Признаться, мне страшно захотелось как можно быстрее вернуться домой, но только не морем, а поездом, автобусом, самолётом, да чем угодно и быстрее. Я готов был идти пешком, так мне всё осточертело. На душе было скверно. Но бросать Лику одну не захотелось. Что до Мишеля, то из Москвы мне было бы проще ему помогать, обратившись к толковым юристам.
На следующий день, пригласив Лику на прогулку, сразу пошёл в полицию. Там, назвав фамилию следователя, ведущего дело Мишеля, решил узнать о возможности нашего с ней отъезда. Дежурный полицейский говорил только на своём языке, но, на моё счастье, Лика прекрасно владела немецким. Она перевела сказанное мною, лицо полицейского подобрело. Рыжеволосый, с прыщеватым лицом, с маленькими глазками, смотрелся отвратительно. Его взгляд скользил по ладной фигурке девушки.
- Фрейлейн, вы безупречно говорите по немецки. Редко встретишь туристов, особенно русских, которые так знают немецкий язык! - расплылся в улыбке полицейский. - Сейчас всё для вас разузнаю. Посидите пока у столика, почитайте рекламные журналы, они свеженькие, только утром принесли.
Мне не очень понравился этот хлыщ с маслеными глазками. Мы сели за столик и сделали вид, что изучаем рекламу. Через минуту Лика воскликнула:
- Андрей! Смотри! Это же наша яхта! Её выставили на продажу. То есть, она не будет возвращаться в Россию, её продают здесь. Опять я влипла! У меня нет денег на билет домой, я их ещё не заработала. Бог мой, как стыдно перед родителями! Папа мне говорил...
- Лика! Не надо волноваться! Дорогу я вам оплачу, - успокоил я девушку.
Пришёл дежурный полицейский, он долго и пространно что-то говорил Лике. Она мне перевела одной фразой:
- Мы сможем уехать, Андрей, дней через пять...
- И это всё? - с удивлением спросил я Лику. - Он так много говорил...
- Он приглашает меня провести эти дни в его обществе, - смутившись и покраснев, ответила Лика. - Он, видимо, решил, что я девица лёгкого поведения.
Я готов был дать в морду этому немцу. Он сразу всё понял и кинулся в свой кабинетик, захлопнув на запор дверь. Никого не спросив, я пошёл к кабинету следователя, держа за руку Лику. Полицейский кинулся за нами, но мы уже открыли дверь в кабинет.
Следователь очень удивился, увидев нас. Как оказалось, у него не было необходимости и основания задерживать наш отъезд и он отдал письменное предписание, снимающее с нас всякое ограничение на передвижение по стране, а при необходимости отъезда домой, этот документ открывал нам дорогу. Отдав дежурному полицейскому документ для регистрации и передачи нам, не ждал нашего прихода. Лика подробно передала весь разговор с дежурным. Следователь в бешенстве вышел из-за стола и пригласил нас пройти с ним. В дежурной комнате сидел уже другой полицейский. Слащавый прыщ успел улизнуть, сославшись на внезапное расстройство желудка.
Поняв всю бесполезность дальнейшего разбирательства, мы с Ликой покинули полицию. Поймав такси, поехали к яхте. Издалека, не выходя из такси, мы увидели много людей на яхте, как гражданских, так и полицейских. На пирс небрежно сгружались чемоданы.
- Лика, - обратился я к девушке. - Есть что-нибудь ценное в ваших вещах?
- Всё ценное, Андрей, со мной. Там несколько вещей, без которых я обойдусь. Мне не хочется туда подходить. А вам?
Не отвечая Лике, я хлопнул таксиста по плечу и показал рукой вперёд. Сказав одно лишь слово - Аэропорт. Надо улетать куда угодно, оставаться в этом прекрасном городе не хотелось. Завершалась регистрация на рейс до Варшавы, билеты были в кассе и я, не раздумывая, купил их. Мы немного удивили сотрудников отсутствием багажа, но Лика объяснила это тем, что вещи нас ждут в Варшаве.
Варшава встретила солнечным тёплым днём. Мы нуждались в отдыхе, но деньги мои подходили к концу, и я предложил дальше ехать на поезде. В двухместном купе, выпив по стакану чая, мы уснули и проспали до самой Москвы.
В Москве у меня была трёхкомнатная квартира, почти в центре, доставшаяся от деда, ещё не переустроенная на новый лад, хотя родители настаивали на этом, особенно отец. Приходя в эту квартиру, я вспоминал деда, прожившего в этой квартире десять одиноких лет после смерти бабушки. Его сын, мой отец, не терпел отца с юности и когда не стало бабушки, он перестал бывать у деда. Я же, напротив, мог уезжать к деду почти на все каникулы. Мы ходили по музеям, ездили на рыбалку на его старом жигулёнке, жили в своё удовольствие. Моих родителей по -началу это очень бесило, но потом, вкусив радость от полной свободы, они относились к этому спокойно. А дед, истосковавшись в осенне-зимний период, был рад мне безмерно.
Мой дед преподавал в университете гуманитарные науки, дослужился до звания профессора, человек был весьма интересный и с ним не было скучно.
Ключи от квартиры остались на яхте, но запасные находились у консьержа и в квартиру мы попали беспрепятственно. Лика была очарована квартирой, обилием цветов в горшках, за которыми ухаживала приходящая женщина, делающая раз в десять дней уборку. В квартире было чисто и уютно, холодильник наполнен разными консервами, галетами и бежать в магазин не пришлось. Приняв душ, мы наслаждались всякими вкусняшками. Я сидел в халате деда, Лика в халате бабушки. Она позвонила родителям, сказала о скором своём возвращении в любимый город на Неве, чем их очень обрадовала.
Как настоящий джентльмен, спальню уступил Лике, сам расположился в кабинете деда, на очень удобном диване. Несмотря на долгий сон в поезде, нас вновь клонило в сон. Лика, полюбовавшись на вид из окна с высоты шестого этажа, ушла в спальню, плотно закрыв дверь. Я прилёг на диван с книжкой в руке, но уснул мгновенно.
Снилось что-то жуткое, сказались события последних дней. Проснулся я от реального крика Лики, звучащего за закрытой дверью в спальне. Сон прошёл мгновенно. Быстро вскочив, вбежал в комнату и увидел борьбу Лики с мужчиной, о чём в темноте можно было только догадаться по голому торсу, явно определяющего пол дерущегося. Быстро включив свет, кинулся на помощь Лике и обалдел. Она дралась с Мишелем. Оба катались по кровати. Лицо Мишеля напоминало окровавленную маску.
- Ты что стоишь, балбес, она сдерёт мне всю кожу с лица! - закричал Мишель, стараясь удержать руки Лики.
- От балбеса слышу! Ты как здесь оказался и как открыл дверь? - спросил я, едва оторвав девушку от Мишеля, одевая на неё халатик и успокаивая.
- Я тебе, придурок, привёз твой чемодан. Ключи были на столике в твоей каюте. Всё очень просто. Прилетел, приехал на такси, открыл двери, в квартире темно, ты спишь. Я, как всегда, решил лечь рядом. А эта сумасшедшая давай меня царапать когтищами, словно дикая пантера...
- Тебя отпустили? Простите, вас, - спросила Мишеля Лика, выглядывая из-за моей спины.
- Быстро же вы смылись из Гамбурга, оставив друга на произвол судьбы, сэр Андрей! Я вас понимаю, сударь! За такой девушкой и я бы ринулся на край света, забыв обо всём. Всё расскажу, но вначале обработайте мне все царапины на лице и накормите, - с серьёзным выражением лица произнёс Мишель. - Да, я ещё должен принять душ, а лучше - ванну. И пора нам всем перейти на ты.
Мылся Мишель долго и основательно. Лика накрыла стол, открыв несколько консервных банок, найдя даже баночку чёрной икры. Мы умирали от нетерпения в ожидании рассказа. Вышедшего из ванной Мишеля встретили дружным смехом. Его распаренное до красноты лицо припухло и напоминало о драке с Ликой. Полоски от её ноготков смотрелись весьма эффектно, как раскрас у индейцев.
Мишель накинулся на еду, запихивая в рот всё подряд. Говорить с набитым ртом он не мог и мы терпеливо ждали. Перекусив, смакуя мелкими глотками горячий кофе, Мишель начал рассказ о своём освобождении.
- Скажу вам, братцы, тяжко мне было от мысли получить срок неизвестно за что. Любить - любил. Знал о беременности, готов был жениться, но Катрин и слышать не хотела об этом. Французские полицейские - народец жёсткий, потому у них такая высокая раскрываемость. Повели они меня к Катрин, а у меня ноги подкашиваются. Пришли. Смотрит она на меня добрейшими глазами и требует снять с меня наручники. Говорит, что я перед ней ни в чём не виноват, сын её, вернее наш, унаследовал мою красоту, но претензий у неё ко мне нет. А вот к папашке моему, не родному, - есть. Пока молчу, подписку дал, не нашим, - подняв палец и приложив его к распухшим губам, Мишель, пошатываясь удалился из кухни, а через минуту его храп разносился по всей квартире.
- Ну вот! На самом интересном, - надула губки Лика. - Мне завтра уезжать надо. Папа с мамой будут волноваться.
Мишель улёгся в кабинете, Лику я уложил в спальной комнате, а сам расположился в гостиной. Сон не шёл. Возможно, от выпитого кофе, а может, от предстоящего расставания с Ликой.
Продолжение следует:
http://www.proza.ru/2019/11/03/677