«… счастье моё останется, – в мокром отражении фонаря, в осторожном повороте каменных ступеней, спускающихся в чёрные воды канала, в улыбке танцующей четы, во всём, чем Бог окружает так щедро человеческое одиночество».
/В. Набоков/
К сожалению, даже в романтическую пору жизни я не вёл дневник. Поэтому не могу сказать точно, когда перестал смотреть на мир исподлобья, когда из мрачного пессимиста начал постепенно превращаться в нормального человека. Старый семейный фотоальбом также не проясняет картину, поскольку я всегда отчаянно увиливал от направленного на меня объектива, в результате чего промежутки между моими снимками измерялись не месяцами, а годами.
То были обычные годы, и ничего в них не было такого, что смогло бы внезапно и решительно повлиять на моё восприятие действительности. Впрочем, если сравнить два моих выпускных фотопортрета (школьный и университетский), то можно смело утверждать, что именно студенческая пятилетка приподняла уголки губ, раздвинула нахмуренные брови и добавила немного света в мой традиционно тусклый взор. Нет, с будущей супругой я познакомился чуть позже, поэтому, полагаю, что напряжённое думание мира в годы учёбы и стало (хоть это и противоречит известному древнему афоризму) тем самым смягчающим жизненным обстоятельством и первым важным шагом навстречу самому себе.
Должен признаться, что решать головоломки мне нравилось всегда. До сих пор на стеллаже в моём кабинете стоит десяток книжек с детскими загадками, когда-то подаренных мне родителями. Причём, со временем страсть разгадывания лишь крепла. Эти оставшиеся далеко позади забавные книжонки вместе с замысловатыми ребусами, крестословицами и шарадами можно назвать азбукой скрытых смыслов, успешно одолев которую я слегка отдышался и двинулся дальше...
А дальше бескрайним загадочным полем передо мной раскинулась сама жизнь. Скажу честно, в ней я отводил себе весьма скромную третьестепенную роль. Меня пугала слава, не привлекали деньги, не волновала карьера. Всему этому я предпочитал незаметность и глубокую прохладную тень. Скрытый ею от назойливого постороннего взгляда, я сравнивал себя с алхимиком (имея в виду подлинного алхимика, а не киношного суфлёра-златолюбца, экспериментирующего исключительно ради наживы), усердно выводящим вожделенную формулу счастья.
Почему именно её?
Да потому, что нет на свете ничего желаннее счастья. Когда я поверил, что оно существует реально, а не только в сказках, поздравительных открытках и тостах, то сразу же принялся его искать. Точнее, угадывать его присутствие в наскучивших образах будней.
Это был довольно непростой, долгий и в то же время не лишённый удовольствия процесс. В нём даже неприятности я научился воспринимать с благодарностью после того, как мне удавалось раскрывать их дидактический смысл. Во всяком событии, в той или иной степени касавшемся меня, я видел намёк и пытался его верно истолковать. В результате в какой-то момент я понял, что жизнь моя превратилась в непрерывный диалог, где моим собеседником оказалась собственная судьба. Пожалуй, с тех пор я перестал ощущать одиночество.
В самом деле, чем не повод для оптимизма, когда рядом неизменно присутствует столь могущественный наставник. Взор мой продолжал светлеть.
Ведь я не просто существовал. Я разгадывал жизнь. Кроме того, мне было в ней довольно комфортно. Хорошая работа с изрядной долей самостоятельности. Две квартиры, одна из которых в столице, а другая с окнами на море – в уютном курортном городке на краю великой империи. Частые путешествия с друзьями. Пьянящая независимость и беспечность.
Увы, перечисленные элементы вольготного бытия, как оказалось, не способствовали углублению диалога с судьбой. Более того, однажды я поймал себя на том, что мне начинает нравиться лёгкое и непринуждённое скольжение по жизненной поверхности… Где, как известно, «глубоких мыслей не сыскать»… Думается мне, что это и явилось основанием для весьма болезненной подсказки, которую она (судьба) мне подарила в день моего тридцатилетия. Я влюбился. С первого взгляда. Впал, по мнению Хосе Ортеги-и-Гассета, в ненормальное «состояние душевного убожества», ошибочно принятое мною за настоящее счастье.
Произошло это в ресторане, где я с друзьями отмечал свой юбилей. Она вошла в зал, когда я покорно выслушивал третий тост. Помню, как встретились наши взгляды, как в груди ожил обнадёживающий сквознячок, как дрогнул в руке бокал с шампанским, и оно прохладным ручейком пролилось под белоснежную манжету рубашки…
После чего последовало множество тостов…
Четвёртый – «за знакомство», а все остальные – «за любовь» и за нас с Мариной.
Поставив свою подпись в ЗАГСе, я был убеждён, что наш союз явится наглядным опровержением известного толстовского афоризма, поскольку мы непременно станем счастливы по-своему. Это вовсе не сложно, полагал я. Необходимо лишь подобрать нужный ключ и открыть им заветную шкатулку. Тем самым разгадать секрет нашего особенного, нестандартного, единственного в своём роде счастья.
Однажды Сократ пошутил: «Женись несмотря ни на что. Если попадётся хорошая жена – станешь исключением, если плохая – философом». Я не сомневался, что стану исключением.
Моё пребывание в данной иллюзии продолжалось около трёх лет. Что оказалось гораздо дольше того срока, который учёные отводят на существование страсти. Целых три сказочных года Марина подобно зальцбургской ветке сверкала в моих глазах ослепительными кристаллами... Я выращивал их три счастливых года, сидя в соляных копях придуманного мною мира…
А что потом?
А потом я стал выздоравливать и постепенно превращаться в философа.
Помимо жены этому в немалой степени способствовала её мама. Но не столько тем, что в ней я узнавал состарившуюся копию Марины, сколько её постоянным присутствием в нашей жизни. Как она успевала одновременно заниматься бизнесом, своей семьёй и нами, я не могу понять по сей день. Но уже давно мне было ясно, что непрерывный денежный поток, которым тёща щедро подпитывала доченьку, до добра не доведёт. Так и произошло. Потребности Марины росли, а моя зарплата оставалась прежней, что и послужило причиной наших первых размолвок. Мне приходилось выслушивать претензии к моим покойным родителям, не так меня воспитавшим; к моим вполне безобидным привычкам; к моей инертности и неспособности зарабатывания «даже минимального количества денег»; к моему карьерному равнодушию и пр. Перечисление подобных глупых упрёков, как правило, заканчивалось довольно обидной и несправедливой фразой:
- Если бы не мамина поддержка, мы бы голодали.
При этом она даже не помышляла посчитать расходы (а они в несколько раз превышали годовой бюджет среднестатистической семьи) на свои довольно частые путешествия по Европе, в которые она, по совету матери, отправлялась «немного развеяться». Ездила Марина либо одна, либо с подругой, в то время как я мог беспрепятственно заниматься тем, чем пожелаю. Например, мирно лежать на диване и разгадывать суть нашего брака…
Чтобы убедиться в его заурядности, обыкновенности и похожести мне понадобилось ещё два года, после чего я почти потерял к нему интерес. Увы, к тому времени у нас родился сын, что и отсрочило наш развод ещё на пять скучных лет…
Однако данное обстоятельство не помешало, а, скорее, наоборот активизировало вышеуказанный диалог и мой поиск утраченного счастья… Опираясь на близ лежавший десятилетний отрезок, кем-то весьма остроумно названный словом «брак», я продолжил свою алхимическую практику.
Конечно же, я стал мудрее. Анализируя опыт семейной жизни, я понял, что на самом деле любил только себя… Что даже в жене и в сыне мне нравилось лишь собственное отражение… А со временем… А со временем произошло примерно то же, что происходит с некогда любимыми книгами… При перечитывании они уже не вызывают былой восторг… Но не потому, что они изменились, а потому, что другим стал я. Следуя по стопам этой простенькой закономерности, я пришёл к таким же незамысловатым вопросам. Нужны ли мне в любви посредники, если можно любить себя напрямую, без их утомительного и обречённого присутствия? Должен ли я сближаться с ними и тем самым ограничивать собственную свободу, которую я всегда считал синонимом искомого счастья? Ответив отрицательно на оба вопроса, я испытал облегчение – чёткий знак правильного ответа.
Говоря о необходимости избавиться от посредников, конечно же, имею в виду людей, поскольку лишь они способны причинять настоящую боль и разрушать гармонию. Поэтому сразу после развода я навсегда исключил из своей жизни Марину и сына, с родственниками и друзьями общаться стал редко и формально. Что же касается иных отражающих меня поверхностей, то по ходу осмысления я размещал их в левой части тождества, предварительно преобразовывая в драгоценные составляющие моего счастья.
В течение долгих лет я неустанно собирал эту чудесную коллекцию, чтобы в пёстром окружении её экспонатов любить себя и быть счастливым. Чего в ней только не было? В центре неё по праву находился мой кабинет с рабочим столом и лампой, удобным креслом и диваном, книжными шкафами и портретами любимых авторов… В его тишине рождались алхимические тексты и рецепты, никому кроме меня не нужные, но дарившие мне удовольствие и на несколько абзацев приближавшие далёкий горизонт… Который был хорошо виден из окна и соединял своей тонкой полоской море и небо… В их беспокойной переменчивости я находил множество намёков, правильно понять которые мне помогал густой солёный аромат, вошедший вместе с набережной в число ценнейших экземпляров моей коллекции. Не стану перечислять все её предметы, поскольку их собрано великое множество. Отмечу лишь её уникальное свойство одновременно быть и целью, и средством. Кроме того, она оказалась мыслящим организмом, многократно облегчавшим моё разгадывание простых и сложных головоломок.
Признаюсь, перед выходом на пенсию я многому научился. Например, останавливать мгновенья и жить настоящим, точно и подробно прогнозировать погоду на месяц, успешно осуществлять самолечение, подавлять боль…, ну и, конечно, замечать и читать символы и знаки, посылаемые небесами, благодаря чему я два раза избежал смерти (не отправился в круиз на потерпевшем кораблекрушение теплоходе, не оказался в эпицентре пожара в торговом центре).
Увы, эта моя провидческая способность не сработала, дала сбой, отключилась… Не предупредила, в результате чего я уже вторую неделю нахожусь вне дома и усиленно думаю.
А произошло вот что.
Десять дней назад, в пятницу я проснулся в прекрасном настроении. Как обычно, в пять часов вышел из подъезда и направился к морю. Туда, где каждое утро делаю зарядку, купаюсь, сижу на берегу. Безоблачное небо, яркое солнце, полное безветрие, любимая музыка в наушниках… Ни одной зацепки, ни одной морщинки, ни одной складки на безупречном утреннем полотне… Как говорят, ничто не предвещало беду. Вышел на набережную, через двести метров свернул на каменную лестницу, ведущую к пляжу, не торопясь спустился на тридцать ступеней и вдруг на первой смотровой площадке, в её углу заметил пистолет. Настоящий боевой пистолет тёмным зловещим пятном лежал на серой лестничной плитке. Я оглянулся. Поблизости не было ни души. Поднял пистолет. Запах гари из ствола не оставил сомнений. Нужно срочно его отнести в полицию.
Не донёс. В конце набережной метрах в пятидесяти от участкового пункта меня и взяли. Неожиданно. Будто из-под земли выросли трое полицейских и заломили мне руки. Из кармана шорт вытащили пистолет. А затем…
Затем начался кошмар. Меня обвинили в убийстве. Откуда-то возник свидетель, слышавший выстрел и видевший мужчину в таких же белых шортах и синей футболке, как у меня, который вскоре после выстрела взбежал по лестнице и быстрым шагом двинулся в сторону порта. Убитой оказалась женщина примерно моего возраста. Её тело нашли в кустах можжевельника около злополучной лестницы. Окончательно меня добили, когда подвели к трупу, и я узнал в нём мою бывшую жену Марину.
Вот уже десять дней я нахожусь под арестом. Все улики против меня. Шансы на оправдание, по словам следователя, близки к нулю. Тем не менее, сидя в сырой тёмной камере, я усиленно думаю. Но не над тем, как оправдаться перед судом… Дело в том, что я не верю в случайности. Глубоко убеждён, что всё происходящее со мной имеет причины… И прячутся они во мне. В одной из миниатюр я писал, что падающий кирпич начинает полёт в голове своей жертвы. Так вот, я думаю о том, какие мои мысли и действия вынудили этот чёртов кирпич свалиться на мою голову.
Я должен во что бы то ни стало разгадать эту непростую загадку и исправить ошибку. И лишь тогда вновь смогу обрести свободу и счастье…
.