся. Скажи, у тебя ещё много соляных брусков осталось?

– Есть ещё. А зачем тебе?

– Я думаю, может, купить дров для семьи твоего сына Сэлэмэгэ? Что они топят хворостом? Эта бедная Азига с утра до вечера палки за городом собирает, а всё равно холодно. Или горючего камня купить, он теплее.

– Ты прав, Мангули, надо купить. Только не камня, его Сэлэмэгэ для дома пожалеет, сбережёт для горна, а дома так и будут мёрзнуть. Пойдём, купим дров. Я слышал, в том углу кричали, что дрова продают.

– Мапа, а за что можно ещё покупать вещи, кроме соли и золота?

– А за всё, что ценится. Хоть за шкурки, хоть за зерно, можно отдать свою одежду, если она нужна продавцу. Можно даже свою силу отдать – поработать на продавца, он тебе даст товар. В других государствах монетами расплачиваются, в Тан, например.

– Монеты – это что?

– Это медные кружочки, все одинаковые.

– А как знать, сколько их давать?

– Есть у них соотношение, ну, как у нас соляной брусок равняется по цене половине детского шёлкового халата или десяти охапкам ольховых дров. Так и монеты стоят как какие-то товары. Ты в одном месте за свой товар получил монеты, в другом за другой товар отдал монеты. Удобно, говорят.

– А почему в Бохае нет этих монет?

– Не знаю, не прижились они у нас, наверно. А может, Кэду не пожелал. Нам и так хорошо, зачем нам монеты, верно? А вон, смотри, сколько дров продают. Эй, хозяин, сколько стоит твоя повозка дров?

– За полтора бруска все отдам и до дома довезу.

– Если ещё и нас довезёшь и выгрузишь сам, дам полтора бруска.

– Садитесь. Рад и тому. Третий день стою. Волы сена сжевали уже на четверть бруска. Гэй-гэй! Пошли-пошли, ленивые! Куда ехать, уважаемый?

Гогсига объяснил дорогу, соскочил, купил лепёшек и снова взобрался на повозку.

– Хорошо едем, а, пиктэрэн?

– Хорошо, мапа Гогсига! Мне нравится. А смотри, мапа, отсюда, с повозки лучше видно, как различаются дома на той и другой стороне. Те, которые дома малозначительных, на наши похожи, как у тебя, у Гобо. А другие – совсем на наши непохожи. Они на высоких площадках, будто специально насыпанных, под черепичными крышами все, у них какие-то звери на крышах и на углах. Деревья во дворах и те ровные, стриженые, что ли. Это почему?

– Видишь ли, Мангули, простые люди живут по старым законам, как предки жили – так привычнее, так надёжнее. Духи предков их и поддерживают, и от бед оберегают. А люди высоких сословий от старых порядков отошли, духов своих и духов предков позабыли. Взамен стали кланяться божествам иноземным, ханьским. Тем божествам дворцы строят, там специальные люди служат.

– Дворцы божествам?

– Да. Тут, в городе тоже есть такие дворцы. Храмы называются. Вот халаты получим, пойдём в северную часть города, увидишь те храмы. Красивые. Тебе понравятся. Вот и дома стали строить такие, как в Поднебесной. А у простых людей и дома по старинке выстроены.

– Я хочу храм посмотреть. О, мапа, слышишь?

– Что?

– Что за звук? Будто зверь ревёт. Может, это медведь? Вот, снова…

– А-а, знаю такого зверя! Его тебе непременно нужно посмотреть! Наверно, караван пришёл.

– Верно, – подтвердил торговец дровами. – Я видел, вчера в сумерках вошли в западные ворота.

– Кто такие? – спросил Гогсига.

– Кто у нас ещё на тэмэнах* грузы возит – известно, согдийцы*. Снова стекло, наверно, привезли.

– Мапа, я хочу этих тэмэнов увидеть! А что такое стекло?

– Пару дней отдохнут, вынесут на торг, – сказал продавец дров. – Приходи, увидишь, что такое стекло. Вроде как камень полупрозрачный, но не камень, вроде слеплено будто из глины – но не глина. Слышал я, будто из песка на огне то стекло варят, но не верится что-то. Украшения из него. Дорогие ужасно. Ну, что, эти ворота? Здесь сгружать будем?

– Здесь. Заезжай.

Вся семья собралась благодарить Гогсигу за дрова.

– Ладно, что вы тут, поленьев не видели? – бурчал смущённый Гогсига. – Мы сами ночью мёрзнем, правда, Мангули? Пойдём лучше чудо-лошадь тэмэна поглядим.

Снова вышли на главную улицу, теперь пошли налево, к южным воротам, которые были видны издалека – тут рынок не мешал обзору.

– Мапа, слышишь, снова рычит! А он, что, правда лошадь, этот тэмэн?

– Нет, он намного больше лошади. А шерсть у него, как у медведя и ещё длиннее, а ходит на копытах, на каждой ноге по два, как у овцы, только большие. Но самое интересное я тебе не скажу, это ты сам должен увидеть! Вот он, квартал для караванов. Видишь, всё стеной загорожено. Там внутри склады, там дома для отдыха богатых торговцев и посольских людей. Говорят, особый колодец есть всегда с чистой и холодной водой, сладкой на вкус.

– Вода – сладкая?

– Я не пробовал, так люди говорят. А люди и выдумать могут. Ну вот, видишь, ворота закрыты. Давай в щель смотреть.

– Эй, кто там бродит? – раздался строгий голос.

– Открой, уважаемый поговорить надо, – сказал Гогсига.

– Малая створка приоткрылась на ладонь. Строгое лицо сказало:

– Чего надо?

– Уважаемый, пусти тэмэна посмотреть.

– Вам что здесь, общественный дом? Не положено!

– Погоди, – Гогсига придержал закрывающуюся створку ворот. – У тебя сын есть?

– Есть. Трое. Ну и что?

– Они тэмэна видели?

– Ну и что?

– А вот я стоял бы на твоём месте в воротах, а ты привёл бы сыновей, тэмэна показать. А я бы сказал: «не положено!»

Стражник в щель осмотрел с ног до головы Мангули, потом Гогсигу, его взгляд задержался на изуродованном лице.

– Тебя не пущу – нельзя. А мальчишка пусть пойдёт. Заходи. Видишь вон тот дом? За угол зайдёшь, дальше не ходи, там стой и смотри, понял? Оттуда их видно. Давай, иди. Только недолго.

Мангули побежал к указанному дому.

– Эй, – донеслось сзади, – близко не подходи! Они незнакомых не любят, заплюют!

Мангули выглянул из-за угла и увидел! Это действительно были чудные звери, ни на кого не похожие! Несколько жёлто-коричневых гигантов на высоченных ногах, с длинными шеями, странными головами и ещё более странными спинами медленно жевали сено. Один, самый крупный заметил маленького человека, поднял высоко голову, долго неподвижно смотрел прямо на Мангули и вдруг так пронзительно закричал, оголив огромные зубы, что у Мангули упало сердце. Он не понял, как оказался снова у ворот, проскочил в щель и уткнулся лицом в живот Гогсиги.

Стражник расхохотался.

– Ну вот, посмотрел невиданного зверя! Мой младший тоже в первый раз испугался, потом долго вспоминал, как ходили тэмэнов смотреть. Ты не бойся, они на самом деле неплохие, хозяев слушаются, как лошади. А главное, полезные.

– Чем полезные? – обернулся Мангули.

– Эти купцы на них через пустыню ездят. Знаешь, что такое пустыня? На много дней один песок. Ни одна лошадь не может перейти. А эти тэмэны идут, хоть бы что. И не пьют всю дорогу. А едят такое, что без рукавиц в руки не взять – колючие кусты без листьев.

– А почему у них спина такая?

– Говорят, это специально для удобства купцов, чтобы между горбами поклажу складывать, она тогда не сваливается. Он много нести может. А вон они, эти купцы согдианские, вон те, двое, видишь?

Между домами неспешным шагом прошли мужчины в ярких пёстрых халатах, с чёрными бородами и длинными усами, в конических шапках, из-под которых свисали во все стороны незаплетённые длинные волосы до плеч, а на лбу остриженные ровно над бровями.

– Всё, уходите. Вон мой начальник идёт, ругать меня за вас станет.

Мангули был под сильным впечатлением.

– Мапа, какие звери! Он так на меня кричал!

– Ты испугался немножко. Это со всеми бывает, пиктэрэн.

– Мапа, как ты думаешь, а мы могли бы купить такого тэмэна?

– Зачем тебе тэмэн, Мангули? Ему в нашей тайге плохо.

– Мапа, я бы хотел через пустыню где песок на тэмэне проехать, посмотреть, правда, что он не пьёт много дней.


*Нэцкэ – брелок для крепления к поясу кошелей, изобретение бохайцев, часто высокохудожественное изделие, которое прижилось в древней Японии.

*Тэмэн – верблюд (нан.), в Центральной Азии двугорбый – бактриан

*Согдийцы – народ Центральной Азии, предки современных узбеков и таджиков. Согдийцы выполняли торгово-посредническую функцию между двумя великими империями — Римской (позже Византией) и танским Китаем, активно участвовали и даже доминировали в торговле по Великому шёлковому пути.


Глава 28. Беседа рук


Вечером Мангули снова попросился в кузню.

– Я только посмотреть.

Енуэ и Кямпо чувствовали себя виноватыми.

– Мангули, хочешь дам поковать? – спросил, улыбаясь во весь рот Енуэ.

Мангули отрицательно помотал головой.

– Я только посмотрю, ладно?

– Смотри, сколько влезет.

– Не отвлекайтесь, болтуны! – пробасил Сэлэмэгэ. – Повредили руку парню, балбесы! Самих бы мордами в горн! Бей точнее! Резче бей!

– Что это будет? – спросил Мангули.

– Топор будет.

– А там уже готовые топоры?

– Там тоже топоры, и заступы. Не готовы пока.

– А что ещё с ними делать нужно?

– Нужно закаливать.

Как это, закаливать?

– Они сейчас мягкие, вязкие. Заточка быстро заминается, тупятся быстро, понял?

– А как сделать твёрдыми?

– Надо нагреть и потом в специальный раствор опустить и в нём чтобы остыли.

– А какой раствор?

Братья засмеялись.

– Лошадиная моча – вот тот раствор, – прокричал между ударами Енуэ.

Мангули насупился.

– Не обижайся на них, Мангули. Для простых топоров и правда, моча подойдёт. А хороший нож закалить – особый рецепт нужно знать.

– Этот рецепт секретный?

– Ты прав, этот рецепт должен знать только мастер. И у каждого кузнеца свой рецепт закалки.

– Жалко.

– Что жалко? – Сэлэмэгэ отложил заготовку в горн, махнул сыновьям отдыхать.

– Я бы хотел себе нож отковать и закалить, чтобы всё резал.

– Достойная мечта для мужчины. Вот подживёт ладонь, приходи, попробуем с тобой сковать тебе нож. Эй, лентяи, берите молоты, начинаем. И порезче, с оттяжкой!

Мангули пошёл к Вали. Тот всё так же ковал наконечники стрел, но уже другой формы.

– Вали, на какую дичь такая стрела?

– Такой можно козу стрелять.

– А в прошлый раз ты какие ковал, на кого?

– Уже не помню. Я разные делаю.

– А сколько ты знаешь разных наконечников?

– Не считал. Вот ты любопытный! Так, если мелкие считать, да на птиц… ну, вместе с боевыми наверно разновидностей больше двадцати кую.

– Ого! Больше двадцати! Столько знать!

– Тут, Мангули, главное не знать, а уметь! Смотри пока. Подрастёшь, может станешь кузнецом. В тебе толк есть.

Утром доставили халаты. Гогсига надел, велел примерить Мангули. Осмотрелись. Купец с мастером по шитью вертелись вокруг покупателей, советовали ещё кое-где подшить, и пока Гогсига не расплатился и трижды не сказал, что его всё устраивает, они не покинули дом.

– Мапа, зачем нам такие одежды? Столько соли зря потратили, лучше бы лук тебе купили!

– Нам с тобой нужно посетить значительного человека. Не принято ходить к таким людям в простых халатах. Это неуважение к хозяину, о нём могут плохо подумать.

– А зачем нам к нему идти?

– Есть к нему важное дело, пиктэрэн. Очень важное дело. Этот человек занимается морской торговлей. Ты пока не спрашивай, после всё узнаешь.

– А мы в храм тоже пойдём?

– Зайдём на обратном пути, если время останется. А теперь одеваемся потеплее и пошли.

Не доходя площади свернули в Общественный дом.

– Мапа, значительный человек в этом доме? Я думал, у него большой дворец.

– Ты прав, Мангули. Но прежде мы зайдём в этот дом. Нельзя к такому человеку являться без приглашения. Отсюда мы сможем сообщить ему о нас и подождать тут, в тепле его согласия.

– Как же мы ему сообщим?

– Тут есть специальные посыльные, они доставляют вести по нужным адресам.

Поднялись по широким каменным ступеням ко входу под изящным козырьком оранжевой черепичной крыши с головами диковинных зверей по углам. Вошли в широкие двери между толстых колонн. Внутри оказалось обширное помещение с высоким деревянным потолком над множеством горизонтальных балок, соединяющих вертикальные колонны. Мангули постучал по одной костяшками пальцев.

– Мапа, они деревянные?

– Верно, пиктэрэн. Нет границ твоему любопытству!

– А что это на той стене прозрачное почти?

– Это бумага специальная, пропитанная маслом. Чтобы светло было.

– Здорово! – Мангули разглядывал разноцветные прямоугольники в рамах почти во всю южную стену. – Так светло и так красиво! Вот бы дане в дом такую бумагу поставить.

– Ты здесь громко не разговаривай. Видишь, люди отдыхают или заняты умными мыслями. Не стоит их отвлекать.

На длинных канах сидели небольшими группами люди разного достоинства. Толстые колонны мешали увидеть всех. Одни говорили в полголоса, другие катали камешки или двигали кружочки по клеткам.

– Мапа, что они делают? – прошептал Мангули.

– Играют. Подожди, сейчас отправлю человека, потом расскажу.

– Что угодно, уважаемые гости? Вы, наверно, прибыли издалека и желаете отдохнуть в спокойной обстановке? Что пожелаете заказать – музыку, танцоров, араку или более изысканный напиток? Может быть к вышесказанному игры?

– Прежде всего я хочу послать письмо высокоуважаемому господину. Прикажите подать тушь и бумагу.

Гогсигу усадили под окном в светлом месте, принесли столик с письменными принадлежностями.

– Вот видишь, пиктэрэн, для чего нужно знать грамоту? – Гогсига уселся на мягкой подушке поудобнее, обмакнул кисть, вывел знаки.

– Мапа, это же не ханьские знаки?

– Не мешай. Это бохайское письмо. Всё. Уважаемый, это нужно доставить сейчас высокопочтенному господину Исуре* и непременно принести ответ. Мы тут подождём. Пусть принесут Шоу тань*.

Принесли квадратную доску, расчерченную на ровные квадраты и две коробки с маленькими круглыми лепёшками из запеченной глины оранжевого и чёрного цветов.

– Мапа, я вспомнил! – прошептал Мангули. – Я видел такую игру у воинов в крепости. Отец их сильно ругал, за то, что играют на крепостной стене, когда должны смотреть по сторонам. Отец обещал меня научить, когда вырасту. Я тогда совсем маленький был.

– Ну вот, пришло время тебе учиться играть в Шоу тань. Смотри. Нужно ставить камень на пересечение линий. У каждого камня есть степени дыхания – пустые соседние пересечения. Каждый камень должен иметь хотя бы одно дыхание. Поставленный камень не передвигаешь. Если сможешь окружить мой камень, чтобы у него не было дыхания – он твой. Начинают всегда чёрные, бери их себе. Ставь камень в любую точку, какую считаешь важной.

– Я поставлю… сюда.

– Отлично, а я сюда. Кстати, если руку от камня оторвал, то перехаживать уже нельзя.

Мангули проиграл десяток раз и был в полном восторге.

– Мапа, мне так нравится, давай ещё разик! Теперь я точно выиграю!

Но тут заиграла музыка. Сухощавый старик играл на губном инструменте кунха*, играл так красиво, что все замерли.

– Мапа, я никогда не слышал, чтобы так красиво играли на кунха, – прошептал Мангули деду на ухо.

– Я же тебе говорил, что здесь есть большие мастера разных искусств. Разве жалко уделить часть своих богатств за такую музыку?

Старик перестал петь и нараспев прочитал:

– Старая ива в овраге, пригодится для посоха.

Смотрю на нее и жалею о жизни своей одинокой.

А кому сгодится она? Плакальщиц нет у нее.

Да и зачем сокрушаться над сломанным деревом?

Я ведь не воин погибший. И всё же досадно...*

Тут подошёл посыльный.

– Уважаемый, высокопочтенный Исура прислал вам ответное письмо.

Гогсига внимательно прочитал бумагу, пригласил управляющего.

– Мы покидаем это приятное во всех отношениях заведение. Сколько я должен за гостеприимство?

Расплатившись, покинули общественный дом.

– Мапа, почему тут за всё нужно платить? Там, где мы живём, я видел, что ты платил только один раз – за горшки, а тут всё время. Так у тебя соли не хватит.

– Так устроено в городах, пиктэрэн. Все друг другу платят и тем живут. Мне тоже не по вкусу такая жизнь, но что поделаешь, такие тут порядки. Скоро все дела решим и поедем обратно.

– Я уже хочу…

Не останавливаясь и не отвлекаясь прошли сквозь площадь с шумным торгом, свернули влево и, дойдя почти до западной стены, подошли к изящному в сунском стиле дому на возвышении. Мангули раскрыл рот, разглядывая цветные узоры на стенах и красных драконов над дверью. Слуга в необыкновенно красивом халате уже ожидал гостей и сразу провёл их в небольшое помещение со светлыми бумажными окнами розового цвета. Предложил располагаться на тёплом кане, принёс высокий сосуд с носиком и маленькие чашки.

– Попробуйте пока напиток из сока южных плодов. Господин Исура придёт совсем скоро.

– Мапа, смотри, это же посуда си! Мы будем пить из такой!

– Мангули, мы в таком доме, где из иной посуды пищу не употребляют. Делай вид, будто ты тоже ежедневно пользуешься си.

– Вкусный напиток, мапа! Из каких плодов он сделан?

– Не знаю. Но спрашивать непринято.

– Высокородный господин Исура! – объявил слуга и тут же в помещение стремительно вошёл стройный мужчина в расшитом золотом халате и с красивым гребнем в причёске.

Гогсига с внуком поднялись навстречу.

– Приветствую, уважаемый Гогсига! Рад видеть гостя из столь далёкой окраины. Приветствую, юный воин! Как зовут отважного юношу?

– Тохто Мангули! – звонко выкрикнул Мангули.

– Скажи, Тохто Мангули, хочешь ли ты посмотреть мой дом и послушать, как поют диковинные птицы в клетках?

– Да, хотелось бы.

– Тогда рекомендую тебе моего слугу, который всё в этом доме знает и с удовольствием тебе покажет. Ханго*, покажи молодому воину наши покои.

Слуга сделал приглашающий жест и повёл Мангули по просторным комнатам необыкновенного дома.

Первое, что поразило Мангули, широкие бумажные окна, из-за которых во всех помещениях было светло почти как на улице. Во всех комнатах было тепло, и в каждой росли кусты и травы с широкими листьями, каких Мангули никогда не видел. Некоторые из них цвели. В одной комнате среди растений стояли и висели аккуратные, изящные клетки из тончайших прутиков, и в них прыгали и чирикали птички с удивительно яркими перьями. Одна птица вдруг запела столь красиво, что Мангули замер, боясь шевелением прервать это чудное пение.

Слуга не прерывал наблюдения мальчика ни словом, ни движением, терпеливо стоял чуть позади.

Внимание Мангули привлекли удивительные картины с такими же птицами.

– А кто так красиво нарисовал? – спросил поражённый мальчик.

– Это не рисунок, это вышивка.

– Как же вышивка? Там нет ниток!

– Эге, вы просто не видите простым глазом этих тончайших волокон. Это шёлк.

Мангули приблизил лицо к самой картине.

– Как же это смогли?!

– Есть в Срединной империи великие мастера различных искусств. А наш хозяин – большой почитатель подобных изделий. Он и сам умеет многое. Посмотрите, хотя бы, на это. Тут действительно рисунок.

– Высокопочтенный Исура умеет так рисовать? Это нарисовано… чем?

– Это специальные краски, разведённые на варёном кедровом масле определённой вязкости. Господин Исура никому не доверяет составление красок. Вам нравится?

– Очень! А это? Как сделано это лицо?

– Это называется скульптура. Мастер вылепил лицо из глины, затем обжёг в печи.

– А это кто? – Мангули указал на позолоченную фигурку толстого человечка.

– Это Будда, великий учитель народов.

– А чему он учит народы?

– Он познал истину, и учит людей избавляться от несчастий и жить правильно.

Мангули хотел задать ещё много вопросов, но слуга услышал звон колокольчика и пригласил юного гостя вернуться.

Мангули был немало удивлён, увидев высокородного Исуру и своего деда за игрой Шоу-тань.

– Вы играете? – вырвалось у него.

– Мы не играем, юноша, – ответил Исура. – Шоу-тань – беседа рук. Простолюдины – играют, и могут выиграть кусок вяленой рыбы на ужин. Люди значительные за камнями решают проблемы государственного уровня, и от умения «разговаривать руками» зависит иной раз, будут ли ужинать завтра целые народы. Понравились ли тебе наши покои?

– Да!

– И что же тебе понравилось больше всего, наверно, птицы?

– Мне очень-очень понравилось, как вы нарисовали море и лодку, и дерево на скале. Очень-очень понравилось!

– Польстил моему самолюбию, юноша! Но вижу, искренне сказал. Благодарю за похвалу моему скромному умению, – Исура притянул к себе Мангули, долго вглядывался в лицо. – Большое будущее тебя ожидает, воин. Нужно только дорасти. Желаю тебе пути дерзостного и победного! Когда-нибудь, состарившись, ты будешь жить в своём красивом доме, и может быть посетит тебя желание рисовать картины или писать стихи, и тогда вспомнишь меня, а если вспомнишь – улыбнись. Хорошо?

– Ладно. А что такое стихи?

– Стихи – это песня души. Вот такая, например:


В селении Янь, что в Южной бухте стоит,

Глубоководная рыба пошла в верховья реки.

Мохэ и кидане, мужчины и женщины,

Радостно вышли оравой на лов с острогами.


Не отстают от них и мальчата,

Стоят по пояс в холодной стремнине.

Из ив заостренными кольями метят

В рыбьи хребты, что на горы наши похожи.


А что за горами? Враги или друзья?

Пока поэты одаривают друг друга стихами,

Будет спокойно селянам трудиться в полях

По обе стороны гор, таких величавых!


*Исура – дальновидный (удэ)

*Шоу тань – «Беседа рук» или «Разговор руками» – один из вариантов названия древней китайской игры. В настоящее время популярно название Го. Игра развивает стратегическое мышление. Подобные игры в шашки были широко распространены в Бохае, особенно в городах

*Кунха – варган (нан.)

*Стихи известного бохайского поэта Хайтэя в переводе Александра Белых

*Ханго – карась (нан)

*Стихи бохайского поэта Хайтэя. Перевод А. Белых


Глава 29. В колоколе важно молчание


– Мапа, как интересно в доме у этого значительного человека Исуры! Жалко, что ты не увидел его картину с лодкой на море.

– Я хотел бы посмотреть, но хозяин меня не пригласил, вероятно из скромности. А просить в таких случаях неприлично.

– Там ещё был такой человек золотой – Будда. Кто этот Будда, ты знаешь?

– Вот, хорошо, что напомнил. Пойдём в храм Будды, тут совсем недалеко. И одеты мы соответственно.

– Так кто он, мапа, ты знаешь?

– Я не силён в этих ханьских богах, честное слово. Пытался когда-то разобраться, только запутался.

– Так их много, этих богов?

– Много, пиктэрэн. Много богов, много правил, ими установленных. Все учат, как жить правильно.

– Ну скажи, каких богов ты знаешь лучше всего и какие правила самые-самые?

– Есть древнее учение Дао. Это великое всеохватное движение всего во всём. Если человек хочет стать счастливым, ему нужно стать на путь Дао.

– Я хочу!

– Э, Мангули, не всё так просто. Дао известно тысячи лет, у него тысячи тысяч поклонников, но много ли ты встречал по-настоящему счастливых людей? Дао – трудный путь, путь всей жизни. Так-то…

– А ещё? Ещё что ты знаешь про это?

– Ещё есть учение великого Конфуция – Школа учёных книжников. Это учение о правильных отношениях правителей и подданных, об их долге и обязанностях. Если все люди в государстве станут выполнять правила этого учения, то все они будут счастливыми, а государство – процветающим.

– Мапа, надо выучить эти правила и сказать всем, чтобы выучили. Тогда наш Бохай снова станет счастливым и сильным.

– Может и так, да не все хотят.

– Не все хотят, чтобы Бохай был сильным и счастливым?

– Многие не хотят этого даже лично для себя. Таковы люди, пиктэрэн, и это не исправить, похоже.

– А что же этот Будда, что он советует делать, чтобы люди и государство были счастливы?

– Сейчас придём в храм, спросим у тех, кто служит этому богу. Вон, видишь, крыша под серой черепицей – это храм и есть.

Храм Будды располагался в северо-западном углу города. Собственно, в этой части города угла не было, крепостная стена здесь плавно по дуге поворачивала к востоку. А под стеной красивой оградой на высоком каменном фундаменте была отгорожена территория храмового комплекса.

Подошли к главным воротам. Они покоились на толстенных красных столбах, и вся конструкция их была выкрашена красной краской. Перед столбами стояли каменные звери непонятной породы. И над всем этим великолепием нависала изящная крыша с загнутыми кверху углами. Вообще-то крыш было две – средняя часть была выше боковых крыш, отчего вся конструкция казалась летящей, несмотря на слой тяжёлой серой черепицы.

Мангули споткнулся в проходе, рассматривая звенящие на ветру колокольчики над головой. Гогсига удержал внука, тоже задрал голову.

– Красиво сделано, а, пиктэрэн?

– Очень-очень красиво, мапа!

– Давай-ка в знак почтения к этому божеству снимем шапки. Неприлично входить в храм с накрытой головой.

Территория храма была очень чистая и какая-то не бохайская, непривычная. Вдоль ровных, посыпанных мелкой галькой дорожек стояли различные каменные изваяния и подстриженные густые деревья с голыми теперь ветками. Сам храм возвышался в сорока шагах прямо напротив ворот. Он стоял на высокой, по грудь Мангули платформе, облицованной каменными плитами. Четырёхскатная черепичная крыша с загнутыми кверху краями покоилась на толстых красных столбах. Торцы черепиц закрыты кружочками с выпуклыми цветками, а углы крыши украшены черепицами в виде птичьих хвостов. Снизу под углами также как под воротами брякали ветряные колокольчики. На самой вершине крыши стоял предмет, похожий издали на кедровую шишку. Стены в средней части имели квадраты, и Мангули догадался, что это бумажные окна для освещения.

Вошли. Когда глаза после яркого солнца привыкли к полумраку, между рядами колонн прямо перед собой на возвышении увидели сидящего на подвёрнутых под себя ногах золотого человека с весёлым лицом.

– А чего он смеётся, мапа?

– Это и есть Будда. Ему хорошо, потому что он достиг полного счастья. Давай спросим. Уважаемый, вот этот молодой человек интересуется учением божества Будды. Не могли бы вы объяснить ему доступным языком? И я на старости лет просветился бы.

Неподвижно сидевший в такой же как Будда позе человек в странных тёмно-коричневых одеждах поднялся и приблизился к посетителям. Мангули уставился на его голову – она была вообще без волос!

– Я с удовольствием расскажу вам о учении Будды. Этот человек…

– А он разве человек? – вырвалось у Мангули.

– Пиктэрэн! Неприлично перебивать.

– Ничего страшного, это искренность, и это хорошо. Да, Будда – человек. У него удивительная судьба. Он родился царевичем и жил не зная нужды. Отец очень любил сына и оберегал его от всего плохого. Будущий Будда женился по любви, жена родила ему сына, и он был счастлив. Но однажды он узнал, что другие люди живут иначе, он открыл для себя, что есть горе, нищета, болезни и смерть. Он не понимал, почему так плохо людям в этом мире и пожелал это узнать. Он покинул семью и пошёл скитаться по стране. Шесть лет он бродил среди людей и дикой природы и наконец понял, как людям избавиться от бед. После этого Будда сорок пять лет рассказывал людям своё учение о благородных истинах. Теперь мы следуем его пути и стараемся достичь просветлённости.

– А как же его семья, его сын так и не увидел больше своего отца?

– Зато многие, очень многие люди могут избавить себя от бед. Это ведь немалая цена?

– Не знаю. Мне его сына жалко… А как можно избавиться от бед?

– Будда говорил, что причина всех бед в самом человеке. Люди слишком привязаны к вещам и к самой жизни.

– А что им, людям, надо делать, чтобы стать счастливыми, и чтобы государство было сильным и непобедимым?

– Будда говорит так: у человека существует беспокойство, для каждого беспокойства есть причина. Существует возможность избавиться от беспокойства и от причины, его вызывающей. И есть путь, ведущий к избавлению. Если стать на этот путь, то можно достичь избавления от всех привязанностей и тем самым, от всех страданий. Это понятно?

Мангули отрицательно покачал головой.

– Не очень. Что делать-то надо?

– Нужно изучать учение и следовать ему. Но прежде всего, если вы вошли в храм Будды, нужно поздороваться с самим Буддой и получить от него благословение. Давайте сделаем это вместе. Для этого сложим ладони – вот так, в виде цветка лотоса, на котором сидит сам Будда. Теперь подойдём к статуе. Поднесём сложенные ладони ко лбу, попросим Будду, чтобы мысли наши были всегда чистыми. Затем поднесём ладони ко рту, чтобы слова наши были всегда правдивы. Теперь к груди, чтобы сердце было наполнено любовью ко всем живым существам…

– И к врагам?

– Пиктэрэн! Не перебивай!

– И так мы кланяемся Будде три раза, или семь раз, или двадцать один раз, и каждый раз желаем благополучия всем живым существам. Понятно ли это любопытному юноше?

– Про врагов непонятно. Зачем им желать хорошего? – Мангули потупившись рассматривал под ногами плотно утрамбованную гальку и вспомнил, что точно такая галька на берегу его родной речки Быстрой около крепости Саинбар.

– А ещё что непонятно?

– Зачем у вас на крыше кедровая шишка?

– Это бутон лотоса – символа чистоты. Лотос растёт из грязи, из ила, а раскрывшись, являет миру идеальную чистоту, к которой все мы должны стремиться.

– А что это под красивой крышей на возвышении недалеко от храма?

Это колокольная башня. Колокол – символ ума Будды, а звон колокола – речь Будды.

– Значит, если в колокол звонить, мы услышим, что он говорит?

– В колоколе более важно его молчание…

У Мангули больше не нашлось вопросов.

– Спасибо за объяснения, уважаемый, – сказал Гогсига. – Пожалуй, нам пора идти.

– Я рад, если донёс до вашего ума смысл великого учения.

Мангули молчал до самой площади. Гогсига тоже не разговаривал. Наконец, запнувшись о вывернутый из дороги булыжник, спросил:

– Ну, что, Мангули, ясно тебе, как устроить счастье в мире?

– Мапа, я, честно, ничего не понял! Правда. Этот человек без волос так красиво говорил, у него добрый голос. Хочется ему верить. Но я не могу! Я никогда не смогу желать врагам добра, даже если из-за этого буду несчастным.

Гогсига без слов согласно качал головой. Он купил две горячих лепёшки с рыбой, они с внуком уселись под забором небогатого дома с той стороны, где не дул ветер и пригревало солнце и принялись с аппетитом есть. После еды у Мангули вновь проснулся интерес к окружающему миру.

– Мапа, откуда они взяли столько черепицы? Смотри, все дома на той стороне, у значительных людей, крыты черепицей, храм – под черепицей, ворота под черепицей. Они её купили?

– Состоятельные люди купили. А храм, говорят, из своей строили. Старики рассказывали, когда строить стали, сделали прямо около храма несколько печей, в них обжигали. А когда крышу покрыли, те печи закопали, заровняли, сверху другие дома разные возвели.

– А что там ещё за дома, что в них?

– Разные. В одних храмовые люди живут, в других пищу готовят и едят. Наверно, есть ямы, где пищу хранят, есть помещения, где вещи, инструменты у них находятся. Людям много чего надо, даже тем, которые от всего отказываются ради истины.

– Мапа, а что они едят?

– Не знаю. Говорят, они мало едят.

– А что пьют?

– Воду, наверно. Там под стеной хороший колодец, я в прошлый раз пил из него. Вода такая вкусная! И главное – чистая. Ты заметил, тут вода у всех мутная? Низко здесь, вокруг болотистые места, топит часто. А в храме – чистая. Как у нас в речке.

– А почему?

– Говорят, они на дне колодца сделали хитрый фильтр – всю муть задерживает.

– Умные, они, да, мапа? А почему все остальные такие фильтры не делают? Это секретный фильтр?

– Нет, пиктэрэн, не секретный. Между двумя слоями плетёных из прутьев циновок насыпан слой песка, через него и очищается вода.

– Так чего же другие все пьют мутную?

– Не знаю. Ленятся, наверно. Или привыкли.

– Что-то я сегодня совсем ничего не понимаю, мапа.

– Э, пиктэрэн, я тоже, чем дольше живу, тем меньше понимаю. Так устроено.


Глава 30. Морской флот Бохая


Солнце ещё не поднялось, зазвенел сигнальный колокол на площади, послышались окрики всадников:

– Всем выйти на площадь! Всем собраться слушать указ императора! Поднимайтесь, лежебоки! Все, кто способен ходить – на площадь! Указ императора!

– Не дали нам с тобой сегодня выспаться, пиктэрэн. Что ж, пойдём, послушаем, что выдумал этот император.

Пошли всей семьёй, даже Яухэ с младенцем на руках. Мангули шёл рядом с дедом, рядом с Мангули шла, улыбаясь, Упултэ.

– Ты в храме Будды была? – спросил Мангули.

– Нет. Отец обещал, да ему всё некогда. Работы у него знаешь сколько!

– Знаю, видел. Много работы у него и у твоих братьев, и у Вали тоже.

– А ты, Мангули, хотел бы быть кузнецом?

– Нет. Я буду воином. Я хочу собрать армию и убить всех киданей.

– Эй, пиктэрэн, – пробасил Гогсига, – ты не позабыл наш уговор? Оглянись вокруг – мы тут не одни.

– Я больше не буду, мапа.

– Я верю, что ты победишь, Мангули, – прошептала на ухо Упултэ.

На площади собралось много народу и люди всё подходили. Всадники выгоняли из домов нерасторопных. Наконец, на площадь выехал важный вельможа в сопровождении охраны с конскими хвостами на копьях.

– Слушать указ императора великой Ляо!

«Мы, император Абаоцзы, объявляем о создании на вновь приобретённых землях, ранее звавшихся Бохаем, нового государства, и даруем это государство нашему старшему сыну Елюй Пэю! Елюй Пэй отныне имеет титул Царственный Ван Народа! Всё население упразднённого государства Бохай обязано чтить своего государя и радостно выполнять все его указы. Для облегчения участи и улучшения отношения народа к новой справедливой власти, мы облагаем население нового государства ничтожно малым налогом всего в одну тысячу лошадей со всего народа ежегодно. Желаю новому государству и его народу счастья и благоденствия под управлением Царственного Вана Елюй Пэя!»

Слушать указ Царственного Вана Народа Елюй Пэя!

«Мы, Царственный Ван Народа и Государь вновь образованного императором Ляо, великим Абаоцзы, нового государства, повелеваем: наше государство именовать Дундань*. Отныне мои подданные именуются дунданцами. Столицу повелеваем утвердить в городе Лунцюаньфу*. Поздравляю моё население с началом нового счастливого и благодатного правления!»

Чтение указов окончено. Разрешается разойтись по домам и устроить праздник!

Народ хлынул с площади плотной толпой. Мангули взял за руку Упултэ.

– Держись за меня, чтобы не потеряться.

– Брат, что ты об этом указе думаешь? – спросила Упултэ.

– Да мне плевать на такие указы!

– Эй ты, – Гогсига схватил Мангули за ухо, притянул к себе, прошептал: – Хочешь, чтобы я исключил тебя из отряда?

– Нет…

– Ещё слово, и я сам сдам тебя киданьским живодёрам. Понял?

Лошадей седлали молча. Поехали. Гогсига впереди, Мангули следом. В этот раз через центральные – южные ворота. Гогсига показал пайцзу, сказал стражникам:

– К вечеру вернёмся. Погуляем малость с внуком, пока погода хорошая.

Превосходная дорога привела к сооружениям на берегу реки.

– Мапа, как называется эта река?

– Янчихе*.

– А это что на берегу?

– Причалы для лодок.

– Ну что ты сердишься, мапа?

– Я смотрю, ты совершенно не хочешь дожить до настоящего дела. Ты желаешь быть геройски забитым на площади палками за свою болтовню? Так вот запомни: люди любят живых героев-победителей. Проигравших и погибших забывают сразу, а хуже того, злословят в адрес неудачников.

– Я не хотел, само получилось… Я рассердился на этих киданей.

– Ах ты, рассердился он! А другим всем понравилось – они молчали. Ты просто хотел себя показать перед девочкой. Так вот, это было последний раз. Больше не прощу. Будешь у Гобо грядки полоть.

– Я больше не буду. Честно.

– Ладно, дружим! – Гогсига улыбнулся.

Мангули стало весело.

– Мапа, куда же мы сегодня едем?

– Мы едем в то место, откуда начинается морская дорога.

– Морская дорога куда? В Ямато?

– Морская дорога не имеет одного направления, она туда, куда тебе надо. Можно плыть в Ямато, можно в Тхэбон, можно даже в Тан. А можно и к нашей речке приплыть или зайти в реку Субинь и плыть по ней до самого города Шуайбиня. Море – это простор!

– Но сейчас лёд, зачем же мы туда едем?
– Там стоят большие лодки. Там их ремонтируют, там и охранять их легче. Оттуда они и в море уплывают.

– А сюда, в Янь-город они разве не приплывают?

– Большие нет, не приплывают. Тут глубина очень маленькая. Грузы и людей сюда на малых лодках возят.

– Понятно. Но непонятно, зачем нам туда? Посмотреть эти лодки?

– И посмотреть, конечно. Ты же хочешь? А вообще нужно повстречаться с владельцем большого судна. Он летом повезёт нам товар, нужно оговорить время и место встречи.

– Теперь понятно. Как зовут того владельца большой лодки?

– Его зовут Согдямди. Бывалый мореход! Он и в Нипон не раз плавал, и наши берега знает, как свою ладонь. Отважный человек!

– Почему отважный? Он воевал?

– Лишь чтобы решиться плавать по морю, нужна смелость. А он бывал в разных переделках. И с бандитами победителем выходил, и тонул на своей предыдущей лодке, и на острове просидел две луны, пока не сняли случайные рыбаки. Интересный этот Согдямди. Ну вот, видишь, приближаемся вон к тому плоскому берегу, где вроде как палки торчат? Это не палки вовсе, а высокие мачты тех морских лодок. Если ветер попутный, на них вешают большое полотно, называется парус. В него ветер дует и несёт лодку без вёсел, и очень быстро, бывает, несёт.

– Здорово! Я хотел бы!

– Может, ещё поплывём с тобой летом.

– А чего они на таком плоском берегу? Тут ветер, леса даже нет, дров нет. И скучно.

– А вот ты сейчас сначала удивишься, что это за берег, а после сам поймёшь, почему тут база для морских лодок.

Выехали на песок, поднялись на невысокую длинную возвышенность, покрытую травой и Мангули ахнул!

– Мапа, смотри – вода! Синяя-синяя вода! Это же море, правда? Почему оно не замёрзло?

– Здесь редко замерзает – волны лёд ломают, ветер сдувает. Когда сильный мороз при безветрии, замерзает на половину луны, потом снова поломает и вынесет. Теперь понимаешь, почему тут морским лодкам стоять удобно?

– Они могут даже зимой поплыть, если захотят, например, в Нипон. Верно?

– Я не зря тебя с собой везде беру – приятно беседовать с умным человеком.

– Ты смеёшься надо мной, мапа…

– Перестань, пиктэрэн. Ты действительно хорошо соображаешь. Ты молодец. Похоже, мы немного не там выехали. Вон они, лодки, там и домики, где люди живут. Поехали.

– Мапа. А это остров такой песчаный?

– Нет, это такая песчаная коса*. Длинная-длинная. Она длиной почти такая же, как мы от города сюда ехали. Только с юга тянется. Летом там озёра, болота – на лошади не проехать.

– А зимой?

– А зимой там делать нечего. Косуль и фазанов там много. Но их и около города полно.

Издалека подняли лай собаки. Появились из домиков люди. Гогсига спросил, где найти Согдямди. Указали ехать к дальним лодкам. У последнего низкого, врытого в песок дома под ноги лошадям кинулись свирепые псы. Вышел пожилой человек, сухой, высокий, без шапки, с совершенно белыми волосами. Накричал на собак. Подошёл к приезжим.

– А, Гогсига, дорогой, не узнал тебя, такого молодого, думал чужой кто приехал. А я, сам знаешь, гостей не люблю. Кто это с тобой прибыл?

– Это внук мой. Зовут Мангули.

– Это чей же, не припомню, вроде у тебя такого не было.

– А, не напрягай память. Я сам уже не помню, сколько их у меня и чьи они дети. Вот, мечтает парень мореходством заняться. Покажешь лодку?

– Пошли! Пошли сразу и покажу. Вот, смотри. Это нос. Это борт. Высокий, правда? Волна чтобы не заливала. Это палуба. На неё грузы кладут. Тут, видишь, верёвка, на конце такая рогатина с камнем – зачем?

– Она на когти похожа… может, чтобы не уплыла лодка, когда у берега?

– Верно! Это якорь, он за дно держится. Вот люблю таких! А то придут: «покажи». Спросишь: «зачем это?», а они: «не зна-аю…» Тьфу! Ты, как тебя, Мангули, ты умный парень. Залезай на палубу. Так. Вот сюда пойдём. Это дом на лодке. Тут живу, когда плыву. Если со мной другие, тоже здесь ютятся, когда погода плохая, а так – на палубе, добро пожаловать. А как ты думаешь – пожелал плыть, плыви, кто для тебя отдельный дом строить на лодке будет?

– А как же такие большие лодки строят? Вы сами её делали?

– Нет, такую одному не сделать. Есть умельцы по дереву, но для морских лодок особые мастера имеются. Тут как попало нельзя – утонешь.

– А вы правда, в Ямато плавали?

– Да, бывало такое.

– Как там, в этом Ямато?

– С непривычки в первый раз интересно, а после – ничего особенного. Живут они по-своему, не лучше нас и не хуже. Тоже стремятся к чему-то, думают о судьбе, храмы у них. А особой разницы нет – люди везде одинаковы.

 – А вот это мачта называется?

– Верно, парень, это мачта! На неё парус вешаем. Это видеть надо, так не поймёшь. Приезжай летом, пойдём с тобой под парусом. Мне вообще нужны надёжные люди, чтобы по желанию, не ради заработка. Через годик-другой приходи ко мне в помощники, будем извозом зарабатывать. Придёшь?

– Пока не знаю, может и приду.

– Молодец! Люблю таких.

– А скажите, ещё больше лодки бывают?

– А как же, конечно бывают. Вон, надо льдом остов торчит, видишь? Эта старая посудина развалилась года три назад. На ней посол бохайского кэду в Нипон подарки возил. С ним только слуг полсотни было!

– Здорово! Такая большая лодка! А военные морские лодки бывают?

– Наш человек, знаешь, что спрашивать! Я сам воевать ходил на морской лодке. Флот Бохая славу имел!

– Расскажите. Хоть один бой!

– Ладно, давай расскажу тебе о славной морской победе, о которой мне даже в Ямато пытались рассказать, да я им нос утёр, мол это же наша победа, что вы мне толкуете. Правда, давно это было, ещё при славном кэду Да Уи. Сунский император нанёс кэду обиду.

– Какую обиду?

– Я не знаю. Да какая разница? Если тебя обижают, ты что делаешь?

– Дерусь!

– Верно! Настоящий бохаец! Да Уи тоже решил хорошенько намять бока тому сунскому обидчику. Тот, конечно, ожидал, что Да Уи пошлёт свои войска по суше и приготовился. А что придумал Да Уи?

– Он, наверно, поплыл на лодках?

– Правильно! Всё, ты мне нравишься! Оставайся прямо сейчас, лодку приготовим, а как лёд растает, поплывём с тобой в открытое море.

– Так что же сделал наш кэду?

– Он собрал большой флот, посадил на лодки войска и отправил их морем на самый важный порт Дэнчжоу*. Этот большой морской город прямо под самым сердцем империи Тан. Там почти весь танский флот стоял. Они не ожидали, конечно. Хорош удар в этой драке получился, а? Разгромили порт, потопили лодки, войско высадили, город разорили, начальника города казнили, и пошли дальше завоёвывать. Хорошо тогда наши там погуляли. Надолго сунскому императору бохайский флот запомнился! Так-то – морской флот – сила!

– Согдямди, я тут кое-что привёз для хорошей беседы, – Гогсига достал из седельной сумки баклагу. – Пусть наш юный исследователь удовлетворит свою любознательность, осмотрит твою лодку самостоятельно, а мы с тобой уединимся ненадолго, ты не против?

– Это когда же я был против, дорогой Гогсига! Давай, парень Мангули, смотри всё сам, можешь трогать, крутить, двигать, открывать – всё тебе позволено на этом судне. А мы с дедом твоим посидим в моей береговой каюте, лады?


*Дундань – в переводе с китайского означает «Восточное Кидань». Киданьское название этого государства – «Восточное Даньгур»

*Лунцюаньфу – бывшая Верхняя столица Бохая

*Янчихе – сейчас река Цукановка на юге Хасанского района Приморского края

*Согдямди – рыбак (нан.)

*Имеется в виду коса Назимова в заливе Посьета

*Дэнчжоу – крупнейший порт империи Тан на Шаньдунском полуострове. Бохайский флот напал на Дэнчжоу в 732 году.


Глава 31. Сказка о ткачихе-паучихе


Назад ехали уже в сумерках. Мангули устал от впечатлений, от свежего морозного ветра, яркого солнца и крика чаек. Гогсига был весел, напевал, шутил. Впереди на фоне розового закатного неба показалась тёмная городская стена.

– Мапа, какая высокая крепость в этом Янь-городе! Как такую строят, ты знаешь?

– Как эту строили, не знаю, говорят, сначала из камня стены делали, после землёй засыпали. Зато я своим глазами видел, как строили нашу. И даже участвовал. Вот я тебе сейчас расскажу. Жили мы себе спокойно, никто нам ничего не говорил, тут присылают отряд военных, человек сто, потом рабов нагнали. Настроили им и охране домов, навесов, шалашей и стали землю копать, носить, возить. Конечно, мастера были, разметили прежде, чем строить, от деревьев расчистили.  Сначала стали углы насыпать, после – стены. Я думал, много лет будут строить, однако за два года построили крепость. Ров вокруг одновременно выкопали, землю с него тоже на валы пустили. На последнем этапе стали камнем снаружи валы обкладывать. Тогда клич кинули, чтобы у кого волы и повозки есть, ехали камень возить с реки. Я возил. Грузили и разгружали, конечно, рабы. А мне что – только волов погоняй. Хорошо мне тогда заплатили: дали инструмент добрый – мотыги, лопаты, топоры. Это у них всё равно осталось после строительства. А нам, сельским, железо никогда не лишне. До сих пор ещё те мотыги есть, и лопата одна осталась. А топоры сточились, отдал кузнецу в переплавку, он мне за то стрел два десятка насыпал.

У ворот снова попали в очередь из повозок с мелкой галькой.

– Куда возите такое добро? – спросил Гогсига.

– Стену поверху отсыпают. Ремонт.

– Понятно. Значит, новый правитель приказал в порядок привести. Это хорошо.

– Что же хорошего, если эта крепость теперь киданьская? – прошептал, подъехав вплотную, Мангули.

– А ты много киданей заметил в этом городе?


– Нет. В воротах стражей командует киданин, кажется.
– То-то. Если население и солдаты гарнизона не кидане, то не вечно город будет подчиняться киданьскому правителю. Погоди, погоди, Мангули, мы ещё будем праздновать победу. И крепость эта ещё послужит тем, кто её возводил. Только пока – секрет! – прошептал Гогсига и подмигнул.

Проехали сложные ворота, усталых стражников, которые, как ни странно, узнали деда с внуком. Гогсига засмеялся, спросил, как они столько народу запоминают.

– Всех не запоминаем. А твоя рожа ещё ночью сниться будет, как не запомнить!

Поехали по тёмной улице.

– Пусть боятся, верно? – сказал Гогсига.

– Верно. Мапа, а ты крепости штурмовал?

– Один раз пришлось.

– Ну и как?

– Страшно!

– Почему, мапа?

– Ты карабкаешься по крутому валу на четвереньках и видишь, что мимо пролетают стрелы, и думаешь: «следующая моя». Рядом лезут твои товарищи, с которыми перед штурмом из одного котла хлебал, и ты видишь, что они умирают от тех стрел, ты видишь, как их обливают кипятком и они с воплем срываются вниз. Ты поднимаешь голову и видишь, что там, куда ты стремишься, стоят люди с копьями и мечами и поджидают тебя, чтобы убить. А лезть надо. Страшно.

– Ого. Обороняться на стене лучше, да, мапа? Ты оборонял крепость?

– Однажды.

– И что?

– Страшно пиктэрэн.

– Но почему, мапа? Тебе – было страшно?!

– Они лезут на стену, и ты думаешь: «Ну, погодите», и стреляешь. Один падает вниз, другой, третий. У тебя кончаются стрелы, а они всё лезут, и их много. Ты берёшь меч и начинаешь рубить, ты убиваешь одного, другого, пятого врага, у тебя уже не поднимается рука, а ты видишь, что их там туча, как муравьёв в муравейнике, и они всё лезут и лезут… страшно.

– Мапа, вы победили тогда?

– Победили. Видишь – живой.

– Да, досталось тебе, мапа Гогсига! Я бы хотел…

– Ты молод, Мангули, на твой век врагов хватит.


На следующий день уезжали. Сэлэмэгэ не стал работать в этот день и отпустил помощника Вали. Сготовили вкусную еду, покормили аракой духов. Выпили и все присутствующие. Сэлэмэгэ сожалел, что толком не поговорил с отцом, но теперь уже нужно было прощаться.

– Доброго пути тебе, отец и хорошей жизни в родном доме. Спасибо, что приехал, что помог нам в трудное время. Не забывай нас. Мангули, мы рады с тобой познакомиться, приятно, что у нас такой достойный родственник. Удачи тебе в жизни. Прими подарок на добрые дела.

Сэлэмэгэ протянул Мангули нож с роговой рукоятью в кожаных ножнах. Не слишком большой, в самый раз для подростка. Братья зашушукались, Сэлэмэгэ бросил в их сторону строгий взгляд. Мангули вынул, потрогал на язык отточенное блестящее лезвие.

– Это такое… Это такой подарок! Я буду беречь.

Сэлэмэгэ наклонился к Мангули, шепнул:

– Ты хороший человек, Мангули. Жалею, что ты не настоящий мой сын. Пусть духи всегда будут с тобой рядом!

Вышли к уже сёдланным и навьюченным лошадям.

Упултэ подошла вплотную к Мангули.

– Я скучать буду, братик!

Мангули взял её за руку, отвёл за угол дома.

– Я дождусь, когда вернётся мой настоящий отец и женюсь на тебе!

– Я буду тебя ждать, Мангули! Только ты не забудь, ладно?

– Я же сказал!

Привычной главной улицей доехали до центральных ворот. Простились с провожавшим Сэлэмэгэ.

В воротах знакомая стража:

– Снова на прогулку?

– Всё, домой, теперь нескоро вернёмся. Лёгкой вам службы!

И опять удивительно знакомой дорогой, разъезжаясь со встречными повозками, гружёными щебёнкой, выехали на лёд знакомой реки Янчихе, а по ней, наконец, на простор морского льда. Не договариваясь, остановились, повернулись к городу. Валы крепости чётким контуром ограничивали скопление дымов. Доносился невнятный разнообразный шум.

– Мапа, слышишь, тэмэны кричат?

Гогсига кивнул.

– Поехали, пиктэрэн?

– Поехали мапа Гогсига! Хорошо ехать, правда?

Больше не оборачивались.


Обратный путь всегда проще, а путь домой быстрее. Добрались без приключений.

Заматеревший за короткое время Андар сбил Мангули с ног. Покатились по снегу, трепля и тиская друг друга.

– Мангули, пиктэрэн ты мой дорогой, вернулся!

Мангули так радовался снова видеть добрую Гобо.

– Данечка, я тебе такое привёз! Вот, смотри, мы с мапой Гогсигой тебе купили! Такую посуду только в Тан отливают!

– Ах, старый Гогсига, совсем из ума выжил! Зачем же ты такое дорогое купил?

– Не ругайся, Гобо, лучше спасибо скажи пиктэрэну, он уговорил. Хоть на старости будешь пить из достойной посуды.

– Да это я так, от чувств. Не часто такое дарят. Так потратились! Лучше бы купили что путное.

– Ты опять за своё. Всё купили, что надо. Ладно, Мангули оставляю, поеду к себе. Там без мня запустили хозяйство, наверно. Пиктэрэн, день-два отдохнёшь, дане Гобо поможешь, приходи учиться.

– Чему учится, мапа?

– Э-э, человеку так много чему надо учиться – жизни не хватит. Приходи, не ленись. Придумаем, чему учится. Будет интересно.

– Пойдём, дорогой пиктэрэн, накормлю тебя с дороги, – позвала Гобо. – Яиц я скопила, сейчас такое приготовлю!

Мангули вдруг прижался к Гобо, обнял.

– Даня, я так скучал! Скажи, а от моих, от отца не было известий? Никаких? Ладно, подожду ещё. А чем ты тут занимаешься, даня? Ого, что это за устройство с палками и нитками? Тут у тебя и пройти негде стало.

– А как же ты думал? Я тут без дела сижу? Это станок для делания полотна. Помнишь, коноплю да крапиву чесала? После из неё ниток накрутила. Теперь дело до тканья дошло. Сейчас пообедаем, посмотришь, как я с этим управляюсь. Расскажи лучше, как вы с Гогсигой съездили в славный соляной град? Путь-то неблизкий. Опасно, поди?

– Нет, даня, легко и вовсе нет никаких опасностей. Ну, один разик бандиты попались на пути, но мапа Гогсига только ту сторону головы показал, где лица нет, они всё бросили и убежали.

– Ну-ну, вижу, научился у меня сказки говорить. На вот, ешь. Вкусное.

– У тебя, даня, всегда вкусное. Я вспоминал, когда в городе ели. У тебя вкуснее.

– Ты ещё и подхалимству научился. Испортили мне внука в этих городах! Ладно, доедай, я ткать пойду, тут время дорого. Доешь, приходи.

Мангули пришёл быстро. Соскучился. Сел рядышком, прижался к боку, словно котёнок. Стал следить за проворными морщинистыми руками, снующими между палок и ниток.

– Как ты в этом разбираешься, даня? Кто же придумал такое сложное?

А я тебе сейчас расскажу. Только начну вот, чтобы руки разработались, привыкли, чтобы сами ткали, пока язык во рту слова перемешивает.

Вот, значит, как дело было. Давно было. Люди тогда материй не знали. Ходили кто в шкурах одетый, кто травой прикрывал места, которые нехорошо другим показывать, другие плели из лыка или из прутиков грубые циновки, ими одевались. Но привычно им было, ничего, терпели, коли лучшего не знали.

А жила одна девушка. Красивая девушка, да несчастная – никого родных у неё на свете не осталось. И взяли её к себе муж с женой, у которых детей не было. Но недобрые они были, взяли девушку, чтобы она работала на них. Она и не против, работала, только им всё мало и мало. Дошло до того, что всё у неё отняли, даже одежду последнюю. Сказали голой ходить. Она бы, может, от них сбежала, да как без одежды на люди показаться? Вот и жила-мучилась.

Вот обидели её названные родители в очередной раз, идёт по двору, слёзы утирает. А тут ветер задул, да порвал паутину, сбил большую паучиху на землю. А на дворе, как водится, куры. Петух паучиху заметил, кричит курам: «Ко-ко-ко! Быстро ко мне, я вкусное отыскал!» Девушка видит, склюют сейчас паучиху, подбежала, кур прогнала, взяла паучиху в кулачок, понесла в сарай, куда плакать ходила, посадила над дверью. Говорит: «Живи здесь. Тут и сквознячок, и комаров полно тебе на пропитание, и птиц не бывает – никто тебя не тронет. И мне будет хоть кому пожаловаться».

Паучиха, конечно, обжилась на кормном месте, сеть сплела, сидит себе, комаров ловит. А девушка, как обидят, бежит в сарай паучихе свои беды выкладывать – ей и легче становится от того, что с живым существом поделилась.

Погоди-ка, нужно тут ниточку довязать. Да, вот так. И вот однажды паучиха говорит человеческим языком: «Почему это ты раздетая ходишь?» Отвечает девушка: «Так отняли у меня всё, что было. Где же мне новое взять?» «А хочешь, научу тебя, как материю для одежды сделать, которой ни у кого нету?» Девушка, конечно, хочет, кто же откажется. Паучиха и говорит: «Пойди, наломай сухой крапивы, сюда принеси». Принесла девушка целый сноп крапивы – за сараем её растёт ого-го, не выкосишь и серпом. Паучиха и говорит…

– Даня, я знаю! Она скажет, мни-топчи ту крапиву, чтобы паклю из неё забрать, а мусор вытряхнуть, так?

– Ах ты, умник! На пользу, значит, тебе пошло, что помогал мне. А дальше что сказала паучиха делать?

– А дальше чесать-вычёсывать. А после… рассказывай лучше ты. У тебя интереснее получается.

– Ладно. Вот прибежала снова девушка вся в слезах. А паучиха говорит: «Ты, пока плачешь, возьми вон ту ровную палочку, привяжи на неё конец начёсанной кудели, да крути-скручивай её в ниточку» Взяла девушка палочку, на лёгкий кончик привязала волокно, крутит палочку, пальчиками кудельку подтягивает, ниточка сама скручивается, только успевай её сматывать. Ну вот, пока выплакалась, ниток напряла. Паучиха говорит: «Следующий раз будешь бежать чтобы слёзы лить, по пути прихвати палку да верёвки».

На другой день, не успела проснуться, снова обидели. Бежит девушка в сарай, по пути палку поровнее взяла, да верёвки моток. Паучиха говорит: «Подвяжи палку повыше. Да на неё нитки свои навяжи почаще, поплотнее. А к нижним концам камешки подвяжи. А теперь бери веретено с ниткой, да между теми вертикальными нитками протаскивай в одну сторону через чётные, в другую через нечётные». Стала девушка так делать и говорит: «Как же я сама раньше не догадалась? Ведь так корзины плетут из прутиков». «То, что плетут из прутьев жёсткое, в корзине ходить неудобно и ветер её продувает. Вот ты делай, что я тебе говорю, увидишь, что получится». Так девушка плела, плела ниточку через ниточку и сплела полотно невиданной мягкости и тонкости. Поблагодарила паучиху. А та отвечает: «Добро добром оплачивается. Ты мне жизнь спасла, а я твою жизнь счастливой сделаю. Возьми-ка рыбью кость, сделай в широкой части дырочку, продень в неё ниточку. А теперь шей той ниткой себе халат». Девушка умелая была, всё на лету схватывала. Сшила халат, примерила – красота! Паучиха говорит: «Ты халат спрячь до поры здесь, в сарае, а сама берись за новое полотно».

Ну, неделя или больше прошло, второе полотно готово. Паучиха совет даёт: «Завтра приди в сарай до рассвета, полотно это на заборе вывеси, чтобы с улицы видно было, и жди». Утром, ещё затемно, девушка уже в сарае. Полотно на заборе развесила, чтобы на улицу побольше свисало. Сидит на соломе, ждёт, что будет.

Только солнечный луч пробился, слышно грохот копыт могучих. Остановился всадник за воротами, да как крикнет: «Эй, хозяева! Кто же это у вас такое полотно сказочное ткать умеет? Никогда ничего боле мягкого и тонкого не видел!» Выскочили муж с женой, глянули, сразу смекнули, что полотно – дело рук умелицы девушки. Отвечают путнику: «Это наша доченька умница такое умеет». «Хочу видеть мастерицу!» – кричит всадник. А он, оказывается, князь всего того уезда, к тому же молодой и неженатый. А мужу с женой как показать девушку чумазую, нечёсаную и совсем раздетую? Говорят князю: «Дочечка наша уехала в другой город и вернётся нескоро». Тут из сарая выходит наша девица, конечно умытая, румяная, причёсанная и в новом халате. «Никуда я не уехала! Но жить с такими людьми больше не желаю!»

Князь молодой как увидал такую красавицу, сразу говорит: «Возьму тебя в жёны. Пойдёшь?» «Пойду, – отвечает. – Только паучиху свою заберу и сразу пойду». Уехала она с князем и больше плохую свою жизнь не вспоминает. Живут они в большом доме со светлыми бумажными окнами и тёплым каном, и счастливы. А над каном в углу висит на своей сетке старая добрая паучиха.

– Даня, а она разговаривает с той девушкой?

– А чего ей разговаривать? Она уже сказала всё, что хотела. Пауки, они попусту болтать не любят, не то что люди. А вот посмотри-ка, я ведь пока тебе рассказывала, на три ладони полотна наткала. Надо отдохнуть старой Гобо, спина что-то ноет.

– Даня, погоди, так люди у пауков ткать научились?

– Ну конечно! Как же я позабыла самое главное в этой сказке? Хорошо, ты у меня умный, сам догадался. От той девушки потом все соседки научились, так по миру и пошло. До сих пор все так прядут и ткут.


Окончание: http://www.proza.ru/2019/12/18/94

Книга уже вышла в издательстве "Ридеро". Электронная версия бесплатно: https://ridero.ru/books/skazki_o_bokhaiskom_carstve/