О том, что Пушкин связывал наводнение 7 ноября 1824 года и восстание декабристов 14 декабря 1825 года в о д н о апокалиптическое событие говорит нам стихотворение «Арион». Прочтём его ещё раз.
Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны веслы. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я — беспечной веры полн,—
Пловцам я пел... Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный...
Погиб и кормщик и пловец!—
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
В стихотворении плывущие в чёлне люди все погибают, кроме «неведомого певца» - самого Пушкина. Погибают в воде, в морской буре, подобной Невскому наводнению. А Пушкин спасается, подобно Девкалиону в описанном Овидием потопе. Скала же, под которой он сушит свою ризу, скорее всего, та, на которой стоит памятник Петру Первому - Медный всадник, - возле него ведь и происходило декабрьское восстание.
Так, уже здесь вырисовывается и замысел Петербургской поэмы… Поэмы о Потопе, который случился 7 ноября 1824, но протянулся как бы на два года, - в 1825 восстание, в 1826 – казнь… Всё это – единый Потоп, - подобный Библейскому. В апреле 1825 Пушкин набросал такие стихи:
Напрасно ахнула Европа,
Не унывайте, не беда!
От п<етербургского> потопа
Спаслась П.<олярная> З.<везда>.
Бестужев, твой ковчег на бреге!
Парнасса блещут высоты;
И в благодетельном ковчеге
Спаслись и люди и скоты.
То, что в этих стихах блещут высотЫ Парнаса, а не Арарата, говорит о том, что Пушкин сравнивает здесь петербургское наводнение с античным, Девкалионовым, потопом. Именно при нём незатопленной оказалась гора Парнас (в других вариациях - Олимп). Парнас - гора Аполлона и муз, гора поэтов, - конечно, именно на неё должен был выплыть ковчег с поэтическим альманахом!
Но этот «ковчег» на бреге не удержался. После разгрома восстания «Полярная Звезда» стала крамольным изданием и её уже не печатали. (Только после смерти Николая I альманах с таким названием стал издавать А.И. Герцен).
* * *
На рукописи неоконченной поэмы «Тазит» Пушкин нарисовал – при первом рассмотрении – памятник Петру (Медного всадника), - только без самого царя.
Но все существа, изображённые на этом рисунке – живые, а не бронзовые – и лошадь, и змея – живые. Мало того, ожила и скала – Гром-камень! Это теперь никакой не камень, а голова гигантской черепахи, раскрывшей в зевоте свою пасть.
Что это значит? Петра нет, Пётр не ожил. Он остался мёртвым, спящим вечным сном. И без него происходит катастрофа. Проснулась и зашевелилась Черепаха, на которой стоит Конь-Россия и где подняла голову Змея – как Враг России, - Враг Христианства…
Черепаха и Кит в данном случае одно и то же. Вот почему. Приведём здесь отрывок из "Книги вымышленных существ",* в котором рассказывается, о вымышленном существе Фаститокалоне.
"...Приведем отрывок из англосаксонского «бестиария»:
"Ныне я, по моему разумению, хочу также сказать в стихе и в песне о некоей рыбе, о могучем ките. К огорчению нашему, он часто оказывается свиреп и опасен для мореплавателей. Имя ему дано «фаститокалон» — плавающий по океанским водам. Видом своим он подобен утесу или же громадному сплетению водорослей, опоясанному песчаной отмелью, поднявшемуся со дата морского, так что мореплавателям кажется, будто бы они воочию видят перед собой остров; и тогда они привязывают свой высокогрудый корабль к мнимому острову, стреножат коней на берегу моря и бесстрашно отправляются в глубь острова. Корабль стоит у берега на причале, вокруг него — вода. Затем, утомившись, моряки делают привал, не чуя опасности. Разжигают на острове костер, раздувают пламя посильнее; истомленные трудами, они веселятся в предвкушении отдыха. Когда же искушенный в коварстве кит почувствует, что путешественники твердо на нем обосновались, что они разбили лагерь и наслаждаются погожим деньком, тут эта океанская тварь внезапно опускается вместе со своими жертвами в соленую воду, погружаясь в самую пучину, и предает утопленный ею корабль и людей в чертоги смерти.
У этого горделивого океанского странника есть и другая, еще более удивительная привычка. Когда его допекает голод, этот страж океана разевает пасть как можно шире. Из его утробы исходит приятный запах, который обманывает рыб других пород. Беспечными стаями они заплывают в огромную пасть, пока она не заполнится. Так бывает со всяким человеком, который дает себя заманить приятным запахом, нечестивым желанием, — и совершает грех противу Царя славы".
Схожая история рассказывается в «Тысяче и одной ночи», в легенде о Святом Брендане и в Мильтоновом «Потерянном рае», где описан кит, «дремлющий на пенистых волнах». Профессор Гордон рассказывает, что "в ранних вариантах легенды таким коварным существом была черепаха и называлась она «аспидохелон». С течением времени имя это было искажено, и черепаху заменил кит"...
Так, так... Черепаха наша, возможно, и не зевает, а разевает рот для привлечения добычи...
Продолжение:
http://www.proza.ru/2019/12/04/1551
*«Книга вымышленных существ» — книга, написанная Хорхе Луисом Борхесом в 1954 году в содружестве с Марией Герреро[1]. Первоначально книга называлась «Учебник по фантастической зоологии» (исп. Manual de zoolog;a fant;stica), в 1967—1969 годах была дополнена и получила заглавие «Книга вымышленных существ» (исп. El libro de los seres imaginarios). / Википедия.