Через две минуты мы сидели рядышком на полу перед шкафом. Нижние дверцы были распахнуты, и князь сосредоточенно рылся в недрах. Я помогала раскладывать на полу добро: старые журналы, старые общие тетради, картонные папки и наборы открыток.
- Как ты думаешь, - бормотал князь, по локоть улезая в глубину полок, - есть какой-то другой, менее энергозатратный способ узнать нужный день?
- Можно самим составить календарь, - отозвалась я машинально, листая страницы старых «Работниц» и «Крестьянок».
- За два-то года? То есть, переписать от руки семьсот с лишним чисел?
- Не обязательно. Можно вспомнить какой-то день в прошлом году или позапрошлом и идти от него назад - уже будет меньше, чем семьсот, - сказала я. – Например, в какой день был твой день рождения в прошлом году?
- Без понятия, - князь выгреб на пол очередную стопу «Роман-газеты». - Мой день рождения – это несколько суток беспробудного забытья. Никто не помнит ни дней, ни числа. А некоторые к концу банкета не могут вспомнить год и как его зовут. А ты что, помнишь дни?
- Иногда да, особенно если день рождения приходится на субботу или воскресенье.
- Ну, у девушек дни рождения более вменяемые... – заметил князь рассудительно.
- Ой, а я помню этот журнал! - встрепенулась я, распахивая разворот, - Мне в девятом классе вот по этой модели сшили платье!.. Представляешь? Я в нём пришла на новогодний вечер и в первый раз накрасила глаза...
- Мда, - крякнул князь, глянув искоса, - у нас с тобой кардинально разные воспоминания о своей жизни в девятом классе...
Он аккуратно вытягивал что-то с нижней полки.
- О! А вот и Норхен! – воскликнул он жизнерадостно, извлекая, словно фокусник, потерянный портрет - к моему великому изумлению.
Пока я хлопала глазами, он водрузил фотографию на полочку, картинно простёр к нему руку и уселся обратно на пол с чувством выполненного долга.
- Я же говорил, всё просто, - подытожил он. – Она его спрятала, не выходя из дома.
- Когда же она успела? – ошарашенно проговорила я. – И самое главное – зачем?
- Вы, мадам, хотите найти какую-то логику? - имитируя одесский выговор, дурашливо спросил князь, театрально обмахиваясь папкой. – Вы собираетесь искать логику там, где её никто не положил?
- Ой... – я бросила журналы и воззрилась на князя. – Ты так умеешь? Как у тебя здорово получается! - я засмеялась. – А как ты научился?
- Пани, в нашей благородной компании это умение считалось хорошим тоном. Наши все умели.
- И Нора тоже умела? – изумилась я.
- Нора? Вы мне имеете что-то сказать за нашу Норхен? – продолжил князь в том же духе. - Я вам вот что скажу: это вы не слышали нашу Норхен.
- Так здорово! - восхитилась я. – А откуда это у тебя?
- У Норы одна из бабушек из Одессы, - обычным голосом сказал князь, кидая папку обратно в кучу. - Коренная одесситка. Почти всю жизнь там прожила. От неё-то всё и пошло.
- Надо же... Нора... она такая тонкая, ироничная... Никогда бы не подумала, что Нора так умеет.
- Ещё как умеет. Это мы кривлялись и дурачились, а у неё способности к языкам. Она это всё переписывала, у неё серьёзный подход. Она ещё и не то может, наша утончённая и ироничная Нора. Она знаешь, как «Дерибасовку» поёт? У-у... – князь закатил глаза. - Это надо слышать. А знаешь, как она поёт «Кейптаун»? У-у... Это вообще надо видеть. На пару с Сарманом. Сарман рубит на гитаре, они вместе поют, а Нора ещё и танцует. Правда, им обоим для этого надо набухаться хорошо...
- Что ты говоришь! – воскликнула я возмущённо.
- Я знаю, что говорю, - уверил меня князь. – А вообще-то, это ещё школьный номер был. Вероника ставила. У нас была какая-то интеллектуальная игра между школами, и там танцевальные номера в промежутках. Музыкальные паузы. Наши инсценировали «В кейптаунском порту». Четыре девчонки, самые танцорки, и два парня. Потом ещё двое выходили на подтанцовку. И наш школьный рок-клуб. Сделали очень круто, там был настоящий свинг, а у девчат были такие чулки ажурные с резинками, и вот тут за чулком, - князь показал на бедро, - пистолеты. Они по всей школе собирали игрушечные, подходящие, Нора, между прочим, с моим танцевала, выбирала самый лёгкий. Девчонки ещё учились их вертеть на пальце... Ребята записали настоящие пистолетные выстрелы, и вот музыка кончалась - и начиналось форменное мочилово, выстрелы, вопли... конвульсии всякие... девчонки юбки задирают, визжат... и это уже сверх программы, они там накануне договорились между собой, что добавят от себя... Завуч про концовку не знала, она как увидела, что на сцене творится... – князь засмеялся. - Как раз Нора была в девятом... А мы в седьмом, и нас, между прочим, на игру не пустили. Так мы с пацанами влезли в окно и залегли под стульями.
- Здорово, - восхитилась я... – Я бы посмотрела номер, интересно...
- Ещё как интересно! – заржал князь. - Всем тогда влетело от завуча по самое не хочу. Вероника как раз начинала у нас работать, и тут этот танец – опа! Дебют! Она думала, ну, всё, кончилась её карьера, не начавшись – это она мне потом рассказывала. Ребята на сцене, конечно, перебрали – и с выстрелами, и со всем остальным, она за кулисами, ни жива, ни мертва – а в зале что творится – всё хлопают стоя, орут, свистят... Многие из-за этого танца вообще пришли на игру, всем интересно, что покажет эта красотка из-за границы...
- А дальше что было? – не без зависти спросила я.
А дальше Вероника сидит и ждёт, что её выгонят, как организатора всего безобразия. А в это время к нашему завучу подходит завуч соседней школы и потихоньку спрашивает, кто ставил танец. Нельзя ли этого человека пригласить в их школу.
Я засмеялась.
- И что?
- Ну, и пригласили. Она потом и у них тоже танцы ставила, помогала... В общем, вот так у нас в школе происходили интеллектуальные игры.
- Эх... – я вздохнула. – Весело у вас было... А у нас как-то не так, у нас скромно...
- Может, ты просто не знала про многое, - возразил князь. – Ты всё-таки, девочка, я а рассказываю со стороны мальчика.
- Нет, у нас тоже, конечно, было интересно, - вступилась я за свои школьные годы, - Но мне кажется, что без всякой такой лихости... А может быть, это ты так зажигательно рассказываешь, и становится как-то жалко, что этого не видишь.
- Ну вот видишь, а я позавидовал тебе, когда ты рассказывала, как вы там сочиняете песни и устраиваете презентации... Мне показалось, эх и здорово, у нас этого нет...
- Зато у вас были такие танцы... А Вероника... она... она именно хореограф?
- Да, она хореограф в Лос-Анджелесе... – князь вдруг осёкся и опустил глаза.
- В Лос-Анджелесе, - повторила я эхом... – А... ты же говорил, что ты не знаешь...
- Подожди! - князь вскочил с пола. - Я вспомнил, где они должны быть! Совершенно же в другом месте!
Он молниеносно подставил к шкафу стул, легко вскочил на него и извлёк уже откуда-то совсем из-под потолка старую красную женскую сумку. Щёлкнул замком – и не церемонясь, опрокинул её над полом.
- Вуаля!
Маленькие цветные прямоугольнички запорхали из-под потолка, словно снег, обсыпая и меня, и портрет, и нашу разворошённую макулатуру...
Это был момент истины. Не сходя с места, я увидела упавшие неподалеку заветные две восьмёрки, кинулась кошкой и подхватила вожделенную карточку. Князь спрыгнул со стула и тоже сходу приметил и цапнул нужный календарик. Мы оба впились глазами в столбики цифр и оба одновременно подняли друг на друга глаза.
- Двадцать второе... – проговорила я помертвевшим голосом. – Двадцать второе сентября – четверг...
Князь длинно свистнул, поерошил волосы, посмотрел в потолок, потом обнял меня за плечи и чмокнул в висок.
- Ну, всё, - объявил он. – Круг замкнулся. С чистой совестью - перерыв на ужин, леди. Мы его заслужили. Пошли!
Как всегда в сложных ситуациях, аппетит у меня пропал, и я задумчиво скребла тарелку вилкой. Князь, как всегда за столом, трескал за обе щёки и был вполне счастлив. А меня что-то царапало. Какие-то опять замелькали хвостики кончиков, кончики хвостиков... И что-то было в этих кончиках не столько захватывающее, сколько тревожное. Только что?.. Что-то случилось, пока мы сидели перед распахнутыми полками. Что же?.. А, может, я просто устала?..
- Значит, так, - рассуждал князь, интенсивно жуя и кося глазом в календарик, лежащий на столе. – Двадцать второго сентября я здесь, на родной земле, попадаю в рип, и в этот же день в далёкой Москве самая прекрасная девушка на свете падает и потом хромает.
- И ты уверен, что в этих событиях есть связь?
- Нет, вот в таком виде нет никакой связи. Но есть два интересных момента. Момент первый: две песенки, связанные с морем. Обе.
- Ну, положим, это не прямая связь, - возразила я. - Японская песня уж явно не про Чёрное море. А первая вообще про медведей.
- Но их же две, - сказал князь. - Два косвенных намёка дают один прямой. Смотри: одна песня намекает на море – просто на море, абстрактное какое-то, а вторая – на то, где находится это море.
Он подчистил тарелку, отставил в сторону и посмотрел на меня.
- Ну, положим, согласилась я. - А какой второй интересный момент?
- Второй интересный момент заключается в том, что девушка, которая приснилась мне во сне, прыгнула из горящего вагона и подвернула ногу. И потом долго хромала.
Я покачала головой.
- Девушка во сне получила свою травму в трагической ситуации, а я... в совершенно дурацкой...
- Это с твоей точки зрения, - возразил князь. – Девушка во сне тоже всё время говорила, что попала в дурацкую ситуацию. Как она глупо заболела и как она глупо подвернула ногу...
- Ну, хорошо, - я облокотилась на руку. – Допустим.
- Третье совпадение: синее платье, - сказал князь и потянулся за чайником. – У нас осталось варенье?
- Кажется...
Я наклонилась над шкафом открыла дверцу и застыла. Что-то щёлкнуло у меня в голове, я повернулась к столу, забыв о варенье.
- Дата... – сказала я тихо.
- Что дата? – переспросил князь.
- Двадцать второе сентября. День равен ночи. Двадцать второе июня – самая короткая ночь. У твоей девушки двадцать второго июня кончилась одна жизнь и началась другая. У тебя двадцать второго сентября тоже кончилась одна жизнь и началась другая.
Князь смотрел на меня через стол и молчал.
- Если бы меня унесло в море двадцать второго июня, тогда другое дело... – сказал он наконец. – А так-то, конечно, красиво...
- Знаешь, что я тебе скажу...
Я встала, подошла к нему, села к нему на колени и приникла к тёплому плечу. Уютное было плечо и родное. А знала-то я это плечо всего-то две недели - неделю летом, неделю сейчас... Вот почему так бывает?..
- Да, это было бы более впечатляюще... - пробормотала я. - Но так не бывает в жизни. Такие идеальные совпадения бывают только в романах. А в жизни нашей всё всегда по-дурацки...
продолжение http://www.proza.ru/2019/06/20/1040