Весь мир – театр, а люди в нем – актёры.
Вся жизнь – театр, а люди все – актёры.
Эти две фразы наиболее известны и приписываются Уильяму Шекспиру (1564 – 1616), который применил один из вариантов в своей пьесе «Как вам это понравится». Это – так, но совсем не так однозначно.
Глубина и точность формулировки впечатляют всех.
Но на самом деле Шекспир сказал почти, но не настолько так, чтобы можно было пренебречь смысловой разницей. Но, если это – верно, а, как будет показано далее, это – верно, то мы восхищаемся не сказанным Шекспиром, весьма ограниченным в оригинале, смыслом, а смыслом более широким, возникшем в художественном русском переводе.
Конечно же, исключить влияние оригинала Шекспира на его русский перевод невозможно, так как идеи, заложенные и там, и там – родственные и похожие по смыслу друг на друга, также как слова, обозначающие целое и его часть. И не было бы никакой необходимости в выделении этих различий, если бы Шекспир сам, тут же, не указал в последующем тексте на тот, исключающий другое понимание, ограниченный смысл, который он вложил в первую фразу.
Поэтому, для фразы, которая в русской интерпретации стала, чуть ли не девизом всего искусства, было бы не справедливо приписывать её только Шекспиру и при этом полностью игнорировать роль неизвестного переводчика. Кто он? Мне не удалось найти. Те переводы оригинала на русский язык, которые мне известны, относятся к концу 19-ого и 20-му веку и уже повторяют основу фразы: «мир – театр». Однако, предполагают, что Шекспиром в России заинтересовались ещё в 18-м веке и уже тогда ставили его пьесы. Например, некоторые пьесы Шекспира упоминал в своих статьях и письмах Александр Пушкин, говоря при этом, что уже переведены и другие, которые нужно изучать («Наброски предисловия к «Борису Годунову» (1829 и 1830), а также в письмах к Вяземскому и Бестужеву (1825). В частности, он сравнивает героев Шекспира с героями Мольера: Шейлока («Венецианский купец» Шекспира) и Гарпагона («Скупой» Мольера), что указывает на то, что пьеса «Венецианский купец» (1596) была во времена Пушкина уже переведена. Для нас же это важно тем, что в этой пьесе Шекспир впервые применил словосочетание: «the world's a stage», которое потом было использовано им в пьесе «Как вам это понравится», свидетельств перевода которой во времена Пушкина и ранее пока не найдено.
Если же такое предположение о более ранних переводах так и не найдёт подтверждения в архивах, то только тогда можно назвать 1867 год точкой отсчёта, когда перевод пьесы «Как вам это понравится» был выполнен П. Вейнбергом (издан в 1899 г.), и было зафиксировано применение словосочетания: «мир – театр» в одном предложении.
Именно, краткость и ёмкость фразы – заслуга переводчика, сумевшего выразить идею в одном предложении, так как сама идея принадлежит, все-таки, Шекспиру, но расписана у него весьма подробно в двух длинных сложносочинённых предложениях, и совсем не в том месте, куда его ставят переводчики..
Рассмотрим проблему по порядку.
Первоисточником вдохновения Шекспира был древнеримский писатель Петроний (Гай Петроний, ? – 66). Его строка на латинском языке "Mundus universus exercet histrionam" (Весь мир занимается лицедейством) украшала фронтон шекспировского театра «Глобус».
Шекспир использовал эту идею, предложив зрителям свою интерпретацию, в пьесе «Венецианский купец» (1596 год), в реплике Антонио (акт I, сцена I).
ANTONIO: I hold the world but as the world, Gratiano-
A stage, where every man must play a part…
Для всех, известных мне, переводчиков не составило труда перевести эту реплику без всякого пафоса и краткости, ровно так, как её сказал герой Шекспира.
Например, перевод П. Вейнберга (1866):
Я этот мир считаю
Лишь тем, что есть на самом деле он:
Подмостками, где роль играть все люди
Обязаны…
(Источник: Уильям Шекспир. Двенадцатая ночь. М., "ЭКСМО", 2002)
Или, перевод Т. Щепкиной-Куперник (1937):
Я мир считаю, чем он есть, Грациано:
Мир - сцена, где у всякого есть роль;
Источник: Интернет, https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/346753)
Или, перевод И. Сороки:
Нет, Грациано, я смотрю на мир
Всего лишь как на сцену, где обязан
Каждый играть какую-нибудь роль…
Источник: Шекспир Уильям. Комедии и трагедии. М., "Аграф", 2001.)
Или, перевод И. Мандельштама:
Я мир считаю тем лишь, что он есть.
У каждого есть роль на этой сцене;
(Источник: Вильям Шекспир. Избранные произведения. ГИХЛ, М.-Л., 1950)
«Мир – подмостки», «мир – сцена», вот как они переводят фразу «the world's a stage», когда идея не разжёвана Шекспиром и сказана, как бы, мимоходом. Даже упущение в переводах других возможных значений «мир – спектакль, постановка», не существенно в контексте фразы, так как далее у Шекспира нет никаких пояснений.
Но сам Шекспир не забыл этой идеи и через несколько лет повторил её зачин «the world's a stage» слово в слово в пьесе «Как вам это понравится» (1599 или 1600 г.), в монологе Жака (акт II, сцена VII).
All the world's a stage,
And all the men and women merely players:
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages.
И вот тут, вряд ли, забыв свои же переводы «Венецианского купца», а скорее, вдохновлённые разъяснениями Шекспира, все переводчики, не сговариваясь, ухватились за возможность построения короткой, ёмкой и красивой фразы с зачином «мир – театр».
Например, перевод П. Вейнберга (1867):
Мир — театр;
В нем женщины, мужчины, все — актеры;
У каждого есть вход и выход свой,
И человек один и тот же роли
Различные играет в пьесе, где
Семь действий есть.
(Источник: Шекспир В. Полное собрание сочинений / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1903. Т. 3. С. 2-58.)
Или, перевод Т. Щепкиной-Куперник (1937):
Весь мир – театр.
В нем женщины, мужчины – все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той.
(Источник: Шекспир В. Полное собрание сочинений: В 8 т. / Под ред. А. А. Смирнова. М.-Л.: Academia, 1937, Т. 1. С. 239-360).
Или, перевод В. Левика:
Весь мир - театр, а люди - все актеры.
У каждого свой выход и уход.
И каждый акт - иная роль, а в жизни
Всего семь актов.
(Источник: Вильгельм Левик. Избранные переводы в двух томах. Т. II. М., "Художественная литература", 1977).
Или, перевод А. Флори (2007):
Весь мир – театр, и люди в нем – актёры.
Идут на авансцену, чтоб сыграть
Семь актов всё одной нелепой драмы
И навсегда уйти в кромешный мрак.
(Источник: Интернет )
Но почему? Ведь в приведённом выше тексте оригинала нет упоминания «театра». В английском языке есть точное слово «theatre» и многозначное «stage». Первое употребляется только в значении «театр», а второе употребляется в значениях, являющимися составными частями театра, т.е. «сцена», «подмостки», «спектакль», «пьеса», «постановка». Очевидно, что Шекспир, если бы желал выразить свою идею здесь и в одной фразе, воспользовался бы словом «theatre». Кроме того, в пятой строке, приведённого отрывка из монолога Жака в оригинале, Шекспир указывает на тот «stage» из первой строки – «his acts» (его акты) – так как ни одно из других существительных предыдущего текста не может иметь «актов», чтобы не превратить этот текст в бессмыслицу. Поэтому этим указанием Шекспира исключаются такие значения «stage», как «подмостки», «сцена», а тем более «театр», и оставляются только значения «спектакль», «постановка», «пьеса», которые только одни и могут делиться на «акты», связывая этим смыслы начала и продолжения.
И в переводах мы видим, как переводчики, прекрасно понимая это, пытаются связать «театр» и «акты», вводя от себя промежуточные указания на «пьесу» (П. Вейнберг, Т. Щепкина-Куперник), «драму» (А. Флори) или даже «жизнь» (В. Левик). При этом все, как один, упускают из вида, а скорее, просто уже не находят места, чтобы внести ещё одну связку в текст, что «актёры» в «театре», конечно могут «иметь входы и уходы», но совсем не в том смысле, который имеют эти «входы и уходы» в «спектакле» или «пьесе». В первом случае смысл сказанного указывает на некие потайные личные двери в здании «театра», что противоречит конструкции «театра», где, конечно же может быть несколько тайных дверей, но, опять же, не столько, чтобы – для «каждого актёра», что, в конечном итоге, делает сомнительной фразу в целом. Во втором случае, указание на «входы и уходы» актёров в «спектакле», «постановке», «пьесе» – вполне логично и представляет в них процесс действия актёров, которые выходят в начале роли и уходят, закончив свою роль. Однако, видимо, считая, что красивая фраза в начале, которую не обязательно связывать ни с «входами и уходами», ни даже с «актами», «вытянет» на себе в связке с именем Шекспира весь остальной текст, переводчики пренебрегают зрителем, который, желая услышать подлинного Шекспира, удивляется, как много тому пришлось «нагородить», ради одной хорошей фразы.
Очевидно, что этого бы не было, если бы «stage» сразу было бы ими переведено, хоть даже так, как они потом добавляли, пытаясь сохранить связность смысла. Но тогда, вот – печаль, пришлось бы пожертвовать красивой фразой в начале, но зато, казалось бы, восстановить подлинную идею Шекспира, хоть и не настолько красивую. Почему же переводчики, всё-таки, идут на, казалось бы, очевидное искажение текста Шекспира?
Ответ находится в предыдущей реплике Старого Герцога, на которую Жак и отвечает своим монологом.
Thou seest we are not all alone unhappy:
This wide and universal theatre
Presents more woeful pageants than the scene
Wherein we play in.
Как видим, Шекспир, действительно, применил слово «театр» и вместе с ним объяснил всю идею, но только в двух предложениях – в реплике Старого Герцога и в начале монолога Жака.
Но в переводах мы видим обратный процесс – для того, чтобы вывести «theatre» по смыслу в начало монолога Жака, переводчики либо исключают его из реплики Старого Герцога, заменяя похожими подводками, либо, не заморачиваясь, просто повторяют в монологе Жака то, что уже было сказано в реплике Старого Герцога.
Например, перевод П. Вейнберга (1867):
Вотъ видишь — мы несчастны не одни:
На мировой, необозримой сцене
Являются картины во сто раз
Ужаснее, чем на подмостках этих,
Где мы с тобой играем.
(Источник: Шекспир В. Полное собрание сочинений / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1903. Т. 3. С. 2-58.)
Или, перевод Т. Щепкиной-Куперник (1937):
Вот видишь ты, не мы одни несчастны,
И на огромном мировом театре
Есть много грустных пьес – грустней, чем та,
Что здесь играем мы!
(Источник: Шекспир В. Полное собрание сочинений: В 8 т. / Под ред. А. А. Смирнова. М.-Л.: Academia, 1937, Т. 1. С. 239-360).
Или, перевод В. Левика:
Ты видишь, Жак, не мы одни несчастны,
И много есть ролей на сцене мира
Грустней, чем та, что мы с тобой играем.
(Источник: Вильгельм Левик. Избранные переводы в двух томах. Т. II. М., "Художественная литература", 1977).
В общем, при таких перестановках в переводе, в идеале, искажается только порядок, в котором Шекспир подаёт свою идею, что почти не влияет на образы персонажей, обменявшихся между собой частями смысла одной идеи. Но в данном случае идеала не получается, так как вставляя «театр» в середину общего полотна объяснений (в монолог Жака (Ж)), а не в начало, как у Шекспира (в реплику Старого Герцога (СГ)), переводчик вынужден повторять смысл, им же ранее изменённой, реплики Старого Герцога, чтобы связать смыслы внутри монолога Жака.
Сравним то, от чего исходят и к чему приходят переводчики, проходя через «театр». «Сцена (СГ) – театр (Ж) – пьеса (Ж)» (П. Вейнберг). «Театр (СГ) – пьеса (СГ) – театр (Ж) – пьеса (Ж)» (Т. Щепкина-Куперник). «Сцена (СГ) – театр (Ж) – жизнь (Ж)» (В. Левик). Как видим, у всех присутствует, как минимум, один лишний элемент в логической цепочке по сравнению с Шекспиром, который обошёлся двумя: «театр (СГ) – спектакль (Ж)». Понятно, что потерь в других местах текста было не избежать, и вовсе не потому, что английские слова короче русских.
Итак, с подачи Шекспира русские переводчики увлеклись красивой фразой, нарочно осложнив себе перевод. Это было сделано, именно, нарочно, так как нельзя сказать, что они не знали верного перевода, судя по их переводам «Венецианского купца».
Но что же стало с соседним текстом этой пьесы, т.е. со всем окружением красивой фразы? А вот тут, как было показано, мы вынуждены признать, что пьеса в этом месте стала неудобно, частично связанной, дополненной отсебятиной и повторами переводчиков, потерявшей подлинный текст Шекспира.
При этом, с несущественной разницей, короткая, ёмкая, красивая и ясная фраза, которую всем переводчикам удалось скомпоновать из длинного текста Шекспира стала выражением константы искусства в русской интерпретации.
Этот этап завершён, так как достиг своей цели. Фраза, вынесенная в заголовок, принадлежит и Шекспиру, и нам всем.
Но когда же Россия узнает подлинную пьесу Шекспира?
Может быть, язык Шекспира также ясен и в других местах пьесы? Как это узнать, когда те, кто призван точно переводить, вместо этого соревнуются с Шекспиром?
Шекспир. Как вам это понравится. Эпизод http://www.proza.ru/2019/08/08/124
Шекспир. Венецианский купец. Эпизод http://www.proza.ru/2019/08/06/232