Тит уехал от Степаниды в глубоких раздумьях: "Что делать с рудником? Он все меньше приносит дохода. Куда девать рабочих? Закроешь рудник — будет столько недовольных!"
С такими невеселыми думами промышленник подъехал к дому Иванова Митяя, за дочерью которого ухаживал его сын Семен. Остановившись возле высоких, под два с половиной метра, ворот из лиственных плах, вылез из таратайки, постучал в них медным молотком, прикованным цепью за ручку.
Тотчас во дворе, гремя цепями, густым басом залаяли цепные кобели. На шум открылось небольшое оконце в плахах, показалось бородатое лицо.
— Чево надоть? С добром ли ты, мил человече? — спросило оно Тита.
— С добром, с добром, — ответил купец. — Митяй Степаныч дома?
— Нетути, мил человек. С утреца он на маслозаводе, — ответило лицо, закрыв оконце.
Делать нечего, развернув коня, Тит поехал на маслозавод, расположенный в другом конце деревни.
Проезжая мимо базарной площади, подумал: «С пустыми руками на смотрины к невестке не ездят». Остановив Демона, привязал его к коновязи. Подал мужику, смотрящему за лошадьми медный пятак, и пошел по торговым рядам.
Базар шумел разноголосьем: предлагали купить все — от иголки, до добротного дома.
Тит прошел к «тряпошным» рядам. Здесь торговцы зазывали покупателей разноцветьем платков, цыганских и ангорских шалей, всевозможных мужских и женских одежд. Поторговавшись, выбрал яркий, цветастый, как луг, платок, и пошел к коновязи.
Путь преградил небольшого роста китаец.
— Слюшай, купец, посмотри на это! — и вытащил из мешка деревянную фигурку идола, сидящего, скрестив ноги.
Идол в точности походил на того, который хранился в тайнике Тита — такой же толстый и с красными камнями вместо глаз.
— Купи, — не пожалешь! Богатым будешь! Сичастьтие приносит! — настаивал китаец.
Купец шарахнулся от него, почти бегом проскочив оставшиеся торговые ряды. Трясущимися руками отвязал Демона, и, запрыгнув в таратайку, взмахнул бичом.
Конь с места взял в галоп, не поняв замысел хозяина. Пришел Тит в себя на краю села. Ехать к Митяю расхотелось.
Поразмыслив так и сяк, все же свернул с проезжего шляха к реке, где стояла маслобойня будущего свата. Подъехав к небольшому каменному зданию, привязал коня к коновязи и зашел внутрь помещения.
Здесь его сразу же окутали запахи парного молока, простокваши, сыра, закваски.
Встретил гостя хозяин заводика Митяй Степаныч Иванов. Крепкий, как сутунок лиственницы, невысокого роста, с огненно-рыжей бородой — потомок переселенцев.
Они знали друг друга давно, вместе играли в детские игры, бились на кулачках с местными пацанами. Дружбы особой не было, просто уважительно относились друг к другу.
— Ну, проходь, гостем будешь! — радушно пригласил Тита Степаныч.
Прошли через небольшую комнатку, где в чанах кисло молоко, необходимое для приготовления сыра, потом в следующую, служащую рабочим кабинетом.
— Глаша, принеси-ка нам холодненькой заквасочки! — крикнул в следующую комнатку хозяин.
Глаша мигом обернулась, неся большую эмалированную кружку, наполненную ароматным содержимым.
Хозяин подал кружку Титу: «Угощайся, гость дорогой, такой закваски нет во всей волости! А мой сыр купцы вывозят в Германию! На выставке прошлогодь, он занял первое место».
Гость одобрительно кивал, подспудно думая: «А заводик-то и впрямь хорош, как бы его у тебя оттяпать?»
А хозяин продолжал нахваливать продукцию завода.
— Айда, покажу тебе, как делают масло и сыр, — схватив за рукав Тита, засуетился хозяин.
Вошли в первое помещение.
— Вот здеся, мы сепарируем молоко, — указав на огромный прибор, сказал Степаныч. — Сливки пойдут на приготовление масла, а обрат пойдет для сыра. Но это будет сыр второго сорта, для внутренних нужд. За границей его не уважают. Настоящий сыр делаем, сквашивая цельное молоко. Простоквашу варим, превращаем в творог, а потом уже в сыр.
Тит никогда не задумывался, как делают те или иные продукты. Сыры, масло, колбасы, просто употреблял их — и всё.
Хозяин провел его через небольшую дверцу в помещение, похожее на большой длинный погреб. Тут пахло плесенью. С потолка свисали мокрые нити паутины. Было довольно прохладно. На стеллажах ровными рядами лежали круги сыра.
— Здеся готовится сыр, созревает и дозревает, — продолжал экскурсию Митяй Степаныч, — а потом его увозим в город на станцию, и далее по железке за границу.
— Бр-р-р-р! — зябко передернул плечами Тит, — пошли отселя, — холодно тут.
Вышли на улицу, окунулись в зной летнего дня.
— Кхм-м-м, Степаныч, — кашлянув в кулак, нерешительно произнес Сажин, — знаешь, мне бы хотелось у тебя глянуть новую кошевку. Слыхал, больно хороша!
— Ну чо не глянуть-то, поехали, — к великой радости Тита, согласился Митяй.
Дав перед отъездом несколько указаний, хозяин заводика взгромоздился на сиденье рядом с гостем и покатили.
Приехав к дому Степаныча, завели коня во двор, задали овса, и пошли смотреть новую кошевку. Тит, для вида, ахал и охал, осматривая телегу. Вставал на подножку, подпрыгивая, проверял, как работают рессоры, тряс борта, качал колеса.
— Хороший агрегат! — в лесть хозяину бросил он.
— Ну чо, тогда, может, по стаканчику? — предложил хозяин.
— Нет возражений! — потерев ладони, ответил гость. — Давай накатим!
Сели на улице, под развесистой березой, за столом, сделанным из тонких кедровых досок, выскобленных ножами добела.
Прислуживала молоденькая девчушка, лет восемнадцати. Шустрая, как мышка. Бегала туда-сюда, накрывая стол.
Тит ни разу не видел дочь Степаныча. Спросил: «Дочь?»
— Нет, — ответил он, — племянница. Давно живет у нас. Родителей нашли в лесу убитыми разбойниками.
— А как ее фамилия? — с замиранием сердца спросил купец.
— Найденовы были, — коротко ответил хозяин.
Тита, как будто обдало кипятком, и тут же повеяло могильным холодом. Вспомнил сгоревший список и услышал знакомую фамилию.
— Ты чо, дружок, чот взбледнул? Чо с тобой? — заволновался хозяин.
— Ничо, ничо, щас пройдет, — выставив перед собой ладонь, с трудом сказал Тит, — Шас… Ффф-ууу-ххх, — выдохнув, произнес он, — легшает…
— Люди говорят, что ты много пьешь, а это не добру! — покачав головой, произнес Степаныч, — Сердчишко-то ведь не железное, мигом посадишь!
— Да знаю я, всё знаю, но вот проблемы…
— Чо за проблемы у тебя? — спросил хозяин.
Сажин подробно рассказал все последние происшествия.
— Да-а-а… Тит, что-то надо решать… — протянул хозяин. — Что грустить раньше времени, давай, накатим!
— А, давай! — махнув рукой, воскликнул гость. — Была, не была! Двум смертям не бывать, а одной не миновать!
Взяли в руки стаканы, звонко чокнулись, и синхронно плеснули ароматный самогон в заросшие пасти. Закусили солеными груздями в сметане.
— Ах, хорошо-то как, Степаныч! — положив руку на его плечо, воскликнул Тит. — Еще бы одну жисть так прожил!
— Не, уважаемый, я бы не согласился, — ответил хозяин. — Шибко канительная эта штука жисть…
— Ну а где у тебя доча-то? — спросил Тит.
Митяй Степаныч давно понял, для чего гость, якобы, попросил посмотреть кошевку. Знал, что его сын ухаживает за дочерью.
— Даша! Дарья! — крикнул Степаныч.
В доме открылось окно, показалось лицо черноволосой девушки.
— Чего, батюшка? — спросила девица.
— Подь сюды! — призывно махнув рукой, сказал отец.
Тит сидел остолбенелый — перед столом встала высокая, статная красавица, с черными, как смоль, вьющимися волосами. Настоящий потомок казаков-переселенцев.
Придя в себя, гость достал из-за пазухи подарок и подал девушке. Та развернула его, накинула шаль на плечи, и неожиданно подскочив к Титу, звонко чмокнула его в щеку. Зардевшись, как маков цвет, Даша убежала в дом.
На Сажина опять напал столбняк. В столбняке сидел и отец девушки, беззвучно разевая, как карась, заросший рот.
— Да я тебя…да ты чо делашь…ну погоди! — заскакал на скамейке Степаныч.
На Тита напал смех: «Да не ругай ты проказницу, это она от шалости, а не от дурости. Замуж пора девице, заневестилась».
Налили еще по стакану, выпили, крякнули, закусили груздями и шкварками с круглой картошкой.
— Давно твой Семка увивается за Дашей, — начал разговор Степаныч, — вижу, любовь промеж их. Я не против, давай их обженим!
— Давай, я тоже не против, — с радостью ответил купец. — После Покрова зашлю сватов. Жди!
Налили еще по стакану, звучно треснули их друг о друга. Выпили, закусили, принесенными Дарьей варениками.
— Домой надо. Однако, чот меня разв-в-в-везло, — заплетающимся языком проговорил Тит. — Ты…ета…икк…тово…ета…икк…не забудь! — погрозив Степанычу указательным пальцем, еле выговорил он, — свадьба!
— Не, не забуду! — потрясая кудлатой головой, ответил хозяин. — Бывай здоров, заезжай!
Сторож, и еще один мужик, пиливший во дворе дрова, с трудом погрузили тушу гостя в таратайку, и вывели коня за ворота.
Демон побрел к дому, не подгоняемый пьяным в стельку хозяином.
Онисья не стала созывать дворовых, чтобы вытащить из повозки Тита — надоело с ним возиться. Пусть спит там, где остановился.
(продолжение: http://www.proza.ru/2019/10/30/153 )