Пария2

Александр Гринёв
Так и жила я затворницей, погружаясь в изучение наук, не желая общения со сверстниками, презирая мужчин-преподавателей, плотоядно пожиравших меня, лишь я оказывалась рядом с кем-то из них за учебным столом.

Как-то, прогуливаясь в заброшенном парке, я наткнулась на старенький дамский велосипед, явно брошенный за ненадобностью.
Грязный, он лежал в кустах и во второе и последующие мои посещения, а в  этот день, мне показалось, скрипнул жалобно кожаным сидением.
Я выволокла его  из чепыжника и, воровато оглядываясь,  погнала  к дому.

Ветхие  покрышки уныло шуршали на гравийной дорожке, колёса жалобно хрустели разбитыми подпятниками и, лишь  крышка звонка’ побрякивала радостно, ослепляя меня солнечными зайчиками.
Я поставила его у дерева во дворе и,  не имея никакой  надобности в двухколесном хламе,  забыла о нем.



Завершив учебный год последним экзаменом, я возвращалась домой.
Вдруг, яркая вспышка ослепила меня и через секунду оглохла я от адова треска столкнувшихся  в поднебесье туч.
 Казалось, вздыбленная громовержцем река обрушилась с небес! Она срывала  мощными потоками мою одежду, и топила, топила меня!

 Преодолевая взбесившейся ливень, я ощутилась  абсолютно голой и, казалось, искаженные влажным маревом окна домов скабрезно улыбались мутными стёклами.
Ливень прекратился вдруг, лишь я достигла   калитки.  Она отворилась, и яркий солнечный свет ослепил больно.

Вошла  в дом  сбросила мокрую одежду, и знобило меня будто на морозе. Не любился мне  дождь, а такой и вовсе.
  Я растиралась  махровом полотенцем,  когда с теплом,  проникшем в мое тело, в зеркальном отражении  возник грациозный силуэт.
Чудный  абрис подрагивал волнительно,  лишь дождевые  капли с крыши за окном   преломляли розовые лучи заходящего  светила.
Удивительно изящные линии рисовали идеальную фигуру, и  в неподдельность её  невозможно было поверить.
 С тех пор я часто являлась к зеркалу обнаженной и восхищалась прекрасным телом.


Утром следующего дня, глянув в окно,   удивилась невероятному блеску рамы велосипеда. Ливень очистил «старичка» от многолетней грязи, и он предстал совершенного новым.
Я  воспылала желанием  оживить его,  и справилась с задачей в три дня.  И уже  полировала моего друга бархоткой, когда за спиной раздался Шуркин голос.

- Краса-а-ава, - с придыханием молвила старая, - нашла себе мужика Майка. Вот уж кем управлять-то без нервов запросто, - и, утерев передником губы,  присела на скамейку.

- Эх, голубица, погубит тебя эта железяка. Вот,  ластишь мертвую металлу, а милости твоей  живая душа ожидает.

- Шла бы ты, старая, - психанула я, - нет нужды в твоих причитаниях, - и открыла калитку.

Бабка вышла за ворота, глянула на меня исподлобья удивительно молодыми глазами,  и показалось мне она ведьмой.



Назавтра утром, звякнув колокольчиком велосипедного звонка, я  покатила  к старой роще.
 Легкий ветерок теребил складки короткого сарафана и,  приятно охлаждая ноги,  забирался  под лиф, оглаживал тело,  и казалась я птицей парящей  в  небесных потоках.
Упругое седло весело поскрипывало, будто радовалось присутствию молодого тела и, вроде  невидимой  кистью    пошлепывало игриво.


Я остановилась на берегу речушки,  присела у воды, глядя на колючие водные блики,  осязая пальцами  приятную шероховатость кожи моего приятеля.
  И с тем, вдруг, ощутила  необычайный аромат   смешения запахов можевельника, табачного дыма,  берёзовой смолы  и,  вдыхая его,  воспарила в приволье необычайного наслаждения, очнувшись на своем друге, катившим меня вдоль трепещущей  зелени светлооких берез.

Я с удовольствием преодолевала  игривое упорство педалей, поднималась над сидением и,  опускаясь к нему,  осязала нежное прикосновение  бархатной кожи и, принимая  его упругость, прижималась к скрипящей твердости.
 И вдруг, вспышка мириада звезд ослепила сознание!
Невероятная  круговерть  разноцветья и бликов ворвалась в мою суть, одарив невероятным  сладострастием!  Я ненасытно  впитывала   колдовство  вакхического  иступления, … как  вдруг, громко звякнул колокольчик.
Я открыла глаза: капли крови струились по берёзовому стволу…



Мой визави, теперь юноша неотразимой красоты  в белом, поднялся из кресла, наполнив странную емкость влагой.

- Как быстротечно время, - посетовала я, глядя на прозрачный сосуд, - казалось,  вот-вот мы беседовали с вами на уютной веранде с  чудесным видом на море, а теперь   этот  кабинет и  вместо изысканного вина в богемском бокале, странное  вместилище с неизвестной жидкостью, - я помахивала ладонью перед своим лицом  подобно вееру.

- Еще вчера мне было шестьдесят, а нынче, разменяв  восьмой десяток ... Боже, как я не желаю старости. А она пришла и сидит рядом,  смотрит глазами в редких  ресницах тонких век, и лицо её покрывается серыми пятнами, и кожа обращается в пергамент

Я привстала и с изумлением увидела под собой молодые стройные ноги.

- Объясните мне, наконец, что происходит?

Молодец  щелкнул пальцами: в дверях явилась темнокожая фурия, нарочито поправляя короткую белую юбку.
Я вышла в просторный вестибюль, оглянулась:  в кабинете, за столом сидела бабка Шурка.