СУККУБ ПОЙМАЕТ НА КРЮЧОК
[Суккуб* – согласно средневековой мифологии демон похоти и разврата в прекрасном женском обличии].
Глава 1
Петр Горелик проснулся в полвосьмого утра в некотором смятении и даже недоумении -- видимо, сон его был настолько крепок и безмятежен, что вернуться в действительность быстро, словно по щелчку, совсем не представлялось возможным. Но, едва сознание прояснилось, он понял, а точнее вспомнил, что находится сейчас в плацкартном вагоне поезда Самара-Тамбов и держит путь в новую, как бы это пафосно не звучало, жизнь.
Горелик потер заспанные глаза и привстал, оперевшись на локоть. Августовское мягкое солнце уже проглядывало сквозь мутное окно вагона, перестук колес стал замедляться, предзнаменуя скорую остановку. Вскоре в проходе появилась проводница, толстая белокурая женщина, которая, шествуя мимо все еще лежащего Петра, чуть хрипловатым и в то же время командирским голосом сказала: «Вересаево через 15 минут. Пассажиры, просыпаемся!».
Тон проводницы заставил парня буквально встрепенуться, сознание в этот миг окончательно вернулось к нему в виде колко прозвучавшей в мозгу фразы «Черт возьми, а ведь уже приехал!»
Он был не из тех, кто долго раскачивался и уже через каких-то пять минут Петр сменил домашнюю одежду и успел сбегать в туалет. На завтрак времени не оставалось, да и не очень хотелось, все дело в том, что наш герой обычно терял аппетит от волнения, а сейчас именно такое чувство переполняло его, и как он не старался его унять, все было бесполезно, все-таки испытание предстояло непростым, впереди ждала пугающая неизвестность, совершенно новая среда и люди, которых он еще не знал и никогда не видел…
Те самые 15 минут пролетели в мгновение ока, вагон с характерным скрипом мерно подкатывался к станции, такой же, наверное, ничем не примечательной, как и тысячи подобных ей, хаотично разбросанных по бескрайней Родине. Сдав постель, Петр стоял уже в тамбуре, сердце стало стучать быстрее, кровь предательски прилила к вискам. Он знал, что его встретят. По крайней мере, обещали, хотя, конечно, сейчас всякое бывает, а вдруг что-то пойдет не так? До места назначения ведь еще километров десять ехать, а как добираться?
При парне был небольшой чемодан на колесиках и дорожная сумка через плечо. Едва поезд остановился, Петр, еще вчерашний студент, беззаботный в своих юношеских радостях, ступил на новую и совершенно незнакомую ему землю, но сделал это теперь уже в качестве взрослого и самостоятельного человека.
Он был единственным пассажиром, вышедшем в Вересаево, что заставило его еще раз увериться в том, в какое захолустье его направили. Да ничего не поделаешь, судьба, видать, такая, если все не нравится, значит надо было сопротивляться, раньше что-то делать, а теперь какой смысл страдать, поздно уже…
Обычная станция на один перрон, с парой скамеек и небольшой будкой с окошком, которая, судя по всему, служила кассой. Петр не спешил, он огляделся вокруг, надеясь увидеть кого-нибудь на станции, но она была пуста.
“Не нравится мне все это...” -- тоскливо пробубнел Горелик себе под нос и медленно, неуверенно перебирая ногами, направился по перрону в сторону выхода с территории станции. Он попутно оглядывался в надежде рассмотреть все же хоть какие-то признаки жизни вокруг. Но ничего. Только слышны были протяжные крики петухов, доносящиеся из близлежащих дворов Вересаева.
Трудно было сказать, насколько это большой населенный пункт, видны были только несколько домов, плотно прилегающих к станции, магазин, судя по всему еще закрытый, вокруг ни души. Это показалось Петру странным, в его представлении деревенские жители должны были вставать рано, что называется с первыми петухами, чтобы начинать сразу делать свои разные дела, а тут все как-то не так. От этого на душе стало еще тоскливее, а чувство тревожности естественным образом только усилилось.
“Что делать-то теперь?” - подумалось Петру, он заметил, что возле магазина было некое подобие автобусной остановки, по крайней мере, на то указывал соответствующий знак и небрежно сколоченный бордюр для посадки пассажиров.
Как бы повинуясь инстинкту, ноги Петра повели туда, туда же он покатил свой чемоданчик, понуро опустив голову.
Было солнечно и достаточно тепло для конца августа, хотя уже первые признаки надвигающейся осени давали о себе знать в виде начинающих желтеть листьев да резко меняющего направление утреннего ветра.
Петр решил, что остаться на остановке будет неплохой идеей в сложившейся ситуации, в любом случае рано или поздно кто-то должен появиться и даже если про него забыли, то уехать можно будет на рейсовом автобусе, ведь должен же он тут ходить!
В этот момент поезд издал короткий гудок, и Петр с грустью стал провожать вереницу скрежещущих по рельсам вагонов, неспешно уходящих прочь от станции. Так это все выглядело тоскливо, словно вместе с поездом удалялась последняя надежда на лучшее для Петра, словно на глазах ускользал последний шанс изменить судьбу и повлиять на ход его личной истории.
“Может, надо было в армию идти вообще? Настоять, ведь взяли бы! Зачем мне сдалось это распределение?” - пришла в голову очередная неутешительная мысль.
В этот самый момент послышался звук мотора и на дороге, ведущей со стороны леса сюда, к автобусной остановке, появился автомобиль. Обильно пыля по гравийке, он стремительно приближался к Петру.
Надо сказать, ехал он чертовски быстро, вскоре уже можно было рассмотреть черную Волгу, которая неслась как угорелая, словно желая спасти нашего героя от пугающей неизвестности.
Через мгновение авто затормозило у самого бордюра, из машины на удивление живенько для его габаритов выскочил седовласый человек. Он был одет в потертые брюки и тельняшку, его пухлые щеки украшала густая борода, во рту торчала дымящаяся беломорина.
-- Да чтоб меня, едрен-батон, неужели опоздал! -- пролепетал он, в мгновение ока осмотрев Петра с ног до головы. Затем подошел к нему вплотную и, при этом добро глядя в глаза, спросил: -- Вы Петр Сергеевич?
-- Я.. – неуверенным голосом ответил тот, немного сконфузившись от внезапного обращения на «вы».
-- Ээх – с некоторой досадой протянул мужчина и, схватив чемодан из рук Петра, подкатил его к багажнику Волги. Затем принялся его открывать, но сначала у него это не получилось.
-- Да что ты будешь делать.. Да чтоб меня… - сквозь зубы пробасил новоиспеченный гражданин, потом обратился к Пете, не переставая возиться с кнопкой багажника – Да вы садитесь, Петр Сергеич, я сейчас, садитесь! Сумочку на сиденье на заднее можете бросить!
Нерешительно Петр последовал указанию мужчины, открыл заднюю дверь, аккуратно положил сумку, сел на переднее сиденье. Еще некоторое время мужик повозился с багажником, но довольно быстро у него получилось его открыть и он, также резво закинув в него чемодан и захлопнув, широким шагом сел за руль. Затем мелкими частыми движениями он сделал несколько затяжек и, выбросив наконец папиросу в открытую форточку, протянул жилистую руку Петру: -- Борис Валерьевич Жмень, можно просто Валерыч. Будем знакомы!
Он сказал это как-то озорно, весело даже, слегка прищурив один глаз, Петру такой подход понравился, мужик и в самом деле не вызывал чувства неприязни с первых минут знакомства.
Валерыч после что-то брякнул под нос (скорее всего, выругался матом) и, с усилием врубив передачу, нажал на педаль газа. Машина резко развернулась и с жесткой тряской на неровностях проселочной дороги понеслась вдаль от Вересаева.
-- Вы меня это, вы меня извиняйте, если че, ага? – принялся оправдываться Жмень – Машина эта старая, чиню-чиню, плохо заводится, пока раскочегарил, припозднился троху, думал до поезда успею, ан ни черта, подвела, зараза!
-- Ничего, я недолго вас ждал… - пока негромко ответил Петр, все еще стесняясь чужого человека.
-- А, недолго? Ну то хорошо, а то знаете, неудобно… Не каждый день у нас такие гости бывают, с города к нам учителей редко присылают, своими силами справлялись раньше, а тут вы.. Такой молодой! – весело пролепетал Жмень, искоса поглядывая на Петра. – Это же вас после университета к нам прислали, да? По направлению, значит, вы к нам?
-- Да – вздохнув, ответил Петр – В армию не взяли пока, вот направили отрабатывать. К вам.
Жмень, видимо, почувствовав невеселый тон собеседника, решил его подбодрить: -- Да и черт с ней с этой армией, сейчас такие времена, что лучше туда не соваться, а у нас, едрен-батон, неплохо вам будет, деревня небольшая, учителя нормальные, едрен-батон, справитесь, поможем! – сказав это, Валерыч постарался улыбнуться максимально широко и по-дружески легонько толкнул Петра в плечо – Я вам говорю! Валерыч знает, что говорит, едрен-батон! Еще назад не захотите возвращаться!
«Да уж…»
-- А вы это… А что преподавать будете? – продолжал диалог Жмень.
-- Русский язык и литературу – так же пока без особого энтузиазма отвечал Горелик.
--Аа, вон оно че, литературу, значит? Ну эт хорошо, едрен-батон, даа…
Жмень, обладавший очень живым темпераментом, в таком же духе водил и автомобили, поэтому машина хоть и изрядно трясясь, но очень резво неслась по дороге к месту новой для Петра работы и, судя по всему, жизни.
Как его угораздило он и сам объяснить не мог, учился достаточно неплохо ведь в педагогическом университете, но потом то ли звезды не так сошлись, то ли денег не было, чтобы откупиться – заслали в самое захолустье, даже не в районный центр, а в обычную деревню, находящуюся от родного дома в 400 километрах, куда и нужно было ночь трястись на поезде.
-- А как там в городе дела? Как ваши родители, не сильно волновались вас отпускать? – из чувства изрядного любопытства допытывался Жмень.
-- У меня мама одна, да, волновалась, конечно, но что поделаешь? Не хотела отпускать, но сказала, что да, это лучше, чем в армию идти, -- с тоской в голосе отвечал Петр. – Ну два года, не так и много, время быстро пролетит.
-- Да, конечно, быстро, едрен-батон! Я говорю, еще и возвращаться не захотите, у нас хорошо, вот увидите! Молоко свое, еда с огорода, вон вы какой худой, мы вас того, быстро в чувства приведем! – сказав это, Жмень расхохотался, но опять же, по-доброму. В ответ Горелик невольно улыбнулся. Наверное, впервые, за последнее время.
В общем, впечатления данный субъект оставлял самые позитивные, можно сказать, что начало было положено неплохое, «посмотрим, что дальше будет…»
По мере приближения к деревне, волнение все же усиливалось, и это даже несмотря на веселый нрав мужичка, ведь самое интересное и непонятное предстояло еще впереди… Как примут? Где жить придется? Как коллектив? Как дети? Одним словом, стресс сплошной, но, как уже было сказано ранее, в данный момент лучшим средством от тоски было полное и безоговорочное принятие неотвратимости судьбы.
“Ничего, прорвемся...”
Деревня, в которую так стремительно вез нашего героя Борис Валерьевич Жмень, носила далеко не самое изысканное название Зачепиловка, хотя, конечно, в память Горелика оно вклинилось достаточно прочно, едва он впервые услышал его на заседании комиссии при распределении. Находилась деревня в километрах 20 от близлежащего районного центра Мармызон (названия как на подбор, это Петр заметил сразу, когда изучал карту еще будучи дома). Самая обычная на первый взгляд деревня: один клуб, один магазин, почта, церквушка на пригорке и здание школы, где и придётся Петру тянуть лямку в ближайшие два года во благо и на благо распрекрасной Родине.
Сперва с непривычки картина показалась Петру удручающей, ветхие деревянные в большинстве дома, иногда попадались на глаза кирпичные, но то, наверное, удел был наиболее зажиточных персонажей. Когда въезжали, дорогу перегородило стадо коров под предводительством в дрызг пьяного беззубого старичка, который, еле держась на ногах, плелся где-то позади, Горелик отчетливо заметил в руке бутыль с мутной жидкостью.
-- Федька.. Ах ты черт кудлатый, -- прошипел Валерыч и тормознул возле дедка. Затем открыл дверь машины и проорал что есть мочи: -- Ты че, опять наклюкался, едрен-батон, а!? Посмотри на себя, ты же пьяный весь… С самого утра уже лыка не вяжешь, ты рыло свое в зеркало видел?! Что ж ты меня позоришь перед новым учителем, скотина!
В ответ на столь грозный возглас Жменя новоявленный персонаж лишь глупо улыбнулся, слегка отведя мутный взор.
-- Ээх, иди с глаз долой! - злобно добавил Валерыч и, хлопнув дверью, резко надавил на газ. -- Не обращайте внимания, есть у нас тут такие во ребята, хочь вообще-то человек он неплохой поди, ну видите, любит маненько пригубить.
-- Ага, понятно, -- грустно отозвался Горелик.
-- А жить у нас будете, -- продолжал Жмень, снова вернув свой озорной тон, -- у нас с женой дом большой, отдадим вам комнату с кухней, все удобства есть, нужник, правда, ну туалет то бишь, на улице, но оно ничаво, быстро привыкнете! Мне велено вас сначала заселить, школа закрыта еще, директор сказал после девяти вас к нему привести для знакомства. А я, кстати, завхозом работаю, в школе, значит, а жена моя, Тамара Ивановна, агрономом в колхозе в нашем. Дочка еще есть у нас, Сонечка, медсестрой тоже в школе у нас трудится. Ну такие дела, едрен-батон, а вона уже и дом наш виднеется, я ж говорю, деревня у нас небольшая!
-- Эй мать, втречай гостей! – закричал хозяин дома Борис Валериевич, едва они с Петей торжественно въехали во двор – Смотри, кого привез!
В тот самый миг дверь открылась и на пороге возникла женщина лет пятидесяти пяти, волосы ее тоже были седы, как и у мужа, голову покрывал белый платок, а спереди красовался разноцветный фартук. Женщина держала в руках кухонное полотенце, конечно, она ждала Петра, кто бы сомневался!
-- Ну, здравствуйте, здравствуйте! – растянувшись в улыбке проговорила она, затем подошла к машине и открыла Петину дверь снаружи – Милости просим! Тамара Ивановна!
-- Петр – неловко улыбаясь, коротко ответил Горелик, выходя из машины.
-- Вот принимай, мать, доставил в целости и сохранности! – прощебетал Жмень, затем выскочил из машины и достал чемодан из багажника, который на сей раз открылся сразу.
Супруга Жменя тут же выхватила его из рук мужа и показала жестом следовать в дом: -- Проходите-проходите! Небось устали с дороги, завтрак уже на столе.
-- Еще сумка.. – сконфузившись проговорил Петр.
-- Что-что? – наклонилась к нему Тамара Ивановна.
-- Сумка…
-- Ааа, ну конечно! Борька, что ж ты сразу не сказал?
-- Да забыл я, - махнул рукой Валерыч и, молниеносным движением руки открыв заднюю дверь, извлек оттуда Петину дорожную сумку.
-- Ну пойдемте – вежливо сказала хозяйка.
Далее они не спеша прошли в скромные апартаменты Жменей, дом был все-таки не очень большим, но кирпичным, ничего особенного – традиционные сенцы, три комнаты, две, на удивление, кухни, все внутри опрятно, чисто и уютно. Петра и впрямь ждали как важного гостя, стол был накрыт посреди самой большой комнаты – по-видимому, гостиной.
Прежде чем сесть за стол, Петру показали его комнату, где он оставил сумку и чемодан, а также предложили переодеться, на что он ответил вежливым отказом, так как вскоре предстоял поход в школу и знакомство с директором и коллективом. Петр успел бегло осмотреть его новое жилище, в принципе все для жизни тут имелось: стол, два стула, настольная лампа, комод, шкаф и раскладной диван, но что немаловажно, даже телевизор стоял в углу, этот предмет интерьера как-то особенно пришелся Горелику по душе. Никаких особых изысков больше в комнате не было, разве что горшок с цветами, портрет какой-то девушки на стене (видимо, Тамары Ивановны в молодости), да два небольших окошка с желтыми узорчатыми занавесками.
В этот момент Петр выдохнул, так как явственно осознал, что самые неприятные опасения не подтвердились.
“Ну ничего, вроде жить можно”
-- Проходите за стол, Петр, дорогой! – учтиво пригласила хозяйка нашего героя. На что он отреагировал бодрым кивком. -- Руки на кухне можете помыть.
-- Спасибо большое!
-- Соня! -- вдруг ни с того ни с сего резко повысила голос женщина. -- Ты где? Гость уже приехал!
Тут Петр вспомнил, что Жмень говорил еще про наличие у них дочери. Парень остановился на пороге кухни, замер в томительном ожидании.
Прошло несколько секунд, прежде чем ручка соседней комнаты зашевелилась изнутри и на пороге явилась она, Соня Борисовна Жмень! Девушка была слегка заспанной, оттого, видимо, немного смущалась, но ответила достаточно бодро и громко: -- Здравствуйте! Я Соня!
-- Доброе утро! Меня зовут Петр – со всей свойственной ему галантностью проговорил наш герой и тоже слегка засмущался.
-- Очень приятно...
Образ Сони, однако, не вызвал в нем каких-то особых чувств, на вид она была совершенно обычной, вовсе не красавицей, несколько полноватой и бледной. Глазами походила полностью на отца – маленькие, глубоко посаженные, -- телосложением на мать, волосы имела русые, кучерявые, аккуратно собранные в пучок. Одета она была чисто по-деревенски, просто, отчего, возможно, это делало девушку еще более серой и невзрачной. На вид примерно лет двадцать пять. Иными словами, глазу и правда не за что зацепиться, но в тот момент Петра это мало волновало, его заботила новизна самой атмосферы, в которой он теперь пребывал, и слава богу, она казалась вполне комфортной, по крайней мере, пока.
Взору Петра предстал продолговатый деревянный стол со старой клеенчатой скатертью, четыре деревянных стула со спинками, тарелки уже были расставлены, приборы лежали тоже. По центру стояла большая кастрюля, крышка была приоткрыта, отчего несложно было разглядеть пюре, сдобренное каким-то экзотическим соусом.
-- Присаживайтесь, Петр Сергеевич, не стесняйтесь! – широким жестом пригласил гостя к столу хозяин. – Вот лучок, хотите берите, хлебушек!
Так вышло, что Петр сел напротив Сони, во главе стола вальяжно уместился Борис, жена приземлилась рядом с Гореликом. Тут же откуда не возьмись на столе появилась бутылка с уже виденной нашим героем мутной жидкостью.
-- Ты что, Боря! – нервически запричитала хозяйка – Ему ж еще в школу щас идти!
-- Да успокойся ты, Томка, едрен-батон! – более чем уверенно ответствовал Жмень. – Что ты Алика не знаешь? Он же свой мужик, да и мы по маленькой совсем, за приезд!
Сказав это, Валерыч подмигнул Петру как всегда задорно и весело, на что тот улыбнулся. Хотя на стуле заерзал. Отказывать хозяину дома было как-то не с руки, прием оказывался действительно радушный, отношение к алкоголю у Петра хотя и было скорее отрицательным, но чтобы исключить его из жизни категорически раз и навсегда, на это все-таки он не был готов решиться.
Не спеша Жмень наполнил рюмки, налил всем, в том числе и Соне. Хозяйка стала накладывать еду в тарелки.
-- Ну! – выдержав некоторую паузу, произнес он. – С приездом вас, Петр Сергеич! Будьте как дома!
-- Спасибо…
Самогонка оказалась на редкость мягкой, стоит ли говорить , что до сего момента нашему герою не приходилось пробовать подобных напитков, и он был приятно удивлен тем фактом, что запивать ее совсем не требовалось.
-- Ээх, хорошо! – радостно воскликнул Жмень, поставив пустую рюмку на стол. – Закусывайте, Петр Сергеич! Закусывайте!
Еда оказалась довольно вкусной. На завтрак было приготовлено пюре с мясом, скорее всего, свининой. На запивку стоял домашний квас.
-- Ну как вам у нас? – поинтересовалась супруга Жменя – Видать, непривычно после города?
-- Да, есть немного – улыбнулся Петр, -- Ну ничего, привыкну, не все сразу, буду преподавать…
-- Да, учителя у нас нонче на вес золота, вечно их не хватает!
-- Да.. Наверное.
-- А какой предмет ведете? – вступила в разговор Соня, при этом как-то пристально посмотрела на Петра, прямо в глаза.
-- Мм, литературу, русский – Петр почувствовал, как самогон ударил в голову. – Русскую литературу и русский язык, я учился на филологическом.
-- Ааа – довольно протяжно изрекла Соня, в чем Петр уловил игривую интонацию – Поняла, значит, по языкам вы у нас специалист… Да, у нас в школе сейчас как раз нету учителя по языку, на пенсию ушла, Валентина Степановна, кажись… Помнишь, ма? Старая уже совсем, до последнего работала.
-- Помню-помню, глазастая такая? – отозвалась мать.
--Угу – отвечала Соня, положив в рот порцию пюре.
Потом прожевав, добавила: - А я медсестрой работаю.
-- Да, мне ваш отец уже сказал – кивнул Петр.
В этот момент он явственно ощутил, что сидящая напротив особа ни на секунду не сводит с него глаз. Даже когда зачерпывает ложкой еду, запивает её квасом или берет хлеб в руку. Конечно, проучившись пять лет в женском коллективе, Петр научился различать женские взгляды, ему было понятно, когда на него смотрели с интересом, но в данном случае этот интерес выражался уж очень как-то откровенно, если бы наш герой был постарше и получил побольше жизненного опыта, то нынешний взгляд уже смог бы однозначно трактовать как взгляд «голодной женщины». А что еще говорить, если принять во внимание тот факт, что Соня была уже давно половозрелой девушкой, но при этом, как можно было догадаться, находилась в незамужнем положении.
-- А сколько вам лет? – продолжала атаковать Соня
-- Ну полно тебе, дочка! Что ты! Неудобно гостю такие вопросы задавать! – нахмурился Жмень.
-- Да ничего страшного, двадцать два на прошлой неделе исполнилось, -- спокойно ответил Петр.
-- Ааа, такой молодой… И уже учитель! – Соня произнесла это с довольно воодушевляющей интонацией. – У нас таких еще в школе не было!
-- Ну, наверное, первым буду! – натужно усмехнулся Горелик.
-- Будете, это я вам точно говорю – улыбаясь, произнесла Соня, и Петр отчетливо ощутил, как её нога уперлась в его ногу под столом. – Наконец кто-то новый появился, а то совсем скучно…
По ходу разговора Петр все более неловко чувствовал себя в компании дочки Жменя, он видел, как она с каким-то маниакальным упорством пытается уловить каждую его фразу, глазами при этом почти не моргает, да, наверное, это и не глаза вовсе, а какие-то маленькие черные буравчики, впившиеся в его зарозовевшее от самогона лицо, но теперь еще не только от самогона, а еще, пожалуй, от нахлынувшего смущения.
Девушка смотрела ему прямо в глаза, своих не отводила, делала это абсолютно беззастенчиво, улыбалась по-детски наивной усмешкой, при этом в какой-то момент Петр даже заметил, как она ему подмигнула. Надо ли говорить, что нога ее под столом не убиралась, а наоборот стала прижиматься к нему все сильнее, а после некоторого времени и вовсе стала потираться о его лодыжку, и это безобразие продолжалось до тех пор, пока Петр не одернул свою ногу.
“Странно как-то, “ -- подумал Петр -- “Она так очевидно со мной заигрывает, неужели родители этого не замечают?”
Разговор же протекал довольно легко, Жмень старательно снабжал диалог шутками-прибаутками, всячески пытаясь расслабить гостя и расположить к себе и своей семье. Жена его оказалась тоже на редкость приятной женщиной, в душу не лезла, все хлопотала, чтобы еды хватило и вкусно ли все приготовлено.
Но расслабиться у Петра не получалось. Соня сидела зачарованным истуканом, уставившись разомлевшими очами на него в упор, почти не шевелясь, то улыбалась, то, наоборот, хмурила брови, как будто разочаровавшись в отсутствии ответных знаков внимания, которые подтверждали бы заинтересованность в ней как в женщине. Смотрела так пристально и так настойчиво, что казалось, прямо сейчас напрыгнет на Петра и разорвет, если он в сей же момент никак на нее не отреагирует.
-- А какие у вас будут классы? –медленно чеканя слова, продолжала свой допрос она.
-- Не знаю еще, -- в который раз отводя глаза, сказал Петр – Сегодня пойду, там все скажут, думаю, что всех понемногу.
-- Понемногу? Аааа.. – в этот момент Соня игриво откинулась на спинку стула, затем снова попыталась нащупать ногу Петра. – Вы уже подготовились к занятиям?
-- Ну… Нет пока еще. Не подготовился… -- Петру стало в этот момент особенно неуютно, он тяжело сглотнул, пытаясь отвернуть голову как можно дальше в сторону от пронизывающего взгляда Сони, но она не унималась: -- А двойки ставить будете? Вы сильно строгий учитель?
-- Да нет, обычный…
-- Обычный?! – с нескрываемым удивлением воскликнула Соня, а затем, видя, какое недоумение отразилось на лице Горелика, она медленно приложила ко рту указательный палец правой руки, провела им несколько раз вдоль своих бледных блестящих от жирной подливы губ и очень томно, полуприкрыв веки, посмотрела на изнывающего от неловкости Петра. В этот момент её нога снова оказалась где-то на уровне его лодыжки, Петр почувствовал, что на Соне не было никакой обуви, она скользнула по его ноге выше, задрав штанину, а ее мягкая кожа на ступне фривольно пересчитала волоски на его голени. Она стала водить неспешно ступней вверх-вниз, заставив нашего героя впасть в окончательное замешательство, а тут еще, как назло, повисла пауза в разговоре. От смущения Петр опять заерзал на стуле, а потом неожиданно сам для себя выпалил:
-- Как-то жарко, можно я, с вашего позволения, в туалет выйду?
-- А, конечно! Боря, покажи! – махнула в сторону двери Тамара Жмень.
-- Пойдемте, Петр Сергеич!
На лице Сони мелькнула тень недовольства, но никто этого не заметил. Петр вышел во двор вслед за Жменем.
Борис на правах радушного хозяина не преминул лишним похвастаться своим нажитым хозяйством. Кроме дома, в подворье Жменей имелся сарай, хлев, где содержалось двое свиней, летняя кухня и курятник, к слову сказать, курей было предостаточно, они сновали под ногами в изобилии. Еще на заборе Петр заметил умывающегося белого кота.
— Вот сюда проходите, это сортир – после небольшой экскурсии показал на отдельно стоящее сооружение Жмень.
Оказавшись в туалете, Петр выдохнул: «Мда, ничего себе доченька! Была б ещё красотка, а так...»
Возвращаться назад в дом не очень хотелось, но к великой радости, завтрак уже можно было считать законченным, а время подошло к тому, что пора было отправляться непосредственно в трудовую обитель, где придется нашему герою провести ближайшие два года на профессиональном поприще.
-- Спасибо большое за завтрак! Было очень вкусно! – учтиво отрапортовал Петр, обращаясь непосредственно к Тамаре.
-- Не за что, дорогой! Вам, видать, уже пора. А чай?
-- Да – ответил за Петра Жмень – Алик сказал прийти где-то в 9.15, во как раз. Чай не успеем попить, после уже. Вы готовы, Петр Сергеич?
-- Готов.. – несколько с грустинкой, но все же вполне оптимистично ответил Петр.
-- Удачи вам! – с покорностью и с некоторым недовольством произнесла Соня, еще раз встретившись глазами с Гореликом, а после встала из-за стола, чтобы помочь матери помыть посуду на кухне.
До школы от дома Жменей было минут десять. Пока шли, Петр догадался, что о его приезде уже наслышана вся деревня, и стар и млад выходил на улицу, когда они горделивой походкой шествовали мимо Зачепиловских домов, и здоровался по очереди с ним и со Жменем. Шляпу, правда, никто не снимал, как это бывало раньше на Руси перед учителем, но какое-то почтение и уважение Петр все же действительно чувствовал.
Школа из себя представляла одноэтажное серое здание, с довольно ветхой крышей, что сразу бросалось в глаза. Была окружена невысоким железным забором, внутри двора, как и полагается, росли яблони и было несколько подзапущенных клумб. Чуть поодаль спортивная площадка, тоже не в самом благоприятном виде. В принципе ничего неожиданного, все было ровно так, как Петр себе представлял.
-- Вот сюда проходите, он вас уже ждет. Зовут его Александр Мойшевич, -- сделал последние наставления Жмень, прежде чем Петр не смело прошествовал в кабинет с по-царски выкрашенной табличкой “Директор”
Борис прошел следом за ним.
– Здравствуйте! – с несколько иной интонацией, чем обычно, произнес Валерыч, затем по-отечески положил руки на плечи Петра и сказал: -- Вот-с, доставил! Как и просили.
Посреди довольно просторного кабинета стоял центральный стол с примыкающими к нему перпендикулярно столами для совещаний, во главе сего нагромождения величаво восседал лысоватый с проседью человек в очках и что-то сосредоточенно строчил в документе с виду напоминающим классный журнал. При всем при этом он курил, обильно обдавая окружающее пространство едким дымом, но его это, по-видимому, совершенно не смущало, ибо вид он имел действительно крайне озабоченный, озабоченный настолько, что, казалось, и вовсе не заметил вошедших гостей. Единственное, что сразу бросилось в глаза Петру, это лежащая на столе пачка Мальборо и пепельница, вся утыканная окурками от данных сигарет. Для деревни это было, конечно, достаточно изысканным куревом, но директор школы, наверное, мог себе такое позволить, равно как и то, чтобы курить прямо у себя в кабинете.
-- Проходите-проходите, -- каким-то жестяным голосом произнес хозяин кабинета, не отрываясь от писанины. Сигарета в этот момент торчала из уголка его рта, что заставляло мужчину щуриться от дыма, попадавшего в глаза.
-- Доброе утро – негромко изрек Петр.
-- Доброе-доброе – вторил ему директор, по-прежнему даже не взглянув на парня. Потом так же не поднимая глаз, добавил: -- Спасибо, Борис, можешь идти.
Жмень тут же по-солдатски развернулся на пятке на 180 градусов, и чуть ли не маршируя, вышел из кабинета, очень аккуратно закрыв за собой дверь, видать, во избежание постороннего шума, который мог бы разозлить начальника.
Петр остался стоять в недоумении посреди кабинета, тревожно ожидая, когда же шеф соблаговолит наконец, обратить внимание на его скромную личность. Директор еще около минуты что-то писал в своем талмуде, пыхтя сигаретиной и ничего при этом не говоря. За это время Петр успел внимательно рассмотреть представшего перед ним персонажа, он отметил строгие черты лица мужчины примерно под шестьдесят лет, несмотря на седые волосы по бокам головы, брови у него были черные и густые, что, конечно же, выдавало в нем еврейскую наружность, легкая щетина покрывала одутловатое лицо, вообще он был небольшого, скорее всего, роста, коренастый, по комплекции напоминал Бориса Березовского, даже внешне был похож, если не считать седины. Такая же лысина и даже костюм на нем сидел, что называется, с иголочки, видно было, что недешевый, серого цвета пиджак и белая рубашка. Как-то сразу отличался он на фоне всех деревенских жителей, было очевидно, что человек этот наделен какой-то особой властью и пользуется непререкаемым авторитетом, это было заметно даже чисто внешне, по тому, как он был опять же одет и как себя держал. Голос его тоже выдавал в нем человека властного и весьма значимого в здешних краях.
-- Ну-с – громогласно произнес он, наконец взглянув исподлобья на растерянного Петра, -- Добро пожаловать. Присаживайся…
Петр заметил, что это был пока первый человек здесь в деревне, кто обратился к нему на ты. Он присел за перпендикулярный стол поближе к начальнику.
— Значит, это ты у нас Петр Сергеевич Горелик?
-- Да.
-- Александр Мойшевич Розенгауз – по-барски проголосил директор и протянул твердую ладонь для рукопожатия.
-- Очень приятно.
-- Так, хорошо… Документы с собой?
-- Пожалуйста – протянул Петя направление и диплом директору. Тот сразу принялся внимательно рассматривать диплом, изучая отметки.
-- Значит, из города к нам направили? – снова не поднимая глаз, поинтересовался шеф.
-- Да, не хватило места распределиться в городе.
-- Ну, это дело обычное. Ты, главное, не расстраивайся, - с некоторой ухмылкой произнес Розенгауз, туша при этом окурок в пепельницу. – У нас тут не курорт, конечно, но мы тоже не лыком шиты.
-- Понимаю…
-- Ничего ты не понимаешь! – как-то резко осек Петра начальник, а потом значительно спокойнее добавил – Но потом, может быть, поймешь. Поработаешь, поднатореешь. Ты мне вот что скажи, в пед ты осознанно поступал? То есть хотел действительно учителем стать или просто от нечего делать абы куда подался?
Такой неожиданный вопрос застал было Горелика врасплох, но он быстро нашелся, что ответить, да к тому же это являлось чистой правдой: -- Осознанно! С детства любил литературу и язык, да и мать у меня преподаватель, само оно как-то…
-- Ну молодец, похвально, -- произнес Розенгауз и, небрежно отложив диплом, взял в руки направление на работу – Такие нам нужны. А ну-ка… В каком году родился Пушкин?
Директор это произнес как бы между прочим, абсолютно не отрываясь от изучения документа.
-- В тысяча семьсот девяносто девятом! – как зачарованный молниеносно выпалил Петр, чего сам от себя не ожидал.
-- Точно?
-- Абсолютно!
-- Значит так!
Услышав это, Петр напрягся что есть силы, да так, что аж мышцы свело, тем более шеф сделал многозначительную паузу, но затем продолжил: -- У нас в школе 115 учеников, часть из них приезжает из соседних деревень, работаем в одну смену, вести будешь во всех классах средней школы по максимальной нагрузке, так… -- директор заглянул в еще один документ, лежащий на столе, -- ну это всего 5 классов, комплектация по 10 человек примерно, классное руководство пока не дадим, справишься?
-- Конечно! – ни секунды не колеблясь, ответил Петр.
-- Ну и чудно, документы твои я передам в отдел кадров, там заведут трудовую и заключат договор. Сейчас, правда, все в отпуске, 1 сентября после линейки зайдешь, они сделают. Понял?
-- Да.
-- Ишь молодец какой – ухмыльнулся Розенгауз, -- Быстро схватываешь. Вопросы?
-- По зарплате…
-- Это не ко мне, это в бухгалтерию. Что-то еще?
Горелик судорожно перебирал в голове, что бы еще спросить такого архиважного, но на ум ничего не пришло, оттого он просто сказал: -- Тогда, наверное, все…
-- Очень хорошо, можешь идти, скажи Борису пусть покажет тебе учительскую и познакомит с педагогами, хотя сейчас, по-моему, еще нет никого, а черт… Да хрен с ним, первого числа познакомишься, сейчас же еще двадцать пятое, пару деньков есть у тебя на адаптацию. Заселился у Валерыча, кстати? Все хорошо?
-- Ага
-- Ну вот и прекрасно, тогда свободен! Мне нужно работать.
Попрощавшись, Петр в некотором легком ступоре, выскользнул из кабинета, в коридоре его уже поджидал Жмень.
-- Ну чиво? Как? Нормально? – негромко спросил он.
-- Да, вроде неплохо.
-- А, ну хорошо, едрен-батон, Алик это он только с виду такой грозный, так-то он мужик нормальный. Уух, боевой! Что сказал?
-- Сказал провести в учительскую, познакомить с людьми, если там кто-то будет.
-- Аа, ну то легко, пойдём.
Учительская находилась прямо по коридору. Пока шли, Горелик отметил некоторое запустение - старый обшарпанный пол, неровно выкрашенные двери, кое-где треснутые стекла с паутиной в уголках рамы. В некоторых местах выдавала себя обвалившаяся штукатурка.
“Мда, школа конкретно обветшала, а сам Мальборо курит, молодец, конечно...” -- успел подумать про себя Петр, прежде чем они с Валерычем зашли в учительскую.
Довольно небольшое помещение предстало глазам нашего героя, вкруг стояли столы со стульями, имелся широкий шкаф с классными журналами, за одним из столов сидела женщина спиной к вошедшим и пила чай. На столе рядом стоял электрический самовар.
-- Настасья Прохоровна, приветствую! – радостно воскликнул Жмень, заставив женщину резко повернуться. Горелик отметил про себя некоторую худосочность и угловатость ее лица. Тонкие, чрезмерно ярко накрашенные красной помадой губы загибались книзу подбородка, что придавало их хозяйке нарочито хмурый вид. Взгляд у нее был холодный, но такой, по-видимому, и должен быть у завуча школы, а это была именно она.
-- Хм, доброе утро, Борис! А это, наверно, и есть наш новый учитель? – вставая со стула проговорила женщина, затем подошла к Горелику, смерила его оценивающим взглядом и, сложив руки в замок, добавила: -- Приветствуем вас с прибытием в нашу школу!
-- Спасибо, меня зовут Петр.. Петр Сергеевич – несколько засмущался Горелик. – Вот приехал.
-- Очень вам рады, -- попыталась изобразить искреннюю эмоцию женщина. – Любимова Настасья Прохоровна, завуч.
«Какая-то уж больно строгая» -- подумал Петр.
-- Вы уже познакомились с Александром Мойшевичем?
-- Да, только что
-- Ну и как он вам? – словно это было чем-то для неё запредельно важным, молвила завуч.
-- Ничего, солидный... – что-то такое выдавил из себя Петр.
-- Н-ну хорошо-с... Мне сейчас нужно отлучиться в райисполком, давайте вы завтра придете и мы с вами пообщаемся, договорились, Петр Сергеевич? -- при этом она посмотрела на парня так, что отказать ей в просьбе решился бы разве что сам дьявол.
-- Договорились.
-- Сейчас в школе никого нет, часть педагогов еще в отпуске, а некоторые придут ближе к обеду, если хотите, то можете прийти потом отдельно с ними познакомиться. Коллектив у нас небольшой, но дружный, надеюсь, вам понравится. Борис! -- строго обратилась завуч к Жменю - Покажи нашему новому коллеге школу, да смотри, чтоб не скучал!
-- Конечно, Настасья Прохоровна, вы ж меня знаете!
-- Добро. Я поехала. Чувствуйте себя как дома -- с этими словами тучная завуч, взяв чашку с недопитым чаем, вышла из кабинета.
-- Ну такая она у нас -- прошептал ей вслед Жмень, -- Мегера, едрен-батон, спуску никому не дает.
-- Ну да, я заметил.
-- Живет, кстати, напротив меня, муж утопился по пьяни лет десять назад, едрен-батон, может, поэтому она такая злющая, не знаю.. -- многозначительно добавил Борис.
***
Остальная половина дня прошла для Пети уже в менее насыщенном ключе. Валерыч со всею добродушностью простой мужицкой души постарался изо всех сил выполнить строгий наказ Настасьи Прохоровны, завел по всем закромам, показал каждый уголок наилюбимейшей школы, отчего Петр как никогда почувствовал себя исключительно важной персоной, никогда еще в жизни не испытывал он настолько услужливого к себе отношения. И это касалось не только Жменя, но и тех немногих жителей, которых успел он встретить с того момента, как оказался в деревне. Особенное любопытство он вызвал, конечно же, у детей, которые целым косяком шли за ним, когда они вместе с Валерычем покидали стены школы.
-- Глядите, глядите! Это наш новый учитель! – прикрикивали они, идя следом.
-- А как вас зовут? А что будете вести? – то и дело слышал Петр у себя за спиной. И конечно, он уделил им внимание, представился и в двух словах рассказал о себе.
Потом уже, сидя у себя в комнате и оставшись наедине с самим собой, он пришел к выводу, что положение, в котором он оказался, не так уж и безнадежно, а может ему это все даже нравится, удивительно, насколько серьёзно его воспринимали местные жители, как обходительны были, обращались строго на вы, несмотря на молодой возраст. С такими успехами вообще можно сойти за местную суперзвезду, если и дальше так будет, то точно не пропадешь, главное, чтобы скука не заела. А это очень может быть, ибо из всех развлечений тут был, пожалуй, только клуб, который являлся по совместительству также и кинотеатром. Неудивительно, что, имея такой скудный арсенал для проведения досуга, местной молодежи ничего не оставалось, кроме как пить самогон. Насчет этого у Петра опасения появились еще в самом начале, подвыпивших граждан он только за первый день пребывания в Зачепиловке встретил около десятка, никакой особой охоты иметь с ними дело естественно у него не возникало, но Петр чувствовал нутром, что придется.
«Эх, никуда не денешься…»
Особенно его волновала местная шпана, которая тут также имелась, как и в любом населенном пункте, и с ними тоже придется как-то выстраивать отношения, но пока Петр решительно вознамерился об этом не думать, сейчас главное, что его хорошо приняли простые жители и школьное начальство, а дальше разберемся.
Еще его, конечно, волновала Соня, в особенности ее нездоровый интерес, проявленный сегодня за завтраком, а ведь с ней фактически придется жить все это время под одной крышей и именно это обстоятельство, возможно, станет основной проблемой в ближайшем будущем.
Петр лихорадочно прокручивал в голове всевозможные варианты событий, пытался предугадать их исход и заранее выстроить линию поведения и даже стратегию обороны, хотя, впрочем, так на его месте поступил бы каждый. В любом случае, пока Петру ничего не оставалось, кроме как успокаивать себя главной мыслью: ведь все могло быть гораздо хуже, и люди неадекватные или условия отвратительные, а так все в принципе сносно -- школа как школа, деревня как деревня.
Первый день в Зачепиловке пролетел быстро, в обед Горелик в школу не пошел, так как Жмень занимался заготовкой дров на зиму, отчего попросил Петра оказать содействие, что пришлось ему очень даже по душе, такой занятный навык, как колка дров, он освоил с особым пристрастием. А день, между тем, клонился к вечеру под одобрительные возгласы Валерыча и меланхоличный взгляд Сони, наблюдавшей из окна за процессом.
За обедом и за ужином к Петру никто не лез и не приставал с вопросами и расспросами, словно все понимали, что парню нужно привыкнуть и адаптироваться к новой для него обстановке, даже Соня вела себя на сей раз сдержанно и не оказывала больше навязчивых знаков внимания, а возможно, тут все дело было в том, что она просто-напросто получила в тык от родителей за утренние эксцессы.
Уже ближе к 12 ночи Петр, наконец, оставшись один и разобрав свои вещи, смог с лихвой насладиться умиротворенным спокойствием, теперь его никто не потревожит, богатый на события и впечатления день дал о себе знать в виде настойчиво подкатившей дремы, глаза стали слипаться, и уже вскоре наш герой, не выдержав соблазна уткнуться головой в подушку, лег-таки в прохладную свежевыстиранную постель.
Хотя и было непривычно спать на новом месте, да к тому же диван был несколько твердоват, но Петр так устал, что это уже не имело совершенно никакого значения. Под мерное тиканье часов и далекий лай собак, доносящийся из открытого окна, Петр закрыл глаза и попытался уснуть.
И, может быть, он даже уснул, по крайней мере, ему так показалось, трудно было однозначно понять, то ли во сне, то ли на яву увидел сейчас он большое белое лицо матери, которая, сидя у окна, заплетала свою роскошную черную косу, она слегка улыбалась ему самыми краешками губ, то и дело отводя взор куда-то в сторону, в сторону окна, словно хотела разглядеть там что-то за этим мутным стеклом, что-то такое яркое и тёплое, такое светлое и непременно сулящее безнадежно утраченное счастье. Потом Петя увидел лицо отца, отца, которого никогда не знал и мог судить о нем лишь по фотографии, он был подтянут, с широкими расправленными плечами, с густой шевелюрой и бакенбардами, смотрел на Петра каким-то отстраненным взглядом, а потом вдруг замахал рукой -- “Иди... Иди же сюда! Я здесь! Здесь…” Петр уже сделал было шаг навстречу, но по мере того, как он подходил к отцу -- облик его отдалялся все дальше и дальше, Петя ускорял шаг, и отец ускорялся в обратном направлении, а потом вдруг исчез вовсе. Растворился в каком-то густом белом мареве... Позвал его наш герой, но слова отчего-то не были слышны, лишь сквозящая тишина наполняла собой все пространство.
И еще очень долго было так тихо, пока не послышался приглушенный голос, взявшийся невесть откуда: -- Зачем пришел! Я не просила! На порог не пущу...
Затем до слуха задремавшего парня долетел звук с треском захлопнувшейся двери, захлопнули её чрезвычайно громко, настолько, что Петр даже привстал с кровати и посмотрел в окно.
Звук доносился с улицы, а точнее из соседнего дома, который стоял довольно близко, отделяемый узкой песчаной дорогой. Забор был у Жменей низкий, а в соседнем дворе он, похоже, вовсе отсутствовал, так что окна дома напротив были хорошо видны. Свет в одном из них горел, шторы не были одернуты, и Петр без труда смог рассмотреть женщину, которая стояла боком и с кем-то очень живо разговаривала. Её собеседник, однако, не просматривался, ибо он стоял дальше, в глубине комнаты, за пределами видимости в окне. В женщине Петр без труда узнал завуча школы, Настасью Прохоровну, она была в домашней одежде и какая-то всклокоченная. При этом довольно активно жестикулировала, на лице проступила ярость, разговор перешел в крик, Петр смог рассмотреть даже вены, вздувшиеся на ее шее. Очевидно было совершенно, что наш герой застал её за весьма бурным выяснением отношений с каким-то человеком. Горелик попытался невольно прислушаться, но уловить смысл слов было невозможно, только эмоции в чистом виде хлестали через край!
Петру ничего не оставалось, кроме как наблюдать за происходящим, это было чрезвычайно увлекательно, ибо градус повышался стремительно. Наш герой понимал, что стал свидетелем какого-то безудержного действа, словно смотрел он немое кино, в котором актеры, в силу отсутствия звука, вынуждены выплёскивать наружу все свое нутро, дабы достучаться до зрителя. Особенного накала развернувшаяся сцена достигла в тот момент, когда завуч попыталась ударить своего обидчика, она занесла руку и стала исступленно колошматить ею нежданного гостя, после уже наносила удары двумя руками, но увидеть, кто же был этот негодяй, Петр так и не смог, ибо попросту окно заканчивалось именно в том месте, где находился человек. Одно было понятно, что в доме напротив началась драка, на какие-то доли секунды завуч пропадала из поля зрения, потом появлялась снова, Петр вдруг различил руку, держащую её за волосы, лицо женщины исказила гримаса боли, потом ее снова притянули к себе, скрыв в недрах дома.
“Ничего себе...” - подумалось Петру, а в следующее мгновение он увидел, как эта самая рука неведомого ночного гостя с силой оттолкнула от себя женщину, которая отлетела куда-то в угол, будто теннисный мяч. Скорее всего, это был даже не толчок, а удар. Буквально через секунду Петр ясно услышал, как открылась входная дверь соседнего дома и ему показалось даже, что он смог различить звук быстро удаляющихся шагов, кто-то выбежал из дома Настасьи Прохоровны и со всех ног понесся во тьму по улице.
Петр, кожей ощутив неладное, спрыгнул с дивана и как есть, босой, в одних трусах да майке, выскочил во двор. Ему было не по себе, но, превозмогая страх, Горелик, открыл дрожащей рукой калитку и вышел на улицу, суматошно озираясь по сторонам. Наш герой направился прямиком к дому завуча. Чувствуя, как холодеет все внутри, он ватными ногами подошел к распахнутой входной двери, сердце бешено затрепыхалось в груди, в висках застучало. “Зачем мне это все надо?” -- проорало что-то в мозгу, но сопротивляться любопытству, смешанному с ужасным предчувствием, Петр был не в силах.
Зайдя в дом, а затем в комнату, где произошел вышеописанный инцидент, Петр увидел распластавшуюся на полу женщину. Она лежала на боку, широко раскинув руки, вокруг головы образовалась лужица крови, которая появилась от удара об угол стола. Глаза завуча Настасьи Прохоровны были открыты. Она не дышала и была, скорее всего, уже мертва...
>>> Вторая глава: http://www.proza.ru/2019/08/07/1706