Рубеж Ч2. Жизнь рядом... Г3. Горькая чарка

Олег Русаков
Рубеж.

начало повести:    http://www.proza.ru/2019/07/07/1427

Повесть.
Олег Русаков.



Часть 2. Жизнь рядом со смертью.


Глава 3. Горькая чарка.


            Еще минут двадцать Яшка по-доброму издевался то над
Трифоновым, то выбирая кого ни будь еще для своих жестких острот, не
сбавляя темпа смеха среди отдыхающих на переформировании солдат. И
вроде все пошли отдыхать до утра, чтобы уверенно проснуться на
построение. Мишка занял место в удобной койке, с журчащими под его
телом жесткими пружинами, с ватным матрацем и пахнущими свежим
ветром, после сушки, простынями… а Яков куда-то провалился. Уже час
где-то гулял никого не предупреждая. Сначала Трифонов старался
дождаться приятеля, но усталость делала свое, ночь убаюкивала темнотой
и кузнечиками, веки Михаила начали сдаваться, погружаясь в вязкую
тишину… Но уснуть мишке не довелось.
            …Яшка на цыпочках подошел к койке, скинул сапоги:
            - Трифонов?.. Ты еще в сон не провалился? Я ж тебе еще днем
сказал – погодить спать. Мы с тобой ведь еще сегодня не все, что нужно
сделали.
            Яшка снял ремень, и из-под полы гимнастерки вывалилась
булькающая фляжка.
            - Пока тут загораем уже больше двух недель, в медсанбате с
девчонками познакомился. – Он поднял угол матраца, где на крючке
пружины висела кружка. Снял ее, открыл фляжку, набулькал из нее спирта,
- Лидка мне его уже разбавила. – протянул он кружку Михаилу, - а это я
на ужине у котлового захватил, - подал он другу краюху черного хлеба,
с половинкой яйца и половиной репки лука.
            Трифонов сел на койке, не мало удивляясь луку и яйцу.
            - А Лидка-то – это кто? – у Трифонова сразу начал
разгораться интерес, не пуганого еще любовью пацана.
            В темноте было видно удивление и недоумение Яшкиного
большого лица.
            Кто, кто? Баба – кто? – это было ужасно смешно даже в
темноте. – Девка такая чудная... Медсестра… На нее на солнце
посмотришь, в листве… как в сказке. Кажется – зачем такая на войне, а
говорят она солдат спасла – уже сотни, если не тыщи. Красивая, до
безумия. И никто, говорят, ее не обижает при этом… Говорят, правда не
правда, не знаю, командира нашего от смерти спасла еще в сорок
первом.
            - …Ну Яш… - Трифонов взял хлеб со снадобьем, держа кружку.
Умеешь ты Господа удивлять и щедростью, и находчивостью, и удалью, и
словом про красоту девичью.
            - Какого Господа??? - Со скрываемой злобой в голосе молвил
сослуживец - Я хоть и не комсомолец, но знаю, что никакого Господа
нет… - отрезал Никитин, дальше звучала долгая злая пауза, - или он где
ни будь пьяный лежит… уже больше года… был бы он… там на небе, разве
позволил такое... Сколько людей побито… сколько горя вокруг.
           - К нам в деревню немца не пустили… Церковь у нас
разрушенная на околице стоит… отцы наши рушили… лет десять назад. Так
вот на ее колокольне три пулемета поставили. Немцы несколько раз
пытались деревню взять за три с половиной месяца, что вокруг нас
топтались. Вся округа под немцем, а нашу деревню, Телешово, так и не
одолели, так сволочи и не смогли нас захватить. – Трифонов остановился
в рассказе, вскоре продолжил, - Не Господь ли врага не пустил в
деревню… по крайней мере помог – точно.
           - Дай сюда!..
           Никитин взял у Трифонова ждущую кружку, резко выдохнул с
глубокого вздоха и опрокинул содержимое себе в рот одним большим
глотком. Чуть напрягая мускулы широкого лица, надавив обратной стороной
кулака на ноздрю, глубоко остановив дыхание.
            - То, что сейчас на нашей земле творится… - разведчик,
много раз видевший смерть в ее самых ужасных образах, и дерзко умеющий
безжалостно убивать врагов, сделал паузу - не то, что Богу… черту
угодно быть не может. – Яша слегка поморщился. – я три дня, как письмо
с дому получил… отправляла мамка еще наверно в начале мая… Пишет
освободили деревню, на деревне полтора десятка домов осталось… Соседей
всех поубивали – гады… Злые, пишет, фашисты за Москву. Мамка с сестрами
землянку себе вырыли в мерзлой земле… как жить дальше не знают. Сеять
на деревне не то, что некому, одни бабы, да дети, кто не умер… - тугая
кричащая пауза, через ком в горле, - Нечего сеять… нечем пахать,
скотину фрицы всю съели, до последней хромой курицы. – последние фразы
Яшки звучали отчаянно, по срывающимся слогам было понятно, что этот
русский большой сильный мужик готов заплакать.
            Он опять набулькал в кружку слегка разбавленного спирта.
            - Ну ты выпил, теперь моя очередь. – уже веселее промолвил
балагур в темноте, поновой протягивая кружку Михаилу. Не мог Яшка без
шутки никак.
            Мишка опять взял кружку.
            – Давай, Миха, за наши награды… за наши медали. Их говорят в
спирту мыть надо, да сейчас темно и поздно, а жизнь у нас с тобой еще
длинная. За нашу победу скорую. За твой винтарь меткий, который нас
может быть от смертушки неминучей спас. Выпей… дружище.

            Минут через десять ребята уже крепко спали.
            В два часа ночи штабной боец растолкал Никитина. Командир
роты требовал его в штаб. Через час группу из семи разведчиков уже
везли на передовую, для выполнения задания по корректировке огня
артиллерии в завтрашнем бою, в заданном квадрате, и, по возвращении,
захвату языка.
            Утром на построении Никитина не было. Ночная булькающая
фляжка оказалась у Михаила под углом матраца. Трифонов у штабных
пытался узнать, где Яшка. В конце концов выяснил, что группа при
переходе линии фронта попала в засаду, приняла тяжелый бой. Из боя
не вышел никто.

начало повести:    http://www.proza.ru/2019/07/07/1427
Продолжение:       http://www.proza.ru/2019/12/06/1049   



07.09.2019
Русаков О. А.
г. Тверь