8. Расплата за толерантность
Но, вот, наступили новые времена. В зону дошли реформы. Оберегая свою значительность, комиссия за комиссией катались по лагерям и обличали колониальный режим, выявляя среди сотрудников изуверов, применяющих пытки для воспитательной работы с людьми. Остановится, бывало, какой-нибудь хитрец из Государственной Думы около надзирателя и спросит его в упор: «Солдатик, а как вы относитесь к заключённым — толерантно или тоталитарно?». Вот и попробуй-ка, сообрази, чего ему надобно такому и рассякому? И слова какие-то странные произносит? Вроде бы созвучные, да понятия-то в них оказывается разные. Выбери, вот, чёт или нечёт? Да-а… Этого сразу не отгадаешь. Ответишь не к месту: «Тоталитарно», — хитрец заметит: «Жестоко, грубо». И, не давая опомниться, ядовито осведомится: «А любишь ли ты Родину-матушку, солдатик, так, как её любили наши отцы и деды под Сталинградом, как я её люблю?», — и упрекнёт сердито на посошок, протяжно, почти по-козлиному: «Не-не-нет... Ты её не любишь!.. Нисколечко! Ты опозорил нашу державу на всё Европейство и большую офицерскую зарплату за это в этом квартале — не ожидай. Мы не платим кому и сколько попало. Мы платим только самым достойным из солдат». А ежели после этой нотации ты, вдруг, испугаешься остаться без денег и тут же отрешишься от ранее сказанного тобой же слова «тоталитарно» да пойдёшь на попятный… И при этом ещё замолвишь вслух о толерантности к заключённым, то уже от другой беды на волосок, а она ужаснее первой. И, Боже, нас упаси от таких грубейших просчётов. Свои же, в погонах, вчерашние собутыльники-собратья «сожрут» за милую душу. Расшифруют любую немую видеозапись: из коридора ли, из кабинета ли, из туалета ли, да растолкуют её, как надобно и обвинят в карьеризме, а потом незаметно подкинут в рабочий стол анашы для остановки служебного роста. В юстиции такие приёмы традиционны, и, зная об этом, опытные вояки «лихо» молчали перед всякой залётной общественностью, дабы своим разумением не смущать министерства. Вот и сложилось в народе мнение, будто бы в нашей стране повсюду тюремные надзиратели — непорядочные юристы да содомиты вроде Типпеля и Бычкова или же убийцы, связанные порукой, как в кровавом челябинском УФСИН.
Когда, отгремевши гуманитарностью, важные государственные лица деловито удалялись в шенгенскую зону за новой порцией европейства, по захолустьям наступала пора ликвидации недостатков, предписанных ими. «Глухонемые» сотрудники просыпались и, напрягаясь по иерархии, и устно, и письменно трудились наперегонки. Они доносили о том, кто проносит в зону наркотики, откуда у зэков берутся запрещённые книги по дрессировке собак или лошадей — толкали всю правду-матушку друг о друге наверх. Не справляясь с потоком этих беспорядочных кляуз, генерал Кукарека ввёл инновацию. Каждому офицеру было предложено написать служебный доклад, но не на соседа по роте, а о собственном вкладе в перевоспитание заключённых или же об иной какой существенной роли в деле развития юстиции. Самые лучшие рефераты стали предметом обсуждений и критики на региональной конференции УФСИН.
Брусницкий стал капитаном. Однако его успешные санитарные опыты были встречены в штыки. Прощелыги из тыла, эти горе-экономисты, должно быть от зависти к его служебному росту, заявили на конференции, что почётную грамоту капитану выдали по ошибке. Что во время проведения им операции по уничтожению кошек вхолостую было израсходовано более четырёх тысяч кубических литров горячего пара, и это нанесло значительный ущерб производству шлакоблоков — самой, пожалуй, главной продукции цеха. Тепловые потери перевели в «живые» рубли и начались кипучие дебаты об экономике, где верховодил генерал Кукарека. Уставший стоять перед ним на ногах, Брусницкий робко мычал в оправдание, что лишние куболитры пара случились по наговору от его нижестоящих коллег:
— Убытков было гораздо меньше, а кошаки, товарищ генерал, по-прежнему плодятся очень бойко, их уже более сотни.
— А кто ж у тебя виноват? — рассердился воевода.
— Да чёрт один — заключённый, его фамилия Пакоста, десять кошек из плена освободил, а эти зверюги, вы же сами знаете, товарищ генерал, символ их распроклятой воровской идеологии. Жрут и плодятся, плодятся да жрут. И нигде не работают: ни в цирке, ни на стройке, не ловят даже мышей в нашем зернохранилище, оборзели не меньше зэков.
Генерал Кукарека предложил более выгодный вариант убийства животных.
— Вот ваши соседи из пятой колонии, возьмите с них пример… Во время мороза они собрали всех полудохлых кошек в пять больших холщёвых мешков и в течение часа поливали их водой из брандспойта. И превратили их в единую гору льда — почти полтонны. По ходу карательной операции между мешками с паразитическими животными были вмонтированы четыре монтажные петли. Всего за один подъём при помощи крана всю эту умерщвленную массу наши гениальные надзиратели загрузили в помойную машину и отвезли на свалку — за город. Это я приказал экономистам рассчитать, насколько подручный мороз оказался эффектнее вашего пара, Брусницкий, и я убедился, что способ уничтожения кошек, внедрённый на «пятёрке», менее энергоёмкий. Он не требует расхода топлива вхолостую. И почище всех ваших экспериментов, товарищ капитан. Садитесь на место, господин офицер, да изучайте опыты лучших утилизаций.
После окончания конференции эта тема муссировалась в офицерском туалете. Майор Ломакин нравоучительно напомнил Брусницкому о Маутхаузене.
— Там точно так же обливали водою важного советского генерала, попавшего в лапы к немцам. Эта работа называется: «Опыты по охлаждению теплокровных». Мы проходили такую тему на занятиях в Академии внутренней службы. Первыми их поставил некий профессор Хольцлёнер то ли в Германии, то ли в Австрии, то ли в Польше… Его удостоили высшей награды рейха.
— Так вот откуда такие, значит, приёмы перешли в наши застенки, — удивился Брусницкий.
— Да-а, из Европейства, — согласился майор.
— Но это же – плагиат?..
— Хорошо подзабытый, а значит — новый. Ты же об этом знаешь. Что все новое есть хорошо подзабытое старое.
— Да у нас и своя Колыма не за горами, Ломакин. А как, ты сказал, фамилия того облитого генерала?
— Кажется, Карбышев. А, ты, попробуй-ка, поищи её в Интернете… Ты же сегодня своими ушами услышал от нашего великого вертухая Кукареки, что опыт в работе иных коллег не помешает ни ему, ни тебе. Тем более, европейский. Немцы — расчётливые люди, а ты, выходит, — транжира. Паришь вхолостую.