Когда Сидоров окончил восьмой класс, родители отправили его в гости к родственникам в Ростов. Нагостившись, он ехал обратно в купейном вагоне. Почему-то вагон оказался пуст. Сидеть в пустом купе стало скучно, и он вышел в коридор, облокотился о поручень и стал смотреть не столько в окно, сколько по сторонам, прислушиваясь к звукам из соседних купе. Приближалась ночь. Проводник, зная, что у него в вагоне почти никого нет, выключил свет, оставив только дежурное освещение. Ехать одному в пустом и, к тому же, тёмном вагоне, жутковато.
Вдруг слева от себя Сидоров услышал какой-то шорох. Кто-то громко шелестел бумагой. Сердечко мальчика забилось, ладони вспотели, но он направился на звук. В одном из купе вспыхнул свет. Олежек осторожно заглянул. У окна сидела девочка. По возрасту, она могла быть ровесницей, хотя была, кажется, чуть повыше ростом. Заметив два испуганных глаза в коридоре, она засмеялась и пригласила мальчика войти. Они разговорились. Её звали Светланой. Она ехала чуть дальше, чем он. Когда ему нужно будет выходить, ей ещё останется ехать целых пять часов. Они быстренько перекусили тем, что было у неё в бумажном пакете. Сидоров сходил в своё купе и принёс вкусную снедь, которой снабдили его родственники.
Девочка оказалась совершенно раскрепощённой. Она легко заводила разговор. Да, она оказалась на год старше Олежека. Хотя призналась, что в её классе все девчонки были высокие, а мальчишки – маломерки. При этих словах она заразительно засмеялась. Почему «были»? Потому, что она уже не учится в школе, а этим летом поступила в техникум.
Света с интересом слушала лепет Олежека. Помогала ему поддерживать разговор, задавая наводящие вопросы. Спрашивала, откуда он, где учится, что его интересует. Сидоров, не имея совершенно никакого опыта общения с девочками, тем более такого продолжительного, да ещё и наедине, забывал слова, терялся. Как поётся в известной песенке: «заикался и бледнел».
Необходимо пояснить, что сказать про него тогдашнего «ботаник» значило ничего не сказать. Он был худой, сутулый. Голова его имела форму огурца и крепилась к туловищу тонкой шейкой с выпиравшим кадыком. Это года через полтора, когда Олежеку удалят гланды, когда он начнёт таскать гантели, отжиматься от пола и говорить хоть ломающимся, но баском, – станет похож на нормального подростка. А в то время, о котором идёт речь, не обидеть, то есть не задеть плечом, не толкнуть, не тыкнуть пальцем в его сторону и не проорать ему что-то очень обидное в окружении сверстников мог только ленивый.
Света позвала Олежека в коридор. Стало уже совсем темно. Они устроились около окна и смотрели в заоконную темень, делая вид, что пытаются разглядеть хоть что-нибудь. «Наверно, – думал Сидоров спустя много лет, – Света хотела хорошо провести ночь в тесном общении с мальчиком». Но откуда ему было тогда знать, что это такое: «Хорошо провести ночь»? Не говоря уже о «тесном общении». Да и зачем ей такой мухортик, как Сидоров? Впрочем, вагон-то был пустой. Никого другого не было…
Олежек потел от незнания что делать, как себя вести. Девочка стояла совсем близко. Она то и дело прижималась к нему пухленьким плечиком и подолгу не отстранялась. Однажды поезд начал поворачивать и притормозил, отчего и Светланино налитое бедро вдруг прижалось к Сидорову. Он невольно опустил взгляд вниз, к тому месту, где произошло волнительное соприкосновение, и увидел, что на Свете очень короткая юбочка. При движении она разлеталась в разные стороны, открывая стройные, совсем даже не худые, но и не толстенькие ножки.
Олежеку показалось, что кипящая кровь залила лицо. Кожа горела, и он впервые обрадовался темноте в вагоне. Такие ножки были у одной немецкой фигуристки, кажется, её звали Габи Зайферт. Когда по телевизору показывали её выступление, Олежек делал вид, что ему срочно нужно на кухню или в ванную и, задержавшись у дверей, оглядывался, чтобы досмотреть номер. Спортсменка крутилась-вертелась, выполняла разные фигуры, показывая во всей красе своё аппетитное тело. И Сидоров не мог отвести от неё взгляд, толком и не понимая, чем же так манит его эта девушка. Ему казалось, что, если он останется в комнате, и родители, и сестра, прочтут в его взгляде на чёрно-белый экран всё, что было тогда в его сердце. Да что там всё – они прочтут много больше того, что мог бы сформулировать сам Олежек.
Вот и сейчас, увидев и ощутив красивую ножку, Сидоров подумал, а не смущает ли он девочку? Не выдал ли случайно свои нехорошие мысли? Правда, в чём именно состояла нехорошесть этих мыслей, он бы не смог признаться даже себе самому, но тем не менее, чувствовал себя крайне неловко.
Однако Света, как ни в чем не бывало, провожала глазами пролетавшие за окном фонари. Потом она вдруг взяла Олежека за руку и спросила, не хочет ли он прогуляться, чтобы посмотреть, везде ли в поезде так же пусто, как в их вагоне? Её ладонь была сухой, твёрдой и, видимо, сильной. Мальчик согласился. С чего бы ему отказываться? Она уверенно повела Сидорова за собой.
В первом же тамбуре он увидел какого-то мрачного вида парня. Выглядел он намного старше Сидорова, хотя и ростом пониже. Его лицо было смуглым, одежда сильно поношена. Он стоял, прислонившись к стене. Между большим и указательным пальцами его правой руки догорала сигаретка без фильтра. Затягиваясь, он всё время прищуривался. Руки его были тёмными. При таком освещении нельзя понять, они смуглые от природы или же просто грязные, как его лицо и как вся его одежда. Он бросил в сторону появившихся людей беглый взгляд, отвернулся, но тут же оживился и снова посмотрел в их сторону. Теперь глаза его перебегали с Олежека на Свету и как-то странно посверкивали.
- Эй, молодёжь! – окрикнул парень, когда они открывали дверь в следующий вагон. – Далеко ли собрались?
Сидоров ничего не ответил и только захлопнул за собой дверь. Следующие два вагона были такими же пустыми. Они забрели в одно из свободных купе и, усевшись за столик, стали болтать на какие-то детские темы. Фильмы о Фантомасе, приколы школьников на его темы, об учителях, о том, как преподают разные предметы. Но надо было возвращаться. Мальчик с девочкой отправились в обратную сторону. Чем ближе они подходили, тем тревожнее становилось Сидорову. Ведь там этот мрачный парень. Света делала вид, что её ничего не беспокоит.
Вернувшись в свой вагон, Олежек предложил Свете объединиться и ехать вместе вплоть до его выхода из поезда. Она легко согласилась.
- Только давай ко мне! – предложила девочка.
Олежек отправился в своё купе собирать вещи. Но как быть с постельным бельём? Наверно, надо снять его со своей постели? Когда он укладывал вещи в сумку, увидел, как по коридору промелькнула какая-то тень. Выглянув, никого не увидел. Вернулся в купе и стал стягивать простыню и наволочку. Вдруг раздался звук, как будто захлопнулась дверь в купе. Олежек выскочил в коридор. И снова звук! На этот раз – как будто изнутри повернули запирающий замок.
Стараясь двигаться как можно тише, мальчик отправился в сторону Светланиного купе. Оттуда доносился тихий смех, разговор на два голоса. Когда в него успел кто-то войти? Вот что означала тень, промелькнувшая в коридоре! Сердце стучало громче, чем колёса на стуках, уже не попадая в такт. Набравшись смелости, Сидоров постучал. Ему никто не ответил. Поезд снова притормозил, и дверь купе отползла чуть в сторону. Оказывается, изнутри они закрылись не на замок, а на ограничитель. Он позволял двери открыться сантиметров на двадцать.
В образовавшуюся щель Олежек увидел в тёмном купе фигуру парня. Он стоял спиной к Сидорову. Руки его были полусогнуты и что-то держали около бёдер. Свет промелькнувшего за окном фонаря на мгновение осветил его спину, и Олежек чуть не вскрикнул. Он был без штанов! То есть штаны были спущены вниз и болтались в районе колен. Его задница двигалась вперёд и назад. А откуда-то оттуда, из-за него, где должен находиться столик, раздавалось тихое постанывание. Что это? Опыт тайного чтения «Декамерона» говорил, что эти движения и эти стоны говорят только об одном. Как этому помешать? Стоп. А зачем теперь мешать? Какой смысл? Но как такое могло случиться?.. И так быстро? Когда они успели договориться? И эта девочка Света… Девочка Света. Девочка…
Сидоров вернулся в своё купе и сел к окну. Вдруг, словно возникнув из ниоткуда, в купе возник тот самый мрачный парень. Он сел напротив Олежека и спросил, сдерживая дыхание:
- Хочешь?..
И выразительно кивнул головой в сторону Светиного купе.
- Она сказала, что не против…
Олежек вскочил, ударившись головой о верхнюю полку:
- Да ты! Да ты!.. Как… Что…
- У-у-у, малец… Да ты совсем зелёный, я погляжу. Ладно, расти, овощ. Всему своё время.
Выходя из купе, он похлопал Сидорова по щеке. Тот не успел увернуться.
До самого своего города Олежек сидел, уставившись в окно, и глотал слёзы. Когда поезд подошёл к нужной станции, и мальчик выходил на перрон, он встретил Свету, стоявшую в коридоре.
- Ну как, выспался? – спросила она, как ни в чём не бывало.
Сидоров ничего ей не ответил.
Света пошла вслед за ним и, остановившись в тамбуре, смотрела, как он спускается на перрон, как обнимается с родителями. Отец поднял взгляд, увидел Свету и спросил:
- Это кто?
- Так… девочка. Ехали вместе, – легко ответил Олежек. – Пошли скорей домой! Я так соскучился!
Уже перед тем как спуститься в подземный переход, он оглянулся. Света, держась за поручень, свесилась из вагона и провожала его взглядом… Мрачный парень стоял на перроне и курил, держа сигаретку между указательным и большим пальцем. Затягиваясь, он каждый раз щурился. А Сидорову казалось, он смотрит в его сторону и ехидно улыбается…
___________________________