Глава 5
Лицо Марты то приближалось, то удалялось, расплываясь, словно туман. Слышались какие-то голоса: мужские и женские, лай собак, мычание коров. Изредка наступало просветление разума. Семен видел стены церкви, страшные лики святых, которых постепенно замещала отвратительная морда черта. У него было свиное рыло, громадные клыки, уши, поросшие черным волосом. Грубым голосом палача Генриха, лупившего плетью пленников, черт орал по-немецки: «Руссишь швайн!». И вдруг превращался в кабана.
Марта приходила все чаще. Нежными, прохладными руками протирала горячее тело.
— Ты зачем покрасила волосы? — спрашивал Семен. — Ты же была беленькая.
Девушка молча уходила. Таял ее образ. Потом приходила Дарья, проделывая те же процедуры. И так же таяла, будто утренняя дымка…
...В келью, где лежал Семен, заглянул высокий, седобородый старик с деревянным посохом в руке. Сидящая возле лежанки девушка встала и поклонилась.
— Как он? — неожиданно сильным, молодым голосом спросил старец.
— Плох. До сих пор бредит, — ответила девушка. — То зовет какую-то Марту, то Дарью. Иногда кричит: «Вперед, в атаку! Слева обходи! Пикой их коли, пикой!» Не знаю, выживет ли. Жар у него не проходит.
— Ты отвар ивы ему даешь? — спросил старец. — Травки заваривай, пусть пьет. Все в руце Божьей. Про сегодняшнее радение не забывай. Приходи вовремя!
— Хорошо, — поклонившись, ответила девушка.
Семен в беспамятстве провалялся почти месяц. Хороший уход, отвары лекарственных трав и добрая пища, сделали свое дело — организм справился с болезнью. Окончательно он пришел в себя днем. Проснувшись, словно вынырнул из небытия.
Рядом сидела молоденькая девушка, лет восемнадцати, в черной сутане с капюшоном. Склонив голову и сложив руки лодочкой, она что-то шептала. Семен попытался что-нибудь сказать. Но сил хватило лишь на шепот.
Девушка глянула на казака, встрепенулась, и выскочила за дверь. Через некоторое время в келью вошел белобородый старец.
— Восхвалим Бога нашего за его великие дела! — твердым голосом сказал он. — С возвращением, солдат! Ешь, пей, сил набирайся, дальше решим, что с тобой делать.
— Где я? — тихо спросил Семен.
— Ты в надежном месте. На корабле людей веры хлыстовой. Никто про него в миру не знает. До городов сотни верст.
Семен ничего не понял из сказанного, и снова впал в забытье.
— Жар спал, теперь пусть пьет мясные отвары из кур и говядины, — дал наказ старец. — Давай ему понемногу, но часто. Как полностью придет в себя, мне скажешь!
— Хорошо, — поклонившись, ответила девушка.
Окончательно Семен поправился только через месяц. Пришли два крепких молодых парня, одели его в теплые штаны и рубаху, накинув сверху овечий полушубок. Натянули валенки на сильно похудевшие ноги. Вывели под руки на улицу. От свежего морозного воздуха Семен чуть не потерял сознание — подкосились колени.
Парни усадили его на лавку возле стены, сами сели рядом. Минут через пятнадцать завели казака обратно. Такие прогулки стали ежедневными, увеличивая время пребывания на улице.
Окрепли ноги, теперь Семен выходил самостоятельно, правда, поддерживая равновесие с помощью бадожка.
Однажды вечером пришел старец, и жестом приказал сиделице выйти. Та поклонилась, и мышкой выскользнула в узенькую дверь кельи.
Старец велел Семену сесть и опереться спиной о стену. Сам сел напротив, внимательно рассматривая заросшего человека. Глаза старца пылали мрачным огнем. Казаку показалось, что из них выползают черные щупальца, проникая в мозг. Семен хотел рукой отогнать их, и спросить, что хочет от него этот седоволосый человек. Но язык словно прилип к нёбу, а руки и ноги отказались двигаться.
— Смотри только на меня! – заговорил старец сильным, вибрирующим голосом. — Ты слышишь только меня, и подчиняешься мне полностью. Я буду задавать вопросы, а ты правдиво отвечай. Врать не советую — накажу болью.
Беседа старца с Семеном шла уже больше часа. Наконец тот встал, скомандовав: «Спать! Проснешься и забудешь все, о чем я тебя спрашивал!»
Семен провалился в беспробудный сон. Проснувшись рано утром, огляделся, не обнаружив сидящей рядом девушки. Натянув на себя одежду и обувь, вышел на улицу. Солнышко ощутимо пригревало. Снег потихоньку таял.
Он сел на лавочку под стеной, и, подставив лицо солнцу, стал размышлять о своем будущем. «Где я? У кого узнать? — думал он. — Судя по одежде, я нахожусь в какой-то секте. Люди мрачные, друг с другом не разговаривают, улыбок не видать. Из дома, стоящего в центре поселения, раз в неделю доносится пение. Видимо, молятся… Странные люди. Надо поговорить со старцем».
Приняв решение встретиться с белобородым, Семен пошел по селению. Спросил у первого попавшего мужика, где живет старец. Мужик молча ткнул перстом в большой дом, рядом с молельней.
Встретила Семена миловидная женщина в монашеском клобуке черного цвета. Спросила, зачем ему старец. Казак ответил, что хочет поговорить. Женщина взошла на крыльцо и скрылась в доме. Через минуту вышла, приглашая Семена внутрь.
Он зашел, осмотрелся. Чистенько, опрятно. По стенам развешены вязанки лука, чеснока, каких-то трав. Старец пригласил гостя за стол.
— Ну здравствуй, Семен Сажин, — сказал он.
Семена как током ударило: «Откуда он знает мое имя?» Старец, поняв изумление казака, ответил: «Я все про тебя знаю. Ведаю, что ты родился и вырос в Сибири, в деревне Кедровка. Отец твой купец и золотопромышленник Тит Нилыч. Мать зовут Онисьей. Еще у тебя есть две сестры. Ты воевал с немцами в составе конного полка. Был в плену у немцев, бежал. У тебя убили друга, он похоронен под высоким дубом. Продолжать?»
— Нет, достаточно, — выставив вперед ладонь, пробормотал изумленный Семен. — Откуда вы все знаете?
— Мне господь все рассказывает, что на земле творится. Потому что здесь я его наместник, — ответил старец. — Спрашивай, что хотел узнать.
Семен заговорил о том, что не знает, где находится, и что хотелось бы добраться до дому, узнать судьбу своей семьи. Старец посуровел взглядом, пожевал губами, и уставился в пол.
— Ладно, солдат, расскажу тебе. Лишь потому, что ты прошел через все муки ада. Ты находишься недалеко от Львова. По прямой до него пятьсот верст. По железке — в два раза дольше. Мы живем на этом месте уже более пятидесяти лет. Наши предки бежали с территории Польши во время Великой смуты. Живи в нашем ските, и мы приобщим тебя к нашей вере. Без веры жить нельзя, уйти — тоже. Иначе — смерть.
— Что за приобщение-то будет? – спросил Семен.
– Через два дня за тобой придут, — сказал старец. — Всё, иди на свое место.
Прошло два дня. Девушку-сиделку Семен больше не видел. Он обратил внимание, что между домами изредка проходили мужчины. Женщин же не видел ни одной.
Поздно вечером в келью вошли двое знакомых парней, и попросили Семена раздеться догола. Взамен выдали длинную рубаху до пят и шерстяные носки. И повели по снегу в центральный дом.
Семен вошел, зябко поежившись с ночного морозца. Его усадили на лавку среди двух десятков мужчин, одетых точно так же. Напротив сидело столько же молодых женщин, одетых в одинаковые рубахи.
Мужчины и женщины держали в руках обрывки веревок, розги, у некоторых были тонкие палки. Из маленькой дверцы в стене вышел старец и женщина, которую он видел в его доме. Оба были одеты в такие же рубахи и носки. Высоким, мощным голосом старец воздал хвалу Господу за то, что разрешает приобщаться к нему.
Женщина запела красиво и певуче, так, что Семену захотелось плакать. Постепенно ее стали поддерживать мужчины и женщины. И вскоре стены дома сотрясались от дружного пения людей. Семен ничего не мог понять в словах песни, были только понятны: «Господь всемогущий, помилуй нас» и что-то про грехи… Пели на старом церковнославянском языке.
Перекричав хор, старец дал какую-то команду. Тотчас мужчины и женщины образовали пары, выстроившись в цепочку. Затем пошли по кругу, нещадно хлеща веревками и розгами впереди идущих.
У Семена пары не было, и в круг он не попал. Но с интересом смотрел, что будет дальше. Старец взял большую чашу, и стал наливать в кружку коричневую жидкость, давая каждому, и следя, чтобы выпили до дна.
Угостив всех кружащихся в хороводе, он подозвал Семена, кивнув: «Пей!» Семен понюхал жидкость — пахло травами и еще чем-то незнакомым.
Задержав дыхание, он залпом опрокинул содержимое кружки в рот. Нёбо и глотку обожгло, словно огнём. Будто он хватанул полстакана крепчайшей деревенской самогонки. Задохнувшись, прокашлялся.
— Ничего, привыкнешь! – похлопав его по спине, сказал старец. — А теперь начнем обряд приобщения.
К Семену подошла черноволосая женщина, которая пришла со старцем. Взяла его за руку, и, разомкнув кольцо хоровода, пошла с ним по кругу, осыпаемая градом ударов шедших позади их. Семену тоже начало перепадать. Но что странно — боли он не чувствовал! А темп песни нарастал. Нарастала сила и частота ударов.
— Плоти не жалеть! Хлещи, хлещи, Христа ищи! — слышались отовсюду крики.
Несколько человек упало в середину круга, дико извивались на земляном полу, извергая из себя клочья пены. Люди входили в экстаз. Вдруг Семен почувствовал неодолимое желание женщины. Его напарница крепко сжимала его руку, второй бешено хлестала впереди идущих. Вдруг погасла большая свеча, освещавшая помещение. Пение стихло. Со всех сторон послышалось сопение, какая-то возня, страстные охи-вздохи, через некоторое время сменившиеся на крики оргазма.
Семен почувствовал, как чьи-то руки снимают с него длинную рубаху. Ощутил прикосновение обнаженного женского тела. Руки казака невольно обвили стройный девичий стан, опустились на ягодицы, ласкали упругую грудь. Природа взяла свое. Очнулся он под утро. Старец обходил молельню, зажигая свечи. С пола вставали проснувшиеся, пришедшие в себя люди, стыдливо надевали сброшенные в полночь одежды, и выбегали на улицу. Надел рубаху и Семен. К нему подошел старец.
— Ну вот, теперь ты наш! Хвала Богу! — воздев руки к небу, произнес он.
— И часто у вас такое происходит? — спросил казак.
— Каждое воскресенье мы в полночь приобщаемся к Богу. То, что происходило, это не грех, а приближение к Всевышнему на ещё одну ступень.
— И сколько ступеней нужно пройти, чтобы Его увидеть? — спросил потрясенный Семен.
— У каждого своё количество ступеней, — ответил старец. — Пока плоть твоя жива, и есть желание женщины, ты далек от Бога. Тебя всю неделю наполняют бесы, которых мы в полуночное воскресенье изгоняем на радениях. И так каждую неделю. Поживешь у нас, все поймёшь и увидишь. А сейчас иди, переоденься и переходи в следующий дом, на мужскую половину. Ты выздоровел, хватит одному валяться в келье. Завтра выйдешь на работу. Ленивых мы здесь не держим — сразу отправляем к Богу.
— Спасибо вам, что спасли меня. Но я бы хотел добраться до России. Попасть домой, — сказал Семен.
— Нет! Забудь об этом навсегда! — сурово сдвинув седые брови, ответил старец. — Запомни, отсюда выход только один… — и он ткнул сухим пальцем в небо. — Иди!
После разговора со старцем Семён пал духом. Ночная оргия хотя и сняла напряжение плоти, но оставила мерзкий, неприятный осадок. Перебирая в памяти случившееся, он остановился на мысли: «А ведь после соития женщины могут беременеть. А где же дети? Сколько живу — ни одного не видел!» Мыслей и вопросов было много, а ответов — ни одного!
Подчиняясь приказу старца, Семен собрал немудреные вещи и пошел в общий дом. Войдя внутрь, он был встречен знакомым мужиком, которого видел не раз в келье.
Мужчина молча провел его в просторный зал, напоминающий солдатскую казарму. Рядами стояли топчаны с соломенными матрацами, застеленные простой дерюгой. Подушкой служили небольшие мешки, набитые мхом. В центре зала стоял большой деревянный стол. По бокам — скамейки. В торце стола был небольшой посудный шкаф без дверок, на полках которого стояли стопки глиняных тарелок. Рядом высилась горка деревянных ложек, и стояли глиняные кружки.
В уголке зала Семен увидел сооружение, похожее на трибуну. На ней лежала толстенная книга, с большими кожаными застежками.
«Ну и дела… Похоже на концлагерь, — с грустью подумал казак. — Бежал из одного плена, а попал в другой. Только здесь кормежка более сносная, и женщину дают раз в неделю. Надо найти отсюда выход».
...Наконец снег полностью растаял. Пришла весна. На деревьях набухли почки, просохла и почернела старая опавшая листва. Семен каждый день размышлял о побеге из новоиспеченной тюрьмы. Однажды он решил обойти по кругу весь периметр усадьбы. Пройдя дорожкой, увидел большие ворота в бревенчатой стене, а рядом — маленькую калитку. Возле калитки стояли два крепких мужика. Семен прошел мимо, делая вид, что не обращает на них внимание. Сам же старался запомнить всё: запоры, высоту заплота.
На следующий день в «казарму» пришла та же молодая чернявая женщина. Ткнув пальцем в Семена, она жестом показала следовать за ней. Они пришли в центральный дом, где жил старец. Женщина завела его внутрь, и так же молча удалилась.
Старец вышел из другой комнаты, и показал Семену на стул у стены.
— Смотри только на меня! — глухим, давящим на мозг голосом, велел он. — Я тебя предупреждал, что отсюда выхода НЕТ!
Слово «нет» старец выкрикнул так резко, что Семен даже вздрогнул. Белобородый уставился немигающим взором на казака. И снова Семёну показалось, что из глаз старца выползают черные щупальца, пробираясь в его мозг. Язык, руки и ноги, словно вмерзли в лед. Сознание отчаянно подавало команды к движению, но все напрасно.
— Иди, и запомни мои слова, что выхода отсюда ты не найдешь, только туда. И он вновь ткнул пальцем в небо. — С сегодняшнего дня приступай к изучению церковнославянского алфавита. Потом я заставлю тебя читать Лествицу — заповеди Иоанна Лествичника — отречение от всего мирского. Иди!
И пристукнул батогом.
Начались трудные дни изучения старинного алфавита. Но дело шло лучше, чем при изучении немецкого языка. Семен часто вспоминал свою возлюбленную. Образ Дарьи, всплывал все реже, тая в прошлом.
Днем все послушники выходили на работу, заключающуюся в обработке земли под зерновые и овощи. Шесть крепких мужиков тащили цугом небольшой плуг, заглублявшийся сантиметров на двадцать. Следом шла другая пара работников, разбрасывая семена. А после ещё пара тащила тяжелую деревянную решетку, засыпая зернышки землей.
Сеяли довольно много: овес, рожь, пшеницу, ячмень. На другой деляне работали женщины: вскапывали лопатами грядки и сажая овощи.
Работы было много — заканчивали по темноте.
Придя в жилые помещения, ужинали, а после до полуночи пели духовные песни. Поначалу это сильно выматывало, но потом Семен втянулся, вошел в ритм жизни общины.
Он близко сошелся со знакомым молодым парнем. Они старались быть на работе рядом, и на отдыхе тоже, беседуя обо всём.
Парень назвал себя Матвеем (так звали его в миру). А здесь у всех было одно имя — «брат». Женщин назвали «сестрами». В беседах с Матвеем Семен узнал очень много об обычаях общины, суровых законах, царящих на «корабле». Матвей пояснил, что «кораблем» называется их община. Белобородый старец есть кормчий, отец, Христос, пророк. Черноволосая женщина, жившая в доме старца, пророчица, матушка, кормчая. Браков между мужчинами и женщинами у них нет. Половые отношения среди недели запрещены. Зато в воскресную ночь можешь выбрать себе любую — ни одна не откажет.
Дети, которые рождаются от свального еженедельного греха, живут с матерями уединенно всего год. Куда их потом увозят — непонятно.
Много чего интересного узнал Семен, изумляясь все больше.
(продолжение: http://www.proza.ru/2019/11/08/208)